Unmake the wild light

Сынхун как старший хён следит за общими настроениями, а заодно поддерживает свой рейтинг. – Кто твой лучший друг? – подкатывать к Донхёку с провокационными вопросами проще простого. Донхёк добрый и хороший, не то что остальные донсены-гиены – им палец в рот не суй, откусят. – Ты, хён, – Донхёк на все знает правильные ответы, хотя ему без нужды поддерживать свой рейтинг в списке лучших донсенов – остальные косячат с завидной частотой. – Эй, Донхёк, а как же я? – Чживон подслушивает их разговор и влезает в самый неподходящий момент. Сынхун тут вообще-то упрочнял свои позиции – так, на всякий случай. Какой всякий, – спросил бы Мино, считающий, что раз у него Сынхун на первом месте, то мнение остальных не важно, но Мино, слвбг, тут нет. Сынхун отвешивает Чживону подзатыльник и объясняет, что подслушивать нельзя. – И ты, вообще, пиздуй отсюда, – еще у него иногда просыпаются псевдоматеринские чувства, что хочется оградить хорошего и доброго Донхёка от плохого влияния. – Хён-долбоящер, – обзывается Чживон и возвращается назад к Ханбину с Чжунхэ. За пять минут наедине они друг друга – жаль – еще не отпиздили – непрекращающийся лав-хейт как-никак – но, если что, Чживон всегда может Ханбину помочь. Донхёку немного тоскливо, но никто не замечает. А еще страшно бесит, что его перекидывают друг другу как мяч – Донхёк, иди к хёну, Донхёк, останься ночевать тут. Донхёк все понимает. Он умен не только в точных науках, дедукцией пользуется даже чаще, чем мобильником, и с социализацией у него в сто раз лучше, чем у Чжунхэ, например. – Переночую сегодня у хёна, – говорит им Донхёк, и в ответ получает три недоумевающих взгляда. – Какого хёна? – звучит, как "какого хрена". У Чживона лицо на измене, он явно против того, чтобы Донхёк ночевал не у него под боком, как это делал последнюю неделю. Чживон в отличие от Донхёка нихрена не понимает (у них с Чжунхэ, видимо, врожденное – нихрена не понимать). – Мне будет скучно одному спать. Ты же не допустишь, чтобы хёну было скучно? У Чживона все вопросы из серии "на что ты готов ради хёна" выступают за решающий аргумент. А у Донхёка ответ всегда один – на все. Донхёку нравится тусить у Чживона с Ханбином, хоть и свалка у них в квартире адская. Но с учетом того, с какой частотой к ним заваливаются хёны, неудивительно. Донхёк готовится уже ко сну и стягивает с себя футболку, когда Чживону приебывает записать видео-послание Ханбину. Они же так давно не виделись – минут двадцать. Но из Чживона прет столько энтузиазма, что Донхёк не может им не заразиться – он улыбается и машет в камеру, прижимаясь своим голым плечом к плечу Чживона, чтобы влезть в объектив. Ему не кажется это странным – уже нет – а Чживону и вовсе пофиг. На голые плечи и все остальное. От Ханбина минут через десять тоже приходит видео-ответ. Донхёк смеется над кислой рожей Чжунхэ, посылающей Чживона прямым текстом нахер со своими дружескими чувствами. – Доебись до кого-нибудь другого, – говорит он, и смотрит слепо туда, где сидит Донхёк. – Чжунхэ-стерва, – Чживон гогочет как умалишенный, трясет камерой и чуть ли не укладывает Донхёка под себя. Был бы сейчас Сынхун-хён с ними, то забрал бы Донхёка к себе – навсегда. Но Сынхуна с ними нет. (И слвбг, добавил бы Чживон). – Давай спать, – Донхёк хрипит, придавленный тяжелой чживоновской тушей, и скатывается с дивана на пол. Чживон ведет себя как большой щенок большую часть времени – особенно по утрам, когда после душа трясет во все стороны мокрой башкой, смешно отфыркиваясь, или подходит со спины и трется щекой о плечо Донхёка – в качестве благодарности за приготовленный завтрак, или купленное молоко, или просто так. Видеть полуголого, мокрого Чживона по утрам вошло в привычку, и к его чрезмерной тактильности Донхёк давно привык. – Юнхён сегодня приезжает, – Чживон широко зевает, пока говорит. У Донхёка в свете событий возникает закономерный вопрос – и где он теперь будет спать. А Юнхён хороший, он его в обиду не даст. Приезд Юнхёна из Кореи вызывает шквал эмоций, а у некоторых еще и приступы