Познавая прекрасное

Ночью, почти не просыпаясь, они постоянно тянулись один к другому: сплетались в объятиях и прижимались телом к телу. Будто не могли существовать, не чувствуя друг друга. А потом снова проваливались в глубокий и спокойный сон. Но утро все равно наступило. Мрачное, серое, угрюмое. Гермиона инстинктивно поняла, что проснулась вовремя, но глаза все же открыла неохотно: идти на работу не хотелось как никогда. Она не могла дождаться выходных. Повернувшись, Гермиона взглянула на Люциуса, который лежал рядом. Сейчас, когда он спал, разглядывать его было проще. Черты казались полностью расслабленными: тонкие морщинки, бегущие от линии рта, утеряли свою сардоничность, столь присущую этому мужчине, кожа в неясном утреннем свете выглядела молодой и гладкой, а волосы распались по подушке, красиво обрамляя лицо. «Как можно быть таким прекрасным и при этом способным на все те жестокости, которые он совершал в прошлом?» — мысленно спросила себя Гермиона. Но как только она сделала это, Малфой медленно открыл глаза и сразу же встретился с ней глазами. Какое-то время они, не произнося ни слова, смотрели друг на друга, а потом Люциус мягко прошептал: — Доброе утро. Улыбнувшись, Гермиона потянулась и убрала с лица светлую прядь. — Привет. Они смотрели и смотрели друг на друга. Молча. Пока Гермиона наконец не произнесла то, чего не хотелось слышать ни одному из них: — Мне пора собираться на работу. Люциус ничего не ответил, но во взгляде скользнуло разочарование. Глубоко вздохнув, Гермиона погладила его по щеке. — А ты чем будешь заниматься сегодня? — Ждать, когда ты вернешься… Она улыбнулась на это заявление. — Только и всего? Негусто… Я ожидала большего списка дел. Знаешь, терпеть не могу бездельничать. — Я тоже. — Да неужели? В воздухе повисла пауза. — Порой и безделье нужно и важно… — отозвался наконец он. Они снова пристально уставились друг на друга, а потом Люциус вдруг продолжил: — К тому же сегодня за ланчем я встречаюсь Драко. Повернувшись на спину, Гермиона уткнулась взглядом в балдахин кровати. «Драко…» — ее мысли о молодом Малфое нельзя было назвать веселыми. Что греха таить? В свое время, даже будучи подростком, этот человек сумел причинить ей боль вполне сопоставимую с «Круциатусами» своей тетушки Беллатрикс. Гермиона вспомнила, как искренне и яростно ненавидела Драко. Гораздо сильнее, чем его отца, о котором во время пребывания в школе, как-то вообще не думала. «Смогу ли я забыть прошлое и простить сына Люциуса так же, как и его самого, найдя для Драко хотя бы частичку сострадания и понимания, которые так легко дарю его отцу?» — Интересно, что бы он сказал обо всем этом… — последняя мысль слетела с ее губ уже вслух. — О чем «обо всем»? — О нас с тобой… — Хм… Скажем так: сейчас никто не знает о нашем… взаимном интересе. И, думаю, будет лучше, если так же пока все и останется. Чуть повернувшись, Гермиона глянула на Малфоя. Его прагматичный подход к их отношениям причинял боль. Она с трудом сглотнула. «И что? Это будет продолжаться бесконечно? Что же за отношения у нас сейчас получаются? Как их можно назвать?» — Гермиона почувствовала, как от этого его циничного «взаимного интереса» глаза невольно наполнились слезами, и отвернулась, чтобы Люциус не увидел их. Тишину нарушил его вопрос. — Какую причину ты скормила ему на этот раз, чтобы снова не ночевать дома? — понятно, что Малфой имел в виду Рона, хотя и не назвал его по имени. — Сказала, что должна побыть рядом с подругой, которой очень нужна сейчас… — Собственно, если заменить «подругу» на «друга», то можно считать, что и не соврала. Снова посмотрев на него, Гермиона чуть дрогнувшим голосом задала вопрос: — А я тебе нужна, Люциус? Поначалу, не отрывая взгляда от балдахина, он долго молчал. Так долго, что Гермионе уже стало казаться, что ответа она так и не дождется. Но потом негромко, но очень отчетливо произнес: — Только ты и нужна… На этом Люциус повернул голову и встретился с ней глазами. А Гермиона поняла, что потоки тщетно скрываемых слез уже открыто текут по щекам. Оба потянулись друг к другу, и губы их тут же слились в нежном, но в то же время пылком и страстном поцелуе. Перекатившись, Малфой навис над ней, опираясь на локти, и Гермиона, бедром почувствовав прикосновение уже возбужденного члена, поняла, что желает близости и сама. Уже в следующий миг, так и продолжая смотреть в глаза, Люциус неспешно, но очень глубоко проник в нее, и Гермиона тихо охнула, заставляя мышцы расслабиться, чтобы привыкнуть к ощущению наполненности. Поначалу он двигался медленно и осторожно, но потом ускорился и каждый толчок, каждое его проникновение все ближе и ближе подводили Гермиону к оргазму. Сама она тоже не отводила взгляда от его глаз. Боялась даже моргнуть, чтобы не разорвать странную ниточку, протянувшуюся сейчас между их телами и душами одновременно. Прошло несколько минут, и оба застонали, содрогаясь от наслаждения, сливаясь и растворяясь друг в друге, но по-прежнему не отрывая взглядов. Потом она еще долго не отпускала его от себя, и слезы все текли и текли по ее щекам. — Я не могу, когда ты не рядом, Люциус… Это… слишком больно для меня. Иногда даже кажется, что начинаю сходить с ума. — Нам нужно лишь дождаться вечера. — Знаю. Все еще не размыкая объятий, они так и продолжали лежать до тех пор, пока Гермиону не одолели угрызения совести. Потому она удрученно вздохнула, поднялась с кровати и, набросив шелковый халат, направилась в ванную. Малфой продолжал смотреть на нее, наблюдая за каждым движением. Дойдя до двери, Гермиона остановилась и коротко произнесла: — Я уйду от Рона. Совсем скоро. Люциус ничего не ответил, и лицо его казалось непроницаемым. Гермионе же хотелось уверенности в том, что ее решение важно для него. Что оно имеет какое-то значение для их отношений. Так и не дождавшись никакой реакции, она, уже слегка нервничающая, скользнула в ванную и прикрыла за собой дверь. Вернувшись через несколько минут, она застала Люциуса по-прежнему лежащим в постели. Казалось, он даже не шевельнулся с тех пор, как остался в ней один. Люциус никак не прореагировал на ее появление. Ничего не сказал и тогда, когда Гермиона, уже одетая в новенький костюм из коллекции именитого магловского дизайнера, найденный в шкафу, повернулась к нему. Это странное, на ее взгляд, молчание несколько злило и разочаровывало. И она не сдержалась: — Я сказала, что в самое ближайшее время уйду от Рона. — Да, — коротко бросил Люциус. Разочарование увеличилось еще больше. — Что «да»? «Да» — ты слышал меня или «да» — ты понял, что я решила уйти от него? Ответом поначалу послужило лишь молчание, но потом Малфой негромко произнес: — И то, и другое. — И как ты относишься к этому решению? — с нажимом спросила Гермиона. — Твой уход от мистера Уизли не имеет ко мне никакого отношения. — Неужели? — Ваши отношения утратили свою актуальность еще до того, как я появился в твоей жизни. Поэтому сейчас для меня уже неважно, останешься ли ты формально с ним или решишься на разрыв прямо сейчас. Эти слова болезненно задели Гермиону. А столь внезапный переход от гневной и яростной реакции на ее жизнь с Роном к полному безразличию, которое Люциус продемонстрировал сейчас, привел