Познавая прекрасное

Следующая неделя тянулась для Гермионы мучительно медленно. Она связалась с родителями и, передав приглашение Шеклбота, узнала, что мама с папой не возражают и обязательно придут на спектакль. Встретилась с Гарри и убедилась, что они с Джинни тоже будут в опере. Но другие имена приглашенных волшебников по-прежнему оставались загадкой, будто какой-то таинственный покров окружал это событие. А вот реакция Рона оказалась менее чем восторженной. Когда она примчалась домой и радостно выпалила ему новости, тот отреагировал с явным раздражением, возразив, что в этот вечер планировал пойти на квиддичный матч. — Рон, погоди, но ты же любишь приемы… — начала настаивать Гермиона. — Приемы — да, но не чертовы оперные спектакли. Да еще в компании твоих скучных коллег из Министерства магии и целой толпы интеллектуальных магловских снобов! Его слова здорово задели Гермиону, и знакомое чувство обиды и недовольства отношением Рона к жизни, снова кольнуло ее. Одевшись, она вышла прогуляться, давая ему время свыкнуться с мыслью о бездарно потерянном, на его взгляд, вечере. В конце концов, он неохотно признал, что данное мероприятие достаточно важно; что он, конечно же, будет ее сопровождать; и даже с мрачным видом потащился с ней в магазин, чтобы купить смокинг для себя и вечернее платье для Гермионы. Она выбрала атласное платье глубокого красного цвета, плотно облегающее фигуру, с низким вырезом и тонкими бретелями, завязывающимися на шее. Ткань мягко струилась по груди, талии и бедрам, скользя по телу и заканчиваясь почти у самого пола. Рон чуть не упал в обморок, когда она показалась ему. — Думаешь, чересчур? — Гермиону одолело неловкое сомнение. — Господи, конечно, нет… — с трудом выдавил он в ответ. «Мерлин, она выглядит ошеломляюще», — иногда Рон не мог поверить, что эта женщина принадлежит ему. Наконец, в воскресенье вечером, они оказались в кабинете министра, где их встретили Кингсли и Ормус, тоже приодетые в новые смокинги. Шеклбот вручил всем по маленькому красному цветку, который должен был служить знаком отличия волшебников от маглов. Покинув министерство через телефонную будку, уже с улицы они взяли такси и отправились в Ковент Гарден. Садясь в машину, Рон взволнованно забормотал что-то о любопытных магловских штучках, когда Гермиона, не выдержав, повернулась, чтобы заткнуть его: — В самом деле, Рон, ты все больше и больше становишься похож на своего отца! — ее слова подействовали, словно холодный душ. Приехав достаточно рано, они смогли вдоволь налюбоваться красотой этого архитектурного шедевра. Здание театра и впрямь было великолепно, а недавняя реконструкция только добавила ему изыска — теперь оно внушало почти благоговейный страх. Гермиона очень надеялась, что сможет удержать себя в руках, и никто из маглов не заметит проявлений ее волшебной сущности, кроме тех, кто уже знает об этом. Радостно поприветствовав родителей, она представила отца с матерью министру магии, но вскоре вынуждена была отойти от них, чтобы самой быть представленной премьер-министру и министру иностранных дел магловской Британии. В ложу ее сопроводил Кингсли. Да… И здесь было на что полюбоваться: зрительный зал богато украшен золотым и красным бархатом, да и люди вокруг блистают нарядами и украшениями. Раскрасневшись от удовольствия, Гермиона едва обосновалась в удобном кресле, когда поняла, что опера начинается. В следующее же мгновение великолепная музыка наполнила ее душу, ошеломляя целой гаммой эмоций — и впрямь, как магл мог создать такое чудо? Даже Рон, казалось, был поглощен этой прекрасной музыкой — при звуках знаменитого «Полета Валькирий» Гермиона услышала, как он подпевает рядом с ней: — Ду-ду-ду-ду-ду… ду-ду-ду-ду-ду… ду-ду-ду-ду… Смутившись, что, сидящие вокруг, люди могут услышать его, она повернулась и зашипела: — Чщщ… Тише! — А что? — раздраженно откликнулся он. — Ты, между прочим, должна быть счастлива, что я наслаждаюсь этим чертовым спектаклем! Глубоко вздохнув, Гермиона снова переключила внимание на сцену, мысленно усмехнувшись над своим прямолинейным и недалеким бойфрендом. В какой-то момент, когда действие затихло, она отвлеклась, принявшись рассматривать зрителей, сидящих в креслах партера. И тут же поймала себя на мысли, что наверняка, это богатые и важные маглы, даже воздух вокруг которых, казалось, вибрировал