Миликки

«Это будет почти реально Это будет совсем как наяву Ты почувствуешь, как исчезает страх, подчиняясь внезапному волшебству…»

(Fleur – Почти реально)

Как приятно вернуться в родной уютный городок, вернуться к истокам и не вспоминать о событиях, которые изменили всю твою жизнь. Всего два года на чужбине, в неоново-электронном, небоскребном раю мегаполиса, а кажется – целая жизнь прожита, целая жизнь отдана во благо вещей и людей, которые тебя в конце концов предали. Нет, все это в прошлом. Нужно скомкать его и выкинуть как обертку от рождественского подарка. «А внутри таилась она, моя неожиданная свобода» - подумала Миликки, и будто бы нарочно поддела первый мягкий снежок носком сапога. Ей безумно захотелось собрать целую горсть снега, покуда рук хватит и подбросить над головой, и засмеяться, засмеяться, как смеялась она последний раз на свое десятилетие. Счастливым, беззаботным смехом любимой дочки, папиной дочурки. А мегаполис – это все ерунда. И брошенная ею квартира с оставленной настежь открытой дверью – тоже. «Все кончено, Говард» - выложила она на стеклянном кофейном столике разноцветными камушками. Он говорил, что перекатывая эти камушки в руке можно прийти к истинному примирению духа и плоти, о боже, как он красиво говорил! Она все еще злилась на себя за эти вражеские мысли о гражданском муже. Пусть у нее нет ни гроша за душой, а сапоги промерзли все насквозь, но это ее сапоги, ее намерение гулять до посинения в одиночестве и ее глупая чисто человеческая свобода. Почему ее всегда тянуло к мужчинам, умудренным опытом и годами? И дело было вовсе не в состоятельности и весе кошелька, нет. Миликки свято верила в то, что однажды встретится с мужчиной, похожим на ее отца. И снова, снова, словно в бесконечном коридоре из зеркал ее десятилетие. Маленькая девочка в золотистом платьице за столом и перед ней огромный кремовый торт с вишенками. Такой, о каком она всегда мечтала. Гости улыбаются, но еще не все в сборе: ждут мистера Этиайнена, он должен появиться с минуты на минуту. За столом шумно, взрослые обсуждают какие-то взрослые проблемы, а их дети хулиганничают под столом и ее зовут играть в игру. Но она ждет папу. Он обещал быть и непременно придет. Сегодня же ее день рождения, день рождения малышки Миликки, которая к десяти годам видит папу от силы раз в месяц. Волшебный миг, раздается звонок в дверь. Катри, ее мама, бросив счастливый взгляд на дочку, бежит открывать. Высокий подтянутый мужчина входит в комнату, и все разговоры смолкают на мгновение. Женщина выходит вслед за ним из коридора, на лице ее смятение. Миликки знает, что он зашел буквально на минуточку, так как дядя, которого мама упорно прочит ей в отцы, с ее папой в ссоре и ему нельзя остаться дольше. Этот день рождения стал для нее своеобразной «отправной точкой», после которой следовала полоса странной мрачной апатии. Казалось бы, какая может быть апатия у ребенка, столь жизнерадостного и любимого всеми родственниками и даже тем дядей, так и не ставшим ей родным? Но причина была. Та встреча с настоящим отцом в день ее десятилетия была последней. С тех пор о мистере Илмари Этийанене никто в их маленьком провинциальном городе не слышал. Может быть, он нашел высокооплачиваемую работу и перебрался в большой город. Может, у него появилась другая семья, и он просто-напросто забыл о своей дочурке. Так говорила мама, и ее версия с годами становилась все мрачнее и мрачнее. Она внезапно обнаружила, что потратила все свои лучшие годы на «этого недостойного человека» (вероятно, эта версия появилась после разрыва с отчимом Миликки), что он ей изменял, нисколько не стесняясь дочери и «славы» среди соседей, что он зарабатывал ничтожно мало и был совершенно безнадежен как мужчина… Можно было продолжать до бесконечности. Поначалу эти разговоры при посиделках с материными подружками ужасно раздражали ее, Миликки негодовала и переходила на тихое кипение. Но с годами это негодование сгладилось. Перейдя из подросткового возраста в русло настоящей взрослой жизни, девушка перестала слушать мать вовсе. Началась самостоятельная жизнь. И она точно знала, что ее отец не был подлецом. Это знание было основано не на чувстве привязанности и любви к нему, но на внутреннем беспокойном ощущении запутанности истории его