в состояние шока. Подойдя к кровати, она посмотрела на него с нескрываемым горьким разочарованием. — Да… Как мало это напоминает сказанное тобой всего лишь два дня назад! — Я уже объяснил тебе, что тогда был очень зол после беседы с Шеклболтом. Потому и отреагировал так импульсивно. Мне нужно было выпустить пар. Сейчас ситуация прояснилась, и я успокоился, — его спокойный и бесстрастный тон разозлил Гермиону еще сильнее. — Конечно! А я лишь послужила предметом для выпуска твоего пара, не так ли? И что же вижу теперь? Теперь тебя абсолютно не волнует мое проживание с другим мужчиной, если есть возможность регулярно трахать меня? Именно так ты видишь наши отношения? Да, Люциус? Значит, я — не более чем твоя маленькая грязнокровная шлюха?! — последнюю фразу Гермиона уже прокричала. По лицу текли горячие злые слезы. Она повернулась, чтобы выйти из спальни, но не успела сделать и пару шагов, как Малфой поднялся с кровати и крепко схватил ее за запястье, разворачивая к себе. Коснувшись подбородка, он заставил Гермиону приподнять голову и посмотреть ему в лицо. Глаза Люциуса блестели сейчас каким-то горячечным огнем. — Я имел в виду, — негромко прошипел он, наклонившись так низко, что их лица почти соприкасались. — Что этот мужчина… точней, этот мальчик… никогда не сможет повлиять на то, что происходит между нами. И не сможет ничего изменить. Так же, как не сможет этого сделать и никто другой. Слишком далеко все зашло. Мы слишком далеко зашли, Гермиона. И уже никто и ничто не в силах вмешаться в наши отношения. Запомни: никто и ничто! Она еще смотрела на него, полными слез глазами, когда Люциус наклонился еще ниже и впился в ее рот жестким, властным и даже чуточку болезненным поцелуем. На который Гермиона с готовностью ответила, приоткрыв губы и коснувшись его языка собственным. А когда смогли наконец оторваться друг от друга, положила голову ему на плечо, и снова зарыдала, орошая голую гладкую кожу потоками слез. — Прости. Я… неправильно тебя поняла… Люциус, просто я… не могу больше, — лепетала она сквозь горькие всхлипы. Ничего не отвечая, Малфой лишь крепче прижал к себе и, опершись подбородком на макушку, начал гладить ее волосы. Прошла, наверное, целая вечность, когда она вдруг ахнула и отстранилась. — О Боже, сколько сейчас времени? Мне же пора идти. Люциус, я должна уйти, иначе сильно опоздаю. Но вечером обязательно вернусь. Когда можно? Во сколько ты будешь дома? Слегка удивленный слишком бурным, а потому непривычным с ее стороны, проявлением эмоций, он невольно улыбнулся. Искренность Гермионы казалась бесконечно очаровательной. — Я вернусь около трех. Можешь прийти сразу же, как только получится освободиться. — Да, милый, да, конечно. Люциус, я обязательно вернусь, как только смогу. Сразу. Сразу же… — короткими и легкими поцелуями она осыпала его лицо, шею и грудь. — Боже, я должна идти. Это ужасно… Мне нужно уйти, а я никак не могу оставить тебя. Господи, я не могу оторваться от тебя, Люциус… Малфой мягко, но решительно взял ее руки в свои и, строго глядя в глаза, чуть подтолкнул в сторону двери. — Иди. Тебе пора. Снова кинувшись ему на шею, Гермиона потянулась к губам, и последний их поцелуй лишь отразил тот жар и ту страсть, что безоговорочно царили между ними. А потом, не оглядываясь, чтобы не растерять решимости и наконец уйти, она выбежала из комнаты прочь, даже не оглянувшись на Люциуса. Так же быстро вышла на улицу и, дойдя до границы аппарации, почти мгновенно исчезла из виду. __________________________________________________________________________ Рабочее утро тянулось медленно, но