С первого взгляда

Свободных скамеек, что и не удивительно, не было. Однако это не остановило Артура. Парень очень вежливо, но настойчиво попросил уступить место, смотря на группку веселых студентов. С одной стороны получалось, что просил, с другой выглядело как требование, не выполнить которое невозможно. Лишь то, что голос его сейчас был мягким, да еще сопровождался полуулыбкой, позволяло его словам не превратиться в приказ. Какие-то девчушки, похихикивая и перешептываясь, соскочили со скамейки. То ли они видели произошедшее у перрона, то ли Ник выглядел весьма нуждающимся в помощи. Отойдя на пару шагов, студентки изредка поглядывали в сторону Ника, а пожилая, видать пережившая блокаду, сухонькая старушка интеллигентной наружности, сидевшая рядом, спросила: - Может чем помочь, милок? Ник посмотрел на бабушку с благодарностью, но отрицательно покачал головой в ответ и попробовал улыбнуться. Вышло не очень хорошо, точнее не вышло вообще никак. Эта сцена, почти по Анне Карениной, давила на и так нестабильную психику. В его случае мотивы были совершенно другие, но жить тогда не хотелось точно так же, как и ей. Теперь когда шок от спасения прошел, он очень сильно чувствовал боль, особенно в пальце руки. Она отдавала до самого плеча при малейшем движении. Свою покалеченную конечность он баюкал, боясь даже смотреть на посиневший и опухший правый мизинец, изогнутый совершенно неестественным образом. Телу было холодно и больно, чуть не до потери сознания, а вот душе тепло. Уже давно никто кроме друга о нём не заботился. А тут, и спасший его парень, и эта сердобольная старушка... От этого стало легче, хотя всё было так же плохо, даже хуже, чем десять минут назад? От мыслей о парне хотелось мурчать и глупо улыбаться. Скамейка, на которую Артур очень осторожно опустил Ника, находилась рядом с телефонными аппаратами. И чтобы отвлечься от боли, парнишка смотрел на спасителя, даже имени которого он не знал. Тот вставил телефонную карточку в аппарат и набрал номер. По тому сколько было набрано цифр было понятно, что номер городской. «Регистратура», - раздалось на том конце так громко, что Артур даже прикрыл трубку рукой. - Передайте Мезенцеву, что Белозёрский не сможет ему помочь. И он почти положил трубку, как из нее раздалось: – Князь, не бросай трубку. Ты же обещал за меня подежурить. Из чужих профессор только тебе доверяет! Разорвать связь Артур больше не пытался, но закрыл мембрану рукой. Он посмотрел на сидящего на скамейке светловолосого парнишку, в раздутом разорванном кроссовке, как ребенка баюкающего свою руку и смотрящего на него блестящими от накатывающих слез глазами. Бросить его вот так он не мог. Никак не мог. А значит нужно о нём позаботиться. Через ладонь было очень слабо слышно как Максим, друг и бывший однокурсник, увещевал его, умолял, просил. Совсем отказать было не по-дружески, тем более, что ранее дал добро, и потому он сказал: - Хорошо. Но не сейчас. Часа через три. Так что успеешь к своей Мариночке, - и тут же спешно нажал рукой на рычаг, а потом опустил трубку. Ник все это время сидел, глядя на парня и грея дыханием вторую руку. Его бросало то в жар, то в холод. Ледяной пот тек по вискам и спине. От боли он периодически терял связь с реальностью, но ведь так было всегда. Ники был слишком слабым, слишком чувствительным. Еще и поэтому он решил просто уйти из жизни, чтобы больше никто не переживал за него, не называл мямлей, рохлей и бабой. Но вот в его жизнь стремительно ворвался человек, запах которого почему-то будоражил кровь. Спаситель казался настоящим рыцарем, такого хотелось нарисовать верхом на вздыбленном крылатом коне, с мечом в руках и в серебряных, словно горящих в лучах заходящего багряного солнца, латах. Он так ясно представил картину в своем воображении, что глаза привычно для него заблестели в предвкушении. Он так хотел это нарисовать, что даже перестал дышать на озябшие пальцы. Сидел, слегка приоткрыв рот и держа руку у губ, и просто поглощал в себя внешность незнакомца, запоминая образ. - Давай посмотрим, что с ногой, - эти слова выдернули Ника из прострации. Он вздрогнул, кивнул и протянул