Миликки

«Что с тобой, слушай, что с тобой? Разве ты не понял, что жизнь это боль? Любовь - навеки, дружба - навсегда! Думаешь нет - говоришь да!»

(Lumen – Иллюзия защищенности)

Говард Андреас Хатчкрафт приехал в большой город исключительно с деловыми целями. Он работал в довольно серьезной риэлторской конторе и занимался перепродажей недвижимости. Поиск продавцов, покупателей, составление договоров. Иногда он сопровождал покупателей и показывал им дома, рассказывал о прошлых владельцах. Рынок недвижимости в чуждой ему скандинавской стране переживал времена далеко не простые. Цены были высоки и продолжали расти. Обеспеченные люди, с которыми ему чаще всего приходилось иметь дело, наращивали тенденцию отказов от покупки домов, соглашаясь на аренду, а то и вовсе разрывая контракт. Естественно, на финансовом положении компании это сказывалось отрицательно, как и на его жаловании. На этот раз его подставил очередной клиент, отказавшийся продавать квартиру в столице в самый последний момент. Мол, другая фирма ему более выгодное предложение сделала. Но это ему зануда-администратор закусочной поведал после применения повышенного тона, так бы молчал до последнего. Уже клиентов уводят из-под носа, что за времена пошли! И вот, после нескольких лет постоянного метания между головным офисом фирмы и Скандинавией, Говард почувствовал, что у него волосы дыбом от этого странного и порой иррационального народа. Все здесь было не так: чай могли подать горячим, самым популярным видом транспорта был трамвай, а зависающая официантка могла добрых пять минут бороться с тобой за клочок салфетки. Видимо близость России сказывается… Однако же, она его решительно заинтересовала. Эдакий цветущий кактус в бескрайней пустыне. Девушка с неизвестной планеты, с трудом сосредотачивающая свой взгляд на твоем лице. Улыбка рассеянного гения. Однажды он заметил из окна гостиницы ее хрупкий силуэт, кутающийся в шарф. Может быть, смешно прозвучит, но его сердце дрогнуло. Мужчина, разменявший четвертый десяток, отправляющий по одному письму в месяц матери и сестрам на далекий американский континент, наблюдает украдкой за девочкой-уборщицей. Картина, невольно заставляющая задуматься о его жизни и личностных предпочтениях. Нет, он был не женат. Он был заурядным таким трудоголиком с аристократическими чертами лица, похожим на своего отца-истинного-джентльмена, похожего на своего отца-джентльмена и т.д. по списку. Однако постоянные командировки в столь неординарную по сравнению с туманным Альбионом страну не могли не повлиять на его характер. Говард настолько привык приезжать сюда раз в три-четыре месяца, что у него уже появилась любимая гостиница и излюбленные места для прогулок. Что говорить, местная архитектура поражала. Да и к снежной зиме можно было привыкнуть. Он улыбался: вот как меняет все взгляды, кардинально все, появление таинственной незнакомки. Таинственная. Да, именно таинственная. Когда он впервые подошел к ней, пришел в закусочную разбираться с клиентом, она показалась ему обычной девушкой из плоти и крови со взглядом рядовой трудовой единицы. В роли официантки она выглядела не хуже зловещих дамочек из Сайлент Хилла. «Она вообще всегда так выглядит мистически, или только в этой форме?» - подумал он тогда, наблюдая за тонкими руками, расправляющими складки на фартуке. Ни одного кольца на пальце, ногти коротко острижены, и пальцы такие тонкие. Изящество пианистки, но никак не служащей общепита. И вот вновь она, идущая, скользящая по мягкому снегу в одиночестве; привидение в темно-синей курточке. - Как вас зовут, девушка? Она оборачивается безо всякого удивления. - Оливия. Ах, Оливия! Перед глазами пролетают оливковые рощи острова Корфу, жаркое солнце, чайки над морем, высокие синие