предсказуемо. Во время ланча Гермиона отправила Рону сову с сообщением, что подруге ее до сих пор нужна поддержка, и потому придется остаться с ней еще на одну ночь. Затем направилась в то магловское кафе, где обычное обедала, отчаянно желая, чтобы Люциус сейчас был рядом. В ожидании заказа и чтобы отвлечься от глухой тоски по Малфою, она неспешно просматривала газету. А когда наткнулась на объявление о концерте в ближайшую пятницу в голову ей пришла мысль. Наскоро перекусив, Гермиона нашла ближайшую телефонную будку и, уже звоня и заказывая пару билетов, подумала, что мобильный телефон — полезнейшее изобретение. Которое она собиралась приобрести себе и родителям в самое ближайшее время. Радуясь собственным планам и замыслам, она вернулась на работу в настроении гораздо лучшем, чем прибыла сюда этим утром. Но как только оказалась в своем кабинете, в приоткрывшейся двери почти сразу появилась голова Ормуса. — Гермиона, не могли мы поговорить пару минут… в моем кабинете? — Да, конечно, — отозвалась, несколько удивившись, та. — Сейчас зайду. Войдя, Гермиона несколько обеспокоилась, когда он попросил ее закрыть за собой дверь и предложил присесть. Что-то странное и неловкое так и сквозило последнее время в поведении Ормуса. Вот и сейчас, он сидел за своим столом, чуть откинувшись на спинку кресла, и почему-то упорно не смотрел ей в глаза. — Гм… не знаю, как лучше сказать… — сбивчиво начал Ормус в следующую секунду. — Просто… Просто я заметил, нет, не только я, но и другие сотрудники… И начал волноваться за тебя, вот и все. Сразу же поняв, о чем сейчас пойдет речь, Гермиона сделала непроницаемое лицо и с деланным недоумением уставилась на своего начальника. — Не обижайся, но тебе не кажется, что ты несколько неверно… то есть, слишком серьезно воспринимаешь Малфоя и свою работу над его программой? Хотя ей и казалось, что внутренности противно скрутило тугой пружиной, Гермиона умела держать удар и потому внешне смогла остаться невозмутимой и даже слегка возмущенной подобным вопросом. — Прости, что? Я не совсем поняла, что именно ты имел в виду... Снипуорт нервно выдохнул: — Понимаешь… Мне очень неудобно говорить с тобой об этом, но я чувствовал, что должен спросить. Могу только пояснить, что ваши отношения с Люциусом Малфоем должны оставаться строго в рамках профессионального взаимодействия, но никак не личного… Или же ты, если сблизишься с таким опасным человеком, можешь серьезно пострадать. Гермиона, мне кажется, что твое отношение к Малфою несколько… неправильное. Не стоит идеализировать его. Ей понадобилась доля секунды, чтобы отреагировать на тираду Ормуса, как оскорбленный профессионал реагирует на того, кто посмел усомниться в его компетенции. — Ормус! Мне казалось, что ты знаешь меня уже достаточно неплохо. И знаешь, что я взялась за программу Малфоя лишь потому, что Кингсли лично просил меня об этом. Как ты смеешь сводить все мои усилия до пошлой банальности, что я, видите ли, «непрофессионально взаимодействую» с Люциусом Малфоем? Особенно, если учесть, как много времени у меня заняло то, чтобы установить с ним хоть какие-то более или менее доверительные отношения. Как трудно далось мне это. И вот сейчас, когда программа идет полным ходом и идет успешно, когда экс-Пожиратель абсолютно спокойно посещает различные магловские места и мероприятия... и ведет себя там абсолютно адекватно, даже проявляя искренний интерес... именно сейчас я сталкиваюсь с нелепейшими и оскорбительными инсинуациями, которые могут свести на нет все то, чего я достигла за время работы над этой программой… — Гермиона поднялась