исчезновения. Как если бы все думали о нем самое гадкое и непотребное, а он просто-напросто улетел на Луну и жил там себе преспокойно. К двадцати трем годам девушка считала себя некой кладезью опыта, хотя на поверку ее личная жизнь показалась бы любому чередой недоразумений. Она приехала в большой город со светлой мечтой о встрече с «мужчиной с Луны» и небольшой суммой на первое время, чтобы снять квартиру и скромно покушать в закусочной. Больше денег мать ей в дорогу дать была не в состоянии, после ее развода они были совсем на мели. Но Катри нельзя было упрекнуть в малодушии и безответственности, таковы были обычаи – отпускать от себя взрослых детей, отпускать в свободное плаванье. Свободное плаванье Миликки Оливии Этийанен началось с первой попавшейся закусочной, в которой она остановилась перекусить, а в итоге устроилась на полставки уборщицей. Удача была на ее стороне, и хотя ночевать первую ночь пришлось на заднем дворе местной школы, находившейся в часе ходьбы от работы, оптимизм девушки был на высоте. Главное, что никто не приставал к ней. Больше всего она и боялась в большом городе, что люди там приставучие и любопытные. И мошенников много. Ей очень не хотелось, чтобы люди лезли туда, куда дорога им заказана, а на двери висят стопудовые амбарные замки. В ее крохотном городке никто бы и не подумал смотреть на нее вот так, во все глаза, как эти жители большого города. И вроде бы все должно быть с точностью до наоборот, но в большом городе было много туристов и людей приезжих. Оставалось надеяться, что ее лунный мужчина окажется не из числа мошенников, прохиндеев и любопытствующих типов с масляными глазами. Вопреки опасениям ничего интересного, ровно как ничего опасного с ней не случилось. С полученной на руки униформой уборщицы ее персональный цвет приобрел сероватый оттенок обыденности, и окружающие перестали замечать Миликки в толпе. Город поглотил ее, очередную жертву из провинции, и с наслаждением облизнулся. Ее конечной целью было продолжение образования, может быть даже поступление в высшее учебное заведение. Но для осуществления подобных планов необходимо было иметь хоть какие-то средства и представить справку об их наличии. Эти самые средства она и начала откладывать потихоньку. Сняла комнату в квартире старенькой бабушки. Приходилось мимоходом следить и за самой ветхой старушкой, впрочем, эти хлопоты были не такими уж отягчающими ее существование. Тем более, что старушка имела озорной нрав даже на пороге своего девяностолетия. Имея характер покладистый и весьма спокойный, Миликки могла ужиться с кем угодно. Со сварливым администратором зала в закусочной, с консьержкой дома, где проживала, с тараканами на кухне, которых она отлавливала в конце смены с помощью намазанного на хлеб меда с дрожжами. Словом, веселилась, как могла. Наблюдала за людьми и их тяжелыми нравами, откованными в зеркальных стеклах высоток и отполированными до блеска цинизмом и малодушием. Прошло около полугода в стеклянно-информационном раю, в нескончаемом потоке дождливых, серых дней осени и начинающейся зимы, с ее вездесущими сугробами и маленькими тропинками. Смешно было наблюдать как ее старушка медленно и мерно вышагивает по центральной аллее среди падающего хлопьями снега, когда центральная аллея шириной с маленькую тропку, которую того и гляди завалит через четверть часа. Такова была зима в ее стране, чудесной стране, где старушки прячут бутылочку «Jack Daniels» за книгами вековой давности, а тараканы скопами прилипающие к куску хлеба, тащат его в свое логово долго и упорно, когда ты включаешь свет на кухне. Все эти люди, кто они? Сидящие за столиками бизнесмены, офисный планктон, выбирающийся на поверхность в обеденный перерыв, мамочки с орущими детьми, мужчины с веселыми лицами в преддверие выходных и с опухшими – по понедельникам: как их много. Но их словно бы и не существовало в ее мире. Они все плыли в лодках размеренно, подчиняясь течению, а она склонялась над кухонной раковиной, стояла на месте и отмывала от жира очередную тарелку. И наблюдала за потоками клиентов со стороны. Полгода – и она уже посудомойка. Еще чуть-чуть и до администратора достанет мокрой рукой в перчатке. Тогда она и повстречала свою судьбу. Он был в черном строгом костюме, при галстуке (кажется, на этом