небеса… Прошлогодний отпуск в Греции. И никакого снега, лишь безграничное тепло этих темных глаз. Вечер смыкается снежным куполом над их головами, пушинками спадая на ее серую шапочку и хрупкие плечи. Вот снежинки уже облепили ее серый шарф, серый в свете огней витрин. Щеки порозовели. - А вас как зовут? И почему же нет страха? Ведь он незнакомый мужчина, лицо которого она ну никак не могла запомнить за пару мимолетных взглядов. - Говард. – внутри все сжимается до мурашек на руках. Кожаные перчатки не спасут от холода волнения. - Говард Лавкрафт? Говард Хьюз? – улыбается Оливия. Дружественный тон выдает в ней приветливую натуру. Можно вздохнуть с облегчением, первый этап пройден. Когда же в последний раз он вот так знакомился на улице? Прошли те времена юности, канули в лету. А в глазах этой девушки беззаботное, мечтательное детство. - Скорее второе. Оливия, что вы думаете насчет того, чтобы поужинать со мной? Смотрит внимательно, очень серьезно. - Вы живете в этой гостинице, Говард? – поднимает глаза кверху, вглядываясь в снежный туман. Где-то в вышине светятся окна гостей столицы. - Да. Как вы догадались? Может быть, в другой обстановке и от другой женщины этот ее вопрос прозвучал бы как намек, как вызов, но тон ее был таким легким, будто бы он рассказывал историю своей жизни, а она мимолетно задавала вопросы. Опять улыбается. - До свидания. Скользнув мимо него, девушка свернула в переулок меж домами и, было, совсем скрылась из вида, пока он раздумывал. Что же, она так просто уйдет? Он не может ее отпустить сейчас, когда он-таки решился на знакомство, на такое внезапное безрассудство, авантюрное приключение ни больше ни меньше! Но что-то остановило его в тот вечер, и Говард так и замер посреди улицы, оглядываемый прохожими. В последующие дни он грезил о новой встрече с воистину подростковым возбуждением. Различные картины метались в его воображении, однако ни одна не могла даже на миллиметр приблизиться к реальности, так как Оливия была непредсказуема. Может быть, она сумасшедшая? Или он сам потихоньку сходит с ума от этой нервной работы? Звонил босс, звонил нотариус, звонили новые клиенты. Через неделю – на ковер и докладывать обо всем как есть. Как же можно думать о работе и этом чертовом доме в Мунккиниеми, если все мысли сводятся к одной женщине! Взять трубку и заказать через администратора авиабилет в Лондон стало практически неподъемной задачей. Если он вернется в Хельсинки в лучшем случае через полгода, ее может и след простыть, ведь не вечно же такой красивой девушке работать в общепите! Да и чего лукавить, в связи с последними неудачными контрактами его вообще могут отстранить от этой работы и понизить в должности. Нужно действовать. Заказав билет и, буквально, вжав телефонную трубку в аппарат, он накинул пальто и вышел из номера. Время обеда, вот и предлог для появления в закусочной. Однако девушки там не было, видимо была другая смена. Собравшись с духом, он решил расспросить официанток об Оливии, надеялся так узнать адрес или хотя бы информацию о том, когда ее смена. Но никто не знал официантку с таким именем. Уточнив, что раньше она могла работать посудомойкой, Говард узнал что, девушка с таким именем вообще никогда не работала в этой закусочной. Сердце его упало. Неужели все это было сном наяву, жестоким видением? Пройдя квартал вниз по улице, мужчина остановился на том самом месте, где они разговаривали. Вот она, его гостиница. И как она догадалась, что он живет именно здесь? Быть может, незнакомка представилась чужим именем, потому что испугалась его? Он пожалел, что не расспросил девушек-официанток на предмет особых примет. Теперь было как-то неудобно возвращаться. С такими мыслями он добрел до самой главной площади. Белая шапочка и синенькая