"Личные предпочтения"

Я помню всё, о чём мы мечтали Но жизнь не для тех, кто любит сны. Мы слишком долго выход искали Но шли бесконечно вдоль стены... "Ария - Осколки льда"

      Губы медленно, лениво, плавно скользили по шее француза, опаляя дыханием кожу. Мартен горячий, обжигающий, а его футболка словно создана для того, чтобы комкать ее, сжимая в ладони перед тем, как сорвать с такого желанного тела. Одной рукой Антон забирается под тонкую ткань, поглаживая мягкую и нежную кожу, а второй сжимая ягодицу. Склонив голову, прижимается носом к затылку Фуркада, зарываясь в черные волосы, вдыхая приятный аромат шампуня. И в мыслях внезапно возникает образ принимающего душ Мартена, стоящего под струями воды.       Никакого сопротивления со стороны француза, но и ответной реакции не было, словно он просто ждал, что же станет делать Шипулин дальше. Приятная волна возбуждения прошла от макушки до кончиков пальцев на ногах, вызывая внутри горячий огонь желания, заставляя вздрагивать от каждого поцелуя, от каждого прикосновения.       — Хочу тебя…       Антон проводит руками по спине, груди, животу, плечам, исследуя, изучая каждый сантиметрик, каждый мускул этого крепкого и стройного тела. Остатки разума испарялись с каждой секундой, оставляя лишь слепое желание обладать. Весь мир в одно мгновение сузился до этой небольшой комнатушки, до одного-единственного мужчины, который сейчас стоял перед Антоном, ожидая, предвкушая, надеясь и доверяя.       — Повернись ко мне, — прошептал Шипулин в самое ухо Мартену, нежно поглаживая его бедра.       Француз послушался. Карие глаза, ставшие более темными от переполнявших эмоций, смотрели с вызовом, словно приглашая продолжить начатую игру. Антон провел языком по своим внезапно пересохшим губам, стараясь взять себя в руки и не поддаться отчаянному желанию тут же бросить Мартена на кровать, раздеть и взять сию же минуту. Нет. Ему хотелось все делать медленно, растягивая удовольствие от того, что этот человек сейчас в полной его власти. Хотя, тут еще можно было и поспорить – кто в чьей, ведь именно Антон не мог контролировать себя в присутствии Фуркада.       Серые глаза изучали лицо напротив – высокий лоб, темные брови, полные губы…       — Черт! Как же хочу тебя поцеловать! — положив ладони на шею Мартену, Антон большими пальцами осторожно обвел губы мужчины. Медленно, почти невесомо, чтобы не задеть потрескавшиеся ранки.       — Так что же тебя останавливает? — выдохнул Фуркад, который точно так же, еле сдерживал себя, вцепившись в больничную рубашку Шипулина.       — Но твои губы… — неуверенно произнес Антон, за что получил насмешливый взгляд карих глаз.       — Все в порядке уже.       И Мартен, чтобы подтвердить свои слова, подался вперед, накрывая губы Шипулина своими. Мягкие, податливые, сводящие с ума настолько, что в голове кроме них больше ничего не осталось. Нет. Были еще руки. Невыносимо приятные, возбуждающие, скользящие по коже, словно легкий ветерок, гладящие спину, живот, бедра.       Антон отрывается от губ Мартена и смотрит в его глаза, словно ожидая разрешения на дальнейшие действия. Француз с трудом проглатывает подступивший ком в горле и молча кивает. Он проводит по груди Шипулина рукой и начинает расстёгивать маленькие пуговички на рубашке, не спеша, стараясь не оторвать их в порыве страсти, контролируя каждое свое движение, хоть и с трудом. Голова уже кружится от опаляющего дыхания на своей шее, от контрастирующих прохладных прикосновений.       Наконец, рубашка полетела на пол, и Мартен смог рассмотреть голый торс Антона. До чего же он великолепен, аж дух захватывает и уже не хочется въедливо напоминать о том, что они в больнице, не хочется язвить и свысока оценивать этого человека. Сейчас только страсть и безудержное желание, которое все труднее контролировать, а вместе с ним и свои собственные мысли и эмоции.       Антон кладет ладонь на затылок Мартену, направляя, вплетаясь пальцами в темные волосы, и Фуркада ведет от такого хозяйского жеста. Он пятится назад, спиной прижимаясь к металлической спинке кровати, огибая ее, и Шипулин размыкает их рты, поглаживая плечи француза. Задирает его футболку и снимает через голову, следом на пол отправляются ремень и джинсы, оставляя мужчину в одних только трусах.       Фуркад и не замечает, когда это он успел оказаться на кровати, а Антон сверху – уже смотрит, изучает, испытывает его терпение. Хотелось возмутиться, закричать, требовать не останавливаться, но с губ сорвался лишь громкий стон, когда теплые губы сжали его сосок. Все тело превратилось в один оголенный нерв, вздрагивающий от каждого прикосновения, от каждого движения. Мартен раскраснелся, а его дыхание стало сбивчивым и тяжелым, с трудом пропуская воздух в легкие. Обхватив спину Антона, он сильнее прижал его к себе, вжимаясь, сливаясь воедино, словно хотел срастись в одно целое с этим человеком, бесстыдно толкаясь пахом в его бедра. Ответные ласки вырвали хриплый рык с губ Шипулина, и он резко втянул в себя воздух. Рука Мартена опустилась на ягодицу любовника, поглаживая, щипая, оставляя красные отметины на коже. Стало душно, невыносимо жарко и простыня сразу же прилипла к спине, а воздух словно испарялся с каждым вздохом из палаты.       