гиперактивности. – Отличный повод! – Мино с Сынхуном гогочут на пару. – Кто приезжает, тот проставляется! – Вас же ничо не берет, – сучит Чжунхэ под гогот Сынхуна, который обещает рассказать, что может его взять. Или кто. И лучше на этом оборвать мыслительный процесс. Лучше для всех. Юнхён – хороший хён, только питает слабость к танцам и бухлу – по отдельности и вместе. Как бы его в первую ночь не пришлось вытаскивать из клуба, думает Донхёк, пока Юнхён тискает в своих объятиях его и Чжунхэ. Юнхён и с Ханбином легко сходится, хоть Ханбин поначалу выглядит не очень приветливым. – Юнхён-а, хочешь, я тебя прокачу на своем новом байке? Как раз за пивом сгоняем, – предлагает Чживон, когда все только-только и еще не. Юнхён соглашается и с ловкостью ловит из рук Чживона мотоциклетный шлем. Донхёк думает, что их отношения по сути такие же, как и у него с Чжунхэ или с Ханбином. Быть одногодками классно – можно без зазрения совести называть друг друга мудаками, но не то что бы Донхёку приходилось делать это часто. Чжунхэ с Ханбином отлично справляются и без него. Просто до этого с Чживоном катался только Донхёк – Ханбин не в счет – и нет, он не ревнует, просто привык за последние недели всегда находиться рядом с Чживоном. Ну и с Ханбином по ту сторону экрана. – Мороженку мне купите, – успевает крикнуть с пола Сынхун и подмигивает Донхёку. И мороженку эту ему зачем-то отдает. Юнхён жалуется на то, что в минимаркетах не продается корейская водка, а ящики с пивом тащить тяжело и неудобно, хотя байк у Чживона и правда крутой. Чживон лыбится от счастья, хлопает Юнхёна по плечу и валится усталой тушкой в ноги Донхёка. Он трется своим затылком об его коленки, чем опять напоминает Донхёку большого лохматого пса. Вопрос, где спать, остается открытым не только для Донхёка, потому что хёны (гандоны, – добавляет внутренний голос интонацией Чжунхэ) дружно решают остаться, а Юнхён жутко рад, что его приезд заканчивается вакханалией. – Давайте в следующий раз в клуб, – шепчет он уже в полусне, а через минуту слышится его сопение. Чжунхэ, укладываясь рядом с Ханбином, предлагает им всем поменять квартиры и съехаться, потому что скоро не будет хватать места даже на полу на кухне – но в его интонации столько сарказма – только попробуйте. – Чжунхэ-я, хорошие идеи вслух не говорят, – Чживон с Ханбином говорят в один голос, а Донхёк выбирает нейтралитет и думает уползти в сторону Сынхуна. Пока Чживон не ловит его за бедро и не тянет назад к себе под теплый бок. Утро начинает еще веселее, чем заканчивается вечер. – И это можно есть? – спрашивает Юнхён, хотя Донхёк его голос не может четко разобрать. Метод исключения помогает: кроме Донхёка, никто не говорит слово "есть" – исключительно "жрать". – При вскрытии проверим! – а Сынхун как всегда на коне. Чживон как печка, и хорошо, что спал сегодня в майке – Донхёк еще не готов морально первым делом с утра созерцать его голый пресс. Донхёк редко спит дольше всех, и с хёнами на кухне сложно выспаться, но Чживон тащит его назад к себе в объятия, когда Донхёк хочет встать, и не оставляет ему особого выбора. Он просыпается только, когда кто-то решает сделать доброе дело и вынести бутылки (под четким контролем Сынхуна, Донхёк спорит на что угодно), и выпускает Донхёка, который натягивает майку пониже и спешит надеть джинсы. "Все очень плохо", наверное, его взгляд вопит об этом, когда он с видимым спокойствием заходит на кухню. – Хочешь, я научу тебя брать за душу, – Сынхун показывает захват на Мино – его вроде как не жалко. – Будешь применять против Чживона. – А что я? – Чживон вползает следом, треплет волосы на голове и хлопает глазами. Донхёк почему-то смущается. За последнее время они стали настолько близки друг другу, что это заметно невооруженному глазу – особо проницательных в их сомнительной компании никогда не было. – Он и так меня за душу берет, – добавляет Чживон, следуя принципу молчать значит врать. И вот теперь Донхёк правда краснеет – слишком много внимания ему одному и слишком уж откровенные у Чживона слова. Ханбин с Чжунхэ ругаются, но все равно уходят вместе, Донхёк остается ночевать с Чживоном, а Юнхён искренне не понимает, что происходит. Донхёк понимает, что Юнхён нихрена не понимает, но не спешит объяснять. Он занимает место Чжунхэ за приставкой, советует Юнхёну сделать то же самое, и это реально помогает отключиться от анализа происходящего. До тех пор, пока не приходит Чживон – валится на спину Донхёку, прижимая к полу, и дышит горячо ему в шею. У них вообще много двухсмысленных ситуаций, если задуматься. Донхёку вот свои чувства очень даже понятны (особенно по утрам и нынче с завидной периодичностью – ладно, если бы один раз), но вот Чживона – нет. Но Чживону похоже и правда похер – и на мысли, и на чувства. Он какой-то непробиваемый. У Чживона острые коленки, а у Донхёка тощая задница, и ему не особо удобно сидеть у Чживона на руках. И в какой-то момент он начинает чувствовать крайнюю неловкость, потому что даже Ханбин с Чжунхэ сидят раздельно. – На полу сквозняк, – говорит Чживон, а сам опять сидит в одной майке, и кожа у него на плечах горячая. Донхёк проезжается по ним шеей и затылком, когда скатывается по коленям Чживона вниз. Маневр не удается – Чживон ловит его рукой за талию и подтягивает назад на себя. Пойти ночевать к Сынхуну – подальше от Чживона – кажется хорошей идеей. Ровно до тех пор, пока Донхёк не замечает красный след от зубов у него на шее – в радиусе квартиры их всего трое, считая Мино-хёна. Донхёк готов проклясть свою природную внимательность – полчаса назад никакого засоса не было. А Сынхун смотрит на него и хитро улыбается, и у Донхёка не возникает уже сомнений, что все было им же подстроено. Как теперь с ними спать – тоже вопрос. Донхёк бы ушел – если не был бы таким вежливым и не боялся бы обидеть хёнов, что с них взять, гандонов. Он уходит рано утром – так нихера не спавший и с вопросом на лице – какого хуя, хён. Но ему проще пережить самому, чем ругаться. Хён, выходит, хоть и извращенец, конечно, но все равно в топовой тройке. Не то что бы у Донхёка были предубеждения – просто слишком много секретов вокруг, а некоторые секреты лучше не знать, крепче будешь спать. Чживон очень удивляется, когда, проснувшись, нащупывает рядом с собой Донхёка. – Тебя они обидели, что ли? – спрашивает он, прищурившись. Донхёк слышит, как у Чживона хрустят костяшки. Чрезмерный протекционизм, конечно, льстит, но опасен для окружающих, а Донхёк против насилия. – Нет, – отвечает он и не врет. Сынхунов посыл – все еще загадка, но в нем должна быть логика. Хён умный, но часто притворяется, да и методы у него сомнительные. – Давай съездим в магаз за продуктами. Прокатимся, – предлагает тогда Чживон. Он всем средствам передвижения предпочитает байк. И Донхёк начинает его понимать. Ему не хочется свой – ехать, сцепив руки у Чживона на животе, ему тоже очень нравится. А еще – ветер, свобода и отсутствие всех мыслей. У Чживона врожденный долбоебизм – Донхёк уже смирился. Он входит в поворот слишком резко, и их заносит. У Донхёка разбитые колени и ладони и вывихнутая нога, а Чживон – целый и невредимый – носится вокруг, толком не зная, что делать. Донхёк чувствует себя тупо и глупо, потому что не может встать, а Чживон не находит ничего умнее, чем взять Донхёка на руки, и это действительно смущающе – потому что приходится обнять Чживона за шею и старательно смотреть вниз, иначе слишком близко, а Донхёк все-таки не дурак – к зрительному контакту с Чживоном он тоже не готов. Чживон даже обрабатывает его коленки сам и смотрит виновато-виновато – себя бы ему жалко не было, и Ханбина, наверное, тоже, а Чжунхэ тем более. – А ты особенный, – говорит Чживон, чтобы отвлечь от боли, и у Донхёка уже ничего не болит, а ноет. Где-то в груди. – Да все нормально, – не производит должного эффекта. – Ну, относительно нормально, – тоже. Все в этом мире относительно – могло бы быть и хуже. Донхёк внезапно ловит себя на мысли, что немного влюблен, потому что Чживон заботливый и гладит кожу возле ссадин, разводит панику и звонит всем подряд, чтобы спросить, чем обработать колени – и