галстуке были звездочки, или ей почудилось?) и с дипломатом. Все по стандарту: человек деловой, бизнесмен. Миликки обернулась на его вопрос об администраторе, стандартный раздраженный тон человека, которому в бигмак попал крысиный хвост. Претензии, претензии! И как назло сварливый администратор куда-то исчез. Видимо почуял наличие крысиных сегментов в бутерброде клиента и отошел покурить на соседнюю улицу. Она хихикала про себя и этот смех дрожал в ее глазах. К появлению этого мужчины на кухне пища не имела никакого отношения, иначе он бы явился сюда с тарелкой, и за ним бежала бы официантка. Но Миликки не могла устоять перед возможностью пофантазировать на тему конфузных ситуаций. - Извините, администратора в данный момент нет. Он отошел и скоро вернется. – сдержанно ответила она, она всегда знала каким тоном уместно ответить человеку нервничающему, чтобы он остыл. На ее руках были огромные оранжевые (она запомнила этот ядовитый цвет на всю жизнь) резиновые перчатки, в волосах засел клочок мыльной пены, а мужчина все еще стеснял ее своим уничтожающим серьезным присутствием. Тогда она впервые испытала неловкость за свой неряшливый вид, за свою грязную работенку и вообще за свое социальное положение. Тем временем мужчина начал проявлять пугающую активность. Он прошел через кухню в подсобное помещение и бесцеремонно начал открывать все двери, попадающиеся ему на пути. Из главного зала вышла официантка, справилась о нервном субъекте, сорвалась с места и последовала за ним. Повышенный тон, ругань, вежливые просьбы успокоиться. Хлопнула дверь черного хода, скрипучий голос администратора. Миликки осторожно сняла перчатки, включила напор посильнее и прокралась к подсобке. Неужели приступ любопытства? Нет, она должна убедиться, что на его галстуке действительно звездочки. Официантка навстречу, в глазах немое замечание «лучше не вмешиваться». Не заметила, пролетела как пуля из револьвера. - Вы не выполняете свои обязательства! Ваш нотариус известил меня… - мужчина с дипломатом разгонялся в своей речи как мотоциклист на байке. Нотариус, обязательства… Дело принимает серьезный оборот. Похоже, сочтены его деньки на поприще администратора. - Мистер Хатчкрафт, если бы вы внимательно читали условия договора… Миликки поморщилась. «Хатчкрафт. Лавкрафт. Лара Крофт.» - она потрясла головой, эти нудные деловые переговоры еще с детства ей досаждали. Отчим работал в брокерской конторе и постоянно отвечал на телефонные звонки, принимал факсы, у них дома часто бывали его коллеги, все в таких же костюмах. Скукота. Но отчего-то ей хотелось дослушать до конца разговор, голос незнакомого мужчины был приятным. Да и вообще, что за день сегодня, просто чудо! Ее заинтересовал субъект из внешнего мира! Все ее коллеги давно крутили у виска: они не только считали юную леди Этийанен закоренелой провинциалкой, но еще приписывали ей некоторую степень помешательства. Окружающие смотрели на мир трезво, одна она выглядывала из-за стеллажа с шумовками и прочей утварью с толстыми донышками от бутылок на глазах. Что примечательно: насчет ее идеи обряда экзорцизма, направленного на усатых насекомых, и медового хлебушка никто не возражал. Напротив, местные были даже рады, когда исчезла было нависшая угроза прикрытия лавочки санэпиднадзором. В конце концов, мужчина угомонился, и, пригрозив администратору «разобраться в этом сомнительном дельце», поспешно ушел. Грозно и уныло высморкался поверженный оппонент. За окнами хлопьями повалил снег. Миликки покачала головой: верно нет там никаких звездочек, на этом галстуке. И нехорошо, когда на улице непогода, а ты настолько деловой человек, что из принципа ходишь без головного убора. «Разохалась, что моя старушка…» - улыбнулась девушка и юркнула в свой закуток. Кто-то выключил воду. Все следующие дни она боролась с собой и своими иррациональными мыслями, приходящими будто бы из ниоткуда. Большинство людей чувствует, когда на них кто-то смотрит. Частенько людям снятся сны, которые могут иметь персональное значение и даже сбываться. И иногда… иногда люди словно бы слышат чужие мысли. Это случается крайне редко, обычно между людьми очень близкими. В детстве такая связь существовала между ней и ее отцом, ей хотелось верить в это. И возникла сейчас, по отношению к ее