Признание

Дни шли. Все было так же, как и раньше, о том разговоре ничего не напоминало, соседи не возвращались к щекотливой теме, делая вид, словно ничего и не было. Шерлок не обманул, его отношение к Джону ни в чем не изменилось, однако, изменился сам Джон. Он не показывал этого, стараясь сохранять хорошую мину при плохой игре, но… Слова детектива не выходили у доктора из головы. Он положительно не понимал, как можно любить человека и оставаться настолько бесстрастным? Впрочем, речь шла о Шерлоке Холмсе, самом неординарном из всех необычных. Детектив никогда не сливался с большинством, он всегда был в стороне, всегда словно парил над толпой. А потому, что можно было сказать о его внутреннем мире и его невероятной влюбленности. Теперь Джон ловил себя на том, что его взгляд подолгу залипает на соседе, особенно, если тот не видит или развалившись на диване, сведя руки под подбородком, бродит по своим загадочным чертогам. Джон разглядывал Шерлока, отмечая красивый разрез глаз, острый росчерк скул, которыми в свое время так восхищалась мисс Адлер. Она была права, черт возьми… по этим скулам хотелось провести пальцем. Джон смущенно отворачивался и сердито думал, что пялиться на красиво очерченные губы Шерлока нехорошо, и уж тем более скверно размышлять о том, что влюбленный детектив мог бы сделать этими губами. Проклятье! Джон, после таких вот «сеансов», поднимался и надолго уходил прочь из квартиры. Ему нужно было выветрить все эти подозрительные мысли из своей головы, убрать все это неправильное, хотя (теперь это нормально) и вернуть мысли в привычное русло. Он шагал по сырым улицам старого Лондона и поглядывал на встречающихся по пути девушек, в надежде отыскать искру былого интереса. Хм… черт возьми, интерес едва теплился. Зато мысли как заговоренные возвращались к загадке Шерлока. Тот был бесстрастен как сельдь, и это Джона волновало больше всего. Шерлок признался ему в любви, своеобразно, конечно, но все же весьма однозначно, и при этом он умудрялся оставаться таким же, как и раньше. Не избегал, не смущался, ничего не требовал. Это возбуждало интерес Джона, хотелось знать. Доктор даже подумал, что все это было просто блефом, Шерлок обманул его, чтобы закрыть тему о любви и не возвращаться к ней. Время шло. Ничего не менялось, кроме, пожалуй, Джона, который с каждым днем открывал для себя в своем соседе: новое (Холмс умеет улыбаться не только язвительно, но и с искренней теплотой, ну надо же), очаровательное (утром, после сна, волосы Шерлока забавно торчат в разные стороны), влекущее (губы… о эти губы полные, идеально очерченные, невозможно мягкие на вид). - Тебя что-то волнует, Джон? - спросил как-то утром, усаживаясь в свое кресло детектив. - Эм… - Джон едва сдержался, чтобы не оторвать глаз от статьи, которую читал, слишком поспешно, - нет, с чего ты взял? - Ты почти все время напряжен, эти твои длительные прогулки вечерами… раньше ты предпочитал проводить вечера дома, сидя у камина. - Просто решил, что прогулки перед сном благотворно влияют на мой сон, - Джон поднял глаза и фальшиво улыбнулся, настолько, что сам это почувствовал, - ты же знаешь, кошмары… - Тебе не снились кошмары вот уже несколько месяцев, - отрезал Холмс прищурившись. Джон вздохнул. Шерлок припер его к стене этим своим фирменным взглядом, и ждал ответа на вопрос, которого Джон не знал. Он не понимал, что с ним происходит. Не мог дать логического объяснения тому, отчего Шерлок вдруг заполнил каждый сантиметр его жизни. Нелогично и странно. - Да, пожалуй, ты прав, - Джон отложил газету, плохо представляя, что он делает, - меня кое-что волнует. - И что же это? - Ты, Шерлок. Холмс удивленно приподнял атласную бровь, а руки его словно сами собой сложились домиком и пальцы коснулись подбородка - поза сосредоточенности и размышления. Холмс сам того не осознавая принял боевую стойку: - В каком смысле я? - Ну… - Джон замялся, но потом решил, что должен идти до конца, - после нашего того разговора, помнишь, когда ты признался что… кх… влюблен в меня. Вот я все думаю о том, как тебе это удается? - Что именно? - Шерлок сверлил покрасневшего доктора взглядом, который ничего не выражал. - Вот я именно об этом и говорю, Шерлок, как тебе удается быть влюбленным в меня и таким безэмоциональным в то же время. Я не понимаю. Шерлок вздохнул и, подернув плечами, откинулся на спинку кресла. - Это трудно. Но я вполне могу справляться со своими эмоциями, если того требуют обстоятельства. - Хм… понятно, хотя нет, не понятно. - Ты сомневаешься, что я могу испытывать эмоции и дать волю чувствам? -Ну, что-то типа того, - согласился Джон, глядя на хмуро сведенные брови детектива. - Джон, - Шерлок стиснул подлокотник кресла тонкими пальцами, так что костяшки побелели, и доктор понял, что уже близок к своей неявной пока еще цели, - мне нет нужды, утомлять своими вздохами человека, который не может ответить мне взаимностью. Это глупо и… унизительно, тебе не кажется. Ты не заинтересован… - Откуда ты знаешь? - Джон уловил в холодных глазах проблеск растерянности. Медленно, но верно ледяной панцирь поддавался, а потому он продолжил наступление: - Ты же меня не спрашивал. Шерлок дрогнул губами и фыркнул: - Боже, Джон, весь Лондон уже слышал о том, что ты не гей. - Конечно, не гей, я предпочитаю женщин, - Джон закатил глаза, - но это не значит, что я не могу полюбить человека своего пола, если тот… - Что? - Шерлок весь превратился в слух и острые скулы заинтересованно порозовели. - Если тот окажется нереально потрясающим и гениально великолепным, - выпалил Джон и зажмурился. Вот оно! Произнеся это вслух, доктор, наконец, осознал, то, что сводило его с ума последнее время, то в чем он боялся признаться даже себе. - И? – Шерлок, не моргая, смотрел в глаза доктору. - И полагаю, я имею право знать, во что ввязываюсь, - усмехнулся Джон, - не хотелось бы променять свои пристрастия на влюбленность в холодную рыбину. Шерлок не ответил, он просто сократил разделяющее их расстояние и, слегка возмущенный таким нелестным сравнением, вложил всю накопленную и потаенную страсть в первый и, такой долгожданный, поцелуй.