Миликки

- Вилле. Анита Вало уже девятую минуту кряду пыталась привести в чувство своего немолодого уже сына, мамино вечное дитя. Не отвечал на звонки весь день, и к ночи ее волнение достигло верхней отметки. Вилле Херманни Вало взрослый мужчина и может распоряжаться своей жизнью как угодно: сорваться в клуб, бар, позабыть все на свете, она понимала. Но если он говорит ей, что будет дома, что ему надо побыть одному, значит это серьезно, и, скорее всего, ночные тусовки ему будут не в радость. Запустился очередной интровертский процесс в мозгу, лучше за отпрыском приглядывать. Жажда одиночества. Теперь вот проснуться не может, дышит часто, мечется, трет глаза. Это что же получается, спал весь день? Все постельное белье хоть выжимай, как если бы с пробежки на кровать рухнул. Изможденный, встревоженный, как подменили! - Да что же с тобой такое! Поймала его, руки у висков. Смотрит на нее и не видит. Лихорадка пробуждения, для простой лихорадки жара не хватает. - Мам… - Это я, сыночек, я. – и она ласкает его как в детстве после приступов удушья, гладит по волосам. Матери не нужно быть экспертом, чтобы понять, что причина его тревоги вовсе не астма. Начитался всякой ерунды или опять триллеры ночью смотрел. - Где она? - Кто? Ответа не последовало. Беспокойно он глянул на часы, и, обнаружив, что в комнате так темно, что стрелок не разглядеть, посмотрел-таки на мать. С возрастом ему было все более неловко выражать свои чувства в ответ на материнскую заботу, и даже этот взгляд дался с трудом. - Тебе, наверное, кошмар приснился. Заканчивал бы ты с этими книгами, очень темная литература! Очень темная литература это Некрономикон или руководство по магии вуду, подумал Вилле мельком, но вслух выдал лишь вопросы «какой сегодня день?» и «который час?». - Одиннадцатое мая. И сейчас уже, должно быть, первый час ночи. Я весь день тебе звонила, а ты не отвечал. Вот я и приехала. Одиннадцатое мая! Тот самый день, в котором он проснулся во сне! - Весь день? Я спал весь этот день? Конечно, она удивлена такой аномально эмоциональной реакцией при его обычной флегматичности. Но что если бы она сама провела целых полгода в пространстве и времени, практически идентичном объективной реальности? Полгода за один день! - Да. Анита для верности проверила его лоб. Но нет, не горячий. Потом включила верхний свет, приглушенно, как он любит. Вилле поднялся, сделав усилие над собой, и осмотрелся еще раз. Тот же ворох бумажек на столе, та же обертка от печенья… Все правильно. Вчера, приблизительно в это же самое время они разговаривали по телефону, и он на полуавтомате уминал печеньки. При мыслях о съестном что-то в желудке снова начало бороться за существование, но на сей раз он эти потуги полностью проигнорировал. Мать стояла поодаль и настороженно наблюдала за ним. - Тебе кошмар, наверное, приснился? - Ага, кошмар… - отозвался он пространно, почувствовав, что отдельные моменты этого кошмара были куда реалистичнее серых будней. Это расслабленное состояние ни с чем не спутаешь. Так значит, сон. И он, помешанный на мистической литературе чудак, выстроил у себя в голове целую альтернативную вселенную. Придумал женщину из плоти и крови, которая довела его до экстаза. «Больной ублюдок!» - усмехнулся про себя Вало. - А домработница? - Что домработница? – Анита не казалась удивленной, отвечая вопросом на вопрос. Сердце Вилле упало: а вдруг! - Она приходила? - Так она же по четвергам приходит. По четвергам! Он подскочил с кровати, еле успев притянуть за собой покрывало. Не маленький уже конечно, но перед матерью все равно стыдно. Проснулся сам не свой, странные вопросы задает, да еще белье все в пятнах – ну это будет уже слишком! Если он признается еще в том, что понятия не имел о том, как ее зовут, и что родители вообще наняли женщину убирать эту башню, мать точно отцу звонить кинется. - Вилле, что происходит? Тебе не нравится как Хейди работает? Анита заподозрила, что ему приснился сон, как-то связанный с новой уборщицей, но спрашивать прямо не стала. У сына вопросы в лоб всегда вызывали реакцию отторжения и непредумышленной лжи. - Хейди… - прошептал он, отводя взгляд. Как жаль, что свет включен, ему ведь так хочется замаскировать свое смятение разглядыванием темных ветвей за окном! Вот ветерок тронул едва занавеску, и промелькнуло что-то в стеклах серванта. Ее светлые волосы? Блеск темных глаз, мудрых, усталых? Но нет… Он был почти уверен: эта женщина существует в реальности. Она где-то здесь, может быть даже в этом городе, затерялась среди прохожих. Но встретятся ли они вновь? Анита подходит ближе, садится рядом с ним, начинает говорить о чем-то… Вилле ее уже не слышит. Он улыбается своим собственным тайным мыслям и внимает музыке, рождающейся внутри. «О, Миликки. Миликки… Ты убила меня своим одиночеством. Ты стала моим палачом, *охотница. Нежданная муза. На струнах твоего сердца я спущусь на землю из этого сна. И воскресну вновь».