"Личные предпочтения"

Хочу почувствовать твою силу, подчини меня своим взглядом, Твой поцелуй – неземной, каждое движение волшебно... "Katy Perry — E.T."

      — Привет! Как себя чувствуем?       Гараничев просунул голову в дверной проем и улыбнулся, увидев Антона, сидевшего на постели и читавшего книжку. Тот, услышав знакомый голос, оторвался от своего занятия:       — О! Здоро́во! А я как раз хотел тебе сегодня позвонить.       Женька вошел, прикрыв за собой дверь. В руках у него был небольшой плотный пакет, в котором, судя по звуку, что-то плескалось и звонко гремело.       — И что ты мне сегодня принес? — поинтересовался Шипулин, внимательно следя за тем, как Женя поставил свою ношу на тумбочку и принялся разбирать содержимое.       — Ничего такого, что тебе нельзя! — многозначительно изрек мужчина. — Я Дарио еще вчера высказал все, что думаю по поводу его кофе!       — Между прочим, этот напиток просто великолепен! — парировал Антон. — Тебе стоит его попробовать.       — Нет уж, спасибо, — поморщился Женька. — Вот, здесь тебе сок, а еще вот в этой баночке вкусная кашка…       — Ты издеваешься?! — обалдел Шипулин, у которого от вида этой самой "каши" чуть рвотный рефлекс не начался. — Ты меня вот этим кормить будешь?       — А что тебе не нравится? — не понял Гараничев, с недоумением разглядывая непонятную, мутную, серую массу в прозрачном стеклянном контейнере. — Между прочим, сам приготовил! Для тебя!       — Вот так вот – сам? — не поверил Антон, с подозрением косясь на друга, который аж покраснел от негодования.       — Да!       Шипулин опять посмотрел на баночку, стараясь взять себя в руки. Если он съест хотя бы одну ложку, то ничего не случится, верно ведь? В горле неожиданно пересохло и глотать стало больно. Представив, как берет ложкой эту липкую массу, кладет в рот… Антона аж передернуло от одной только мысли.       — А что за каша? — с видимым усилием спросил больной, наблюдая за тем, как Женька открывает крышку, берет железную ложку, позаимствованную в больничной столовой, и протягивает ему.       — Овсянка, сэр! — гордо сообщил Гараничев, улыбаясь во все тридцать два зуба, словно приготовил блюдо года, а не какую-то странную ерунду, которая того и гляди отрастит ноги и убежит. — Держи, попробуй. Это вкусно и полезно!       — Что-то я сомневаюсь в этом, — пробубнил себе под нос Антон, поднося банку к носу и вдыхая аромат принесенной еды. Вроде пахнет нормально, но вот как на вкус?       — Что говоришь? — переспросил Женька. — Я не расслышал.       — Я говорю, — уже громче произнес Шипулин, оттягивая момент завтрака. — А доктор что сказал? Мне это можно?       — Не переживай, — улыбнулся друг, устраиваясь на стуле поудобнее и глядя на Антона. — Я у него все повыспрашивал про твой рацион, и он дал добро на кашу!       — И зачем было так напрягаться? — вновь постарался дать задний ход Шипулин. — Варить кашу, тащить ее сюда, а вдруг я не голодный?       — Хочешь не хочешь, а съесть придется! — твердо произнес Гараничев. — Давай, налегай! Тебе надо сил набираться.       Тяжело вздохнув, Шипулин потыкал ложкой вязкую смесь в банке и зачерпнул немного. Покосившись на друга, натянуто улыбнулся и поднес кашу ко рту, молясь про себя, чтобы дожить хотя бы до вечера. Но судьба сегодня была явно благосклонна к биатлонисту – точно в тот момент, когда серая масса уже готова была начать свой долгий пищеварительный процесс, дверь в палату открылась.       — Слава Богу! — чуть не закричал Шипулин, ставя банку на тумбочку и ослепительно улыбаясь. Гараничев же разочарованно вздохнул, поворачиваясь на стуле к посетителю. — Симон! Чертовски рад тебя видеть!       