ему без разницы, что там ему говорит Донхёк. На самом Чживоне бы зажило все как на собаке, а Донхёк особенный, и пусть, что почти не уступает в росте, а в умственном развитии тем более, и прекрасно знает, чем обрабатывать раны. Чживон остаток дня и весь вечер лезет под руку – все еще чувствует себя жутко виноватым. – Может с тобой сходить в душ? – предлагает он по-дружески, и Донхёк уже готов его послать словами Чжунхэ – нахуй это туда. Горячая вода жжет раны, и стоять все-таки тяжко. После Донхёк выглядит еще более разбитым, чем до. Ему бы лечь и уснуть, но организм, привыкший к присутствию Чживона, думает иначе. Поэтому когда Чживон следом за ним плюхается на кровать и прижимается со спины, у Донхёка встает на раз. Он проклинает свое рваное дыхание и руку Чживона на своей талии, и все, происходящее следом. Если бы у Донхёка было время для удивления, он бы удивился, что у Чживона стоит тоже. Донхёк сдавленно стонет, когда нечаянно касается бедром его члена. А потом Чживон все берет в свои руки – во всех смыслах – оттягивая резинку трусов и ладонью обхватывая член Донхёка, а сам вжимается сзади, и Донхёк умереть готов от того, как хорошо, и как стыдно, и как плохо от смеси этих чувств. Он вжимается лицом в подушку и чуть ли не плачет, и кусает свои губы, чтобы не закричать, когда Чживон доводит его до разрядки и, сжимая у него на загривке зубы, кончает сам. А потом Чживон укрывает его одеялом и говорит спать – и Донхёк засыпает без единой мысли в голове. Донхёк просыпается в кровати один и не может понять, что не так. Все тело ломит после вчерашнего падения, и на ногу опираться больно. На кухне разговаривают Юнхён с Чживоном, гремят кастрюлями и тарелками, а Чживон еще и ржет – у Донхёка все в узел внутри сворачивается от его смеха. – Живой? – спрашивает Юнхён, когда Донхёк вползает на кухню, и освобождает ему стул. На втором сидит Чживон – все еще выглядит заспанным, и когда он взъерошивает волосы на голове, к Донхёку, вместе с тупым чувством переполняющей нежности, возвращается память и приходит осознание. Стул оказывается весьма кстати. – Ты какой-то бледный, – Юнхён кладет ему свою ладонь на лоб и проверяет температуру, а Донхёк в обморок готов грохнуться от стыда. – А хрен его знает. Чживон, проверь ты, – продолжает Юнхён, его обязанность заботиться о своих донсенах, а тихий писк Донхёка, что чувствует он себя отлично – живее всех живых – ожидаемо игнорируется. Чживон не ленится встать. У него сухая холодная ладонь, и чувствовать ее на своем лбу приятно. Но Донхёк все равно резко дергается, когда зачем-то поднимает на Чживона взгляд и сносит локтем пустую юнхёнову кружку. Чживон смотрит удивленно – Донхёку даже кажется на секунду, что не было ничего, или Чживон все забыл. Или Донхёк все сам выдумал в сонном полубреду. Вчера у Чживона рука была горячая – о том, где была эта рука, Донхёк отказывается думать, но мозг нарочно подкидывает воспоминания, и, в общем-то, отсутствие выхода тоже выход. Чживон преграждает все пути отступления. – Какой-то ты странный, – делает он вывод, трогает щеку Донхёка и смотрит своими узкими глазами. – Лоб холодный, а щеки горячие. Зато сам-то ты ни черта не странный, – Донхёк отказывается думать дальше – о причинах и том, что, когда и с кем было до. – Пойду еще полежу, – говорит он, когда Чживон все-таки убирает руку. Сам Донхёк скинуть ее так и не смог. Он поворачивается к стенке и хочет заснуть и проснуться, когда буря у него в груди утихнет, и боится себе признаться, что хочет Чживона рядом. Если бы не нога, он бы уже добежал до континентального Китая – от Чживона подальше, которому, впрочем, кажется, что похер. Он обо всем забывает, когда домой возвращается блудный сын Ханбин. – Они потеряны для общества, – Чжунхэ вставляет свой веский комментарий, когда Чживон с Ханбином вдвоем сматываются в сторону гаража и возвращаются только вечером – с ящиком пива и хёнами за плечом. – Лучше бы не возвращались, – Чжунхэ как обычно полон любви к миру, к Чживону и хёнам-гандонам, и не скрывает. – Раз Донхёк не может прийти