Нервы у обоих мужчин были на пределе, а терпения уже не хватало даже на то, чтобы подольше подготовить друг друга. Антон резко стянул трусы с Мартена и, положив свою ладонь на его член, принялся мягко ей двигать. От наплыва новых ощущений, у Фуркада голова закружилась, и, чтобы не потерять связь с действительностью, он крепко ухватился за плечи Шипулина, впиваясь ногтями в кожу. Постепенно увеличивая темп движения рукой, Антон приник губами к шее француза – покусывая, покрывая поцелуями, спустился к ключице, провел по ней языком, вызывая новый стон наслаждения, от которого сам бы сошел с ума, если бы мог.       Тихие вздохи отдавались слабой вибрацией по всему телу, собственное возбуждение мешало сосредоточиться Антону, и он почти бессознательно, действуя инстинктивно, второй рукой приподнял бедра Мартена, закидывая его ноги себе на плечи. Горящие карие глаза внимательно следили за каждым движением русского. Обхватив Шипулина за шею, притянул к себе, все более уверенно и пылко сминая полные губы мужчины, словно изучая, заново пробуя на вкус. Тот в ответ легко прикусил губу Фуркада, углубляя поцелуй, проникая внутрь языком и чувствуя нарастающий жар.       Оторвавшись от губ, Антон стал спускаться ниже, покрывая горячими, влажными поцелуями шею, ощущая биение маленьких жилок. Прикусив кожу на ключице, он тут же загладил след ласками губ и языка. Наконец, когда Мартен уже почувствовал, что находится на пределе своих сил, быстро перехватил руку Шипулина и направил туда, где больше всего хотел его почувствовать.       Сначала один палец медленно и мучительно проникал внутрь, затем второй, от которого хотелось закричать и стонать одновременно, но Фуркад не издал ни единого звука, лишь прикрыв глаза. Но уже через несколько секунд смог привыкнуть и к этим ощущениям. Тогда, убрав руку, Антон резко, одним движением вошел в Мартена. Тот от боли вскрикнул и зашипел сквозь стиснутые зубы.       — Тшшш… прости, сейчас все пройдет, — хриплым голосом произнес Шипулин, целуя в уголок губ француза, а затем, спустя несколько мгновений, начал медленно и осторожно двигаться в нем.       Постепенно острая боль стала притупляться, и совсем исчезла, стоило лишь Антону коснуться чувствительной точки внутри. Вспышки удовольствия учащались по мере того, как наращивался темп движений, и Антон проникал все глубже. С громким стоном Шипулин выгнул спину, подаваясь назад, чувствуя, как внизу живота нарастает пульсация. Через несколько резких толчков, он почувствовал, как волна наслаждения обрушилась на него, накрыв с головой, заставляя громко рычать в порыве экстаза, а вслед за ним кончил и Фуркад, с силой сжав бедра любовника, впившись к них пальцами до такой степени, что они побелели.       Около минуты мужчины лежали не двигаясь, стараясь отдышаться и привести свои мысли в порядок. Антон осторожно скатился с Мартена, стараясь не причинять лишней боли и улегся рядом на подушку, глядя в потолок и восстанавливая дыхание. Ровное посапывание слева, тихий смех и легкий поцелуй в плечо – и теперь ощущение счастья стало полным. Как долго они шли к этому моменту, сталкиваясь с различными препятствиями, откатывались на несколько шагов назад и расходились все дальше, словно берега реки. И вот сейчас, наконец, они смогли приблизиться, почувствовать, полноценно ощутить друг друга.       Повернув голову, Антон встретился со взглядом карих глаз, которые с точно таким же интересом разглядывали его. Немного смущенная улыбка растягивала губы Мартена, и это было так непривычно – видеть его слегка растерянным, удивленным, в некоторой степени даже, каким-то, хрупким и беззащитным. Сейчас перед Шипулиным лежал совершенно другой человек, не тот, что всегда вызывающе вел себя на трассе, демонстрируя свое превосходство над другими соперниками. Этот человек, со слипшимися от пота черными волосами на лбу, влажными блестящими глазами и припухшими от страстных поцелуев губами, был совсем иным, чем его представляли. Вот он, настоящий, такой близкий и родной, что хотелось глупо улыбаться своему счастью быть рядом с ним. Просто лежать и молчать, разглядывая любимое лицо, всматриваться в эти знакомые черты и вдыхать его терпкий аромат.       — У тебя интересный цвет глаз, — заметил Мартен после минутного молчания. Он перевернулся на бок, подложил под голову руку и теперь изучал лицо напротив.       — Вот как? — усмехнулся Шипулин.       — Да, — совершенно серьезно ответил Фуркад. — Они не просто серые… Это, скорее даже, цвет пасмурного неба, с которого вот-вот должен полить дождь.       — Еще никто не сравнивал мои глаза с небом, — тихо сказал Антон.       — Значит, я буду первым, — самодовольно промурчал Мартен, придвигаясь ближе к мужчине и указывая на свое плечо. — Ложись!       Шипулин не стал спорить, а просто сделал так, как хотел француз – чуть сдвинулся и положил свою голову тому на плечо. Фуркад по-хозяйски обнял его и прижал к себе. Их тела все еще были мокрыми от пота и горячими, и, чтобы не замерзнуть, Антон взял скомканное одеяло у стены и накрыл их. Усталость и слабость, не до конца окрепший организм – давали о себе знать, погружая Шипулина в вязкий сон. Последнее, что он запомнил перед тем, как вырубиться окончательно – легкое касание губ на виске.