курточка мелькнули сквозь людской поток. Ну что же это такое! Главная площадь и все никак дорогу не расчистят, люди идут как маршируют друг за другом. Исчезла. Снова появилась. Он прибавил ходу. Денек выдался морозный, и люди шли ему навстречу со скоростью отряда солдат. Быстрее, чем быстрее двигаешься, тем меньше вероятность замерзнуть. И все шли навстречу, мешая ему протиснуться вперед. А синяя курточка уже почти скрылась в людском потоке, будто бы они ее поглотили. Наконец, порывы разума померкли перед чувствами, и он пошел напролом, прямиком по снегу, по сугробам. В полуметре от исхоженной тропы можно было идти не боясь, здесь снег был более-менее надежный. Преодолев таким образом приличное расстояние, он невероятно приблизился к цели. Это была она. Без всякого сомнения. Ее нежный профиль, светлые волосы, спадающие на плечи… Ниточки наушников свисают из-под шапочки. А он чуть было не прокричал ей вслед, не позвал через всю улицу. Что-то смотрит в своем плеере, остановилась на мгновение… Отряхнув пальто в двух шагах от нее, он поднял глаза. Конечно же, она наблюдала за ним, таким неуклюжим и смешным. За деловым мужчиной, одетым в шмотки от кутюр, вылезшим из сугроба посреди площади. Или ему просто показалось, что она за ним наблюдала? Посмотрев сквозь него, метнув взгляд чуть выше уровня его плеча, Оливия рассеянно зашагала к трамвайной остановке. Держа в левой руке огромный пакет из супермаркета, смещающий весь ее центр тяжести, она умудрялась выглядеть беззаботной. Из кармана курточки торчал листок со списком продуктов, на другой руке основалась крохотная, умиляющая взор сумочка. Чувствует ритм музыки, чуть покачивает головой. И тут он поймал себя на мысли, что вообще напрочь забыл как, собственно, «подкатывать» к девушкам. Девушка, занимающая его мысли всю последнюю неделю стоит буквально в метре от него, а он не знает с чего начать! Окликнуть ли ее, похлопать по плечу, вытащить наушник из уха и позвать: он не знал, что лучше. Раздумывая таким образом, Говард простоял рядом с ней до прихода трамвая. Пришлось идти следом. Эти трясущиеся трамваи! Никогда ему не привыкнуть к их грохоту и швыряниям из стороны в сторону! А Оливия и вовсе не держалась за поручень, стояла на задней площадке и смотрела через замерзшее стекло на уносящуюся улицу. «Как у нее голова не кружится, так задом-наперед ехать» - подумал он и чуть было не подскочил: она смотрела на его отражение в стекле. Улыбалась. Вот, уже вытащила один наушник и смотрит на него открыто. Ну, теперь не отвертеться. - Здравствуйте. – сказал он как можно более уверенно, словно это была случайная встреча, а не получасовая слежка. - Добрый день. С мороза ли, или от робости щеки ее порозовели. Трамвай повернул направо, обратив все окна к солнцу. И он увидел, как горят ее волшебные глаза. То был темно-зеленый мрамор, играющий оттенками сизого и серого. - Давайте, я помогу. Ни слова не сказав, она передала ему пакет. Сказать, что он был тяжелым, значит не сказать ничего, продуктов она накупила, по всей видимости, на случай ядерной зимы. - У вас пальто в снегу… *** - Мам?... Мам, привет! Ну как ты там? Как Люси? – Миликки прижала телефонную трубку плечом к щеке и сняла с плиты горячую кастрюлю. Сегодня был день переговоров с госпожой Этиайнен, в девичестве Лахти. Нужно было каким-то пространным образом намекнуть ей на появление в жизни дочери серьезных отношений, при этом не сильно шокируя известием о том, что избранник англичанин. Разговор предстоял тяжелый, мало того, что Миликки никогда особо не откровенничала с матерью, расстояние и время усугубило ситуацию в разы. Но позвонить нужно было, это был ее долг. Хотя бы для того, чтобы Катри самодовольно сплетничала об успешной дочурке с соседками. Доставь маме радость