Ветер в твоих волосах

Виталик и Сергей переглянулись. Еще несколько секунд, шасси коснется земли, и они будут на родине. Толчок, самолет побежал по земле, двигатели взревели реверсом. Нервные пассажиры облегченно зааплодировали. У Виталика свело живот от волнения: через пару-тройку часов он будет дома. Утром они были еще в Европе, в этой чертовой Германии. Они дождались багажа, вышли в прокуренный зал прилета. На них шумно накатилась толпа встречающих, перемешанных с ушлыми таксистами. Вдруг откуда-то сбоку на Серегу наскочил Маня — худющий, обросший кудрями. — Санёк, здорово! — Маврик с трудом выпустил его из объятий, как будто они не виделись пару лет, а не всего три месяца. Теперь Дуб перехватил Манякина, потискал его. — Ты один? — Ага, решили не тесниться. Валерка с Вовой вам привет передают. Завтра вечером ждут вас в студии! Маня засунул их с вещами в свою дребезжащую шестерку, и они покатили в Москву по раздолбанной дороге. Душа заныла — даже за три месяца можно здорово отвыкнуть от неустроенного пейзажа за окном, тем более сидя в причесанной Германии. Маня сначала завез Виталика. Он вошел в спящую квартиру. Нагретая августовским солнцем, полная домашней пыли, она казалась таким далеким, таким желанным и наконец достигнутым островком спокойствия. Он сам себе удивился, зачем он бежал от этого? Сбрасывая джинсовку, он потянулся к телефону. Задумался на секунду и набрал номер. — Мам! Привет! Я дома, прилетел! В ответ послышался радостный материн голос, норовящий скатиться в слезы. Виталик быстро расспросил ее о самочувствии, о делах. — Ну давай, завтра с утречка заеду к тебе, хорошо? Ты работаешь? А, суббота, ну конечно же, вот и отлично. Давай, мам, целую, пока. Дуб должен был набрать еще один номер, но почему-то не смог решиться. Телефон разразился нервным звонком сам. — Виталик! — из трубки резанул знакомый до боли высокий голосок. — Добрался, чертяка! С прибытием! — Валерка! Привет! Ага, только вошел! — А Серега где? Не берет трубку чего-то. — Да Манька решил сначала меня забросить, а они, значит, едут еще. — Ну ладно! Завтра вечером в студии встречаемся? — Кипелов хрипло засмеялся. — Пивка хоть привезли? — Привезли, привезли, не волнуйся! — Ну давай тогда, отдыхай, пока! Дуб повесил трубку. Он еще раз посмотрел на аппарат, и тут ему жутко захотелось курить. Поковырявшись по карманам зимних курток в прихожей, он надыбал какие-то рубли и выкатился на жаркую улицу. Еще один важный звонок он так и не решился сделать. «А поеду-ка вот и съезжу! Будет сюрприз!» — он направился к метро, ехать ему было недалеко. Подойдя к дому, он отыскал знакомые окна. В кухне горел свет. «А вдруг он не один?» — Виталик зашел за угол, к телефонной будке. Сунул монетку в расписанный похабщиной таксофон. И непослушными от отхватившего вдруг волнения пальцами набрал номер. — Алло! — Хм-хм, Вовчик, привет, это я! — прохрипел Дуб и закашлялся. — Виталик! Привет! Ты дома уже? — в ответ раздался теплый голос. — Нет! То есть да! То есть я уже был дома. — он зажмурился в ужасе от бреда, который нес. — Я вообще-то тут у тебя, из таксофона звоню. — Ну тогда заходи что ли уже! Виталик выскочил из будки и полетел к такому знакомому дому. Потянув скрипучую дверь, вошел в темный, обшарпанный подъезд. Пока он ехал в потрясывающемся грязном лифте, он с ужасом понял, что не взял ни гостинцев, ни подарков — ничего, что с такой любовью тащил для него. Подойдя к двери, осторожно нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и в проеме показал Холстинин — худой, высокий, кудрявый. — Вовка! — восхищенно произнес Виталик, перешагнул через порог и свалился в его объятия. Хлопнула дверь. Они обнялись — крепко-крепко. Чуть