от самодовольного чванства, откровенно читавшегося на их лицах. Продолжая бесцельно блуждать взглядом по рядам, Гермиона узнала несколько Министерских работников и даже увидела профессора Макгонагалл. «Надо будет подойти к ней в антракте…» Было интересно и необычно наблюдать, как волшебники и ведьмы сидят по одному, вкрапленные в скопление зрителей маглов. «Наверное, это — намеренная уловка Кингсли», — подумала девушка. И, конечно же, отметила, что некоторые волшебники не совсем гармонируют с маглами — полностью замаскировать свою необычную сущность по силам им так и не оказалось. Пусть и мельчайшими деталями, но отличались они от обычных людей. В пятнадцатом ряду она заметила скучающие лица Гарри и Джинни. Гарри как раз наклонился к Джинни, чтобы прошептать что-то на ухо, заставляя ту приглушенно хихикать. Глядя на это, Гермиона уже не смогла сдержать улыбки. Она продолжала осматривать зрителей партера, но вдруг… взгляд невольно замер… И улыбка сползла с лица. Потому что в пятом ряду от сцены Гермиона увидела гриву блестящих светлых волос, аккуратно завязанных в хвост и подогнутых внутрь, чтобы скрыть длину. Мужчина был одет в смокинг, так же, как и все… Но вот только его смокинг казался столь черным, что все надетое остальными зрителями в сравнении с ним выглядело серым или грязным. Этот человек обладал твердым внушительным профилем: таким, что казалось, даже линия подбородка у него высечена из камня. Гермиона невольно задышала чаще и ощутила, как пульс тут же ускорился. «Черт!» Она попыталась отвести взгляд, с отчаяньем понимая, что не может этого сделать… Пока продолжала глупо таращиться на него, звуки музыки достигли кульминации — первый акт оперы подходил к концу. Глаза всех зрителей были прикованы к сцене. Всех… кроме Гермионы и еще одного человека. Она почувствовала, как тело начало таять, плавясь в жидком огне, потому что Люциус Малфой медленно двинул головой и повернулся, чтобы посмотреть прямо на нее. Все вокруг вдруг исчезло. Только он и она находились сейчас в этом зале, впившись друг в друга взглядами. И не осталось никаких страшных воспоминаний, лишь изощренная чувственная мука и отчаянное напряжение отдавались в теле болезненной пульсацией. Гермионе казалось, будто тяжкий груз опустился на плечи, но перестать смотреть на Люциуса Малфоя не могла. В конце концов, какой-то посторонний звук, похожий на шум дождя, проник в сознание. Звук этот становился все громче и громче, пока не стал похожим уже на грозу. Гермиона смутно понимала, что слышит аплодисменты, означающие конец акта, но даже это не заставило ее шевельнуться. Люциус тоже оставался неподвижным, так и не отводя глаз. Лишь позже Гермиона осознала, что кто-то трясет ее за руку и зовет по имени. — Гермиона… Гермиона… Гермиона! — в голосе Рона уже звучало беспокойство, когда она смогла, наконец, оторвать пристальный взгляд от ледяных серых глаз и повернулась на звук, все еще неспособная сосредоточиться на нем. — Господи, Гермиона, что происходит? Да в чем дело? Я ору тебе в ухо почти целую минуту! С усилием взяв себя в руки, постаралась ответить ему, как можно естественней: — Прости... Я... в порядке. Просто... музыка зачаровала меня. Она — такая красивая... и это было прекрасно... Рон, казалось, принял ее объяснения и пробормотал в ответ: — Хорошо, надеюсь, что в порядке. Ох, не уверен, что смогу выдержать еще один акт. Давай пойдем что-нибудь выпьем, наверняка там уже сумасшедшая давка. Держась за Рона, она спустилась в театральный бар, но даже толпа болтающих и смеющихся людей не помогла отвлечься. А когда заметила, стоящего в углу Шеклбота, то жгучие невероятные эмоции всколыхнулись снова. Яростно вспыхнув и почти теряя самообладание, волшебница подошла к нему. Министр магии беседовал с каким-то магловским политиком, но Гермиона едва заметила это и перебила его, произнеся спокойно, но настойчиво: — Почему ты не сказал мне, что Люциус Малфой тоже будет здесь? Забыл, что со мной творили в доме этого человека? Как ты смеешь вынуждать меня находится с ним в одном и том же месте? Не дав договорить, Кингсли взял ее под локоть и отвел за колонну, подальше от любопытных глаз. Там, все еще продолжая держать Гермиону за руку, он проговорил, хотя и с сожалением, но достаточно твердо. — Дорогая, конечно же, я помню — через что тебе пришлось