к нам, мы решили, что придем к нему сами! – заявляет Сынхун с порога и смотрит пронзительно всем в душу. – Вам и до этого ничего не мешало сюда приходить. – Чжунхэ-я опять стал сукой, то есть букой, – Сынхуна не пронять никакими бич-фэйсами, он вообще на Чжунхэ уже не смотрит, а валяется на диване с Донхёком. К середине вечера Чживон берет в руки гитару, ее привез еще Юнхён, но на глаза она попадается ему только сейчас. Чживон лениво перебирает струны и на ходу сочиняет песню – про Донхёка и его больную ногу. А Донхёк бледнеет, краснеет и сильно смущается, потому что чертов Ким Чживон опять легко усыпляет его бдительность – вот уже тащит к себе на колени, руки сует под майку, и скулами своими острыми трется о плечо Донхёка, и коленки аккуратно гладит. Ящик пива заканчивается очень вовремя – или это Сынхун опять замутил пару бутылок на утро. – Эй, Ким Чживон, отпускай свою принцессу, и погнали, – он пинает его в бедро. С кем, с кем, а с Чживоном Сынхун не церемонится. Зачем церемониться с теми, у кого в топе рейтинга Мино. Донхёк смущается опять, но на него внимания уже никто не обращает. – А ты завязывай со своими экзистенциональными проблемами, – Сынхун выговаривает предложение с третьего раза и тащит Чживона за шкирку к выходу, и больше никого с собой не берет. – Это может плохо кончиться, – Мино-хён выглядит после всего выпитого неприлично серьезным – даже его за пивом прокатиться не взяли. Сынхун с Чживоном возвращаются спустя час – с расквашенными рожами – и говорят, что не вписались. Разве что мозгами в кору головного мозга. Может, кто и верит, но только не Донхёк – у Сынхуна костяшки содранные – опять проклясть бы природную внимательность. – А других методов вы не знаете, – шипит Донхёк Чживону в спину, когда тот умывает лицо в ванной. – Не твое дело, – слышит он в ответ, а следом и просьбу выйти. Но не двигается, пока Чживон не повторяет второй раз. Донхёку хочется послать его нахуй – за то, что не его это дело, и хлопнуть дверью, но он просто выходит. Они спят раздельно – Чживон ложится на полу. Донхёку на душе неспокойно и обидно, и он в упор ничего не понимает, а Чживон спит или делает вид, что спит, и все вокруг спят – и альтернатив у хорошего, скромного мальчика Донхёка не остается. С Чживоном они не разговаривают несколько дней – это не очень трудно – Чживон просто-напросто не появляется дома. Пропадает в гараже, с Ханбином, на гонках и еще хуй пойми где. Донхёка съедает тоска, да и сама ситуация не вписывается в понятие об их дружбе. Ха-ха-ха, дружбе. Чживон творит какую-то хуйню и делает вид, что не было ничего и никогда. Один Юнхён радуется жизни. – Хён, ты куришь чо-то? – спрашивает его Чжунхэ, который в отсутствие Ханбина тусит с Донхёком и раз в час стандартно грозится прибить Чживона. – А то чо такой веселый. Юнхён смеется и зовет с собой в клуб, потому что все дело в танцах. Нога почти не болит, Донхёк не видит причин, чтобы отказаться, да и хён Юнхён плохого никогда не советовал. Конечно, именно этим вечером Чживону приебывает вернуться домой. – Какие люди! – заявляет ему с порога пьяный Юнхён, виснущий на плече у Донхёка, и в ответ на злющий взгляд Чживона заявляет, – тебе висеть на Ханбине можно, а мне на Донхёке нельзя, что ли. Разговоры бесполезны – Чживон отправляет Юнхёна сразу спать, а Донхёка бескомпромиссно тащит в пустую кухню и закрывает за собой дверь. – Ты что злишься? – спрашивает у него Донхёк, хотя злиться на Чживона он сам еще как вправе – за ту ночь, за драку с Сынхуном и почти неделю игнора. И за недонаезд этот. – А ты как думаешь? – Я-то в отличие от тебя хотя бы думаю. И прежде, чем Донхёк успевает его от себя оттолкнуть и сбежать, Чживон ставит ему на шее яркий засос. Донхёка этой ночью спасает то, что Юнхён долго не спит. Они на пару с Чживоном пиздят полночи о его жизни в Корее, и Донхёк спустя какое-то время засыпает под их треп. Сквозь сон он чувствует, как под утро Чживон двигает его на кровати и обнимает поперек груди – Донхёк не против, если Чживону так лучше спится. Он вообще ради него на все