сплетен! А Люси, оказывается, умерла в эту зиму. И не от болезни почек, из-за которой Миликки беспокоилась. Выбежала на мороз, а мать дверь заперла и спать пошла. Так и ошивалась под окнами, глупая псина, покуда не замерзла насмерть. Нет чтобы найти теплое местечко! Все же нет никого преданней собак во всем мире. - Ужас какой… - опустила глаза. Под ее пальцами на запотевшей стеклянной крышке кастрюли проступали странные узоры. – Мам, где ты ее похоронила-то?... Ну как это «не расстраивайся»? Ну как же так…? Ну что ей до собак сейчас… По голосу Катри было предельно ясно, что у нее новая пассия. Это даже и хорошо, болтать значит она долго не сможет. Интересно, она все еще держит фотографии своей дочки на комоде в спальне? - Да все нормально. Ужин готовлю. Госпожа Ранта вяжет, я жду Говарда. Да, она совсем обветшала за последние полгода, но весела как младенец. Ага, травит анекдоты, мы с ней как подружки прям. – отдернула трубку с «погоди, погоди, что за Говард??!!!» подальше. – Господи, ну что ты так орешь?... Недавно познакомилась… Он работает в риэлтерской компании. Богатый, богатый… Господи, мам… Какие деньги, ты что с ума сошла? Так, началось светопреставление. В этом и заключались ее наставления дочери. «Найди себе богатого мужа, ради всего святого!» - заклинала мать каждый раз, как разговор заходил о мужчинах. Ведь она же не хочет, чтобы ее дочь «мыкалась как бродяжка с нищими мужиками» и «перебивалась хлебом и водичкой, тогда как другие шикуют и могут позволить себе все». Ну дальше начинались речи о загубленной юности и бла-бла-бла на тему черствости и никчемности существ мужского полу. Подумать только, а у самой новый любовник! Оставалось только иронически ухмыляться. Но в этот раз она превзошла сама себя и в порыве возбуждения от новости в лоб спросила, не дает ли этот Говард ей на личные расходы денег, т.е. читать: «не спонсирует ли он тебя, милая?». Это было невыносимо. - Нет, я не бросила работу. И не собираюсь… Да я не знаю, какой у него дом. Он здесь по работе. Ну конечно, не финн! Где ты видела финнов с такими именами… На кухню вплыла старушка и, кряхтя, отогнала ее от кастрюли. Знаками показав ей, чтоб она завязывала с разговорами, госпожа Ранта критически оценила приготовленную пасту. Критичность выражалась в появлении дополнительных морщин на лбу. Опять что-то напутала… Миликки вздохнула утомленно, мать начала рассказывать ей о своем замечательном новом сожителе. И что у него тоже английские корни, что он аристократ до мозга костей и прочее, прочее. Так бы и утонул их разговор в бесконечном перетирании нудных подробностей, если бы матери опять не взбрело в голову упомянуть о деньгах. Просила выслать «сущий пустяк, на пропитание», потому как она живет в нищете, а ее новый жених не развалится, коли отстегнет любимой женщине. Суховатая беседа, приправленная денежным соусом. Разваренная паста, спасти которую мог только убийственно вкусный подлив. Быстро летели дни, и она совсем не заметила, как прошел этот волнительный вечер, когда они впервые поцеловались; как Говард возвратился на родину и практически каждый день звонил, заваливал ее подарками и цветами. Работники почты знали ее в лицо и здоровались на улице. Минуло Рождество, унеслось в сонме снежинок, с метелью за окном. Время бежало с неимоверной быстротой, вот уже слились воедино все унылые, серые дни, мерцающие лишь телефонными звонками любимого… Это ее судьба. Наконец-то сбылись тайные мечтания скромной провинциальной девушки: ее избранник серьезный мужчина, и уж он-то не допустит, чтобы ее кто-то обижал или называл сумасшедшей. И, быть может…она скоро отправится к нему в гости. Господи, неужели из этой старушечьей трущобы она перекочует в пентхаус с видом на целый город?! Жаль только нельзя