Ветер в твоих волосах

Долгожданный тур в полноценном составе приближался. Виталик, сильно волнуясь за заново собранную спину Вовчика, попросил в этом туре им брать один номер на двоих — помочь в бытовых вопросах, да и просто держать друга под неусыпным контролем. Он не мог забыть противный липкий испуг, охвативший его цепкими мокрыми щупальцами, когда однажды в осеннем туре Вовчик, еле доползя до номера, с большим трудом лег на кровать. Он молчал долго, потом позвал: — Виталь, нам поговорить надо. Всем вместе, наверно. Я не могу больше играть, совсем. Он помнил, как он сам онемел на мгновение, потом взвился, желая сбросить это ощущение: побежал всех собрал, и они стали думать, как и где Володю лечить, и что делать с запланированными концертами, и кто его может заменить. Дело помогало сгонять страх, но он приползал снова и снова. И даже когда операция прошла успешно, и Володя постоянно телеграфировал о своем самочувствии, Виталика продолжало одолевать волнение, накатывающее волнами, особенно противное одинокими вечерами. Возвращение к привычной работе, хотя и вызывало тревогу за Холстинина, всё-таки оказывало бодрящее действие на всех. Их ждал первый город «Белорусского куста» — Витебск. Они были в гримерке вдвоем. Володя переодевался. Пока он натягивал футболку, Виталик осторожно наклонился и легко тронул губами шрам на пояснице. — Ты что делаешь? — А я ничего… — Взлохмаченный Виталик отвернулся, а Володя, усмехаясь, вытянул из сумки потрепанную джинсовую жилетку. — Опа, я тоже взял. — Дуб не мог удержаться и не помочь Холстинину, потом вытащил свою. — Помнишь, Вов, как мы вдвоем эти железки мне клепали? — Дуб буквально выдохнул ему в лицо. — Помню, Виталик. — Пальцы его обвели четыре буквы на Дубовой груди. — Особенно, как ты бурчал и матерился. — Ну а что? Все пальцы исколол! А нашивки твои между прочим, я почти все пришивал! — Дуб с наигранной обидой тычет в плечо Холсту. Тот перехватывает его ладонь, рассматривает и вдруг целует грубые кончики пальцев. Виталик удивленно отдергивает руку. — Вовка, ты чего?! — Холстинин улыбается: он обожает такого растерянного Виталика. Хитрый и довольный, он медленно поворачивается и смотрит в зеркало: видит свою крупную, но сейчас такую осторожную фигуру и рядом своего верного и крепкого басиста. Им скоро на сцену, и Дубинин волнуется. Перед тем, как ускакать в свою левую кулису, он касается Володиного плеча. — Ты как? — А ты чего дергаешься? — ехидно спрашивает Холст. — Вовка! — Дуб опять теряется и переходит на шепот. — Ты вообще... Я тут за тебя... того, переживаю, а ты такой наглый! Володя пристально смотрит ему в глаза. — Всё хорошо. Я нормально, не бойся. Иди к себе, — он машет издалека Присту и тихонько подталкивает Виталика. — Иди! Виталик напоследок обиженно шмыгает носом, делает шаг в сторону и слышит осторожные слова: — Хорошо, когда ты рядом. Не оборачиваясь, он машет рукой и убегает к Сереже.