готов. И от этого осознания совсем тошно. Пока с утра все спят, Донхёк бездумно пялится во всех отражениях на засос, оставленный Чживоном, и не может перестать его трогать под воротником майки. Хорошо, что его еще можно скрыть – иначе было бы совсем неловко. И ясно-понятно комментариев какого плана можно было бы ждать от Чжунхэ, Сынхуна или Мино. (И что все эти люди с утра делают у них в квартире – тоже хороший вопрос). Но Чживон-то знает. И Донхёк спиной чувствует, как он улыбается из-за очередной его попытки поправить на себе футболку. И внутри уже все даже не ноет, а ломается, когда Чживон, пока никто не видит, поглаживает это место под воротником. Ким Чживон и его запрещенные приемы, Донхёк ненавидит их все и намеренно не оборачивается. Чживон отходит от него с сожалением – уходит виснуть на Ханбине, а Донхёк не знает, чего тормозит: меньше нужно думать – с одной стороны, но кто-то в принципе должен быть за это ответственным – с другой. – Мы идем в парк аттракционов! – заявляет Сынхун на стандартный вопрос Чжунхэ, что они все тут забыли. – А что забыл тут ты? – ржет Чживон, за что получает легкую затрещину от Ханбина и наконец смирнеет. Чжунхэ хочется ударить теперь Ханбина – он тут вроде самодостаточный и сам за себя постоять может. – Таймаут! – орет Сынхун и под руку тащит Юнхёна собираться. Донхёк теряет бдительность: электромашины, карусели, водные аттракционы, американские горки и крики Чжунхэ, Сынхун-хён на тарзанке и спуск над прудом на дельтаплане. Когда Чживон тащит его на колесо обозрения, Донхёк не сразу видит подвох, а когда замечает, двери кабинки уже закрываются, а Сынхун-хён машет им по ту сторону стекла. Попался, думает Донхёк, когда оборачивается к Чживону. Тот пялится из окна и машет Ханбину, который снимает его на камеру. А Чжунхэ – сто процентов – стоит рядом и говнится. Он хотел пойти в океанический парк смотреть на скатов и пингвинов, а не в дисней лэнд. – Донхёк, иди сюда, – стоит Чживону позвать, и Донхёк идет, потому что все еще не умеет отказывать. На самом же деле хочется выпрыгнуть через окно и улететь, но он уже на крючке. Чживон тянет за руку к себе, и не успокаивается, пока Донхёк не садится рядом. – Нельзя сидеть на одной стороне вдвоем. – Можно, – Чживон держит его за руку и гладит пальцами ладонь, чтобы Донхёк никуда не ушел, наверное. Донхёк прикидывает сколько метров до земли, когда Чживон невзначай подсаживается ближе, а потом совсем вплотную. И Донхёк даже решается отвести взгляд от вида за окном и посмотреть на Чживона, когда вдруг получает сообщение от Сынхуна. Странная атмосфера между ними исчезает, а поездка скатывается в балаган, потому что Сынхун с Мино едут кабинкой ниже и показывают им неприличные жесты. Донхёк не знает, рад он или нет, но смеется, когда Чживон складывает свои локти у него на плечах и почти обнимает, показывая что-то такое же нецензурное в ответ. Снизу им машут Ханбин с Чжунхэ (Чжунхэ исключительно Донхёку, потому что все остальные все еще гандоны, а он хотел в океанариум). Они так и спускаются вниз, радостно гогоча, и удивительно, что не в свободном падении. На земле Сынхун пытается отпиздить Чживона, но Донхёк рад, что между ними нет никакой неловкости. Вот так бы, Донхёки, ты за себя переживал. Он улыбается и тянет руку за куском сахарной ваты, которой со всеми любезно делится Чжунхэ не без пожелания подавиться, а Чживон приобнимает со спины и говорит, что в следующий раз они поедут одни. Говорит это Сынхуну, но у Донхёка по спине от его голоса на ухо мурашки бегут по шее и спине. Все остается так же нихуя не понятно, но немного лучше. Еще лучше становится тогда, когда Чживон предлагает забрать его из клуба, куда он опять тащится с Юнхёном и Сынхуном, пока все остальные зависают в гараже среди запчастей, гаек и моторных масел. – Там было круто, – делится впечатлениями Донхёк, – сегодня там было много друзей рэперов Сынхуна, и они… Донхёк едва успевает ухватиться, когда Чживон газует, и несется со скоростью света по полупустым улицам, игнорируя дорожные знаки. Донхёк со своего