Синяя борода и солнечный зайчик - 2: До самой луны и обратно

Теодор был похож на туманное утро, вроде и светло, но солнышка не видно. Доминик поймал себя на мысли, что не знает, как реагировать на такого зайку. Если с ним не заговорить, он так и будет сидеть с таким странным выражением лица, спокойным и немного отрешенным. Казалось, внутри него идет спор, а он просто прислушивается и ждет окончания внутреннего разговора с самим собой. Если с ним заговорить, то он ответит и улыбнется, но потом все равно вернется к собственной тишине. Вчера вечером они высадили у Большого дома раздосадованную Ванессу, и молча отправились домой. Пока Доминик созванивался с Бони, Тео уснул, свернувшись в клубочек на половине альфы, и даже, когда Доминик прижался к нему, укладываясь в кровать, не проснулся, а только что-то неразборчиво пробормотал и все. И вот сейчас за завтраком он размазывает ложкой кашу по тарелке и чего-то ждет. - Тео, поговорим? – Доминик дождался, когда Тео ему улыбнется и продолжил. – Ты решил бросить школу? Будешь доучиваться дома? - Нет, – в глазах Тео было искреннее удивление, – я хочу закончить школу вместе со всеми. Не хочу сидеть дома, просто… Просто сегодня я решил съездить на похороны Эркюля. Мне кажется, что это будет правильно. - Хорошо, - Доминик допил кофе, – ты раньше бывал на похоронах? – Тео отрицательно покачал головой, - ты уже решил, кто поедет с тобой? Я не хотел бы, чтобы ты ехал один. Конечно же, Сэм тебя отвезет и будет неподалеку, но кто-то должен быть рядом. Похороны это не то место, где стоит бывать в одиночку. - Я не знаю. Я думаю об этом со вчерашнего вечера, а в голову мне ничего не приходит. – Тео отодвинул тарелку и сердито посмотрел на альфу. - Ты должен поехать на работу, и не спорь, - Тео поднял ладонь, останавливая спор, - это был мой компаньон, а не твой. Анджей беременный, Эмиль его не знал. Конфетку звать просто некорректно, она девушка и моложе меня. Это неправильно, если я буду прятаться за ее юбкой. Попросить Мадлена? Он, конечно, не откажет, но будет кудахтать и опекать меня, как младенца. Не хочу. От Данни с Ральфом тоже толку не будет. И потом похороны это не вечеринка, чтобы ходить туда компанией. - Возьми с собой Фила, – Доминик, заметив удивленный взгляд Тео, понял, что зайке такая мысль даже в голову не приходила, - он знает, что такое потерять друга и сильно опекать тебя не будет. И можешь взять с собой еще Луидора. Мне кажется, что за последние две недели, пока втроем готовились к празднику, вы успели сдружиться, и будет неплохо, если он поедет вместе с тобой. Тео только улыбнулся, Доминик всегда понимал его желания и переживания лучше, чем он сам. Он позвонил Филу и попросил его съездить с ним на похороны, а Доминик попросил Бони освободить на один день Луидора от основной работы. Было хорошее солнечное утро. Теодор проводил Доминика до машины и решил прогуляться по осеннему саду. Ему на встречу выбежали доберманы и начали тереться об его ноги, выпрашивая ласки. Тео рассеянно погладил их, а они на радостях притащили основательно обгрызанный мячик и половинку от резинового кольца. Тео с грустью вспомнил тот день, когда были куплены эти игрушки. Это было так недавно и в то же время так давно. Было странно и немного не по себе от мысли, что он больше никогда не увидит ехидной ухмылочки Эркюля, его едкого и оценивающего взгляда. Тео не был тем наивным дурачком, каким его считал Эркюль, но когда тот был рядом, хотелось вздернуть подбородок и доказать ему что он, Тео, не так уж и плох. Теперь не надо никому ничего доказывать. Тео раньше не сталкивался со СМЕРТЬЮ, и увиденное его очень взволновало. Ему не было страшно или противно. Когда тебе всего шестнадцать лет, ты смерти еще не боишься, и противного в такой смерти ничего не было. Вот живой Эркюль проклинает Тео, а через мгновение он лежит, неподвижный и тихий, будто спит. Во двор въехала машина Доминика, и Тео бросился навстречу, но остановился, когда из машины вышел Луидор и приветливо помахал рукой. Доберманы бросились знакомиться с новеньким. В прошлый раз, когда