и, скрестив руки на груди, закончила, подбавив в голос немного пафосной горечи. — Честно говоря, я оскорблена тем, что у тебя хватило решимости, ничего толком не разузнав, предъявить мне подобные обвинения. Тем более зная, что я ничего и никогда не делаю, спустя рукава. Обидно, Ормус. Очень обидно… Выглядела она при этом, конечно, великолепно. Убитый этой суровой отповедью и донельзя смущенный, Снипуорт начал нервно кашлять, не в силах посмотреть на стоящую перед собой нахмуренную ведьму. — Да, да… Я понимаю. Мне очень жаль, Гермиона. Наверное я не совсем разобрался и слегка перегнул палку… И, конечно же, признаю, что тобой проделана огромная работа, за которую очень благодарен тебе. Прости. Все, что я сейчас сказал, обусловлено лишь беспокойством о тебе, поверь. — Я думала, тебе известно, что Гермиона Грейнджер вполне способна позаботиться о себе самостоятельно. — Безусловно. Ты можешь идти… И извини еще раз. Вернувшись в кабинет, Гермиона сразу же закрыла за собой дверь и постаралась успокоить дыхание. Сердце ее бешено колотилось, мысли путались и, почувствовав, что начинает задыхаться, она наклонилась и оперлась ладошками о колени. «Господи… Как же близко к правде подобрался Ормус. Купился ли он на мои объяснения? Поверил ли? На первый взгляд кажется, что да. Но что он думает на самом деле? Неужели наша близость с Люциусом так заметна?» Только сейчас Гермиона осознала, насколько безрассудно смелым оказалось ее решение: не таясь показываться с Люциусом перед всеми сотрудниками, страстно защищать его перед Кингсли, закрываться с ним в кабинете. «Страсть ослепила меня… Настолько, что я даже перестала задумываться о том, что могут подумать о нас люди. Мы оба слишком известны в волшебном мире и, конечно же, постоянно привлекаем к себе любопытные взгляды. Люциус прав! Держать пока все в тайне будет гораздо правильней и разумней…» Пройдя к столу, она села и попыталась сосредоточиться на том, что только что сказал ей Ормус. Конечно же, первой и самой естественной реакцией стал шок, но теперь он потихоньку проходил, и Гермиона начала успокаиваться. Все, что произошло сегодня: решение уйти от Рона, слова Люциуса, что он сказал перед ее уходом, заявление Ормуса — все это будто успокоило царивший в сознании сумбур. Разложило по полочкам то, что мучило и не давало покоя. Сейчас происходящее вдруг стало понятно с внезапной, но невероятной ясностью. «Мне абсолютно все равно, что подумают обо мне люди. Я хочу быть с Люциусом Малфоем. И я буду с ним! Неважно, когда и как об этом узнают все вокруг. Понятно, что когда-нибудь нам придется обнародовать свои отношения, но сейчас есть проблема гораздо важней — Рон. И ее мне придется решить быстрей остальных». Внезапно Гермиона ощутила жуткую неловкость за то, что так нагло лгала Ормусу. На минуту ей даже захотелось вернуться и рассказать ему правду, но желание это скоро прошло, показавшись смешным и глупым. Она продолжила работать с документами, чувствуя, как внутри яростно разгорается тоска по Люциусу. Сейчас, после произошедшего, ей хотелось увидеть его, как никогда. Увидеть, почувствовать рядом, поделиться мыслями. Еле досидев до трех часов, она закончила все, что планировала на этот день, и, выглянув из кабинета, сказала Присцилле: — Кажется, на сегодня я отстрелялась, но нужно еще кое с чем разобраться не в офисе. Если Ормус будет спрашивать меня, пожалуйста, скажи, что я ушла по делам. Присцилла понимающе кивнула, и Гермиона благодарно улыбнулась ей в ответ. Затем быстро собралась и уже через несколько минут, ощущая знакомое покалывание, аппарировала в Малфой-мэнор.