пройти. И искренне надеялся, что ты его не увидишь. Или не заметишь… Кстати, именно потому ты сидишь со мной в ложе, отдельно от всех остальных. Думал, что это будет неплохим вариантом. Мне действительно жаль, что ты увидела его, хотя изменить я уже не могу ничего. Гнев Гермионы не утихал: — И что, спрашивается, он здесь делает? Думаю, Люциус Малфой — последний человек, который захотел бы посетить магловское сборище! Я предположить даже не могу, как он выносит все это. Зачем его пригласили?! — Малфою рекомендовали прийти на спектакль. Это — часть его... реабилитационной программы, скажем так. Помнишь, я упоминал, что надеюсь на некие уроки, извлеченные некоторыми волшебниками из последних событий? Так вот, он был первым в списке тех, кого я имел в виду, Гермиона. Недавно Малфой вернулся в магическое сообщество. И он нужен нам — на нашей стороне. — Что?! — Гермиона не могла поверить ушам и окончательно потеряла над собой контроль. — Запомни, Люциус Малфой никогда не будет на «нашей стороне»! Я видела его… — голос ее надломился, но она продолжила с сердитыми слезами на глазах. — И видела, как он совершал мерзкие, отвратительные поступки… как он поддерживал ту женщину... и не сделал ничего, когда меня мучили... снова и снова, прямо у него на глазах. И теперь ты смеешь заявлять мне, как будет здорово, если Малфой окажется на нашей стороне?! — выплюнула она так ядовито, что Шеклбот был озадачен. — Гермиона, пожалуйста... — она выдернула руку, но Кингсли продолжил. — То, что произошло во время войны, особенно то, что касалось безопасности и жизни Драко, оказало огромное влияние на позицию и взгляды Малфоя-старшего, поверь. И, кстати говоря, мы... следили за ним, даже до сих пор следим и... все не так плохо. Конечно, никто не собирается доверять ему полностью, Малфой — тот еще лицемер, — на это Гермиона раздраженно усмехнулась. — Но пойми, сейчас многое изменилось и для него в том числе. Хотя, конечно, очень жаль, что ты увидела его сегодня. Это произошло немного раньше, чем я планировал. — Раньше, чем планировал? Ты имеешь в виду, что у тебя были какие-то планы относительно меня? Ты планировал, что я зачем-то встречусь с этим человеком? — недоверчиво уставилась на него Гермиона. Шеклбот промолчал, ничего не отрицая. Он лишь снова взял ее за руку, пытаясь успокоить и как-то закончить неприятную беседу. Гермиона и на этот раз выдернула руку и, гневно сверкнув взглядом, отошла от него. Сейчас ей необходимо было уйти, она должна была срочно убежать, освободится от ужасного, беспорядочного сумбура, заполонившего ее существо. А когда попыталась протолкнуться через толпу зрителей, шедших ей навстречу, почувствовала, что задыхается. Протискиваясь из последних сил, Гермиона заметила, насколько возмущенными взглядами награждают ее люди. Голова закружилась, и дыхание стало резким и прерывистым, когда она ощутила, как отчаянно нуждается в глотке свежего воздуха... Наконец прорвалась сквозь толпу и с ужасом поняла, что находится на вершине широкой и длинной лестницы. В эту же секунду сознание окончательно затуманилось, в глазах потемнело, и она поняла, что начинает падать. На лестницу... «О Господи, я же сейчас скачусь по ней...» — беспомощно мелькнуло в голове. И тут, с уже подгибающимися ногами, ощутила, что вместо того, чтобы кувыркаться вниз, пересчитывая ступеньки ослабевшим телом, она оказалась спасена. Неизбежного падения не произошло, потому что кто-то подхватил ее на руки и держал, крепко прижимая к себе. Перед глазами по-прежнему царила чернота, но теперь это была реальная, материальная чернота, которую она могла чувствовать и касаться. Гермиона вцепилась в гладкую темную ткань так, будто от этого зависела ее жизнь, и тут же глубоко вздохнула, с облегчением наполняя измученные легкие. Она вдыхала и, вместе с целебными глотками воздуха, снова ощущала аромат. Аромат мускуса и пряностей. Мускус и пряности. Запах этот был настолько силен сейчас, что Гермионе казалось — открыв рот, она сможет пить его. И уже понимала — кто ее держит, кто прижимает к себе, стремительно унося куда-то… как можно дальше… от шума, от толпы… от Рона. Но удивительней всего было другое: почему-то именно сейчас она чувствовала себя в безопасности. Полной. Безоговорочной. Безопасности... Повернув голову, Гермиона уставилась на шикарный черный смокинг.