сидения скатывается чуть ли не лужицей, когда Чживон резко тормозит у гаража – ноги и руки трясутся, и голова идет кругом. Ты ебаный мудак, сказал бы Чжунхэ, но ничего бы не понял. А Донхёк понимает кое-что. Когда Чживон слезает следом, стягивает с головы шлем, и прижимает Донхёка к себе. Как хорошо, что до их дома несколько сот метров, может быть, Донхёк успеет передумать, но вряд ли. У Чживона холодная щека, когда он прижимается ей к лицу Донхёка, а у Донхёка, наоборот, все тело горит – от волнения и еще хуй пойми от чего – влияние Чживона в непосредственной от себя близости. Он держит Донхёка за руку и по мере к приближения к дому сжимает все крепче. – Юнхён, наверное, поздно вернется, – говорит Донхёк и прикусывает язык от осознания, с каким намеком это сейчас прозвучало. – Если вообще вернется, – усмехается в ответ Чживон, но на него не смотрит. – В смысле? – Сказал, что останется у хёнов, у Чжинхвана или Чжину, не понял у кого. Донхёку интересно, это Юнхён вдруг оказался таким понятливым, или это Чживон его чем-то подкупил. Хотя учитывая заботливость о младших первого и отсутствие совестливости у второго, Донхёк ставит на Чживона. Донхёк рад, что Чживон не включает свет – палить свое красное лицо он не горит желанием, в смысле, как раз горит желанием, когда Чживон без слов стягивает с него футболку. "Что, вот так просто?", – Донхёка так и подначивает спросить, но Чживон вовремя его затыкает. Просто, конечно, у Чживона ведь все просто – он всегда берет, когда ему дают. А Донхёка даже просить не надо. Чживон чувствует его настроение и не думает долго: валит на диван, ложась сверху и трется сквозь джинсы свои пахом о его. Донхёк отказывается переворачиваться на живот, ему похер, что будет больнее или что там будет – зато так видно Чживона. Чживон стягивает с Донхёка джинсы и разводит ему руками колени, а потом начинает медленно растягивать, но у него сдает терпение, когда он резко в Донхёка входит. Донхёк знает, что Чживон хочет быть аккуратным и внимательным, но врожденная импульсивность способствует только потере самоконтроля, но никак не самообладанию, когда Донхёк в ответ болезненно стонет, глотает воздух и слепо ищет его губы. В какой-то момент становится легче, и стоны Донхёка меняют тональность – становятся громче, выше и длиннее. Чживон закидывает одну его ногу себе на плечо, и входит еще глубже. Донхёк за него пытается ухватиться – влажная ладонь скользит по такой же влажной коже на спине – но только оставляет ногтями красные полосы. Чживона сложно назвать нежным, он резкий и больше берет, чем отдает, но после он аккуратно убирает с глаз и со лба Донхёка волосы и оглаживает пальцами его искусанные губы. И Донхёк готов взорваться от всех чувств, что к нему испытывает. Утро наступает слишком быстро и оказывается много хреновее – Донхёк готов только испугаться, а не готов подумать. У Чживона вся спина в красных полосках и шея в укусах, Донхёк отказывается верить, что это был он. Ну да, претендентов-то много было этой ночью, – шепчет внутренний голос голосом Чжунхэ. У Донхёка так все болит, что он едва может подняться и переползти через Чживона. Уйти куда-нибудь подумать – первая мысль и единственная. Донхёк напяливает на себя сверху первые попавшиеся вещи и сбегает в их с Чжунхэ квартиру, и даже Ханбин в трусах и засосом на плече в условиях стресса его не пугает. Чего он только сегодня с утра уже не видел. Опять хочется выть. – Ты чего так рано приперся? – спрашивает Чжунхэ, выходя из комнаты и потирая глаза, а потом замолкает на полуслове. От этой заминки Донхёку становится дурно – неужто все так плохо. – На тебе футболка Чживона. Донхёк смотрит на себя – и правда чживоновская, и пахнет Чживоном, и блядь. – Да хуй с ней, с футболкой, – сдается Донхёк и скисает. Чжунхэ все понимает без слов – у Донхёка вид более чем говорящий – и в принципе все понимает, адаптация последняя стадия. Но впервые не может встать на сторону Донхёка. – Ты не прав так уходить. – Да знаю я, – Донхёку хочется психануть, он уже все понял, когда сюда пришел, а Чжунхэ же не виноват в том, что произошло и что говорит правду. Донхёк чувствует себя последним мудаком, но когда ему звонит Чживон, не берет трубку. Зато берет ее за него Чжунхэ и отвечает Чживону: – У тебя есть полчаса, чтобы разыскать свою принцессу, иначе потеряешь навсегда. Ха-ха. Чживон вопреки ожиданиям не приходит ни через полчаса, ни через час – вообще не приходит. Зато приходят все остальные: Сынхун (который задницей – не иначе – чувствует, когда все плохо в королевстве) с Мино и Юнхён с троицей остальных хёнов – Донхёк так и не смог вычислить, у кого он все-таки оставался с ночевкой. – Какого хрена вы опять приперлись? – спрашивает Чжунхэ. – В смысле, чо сюда, а не к Чживону. – А у Чживона никого не было. – А я уж было поверил в божье провидение, что вы приходите туда, где вас меньше всего ждут. – Чжунхэ-сучка мод, авв, – умиляется Чжинхван, который за всеми своими делами с остальной 94-лайн пропустил большую часть сомнительного – исключительно по версии Чжунхэ – веселья, и треплет его по голове. А Чжунхэ внезапно краснеет: поддался очарованию мини-хёна. Зато у Ханбина улыбка с лица спадает в миг. – А где Чживон, кстати? – спрашивает Юнхён очень не в тему, потому что все смотрят на Донхёка в ожидании ответа, а Донхёк совсем скисает. – Мы, кстати, покормить вас пришли, – оповещает их Сынхун, спасая ситуацию. Донхёк – все еще его любимый донсен. – Ага, покормить, сами пожрать вы пришли. Как рот Чжунхэ остается целым, загадка утра. – Сам ты меня заебал, – слышит Донхёк из комнаты позже, когда все расходятся, а потом за Ханбином захлопывается дверь, и они с Чжунхэ остаются одни – так и сидят, молча, пока не надоедает сидеть. А потом пьют пиво, пока не надоедает пить, а потом ложатся спать, и Донхёку полночи не спится на своей собственной кровати – холодно, пусто и грустно. Чжунхэ на соседней тоже ворочается – тоже все не так, и все не то. – Ебаная бессонница, – говорит Чжунхэ, не говоря о причинах, и Донхёк тоскливо смеется. Все оказывается хуже, чем Донхёк себе представлял. На второй день без Чживона становится невыносимо, телефон молчит – Чживон вообще не в сети, а Ханбин отмалчивается – и ему, и Чжунхэ. Боль в спине и заднице постепенно проходит, и Донхёку опять приходит мысль в голову, что ему все показалось – чувства Чживона к нему и прочая хуйня. О своей доверчивости он думать и вовсе не хочет. – Вся эта прочая хуйня важна, – говорит Чжунхэ, и раз Донхёк сам накосячил, то ему расхлебывать. Но Чживон появляется на их пороге первым, как рыцарь на белом коне, только защищает совсем не ту принцессу, так как вместо приветствия бьет Чжунхэ под дых – за Ханбина, видимо. А Донхёка перед собой напрочь игнорирует – встает в противоположный от него угол и за весь вечер не оборачивается ни разу. Донхёк изводится пару дней, а длятся они словно вечность – Чживон на этот раз избавляет не от своего присутствия, а от своего внимания. Исправно ходит вместе с Юнхёном и всеми остальными по клубам, надирается в такую стельку, что Мино приходится тащить на себе его до дома. А Донхёк пялится на Чживона как придурок: и оторвать взгляд не может, и сделать ничего. Чживон с Ханбином опять ведут себя словно у них никого кроме друг друга нет, и Донхёку уже от бессилия хочется плакать. – Хён, давай поговорим, – решается он, наконец, когда они остаются одни. Донхёку стыдно и страшно, потому что Чживон смотрит безэмоционально куда-то в стену. Донхёк подходит ближе и пытается дотронуться до плеча Чживона, но тот перехватывает его руку. – Прости меня, что я утром ушел, – Донхёк тяжело выдыхает, решаясь, и, получив в ответ молчание, добавляет, – если это еще важно. Чживон и руку сам не отпускает, и Донхёку не дает. – Ты хоть знаешь, что я подумал, когда тебя утром не было рядом? У Чживона голос полон злости и обиды, у Донхёка от волнения внутри все сводит. – Что ты, блять, пожалел обо всем. Чживон, наконец, перехватывает его руку и тянет к себе за запястье. Донхёк неуклюже валится ему в руки. И совсем не ожидает, что Чживон его поцелует – коротко, зло и больно, но все же.