Горькая жизнь.

Limb by limb and tooth by tooth Tearing up inside of me Every day every hour I wish that I was bullet proof*

Дождливый день вбирает в себя все яркие краски и не хочет пролить их на город. Давно наступивший сентябрь окончательно рвёт связь с летом, напустив свои многодневные холода. Ведь это в его праве. Листья либо держатся на тонких черешках, либо медленно летят во влажном воздухе, оставляя на асфальте желто- красные следы, а температура оставляет желать лучшего. Серые автомобили спешат уехать в даль, а жители с разноцветными зонтами, как грибы, мелькают на улицах маленького города, вызывая лишь приступ тошноты. Темнеет раньше, хотя весь день и так непроглядный. Сумрак становится более пугающим и глубоким, заставляя поежиться, прежде чем выйти на улицу. Лидия Мартин сидит на подоконнике, мечтая когда-нибудь уехать из этого города. // Обычная ученица старшей школы Бейкон Хиллс, «серая мышка», как ее называют завидные красавицы и тусовщицы школы. Зато, знаний у нее больше, чем у любого профессора зарубежного университета, получившего свой диплом еще в 17. Она много читает, особенно Гете, замечая в его героях саму себя. Одевается скромно, но ей на это глубоко плевать. Смесь кед и балеток, давно затасканных и потертых в некоторых местах, вечные кардиганы с длинными рукавами, джинсы светлых тонов, надолго засевшие в ее гардеробе. Черного цвета почти нет, ей и так его хватает в своей жизни. Отец вечно ругает ее за вызывающие цвета, а она лишь отмахивается, получая несколько пощёчин за свою неблагодарность. Дом стал адом для нее. Каждый день она желает продлить уроки хоть на час, но только не возвращаться домой. Открывая дверь, она получает несколько новых синяков и ран от отца за молчание на вопрос «Где была, тварь?». Каждый день он избивает ее, заставляя давиться слезами с железным привкусом, скатываясь по стене и зажимая глаза от боли. Глядя на кровавые раны в зеркале, она лишь усмехается своей ничтожности, но на душе уже давно скребутся кошки. Похоже, соседи не слышат этих издевательств и горькие мольбы прекратить бить ее, могли бы уже и полицию вызвать. Но вот уже несколько лет с того момента, как ее отец понял, что его жена умерла при родах 17 лет назад, он продолжает избивать ее за малейшее непослушание и едкий, на его взгляд, ответ. Лидия Мартин лишь продолжает жить с физической и моральной болью, хотя давно мечтает убежать из этого города, лишь бы больше никогда не увидеть этого тирана. // Мартин нервно пьет свой приторно-ванильный латте; усмехается, замечая его дешевый вкус, давно въевшийся в ее сущность. Окно давно запотело от влажного, ужасно неприятного воздуха. Она нерешительно проводит по нему пальцами, рисуя веселый смайлик, мечтая однажды искренне улыбнутся. Теплый свитер пропах гнилью; в доме сырее, чем в глубоком океане. Она почти не ест, забывая о ежедневном приеме антидепрессантов, прописанных ей короткостиженной врачихой из местной больницы. Никто не знает настоящей жизни Мартин, а спросить некому. Школьные знакомые на час, а история у нее больше, чем у развития планеты. Разговоры о домашней работе и о завтрашнем тесте не очень-то помогают заглушить душевную боль; жизнерадостная маска лишь прикрытие для настоящих чувств. Лидия давно уже не верит в благородность людей, как и в саму себя. Она осторожно дотрагивается до нового синяка, оставленного пьяным отцом вчера. Боль пронзает все тело, но глаза она даже не закрывает. Привыкшая. Нервный смешок и град слез, услышав хлопок двери на первом этаже. Она быстро забирается в кровать, пытаясь привыкнуть к влажным простыням. Отец заходит быстро, нарушая личное пространство за несколько ударов по стене; еще бы чуть-чуть и дверь слетела бы с петлей. Замечая, что она спит, он удаляется, случайно ударяя бутылкой- Лидия называет это дешевым пойлом- коньяка о стену; эхо раздается в полупустой комнате, а в теле разжимаются миллионы клеток. Мартин чувствует запах жгучего перегара и горькой смеси алкогольных напитков. На этот раз ей повезло, но никто не знает, что будет завтра. Лидия лишь желает навсегда уехать из этого приторного города. Но жизнь никогда ни к кому не отличалась милосердием.