старушке-арендаторше. Бабушка сперва делала ей замечания относительно внешнего вида. Потом начала дотошно спрашивать точное время, когда она придет домой. Можно было списать странности на старческий маразм и кучу свободного времени для обсасывания чужой личной жизни, но Миликки решила отбросить эти явные причины. Склоняясь к версии, что в их районе появился опасный маньяк, а старенькая госпожа Ранта пересмотрела страшных передач, девушка решила ходить домой только по хорошо освещенным улицам. Все-таки, зима, сумерки опускаются рано, а она порой задерживается допоздна. Конечно, она могла бы вставать ни свет ни заря и прибирать помещение загодя, но это означало бы работу в полуавтоматическом режиме и встречу с сонным и раздраженным персоналом. Тьма тьмущая людей, все толкутся, посетителей еще нет, а полы не мыты, столики не протерты… «Я вовсе не в оппозиции всему миру. Меня просто напрягает, когда вокруг слишком много людей» - так она отвечала бабушке на вопросы о нелюдимости. Хотя вряд ли можно было найти хоть одного человека, кто мог бы назвать Миликки своим настоящим другом. Она была девушкой приветливой, не злилась по пустякам и глупые обиды были не по ее части. Многие знакомые считали ее приятной особой, приятельницей, компаньонкой, которой можно выболтать очередную сплетню. Но она никогда не ассоциировала себя с кем-либо, не чувствовала общности ни с одной своей знакомой. Что же касается мужчин… Мужчина наблюдал за ней по вечерам, она знала. Этот взгляд, сосредоточенный на ее одинокой фигурке, медленно бредущей по бульвару. Если бы это был случайный взгляд, порыв скучающего человека, выглянувшего из окна, то он бы развеялся в потоке неоновых огней, шума моторов и порывов ветра. Однако девушка замечала его снова и снова. Маньяк, охотящийся за очередной жертвой? Это беспокойство нельзя было подделать, да и ключ был вскоре найден: госпожа Ранта покаялась ей в том, что как-то вечером решила погадать и вслед за ее картой, картой Миликки, легла карта неизвестного короля. И как бы не тасовала колоду, все этот король рядом с ней, бубновой дамой. Вот и решила, что за ней следят. Потому как карта встречи, семерка, ни разу не выпала. «Ох, не врут карты, девочка моя, маньяк какой-то за тобой наблюдает. Я не хотела тебе говорить, да уж сердце мое слабое, коли с тобой случится что, виновата буду, не выдержу. Не уберегла, смолчала, - до гробовой доски помнить буду». Старушка все причитала, крестилась и так страшно на нее смотрела, стало не по себе. Верить в гадания и уповать на них можно, когда тебе либо слишком мало лет, либо – на пенсии. Либо, если ты сумасшедшая провинциалка, выросшая в деревне, где женщины подвержены суевериям, а каждая вторая – приворожила своего мужа и отвадила от него соперницу. Странно было ей смотреть как карты ложатся, и вроде бы все ей было понятно заранее… Будто истина скользит меж пальцев старушки и вспыхивает бубновыми валетами, пиковыми тузами-казенными домами, трефовыми дамами, которые непременно к умудренной жизнью сопернице. Правда всегда одна. И она в том, что ей заинтересовался незнакомый мужчина, с которым ей в ближайшем времени не предстоит встретиться. А значит, это никакой не маньяк. А потом в ленте новостей рассказали о поимке настоящего убийцы молоденьких женщин, и эта версия окончательно укоренилась в ее сознании. Уже сошел снег и город стал оживать, а она все помнила о таинственном мужчине. Его взгляд больше не преследовал ее, и включилось чистое воображение. Она представляла его себе высоким, взрослым и непременно кудрявым. Да, таким кудрявым, как маленькие детки хоббитов из ее любимого фильма. И смех и грех, но ей до умиления нравились эти милые завитки! И вот она, теперь уже продвинувшаяся по карьере до официантки, разносила страждущим еду, и смеялась, так лихо смеялась про себя, что порой путала заказы. «Вот ваш заказ, госпожа» - автоматическая серьезная-пресерьезная фраза и мысль о том, что перед ней безобразного вида молодящаяся женщина со спутником, в два раза его моложе. Но какие это глупости! Они все такие чопорные, и понятия не имеют какие смешные хоббиты! А люди с прическами хоббитов, так вообще. - Но позвольте, мы не заказывали брокколи! - женщина скривила губы. О господи, только не эти тонкие, заретушированные помадой губы! Спутник