Луи был в доме, доберманы были закрыты на день в вольере и поэтому не могли обнюхать новенького. Почти сразу же за первой во двор въехала вторая машина, за рулем которой сидел Фил. В строгом черном костюме он уже не был похож на школьника. Тео удивился такой разительной перемене, теперь парень выглядел старше и взгляд у него был совершенно другой. Доберманы встретили его достаточно дружелюбно, как старого приятеля. Им, как и Теодору, было все равно как одет человек. Прощание с Эркюлем проходило в Большом Кафедральном соборе Церкви согласия. Это было большое и высокое здание, почти целиком выстроенное из прозрачного стекла и украшенное витражами по стенам и потолку. Всюду стояли вазы с живыми цветами, а между ними находились голографические проекции Эркюля в натуральную величину. Тео раньше не сталкивался с такими большими проекциями. Когда они вошли в зал, где собрались родственники и друзья умершего, их встретило изображение Эркюля, которое очень жизнерадостно подмигивало и махало рукой всем входящим. Тео споткнулся на входе, он в какой-то момент решил, что Эркюль жив, а все произошедшее ранее было розыгрышем. Но стоило протянуть к проекции руку, как картинка пошла тонкой рябью. Фил придержал Тео за локоть, крепко сжав его. Омегу разглядывали с жадным любопытством. Луидор объяснил Тео, что поскольку похороны оплачивает Кантарини, то родители решили провести прощание не в маленьком храме у кладбища, а в Большом кафедральном храме и более того, для проведения церемонии был приглашен один из девяти первосвященников Церкви Согласия. Теодор огляделся по сторонам и увидел, что все присутствующие в храме были одеты, как для светской вечеринки, в изысканные вечерние наряды и увешаны драгоценностями. Тео в этой пёстрой толпе смотрелся как бедняк, забредший сюда по ошибке. В какой-то момент он почувствовал себя белой вороной в своей простой одежде. На нем были простые брюки и черная рубашка без всяких украшений, поверх которой он накинул тонкую черную кофту, потому что, несмотря на осеннее солнце, на улице было достаточно прохладно. Тео на какое-то время растерялся от увиденного, а потом вспомнил слова Доминика, что он может одеваться так, как считает нужным. А он, Тео, не считает, что для прощания с другом надо наряжаться, как на праздник. На середине зала стоял гроб, в котором лежал Эркюль. Возле него стояли родители, и к своему ужасу Тео заметил, что между ними стояло голографическое изображение очень довольного Эркюля. Со стороны казалось, что родители стоят рядом с сыном, который улыбался и время от времени кивал головой. А вот за их спинами, как в сюрреалистическом фильме ужасов стоял гроб с покойным. Тео совсем растерялся, но Луидор, подхватив его под руку, повел знакомиться с родителями Эркюля. Он на ходу объяснял Теодору, чтобы тот не торопился выражать свою скорбь, потому что в Церкви Согласия не принято плакать на похоронах. Здесь принято радоваться, потому что человек, пройдя все испытания, уготованные ему всевышним, и вынеся все тяготы своей жизни, теперь отправляется к Творцу всего сущего. Поэтому надо радоваться, что испытаний и тягот было мало, ибо люди приходят в эту жизнь, чтобы испытать трудности и пережить страдания и боль. Только тогда, когда все, что было отмерено, пройдено, человек оставляет бренное тело и, как энергетическая сущность, отправляется к создателю для вечной радости. Луидор подошел первым и представился сам, следом он представил растерянного Тео и молчаливого Фила. После церемонной процедуры знакомства он поздравил родителей с тем, что испытания их сына в этом мире закончены и теперь он будет вечно радоваться у Творца. Голографический Эркюль довольно закивал головой. Тео сглотнул густую слюну, ведь он знал, что их сын умер не своей смертью, и теперь терзался сомнениями, надо ли говорить об этом родителям. Он не хотел портить им ТАКУЮ радость, но потом, увидев какие красные глаза у папы Эркюля, понял, что все это показушная радость для посторонних, а папе было очень больно так рано потерять родного ребенка. - Нам рассказали, что ты был с Эркюлем в момент его смерти? – папа Эркюля смотрел с плохо скрываемой болью, – скажи, он сильно мучился перед смертью? Он говорил что-нибудь? - Нет, - Тео вздрогнул от воспоминаний, у него в ушах стоял пронзительный голос Эркюля и его последние слова: «Ненавижу тебя, безмозглая куколка!», - он ничего не сказал и совсем не мучился. Ему просто стало нехорошо, он прилег на пол и перестал дышать. Я даже подумал что он уснул, но брат сказал, что он умер и поделать ничего нельзя. Ему не было больно, не переживайте! И он не умер в одиночестве. Я держал его голову на коленях и гладил по волосам. Нет, он не мучился, и я думаю, что он и сам не понял, когда умер. Папа Эркюля порывисто обнял Тео и заплакал. Отец зашипел на него, призывая к порядку, но тот расплакался на плече Тео. Луидор подхватил Тео и рыдающего родителя и потащил подальше от любопытных глаз. Теодор оглянулся назад, но там у гроба остался стоять нахмуренный альфа и довольная голограмма его покойного сына. Луидор завел обнявшуюся парочку в маленькую комнату и, усадив плачущего папу на кушетку, стал отпаивать его водой и уговаривать выпить успокоительного. В зале раздался хрустальный перезвон. Луидор объяснил удивленному Тео, что это прибыл первосвященник, и попросил разрешения оставить их, потому что он никогда не видел первосвященников вблизи, и ему очень хотелось взглянуть. Папа только махнул рукой, и Луидор скрылся за дверью. Тео остался сидеть с родителем, и его разрывало от желания рассказать правду о смерти сына. Его удерживало только обещание молчать, которое он дал вначале брату, а потом и Доминику. - Присядь рядом, - руки папы вцепились в зайку, - я должен рассказать тебе правду, иначе моя душа не найдет покоя. Я от имени своего сына прошу у тебя прощения, да и от себя тоже, – омега смотрел на Тео с болью. – Мой сын хотел разбить вашу пару, и я помогал ему, как мог. Тем вечером Эркюль собирался соблазнить твоего альфу и забеременеть. Мы думали только о собственном благополучии и совсем не думали о том, сколько боли могли принести тебе и твоему альфе. И вот провидение жестоко наказало нас! Сейчас я проклинаю себя за то, что потакал его амбициозным планам, ведь именно я достал для него таблетки, вызывающие течку! Почему я был таким безрассудным? Надо было его остановить! Нельзя влезать между истинной парой, судьба такого не прощает! Прости и его, и меня! Тео даже не успел ничего сказать, как омега опустился с кушетки на пол и встал перед ним на колени. Зайка присел рядом и обнял папу Эркюля за вздрагивающие от рыданий плечи и погладил по волосам. - Не плачьте, прошу вас! Я с самого начала догадывался об этом. Я же видел, какими глазами он смотрел на моего Доминика. Но, уверяю вас, что у него ничего бы не получилось. Мы - пара и нашу связь не разорвать, мы чувствуем друг друга на расстоянии. – Тео улыбнулся, - хотите, докажу? Тео прижал руку к сердцу и попросил: - Доминик позвони мне, пожалуйста, ты мне сейчас очень нужен! - коммуникатор отозвался тихим сигналом вызова, и на экране появился Доминик, Тео ему улыбнулся, - у меня все в порядке, спасибо, что позвонил, не волнуйся… - Привет, Доминик! Привет, милый братик! – за спиной раздался мягкий и проникновенный баритон. Такой голос хотелось слушать бесконечно. Теодор обернулся, в дверях стоял красивый омега, высокий и грациозный. На густых темно-каштановых кудрях, подчеркивающих ослепительную белизну кожи, лежал венец из хрустальных цветов. Он с веселым любопытством рассматривал Тео большими миндалевидными глазами, опушенными густыми длинными ресницами, которые подчеркивали необычный цвет, скорее фиолетовых, чем синих, как у всех Кантарини, глаз. Ярко-алые пухлые губы сложились в обворожительную улыбку и на нежных щечках появились две милые ямочки. - А ты, верно, Теодор, - холеная красивая рука прикоснулась к дредам Тео и, погладив как котенка, красавец ласково улыбнулся, замершему в восхищении Тео, - какой же ты рыжий! Ну, как Пьетро! А глазки вроде смышлёные. Знаешь, иди отсюда, ребенок, дай мне поговорить с этим эгоистом! – омега сверкнул глазами в сторону