с собой взять госпожу Ранту, больно стара, да и ворчит все чаще. Не нравится ей Говард. Подумаешь… Она что ей родная бабушка? Так, сторонняя пожилая женщина, у которой она снимает комнату. А такая любовь, ведь она одна на всю жизнь. Ей не понять! «Ты ничего не понимаешь, Миликки. Таких как он у тебя будет миллион, целый полк и все с цветами, подарками и любовными стихами. А ты, ты же одна такая на всем свете. Подумай хорошенько, прежде чем на шею-то ему бросаться. Что он за человек-то? Подошел к молоденькой девушке на улице, как хвост следом ходил, взялся из ниоткуда, что черт из табакерки! Ох, если задумал чего, а ты и знать не знаешь…» - и вскидывает руками, и вскидывает. Вот точно так же родная бы бабушка наверное причитала, капала на мозги каждый вечер, если бы жива была сейчас… И хотелось вроде прислушаться, но так громко звучала в ее ушах романтичная музыка, что было недосуг. Нет, конечно, она пыталась логически размыслить, подвести весь период знакомства и общения к какой-то структуре, чтобы понять его намерения. Но все попытки провалились. Ей казалось, что более уверенного в себе, более спокойного и выдержанного человека во всей вселенной не существует. У него все под контролем, она знала. Гарант благополучия, готовый взять на себя всю ответственность. Этот мужчина может стать хорошим мужем, за его спиной она будет чувствовать себя как за каменной стеной. Да и вожделенные деньги матери вышлет, если все сложится удачно. Все-таки, двадцать два года это вполне нормальный возраст, чтобы начинать серьезные отношения. Ну и что, что Говард старше ее на девять лет? Разве это помеха чувствам? Тем более, если эта разница довольно-таки незаметна. Да, другое поколение, родился в другую эпоху, в другой стране. Но общие темы все же были, и их была целая куча, они могли болтать часами. «Почему Миликки? Почему родители так тебя назвали?» - она была готова поспорить на что угодно, что он улыбался. Сидел на софе в своей далекой туманной Англии, потягивал холодный чай с лимоном и улыбался, произнося ее имя. «Потому что мой отец…он увлекался этим, любил читать мне старые народные сказки, мифы о богах и героях… И назвал он меня в честь богини леса, потому что ему нравилось это имя. Они с мамой долго ждали ребенка, и когда это наконец случилось, он решил назвать меня по-особенному» - Миликки намотала шнур старенького телефона на палец, вспоминая как малышкой слушала папины сказки. Нет, у ее отца был совсем иной взгляд, чем у Говарда. Такой взгляд может быть только у мечтателя. «А меня назвали в честь моего деда, Говарда Алберта Хатчкрафта. Он был промышленным магнатом, владельцем нескольких фабрик по производству текстиля. В общем, это довольно скучная история». Ах, у них целая династия успешных и предприимчивых. Историю ее семьи можно было выразить в двух словах: потомственные неудачники. Никто не поднялся выше простого офисного работника. Бедность, сотворение кошерной еды из уцененных продуктов, и несмотря ни на что позитивный настрой в жизни! «Ну почему же… Вот я, например, своего деда совсем не помню…» - попытка отвести тему. «Миликки… - произнес он отрывисто, будто бы готовясь к важной речи. – Я…решил взять отпуск на месяц за свой счет. Приезжай ко мне». В тот вечер госпожа Ранта, несмотря на свою прозорливость, не смогла разгадать причину аномальной веселости своей квартирантки. Дождаться перевода нужной суммы на билет, собрать все вещи – а она прямо сейчас и начнет, чтобы потом не маяться – и вперед, к нему, в объятия любимого и новой жизни! Только вот одно ее беспокоило, немного тревожило. Англия это все же чужая страна. Как ее примут, ее, кажущуюся всякому немного не в себе? Все будет хорошо, уверяла она себя. Ведь с ней любимый мужчина, а все остальное неважно.