левую ногу. Ступня, несмотря на опухоль, была узкой и небольшой. Почти позорного для парня 39 размера. - Может быть я ее просто ударил? – с надеждой в голосе произнес Ник. - Или вывих? - О том, что дело может обстоять еще серьезнее он даже думать не хотел. Он даже попробовал шевельнуть ступней. Она двигалась, но было больно, очень больно, чертовски больно, до змеиного тихого шипения. Даже испарина выступила на лбу. Чтобы скрыть боль, он пошутил. - Смотри, кровь не хлещет. – И снова поднял голову и, взглянув на парня, улыбнулся. Так улыбаться мог только он: мягко, но с какой-то почти кошачьей хитринкой. Вот только в глазах была боль и капельки слезинок в уголках, готовые вот-вот сорваться. Его спаситель молчал, держал ногу с большой осторожностью и, смотря с прищуром, поворачивал, нет, не его ногу, а свою собственную голову. Лодыжка уже заметно опухла. Обстановка Нику казалась напряженной. Парень куда-то опоздал, спасая студента недотепу, его, наверное, отругали, значит, и он должен наорать. Наорать и бросить. Но почему-то этого не делал. - Наверное, надо на нее пописать. - Вдруг изрек Ник и пояснил, - на опухоль. Голос у него сейчас был слегка дрожащим, почти девчоночьим. Ник всегда предпочитал говорить тихо - друзья говорили, что голос его слишком уж высокий. Ники был хрупким юношей, а сейчас, когда ему приходилось голодать, еще и изрядно худым. Он сам был слишком красивым, как девушка, наверное, сказывалось то, что в нем были некоторые органы его «нерожденной» сестры-близнеца. И вот эти самые органы делали его кожу гладкой, волосы блестящими, голос и взгляд нежным, а самого Ника впечатлительным. А потому, противоположный пол на него редко обращал внимание. Девчонок приходилось завоевывать, дарить цветы и подарки, удовлетворения после секса не испытывали ни он сам, ни партнерши. Несмотря на это, он очень старался быть парнем - «как все». То ли ради себя, то ли, чтобы голубым не считали, то ли, чтобы друг не бросил. - Писать предлагаешь прямо здесь? – отпарировал парень. А Ник, представив, как тот достает свой мужской орган и, взяв его в руку, направляет струю ему на ногу, заметно смутился. А еще, почему-то, потеплело внизу живота. - Да и не писать на нее надо, а в больницу вести. Вместе с тобой, желательно, – Артур улыбнулся. Шутка получилась не очень удачная, но ему очень хотелось разрядить обстановку. Он не был травматологом, но даже матерый специалист не понял бы в данном случае есть перелом или нет. Без рентгена не обойтись. Ник кивнул. Сидел он, опустив голову. На длинных ресницах поблескивали в тусклом свете капельки слез. - Я, - Ник сделал паузу, подбирая слова. - Пошутил, – добавил он еще тише, чем обычно, и принялся разглядывать свои пальцы. - Здесь бы тоже надо рентген, – пробормотал Артур, указав на руку, - хотя и без него понятно, что это перелом, да еще и со смещением. На это Ник никак не ответил, просто в очередной раз тяжело вздохнул, так и не поднимая головы. С каждой фразой парня ему хотелось вжимать голову в плечи все сильнее и сильнее. Артур присел, достав из большой мужской сумки нож, и аккуратно срезал кроссовок с ноги. - Ты ногу повредил именно из-за них, - пояснил он. Конечно, он понимал, что делая шаг в никуда, парнишка меньше всего думал о том, что может порвать кроссовок и вывихнуть ногу. Но не похож он был на того, кто способен совершить суицид. За спиной мальчишки все еще болтался изломанный этюдник. Какие-то карандаши, угольки, чистые листы и чьи-то портреты все еще валялись на платформе. - Подожди секундочку, - он очень осторожно опустил ногу парня. Отошел и собрал те рисунки, что еще можно было подобрать. «Мальчишка-то талант, - подумалось ему. - И у него сломан палец на правой руке. Да, всего лишь мизинчик, но теперь-то ему замотают в гипс всю руку до локтя. Как он рисовать будет?». - А так как покалечился ты по моей вине, значит, мне о тебе и заботиться, пока не зарастет, - решительно заявил Артур, отрезая путь к отступлению скорее себе, чем парнишке. – Можешь жить у меня в это время. Как это звучит со стороны, он не подумал. Ник вздрогнул, а потом счастливо улыбнулся и кивнул в ответ.