отстранились, троекратно расцеловались и снова сцепились в объятиях. Виталик закрыл глаза, и на него накатила волна успокоения: он почувствовал себя наконец дома. Вовка чуть отодвинулся, радостно оглядел его лицо, улыбнулся. И очень осторожно коснулся губами губ. Виталик в улыбке еще раз чмокнул его в ответ — один раз, второй. — Дай-ка я разуюсь! — Угу, — Вовка отпустил его, Дуб снял кроссовки. — Вов, извини, я от радости одурел, ничего не захватил тебе из подарков. Завтра все тебе притащу. — Да ну тебя! — Володя усмехнулся, — ты приехал — мой главный подарок! Виталик сияюще улыбнулся. Они все так же стояли в крошечной прихожей. — Ну проходи, что ли. Дуб прошел вперед, в комнату. Там он увидел такую родную картину — по всем углам были понатыканы гитары. У него перехватило дыхание. — О, черт, Вовчик, как я соскучился по всему! По всему этому и по тебе! — он обернулся к нему. По Володиному лицу пробежала грустинка, он стремительно подошел и снова сжал в объятиях — с каким-то отчаянием. Виталик чмокнул его куда-то в шею, запустил руки в кудри и потерся головой о плечо. Холстинин ощупал его. — А ты похудел! — Да бухали там с этой чертовкой, а закусывали плохо. Ох, сходу всех ужасов и не расскажешь. Маврик тоже заскелетился совсем. Руки Володи пробежали по позвоночнику, посчитали ребра, шлепнули по худым ягодицам. — Худой, но такой приятный на ощупь. — Вовка, ты тоже дико приятный! Они никак не могли отпустить друг друга. Несмотря на легкое смущение, Дубу в его объятиях было так хорошо, так спокойно — никогда не отлеплялся бы. — Хорошо, когда ты меня обнимаешь. — Я так ждал, когда ты снова будешь рядом. Они замолчали. Наконец Володя придумал, как сменить тему. — Ты есть хочешь? — Ага, я ж прямо с самолета! — У меня пельмени есть. — Отлично, соскучился по пельмешкам! — Только выпивки нет у меня, — сказал он, проходя на кухню, — если хочешь, схожу за коньяком, тут близко. — Ну его, не надо. Никуда не уходи, Вов! В ответ на эту просьбу Холстинин снова притянул его к себе, прижал сильно-сильно. — Я не думал что будет так тяжко… расставаться, — от таких Володиных слов у Дуба в очередной раз перехватило дыхание. Виталик уткнулся в него и слегла куснул плечо. — Эй, кусаться мы не договаривались. Ты совсем озверел в своей Германии? Оба рассмеялись, и, не разнимая объятий, уткнулись лбами. Наконец Виталик чуть двинулся и чмокнул Володю в уголок губ. Тот хитро улыбнулся и чмокнул в ответ. Дуб облизал губы в нерешительности. Затем коварно сверкнул глазищами из-под челки, просто прикоснулся к Володиным губам и замер. В этот момент их сердца, будучи в такой близости, синхронно замедлили бег. И застучали очень громко, словно прислушиваясь и давая друг другу возможность сыграться. И наконец, совершенно независимо от их владельцев, начали выстукивать один ритм. Дыхание смешалось. Виталик чуть раскрыл губы, захватывая нижнюю Володину. Мазнув по ней, опять отстранился и робко улыбнулся. Холста затрясло, он сглотнул, взглянул в родные карие глаза. Увидел в них то, что чувствовал сам — ожидание, боязнь, страх, и в то же время любовь и безграничное доверие. Володя резко дернул его к себе, изо всех сил, притянул его бедра, провел по спине, больно цепляясь сильными пальцами за худые плечи, и, помедлив секунду, совсем по-настоящему, по-взрослому поцеловал его. У Виталика подогнулись колени, но Володя подхватил его. — Ты куда падать решил? — прошептал он. — Вовка! — задыхаясь, отстраняясь и снова припадая к его губам, прохрипел Виталик, — какого черта… происходит? — Не знаю… Я целую тебя, а ты меня, — Володя шептал между поцелуями, — я ужасно соскучился! — Ага.. ну я тоже... страшно как скучал! Какого хрена я уезжал от тебя?