папы Эркюля. Теодор проскользнул мимо нарядных белых одежд, украшенных искусной вышивкой и драгоценными камнями. От омеги пахло белыми лилиями, запах был густой и тягуче-сладкий, как патока. Тео, выскочив из комнаты, с трудом отдышался, невольно слыша, как священник отчитывал папу Эркюля за родительский эгоизм. Ведь вместо того, чтобы радоваться тому, что жизненные испытания его ребенка закончились, и больше никто не сможет причинить ему горе и страдания, он здесь рыдает от того, что на старости лет остался один. Разве это не эгоизм? Думать надо о радости воссоединения ребенка с Творцом, а не горевать о собственных невзгодах. Тео вышел из маленького коридорчика, не желая слушать, как «утешают» несчастного родителя. Ему навстречу сразу же бросился Луидор, он был в восхищении от первосвященника. Тео постарался у него разузнать, как именно будет проходить сама процедура прощания. Луидор начал рассказывать, что первосвященник приехал с собственным хором. Служба в соборе проходит всегда очень торжественно, будут и пение гимнов, и красивейшая проповедь, потом опять пение. Короче, такое зрелище никак нельзя пропустить! Тео посмотрел на всю эту помпезную толпу и представил, как это все будет происходить! Нет, не так он себе представлял прощание с Эркюлем! Он хотел тихой прощальной церемонии, чтобы трепетно оплакать потерю, а совсем не вычурное шоу с радостными гимнами и поздравлениями с окончанием земной жизни. Когда Тео сказал Луидору, что собирается уйти отсюда, рядом сразу же появился Фил и предложил проводить. Луидор попросил разрешения остаться до самого конца. Такие похороны бывали только у знаменитых политиков или очень известных людей, и Луидору очень хотелось увидеть все это своими глазами, а не с экрана новостей! На том и порешили. Луидор взял у официанта бокал с шампанским и остался ждать продолжения, а Тео с Филом подошли к гробу. Когда Тео накануне думал об этом моменте, лежа в кровати, то почему-то представлял, что обязательно не выдержит и расплачется. Ведь, если подумать, то Эркюль погиб из-за того, что надел его костюм. Но сейчас стоя среди всех этих разодетых людей, которые у гроба вели себя как на вечеринке, он всматривался в спокойные черты Эркюля. Вдруг он отчетливо почувствовал, что чувство вины, так долго мучавшее его, пропало. Он с облегчением погладил Эркюля по волосам, вспоминая, как гладил их в коридоре, когда держал эту голову на коленях. Подняв глаза, он увидел напряженный взгляд Фила. Тео улыбнулся ему. - Ты на меня смотришь, как на сумасшедшего, - Тео улыбнулся, а Фил смутился, - я долгое время не мог понять, что я чувствую в связи со смертью Эркюля. Знаешь, я ругал себя, что оставил его одного, и считал, что он просто повел себя неадекватно из-за течки. А я должен был посидеть с ним до конца вечеринки, и тогда бы с ним ничего не случилось. Но, как выяснилось, он сам специально спровоцировал течку. Он так хотел добраться до моего альфы, что пошел на такой безрассудный поступок, появившись течным перед толпой альф. Он поэтому и костюм мой надел, наверное, считал, что омегу Кантарини никто не тронет. Но, как говорится, бойся своих желаний, ибо они могут исполниться! Он хотел стать омегой Кантарини и, в общем-то, на какой-то момент и стал им. Прощай, Эркюль, я никогда не забуду тот урок, который ты преподал мне. Не всякий называющий себя другом и делающий все якобы ради дружбы, на самом деле честен и искренен и не преследует своих корыстных целей. - Мне папа когда-то рассказал одну притчу о воробье, – Фил смотрел на Тео с нежностью. - Она немного грубая, но сейчас очень подходит. Как-то зимой замерз воробей. Он был голоден и от голода и холода упал на землю, решив что замерзает. Проходившая рядом лошадь навалила кучу дерьма (ну прости, за грубость) прямо на воробья. Воробушек отогрелся, зерна из кучи наклевался, сидит, чирикает и радуется, что ему тепло и сытно. А тут кот пробегал и, услышав чириканье, выхватил из кучи воробья и съел. Мораль сей притчи такова: не всяк тот враг, кто тебя в дерьмо макнул, и не всяк тот друг, кто тебя из дерьма вытащил!