съеживается и неловко улыбается. У Миликки опять пространный взгляд, он всегда так действует на людей. Их слишком много. Может, кто-нибудь подождет на улице, а то здесь так душно и трудно думать. - Конечно, не заказывали. - согласилась она и с улыбкой подняла поднос. – Прошу прощения, я перепутала заказы. - Милая девушка, мы вовсе еще не делали никаких заказов. Карьера официантки явно в гору не шла. Постоянный контакт с социумом напрягал, и к концу смены она была словно выжатый лимон. Вот, очередная конфузная путаница. А все из-за того, что она думает на отвлеченные темы, тогда когда надо думать о работе и карьерном росте! Именно в такой форме ей был представлен выговор по окончанию смены. Но в тот момент до выговора было еще далеко. Приняв заказ от фурии с морковными губами, Миликки встрепенулась и твердо решила, что нужно принять человеческий облик. Хватит уже людям принимать ее за инородное тело в общем мутном коктейле. Так и с работы можно вылететь. Вообще, свои размышления нужно оставить для тех моментов, когда она одна. А глаза сделать такими же отстраненными как у стандартизованных моделей с обложек глянцевых журналов. Маскировка решает все. - Ваш заказ, сэр. Ожидание. Мужчина склонился над блокнотом и что-то вдумчиво пишет, на правом ухе гарнитура. «Офисный планктон всплывает на поверхность...» - иронически заметила она, с удивлением замечая, что мужчина пишет письмо, а не составляет нудный распорядок дня или того хуже — заметки к отчету по работе. Кому сейчас можно писать письмо? Своей маме, живущей за тридевять земель в сердце Лапландии? Как романтично. - Ваш заказ. - повторила она еще раз погромче, вызвав его из глубин личностных переживаний. - Ах да... - он посмотрел на нее исподволь и взял свой набор вегетарианца с подноса, перехватил нож и вилку. И все бы было ничего, если бы не галстук. «Да это же тот мужчина. И галстук темно-синий в звездочках. Только подстригся, стало быть» - Миликки застыла на месте, соображая, почему ей так не хочется уходить. Взгляд у него какой-то неделовой вовсе. Хотя он же пришел на обед, нельзя же круглые сутки принимать позу биржевого брокера или начальника бухгалтерии. - Девушка. Девушка, с вами все в порядке? Смешно наверно было смотреть на нее, оледеневшую на месте с зажатой в руках салфеткой и подносом. Причем он хотел забрать у нее салфетку, а она не выпускала ее из рук. Вот, засмеялся. Да что же это такое? - Ой! - воскликнула она наконец, отдала ему салфетку и, резко обернувшись, помчалась было к раздаточному окошку. Запнулась, выронила поднос. Обычно приходящая в таких случаях досада за неуклюжесть так и не достигла ее разума. Как если бы вокруг был туман из сладкой сахарной ваты, смягчающий все негативные эмоции. Мужчина помог ей встать, поднял с пола поднос и даже, кажется, отряхнул ее фартук. Нет, это же она сама расправила складки… Миликки понимала, что это что ни на есть самая естественная реакция на несуразность, исходящую от такой девушки, но к этому все равно было трудно привыкнуть. Люди принимали ее за юную девчушку, учащуюся в выпускном классе. И будут принимать до скончания времен наверное. Тут главную роль играли: низкий рост, крайне астеническое телосложение и потерянное выражение лица. Иногда ей приходило на ум, что кто-то взял и пошутил, одарив ее такой странной внешностью. Вот и этот мужчина подумал, что она миленькая маленькая девочка. Ну что ж, с этим ничего не поделаешь, придется смириться. - Я тебя узнал, ты на кухне раньше работала. С великим удовлетворением девушка отметила, что люди не обратили никакого внимания на ее неловкое падение. Еще немного тренировок и это будет получаться со стопроцентной гарантией. И хорошо, что мужчина так обеспокоен ее состоянием, что не заметил реакцию окружающих. - Да... Извините меня. - она улыбнулась, собрав воедино всю свою благодарность. Ей очень хотелось чтобы эта улыбка получилась улыбкой человеческого существа, а не отстраненной гримасой сотрудника закусочной. Нужно сосредоточиться на реальном мире. Мужчина приступил к своему зеленому обеду, а она со всей сосредоточенностью вышагивала по залу с заказами. Нечто важное решительно покинуло ее в тот день, нечто очень ей дорогое и родное. Логическое восприятие действительности и стремление все заключить в рамки структуры.