Шипулин поднялся с кровати, протягивая руку. Шемпп даже слова произнести не успел, как Женька тоже поднялся, недовольно глядя на вновь прибывшего:       — Ну как ты не вовремя, Симон! — поцокал языком спорстмен, хлопая мужчину по плечу. — Может, зайдешь попозже? Антону поесть надо.       — Нет-нет! — быстро заговорил Шипулин, беря Шемппа под руку и устраивая рядом с собой на кровати. — Садись! Ты совсем не помешаешь!       — Но… Тох, — начал было возражать Женька, однако его тут же перебил Антон, издав несколько нервный смешок:       — Все в порядке, правда! — заверил его биатлонист. — Я потом поем. Кстати, — тут же он переключил свое внимание на гостя. — А что с лицом?       Симон деликатно кашлянул, бросив многозначительный взгляд на Гараничева, но тот лишь пожал плечами:       — Я сделал все, что мог, а теперь умываю руки! — поднявшись, он сделал несколько шагов в сторону двери. — Я пойду, а то тренер будет ругаться, что пропускаю тренировку. Завтра загляну. Не скучай.       Шипулин непонимающе смотрел, как за другом закрылась дверь, затем повернулся к Симону, тихо сидящему рядом. Странно выглядел, почти так же, как и Мартен, вот только с лицом чуть получше было, нежели у француза. На скулах бледнели синяки, над правой бровью наклеен пластырь и еще парочка таких же на лбу.       — Что с тобой случилось? — удивленно спросил Антон, внимательно разглядывая друга. — И у Мартена тоже синяки… Подожди-ка! — Шипулин замолчал, склеивая воедино кусочки картины.       Шемпп по-прежнему молчал, не зная, с чего начать и стоит ли вообще рассказывать все подробности. Ему было немного не по себе, словно мама застукала за каким-либо непристойным занятием, а теперь приходится выкручиваться. И что же делать? Оглядевшись, Симон не увидел ничего, что хоть как-то могло помочь ему избежать щекотливой темы. А, может, не поймет?       — Подрался с Фуркадом?       Последняя надежда рухнула, как карточный домик от легкого дуновения ветерка. Теперь нужно каким-то образом объяснить их с французом драку. А что он скажет: «Прости, Антон, я ревновал, вот и разозлил Мартена, просто для того, чтобы врезать ему! Не хотел отдавать тебя без боя»?       Бред! Нет, конечно, такого сказать Шемпп не мог хотя бы из-за того, что российский спортсмен ничего не знал о чувствах Симона и говорить о них пока не было никакого желания. Но взгляд серых глаз был слишком пристальным, слишком изучающим и невозможно было не ответить.       — Симон? — теперь Шипулин откровенно забеспокоился из-за молчания друга. Значит, действительно подрались. — В чем же причина? Вы, вроде, неплохо общались, насколько я помню.       Симон поднялся и подошел к окну, всматриваясь в утреннее голубое небо, по которому плыли редкие облака, словно белые кляксы на холсте. Сердце с удвоенной силой колотилось в груди, руки мгновенно вспотели. Ну не умеет он красочно врать – нет такого таланта! Ведь может сразу же проболтаться! И зачем вообще пришел сюда сегодня, зная, что Антон все равно увидит следы драки и начнет задавать вопросы. Что же ему делать?       — Почему ты молчишь?       Симон вздрогнул, когда голос раздался совсем рядом с ним, и обернулся – Шипулин стоял теперь слева, задумчиво глядя в окно, скрестив на груди руки. Невольно залюбовавшись профилем, немецкий биатлонист застыл, пытаясь оторвать взгляд от длинных ресниц и таких соблазнительных губ…       — Чёрт! Это уже слишком! — прошептал Шемпп, опуская голову и стараясь взять себя в руки.       — Что? — Шипулин повернулся, вопросительно глядя на друга. — Ты странный какой-то! За три дня ни разу меня не навестил, а теперь приходишь и все время молчишь! Да еще и подрался с Мартеном. Я чего-то не знаю?       — Антон, — проглотив подступивший ком в горле, Шемпп решил, что стоит хотя бы начать что-то говорить, иначе будет выглядеть еще страннее. — Я не мог раньше прийти, был занят. Тренировки и все такое, понимаешь? — повернувшись, Симон замолчал, заметив, что тот как-то странно смотрит на него. — Что?       — Так это был ты? — пораженно произнес Антон, не моргая глядя на своего друга. — Это был ты!       — Что? — теперь пришла пора Симона не понимать, о чем говорит Шипулин.       — Ну как я раньше не узнал? — сокрушенно покачал головой мужчина.       Теперь все встало на свои места – этот тихий голос, звучавший в темноте, несомненно принадлежал Шемппу. Словно какая-то стена рухнула в сознании Антона, ограждавшая все его воспоминания, за которой были такие недостающие частички паззла. Это Симон постоянно разговаривал с ним, долго, до хрипоты общался со спящим, надеясь, что тот услышит его, даже если не поймет речи. Все верно – вот еще почему Антон никак не мог разобрать слов, языка ведь не знал! Он точно помнил, что различал интонацию: тихую, печальную, умоляющую, переходящую в гневно-раздражительную, иногда даже злую. И Шипулин понял, что именно Симон был рядом с ним все это время. Благодаря другу ему удалось вернуться из мрачной пещеры болезни, которая чуть не сожрала его, подобно дикому зверю.       — Антон? О чем ты? — беспокойно спросил немецкий спортсмен, чуть наклоняясь к нему.       — Это ведь ты сидел со мной, пока я был в отключке, да? — сразу в лоб спросил Шипулин, переводя взгляд на Шемппа.       — Что?       — Твой голос помог мне, — тихо произнес Антон, чуть улыбаясь. — Благодаря тебе я проснулся, иначе до сих пор валялся бы в коматозном состоянии.       — Антон… — Симон не знал, что на это ответить. Он и не представлял, что Шипулин мог слышать то, что он разговаривал с ним. Хорошо еще, что на немецком, а то сейчас со стыда сгорел бы! — Не знал, что ты понимал меня.       — Ну, я не разбирал слов, просто твой голос… — он запнулся, пытаясь подобрать слова. — Он словно маяк был, указывающий путь в темноте. И, когда я его слышал, то мне становилось… не так одиноко, что ли?       Симон пораженно вглядывался в лицо мужчины, пытаясь понять – не шутит ли тот? Неужели именно он помог ему очнуться? Его пустая болтовня? Удивительно! Но даже не это было самым важным сейчас – Антон запомнил его голос, он думал о нем, пусть и не мог сразу вспомнить. А вдруг есть надежда? Вдруг он сможет достучаться до него, и получится отвоевать у Мартена небольшое местечко в сердце Шипулина?       — Спасибо, — искренне поблагодарил Антон, кладя руку на плечо Шемппа. — Правда, я очень благодарен!       — Да, — тихо произнес Симон, вновь утопая в серых глазах напротив. В голове за считанные секунды пронеслись настолько яркие и красочные картинки, больше похожие на фотоснимки, что чуть голова не закружилась. Это всего лишь фрагменты из снов, из безумных фантазий, недосягаемые и такие далекие, но которые сейчас могут стать правдой.       Страшно. Стыдно. Но так хочется! Эти глаза, смотрящие на него с доверием… Эти чуть приоткрытые в полуулыбке губы. Сделать то, о чем так долго мечтал и плюнуть на последствия? Просто сделать первый шаг, крепко обхватить за шею, притянуть к себе, почувствовать его тепло…       — Симон?       Наклониться. Приблизиться. Его горячее дыхание, опаляющее кожу. Что еще необходимо? Ах, да! Сделать первый шаг и коснуться этих манящих губ. Сначала осторожно, мягко, почти невесомо. А потом полностью завладеть ими, углубляя поцелуй, делая его более реальным, более страстным. Кусать. Сминать, увеличивая напор с каждой секундой.       Просто… воплотить мечту в реальность?