Синяя борода и солнечный зайчик - 2: До самой луны и обратно

Аэромобиль опустился на взлетно-посадочную полосу и, тихо шурша колесами, съехал на парковку для автомобилей. Когда они подлетали, Теодор, не отрываясь, смотрел в окно на расстилающийся под ними остров. Среди пышной зелени парка виднелся большой дом, не уступавший размерами загородной резиденции Доминика, которую Тео по привычке называл Большой дом. Рядом находился двухэтажный дом, по всей видимости, для прислуги, решил Тео. Неподалеку располагались бассейн и теннисные корты, которые настраивали на приятное и активное времяпрепровождение. Тео улыбнулся, представив, как здесь будет здорово побегать по утрам. - Мы приехали первыми, - Доминик протянул Тео руку, помогая выйти из машины, - машин братьев еще нет. Прекрасно, я тогда успею показать тебе Дворец Дожей еще до приезда всех остальных. Тео пошел было по направлению к дому, но Доминик, мягко перехватив, повел его к пристани, где их дожидался катер. Как только они поднялись на борт, катер плавно развернулся и поплыл к темнеющей на горизонте Венеции. Тео удивленно посмотрел на альфу. - Это остров Сан-Клименте, летняя резиденция отца, - пояснил Доминик, - он живет здесь с поздней весны до ранней осени. - А почему он не живет здесь все время? - Отец говорит, - Доминик странно улыбнулся, - что недостаточно богат, чтобы отапливать всю зиму такую громадину и кормить толпу бездельников. Поэтому летний дом закрывают на зиму, часть слуг уезжает следом за отцом во дворец, остальных увольняют до следующего сезона. В Венеции летом жарко и душно, поэтому он живет на острове, а зимой остров продувается холодными и сырыми ветрами, и отец перебирается на житье во Дворец Дожей. Отец выкупил его у города с единственным условием, что дворец так и останется музеем, и экскурсии так и будут проводиться в нем четыре дня в неделю. Отец влюблен в Венецию и много сделал для ее восстановления, продлевая саму возможность существования Царицы Морей. Ты же знаешь, что Венеция в течение многих веков своего существования медленно погружалась в море. Так вот, инженеры, работающие в корпорации моего отца, получили задание разработать технологии, позволяющие остановить этот процесс. Отец вложил немало средств и добился своего – Венеция не только больше не уходит под воду, но и постепенно поднимается обратно. В благодарность за спасение города, администрация позволила ему выкупить Дворец Дожей. На эту неделю, что мы будем дома с отцом, дворец закроют для экскурсий, поэтому не волнуйся, чужих там не будет. - А почему мы тогда не приземлились прямо там? - Тео показал на приближающиеся дома. - По закону Республики, принятому еще в древние времена, над Венецией могут летать только голуби, – Доминик улыбался, вглядываясь посеребренные нежным туманом верхушки, казалось бы, игрушечных домов, – исключения делают крайне редко только для медицинских служб и спасателей. И потом, к Венеции надо приближаться неспешно, чтобы успеть вглядеться в ее очарование. Они подплыли к странному сооружению, которое Тео принял за волнорез, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что с той стороны «волнореза» уровень воды меньше примерно на полметра. Через каменную насыпь был перекинут мостик, от которого с каждой стороны отходили далеко в море пирсы. Вдоль них были пришвартованы катера, среди которых покачивались на волнах странные узкие лодки, знаменитые гондолы, как догадался Тео. - Отец построил дамбу посреди моря, на достаточном удалении от островов, чтобы контролировать большую акваторию для поддержания экологического баланса внутри искусственной заводи. Кроме этого, по дну проложены трубы, которые откачивают придонную грязь из каналов и поддерживают циркуляцию воды. Со времен прокладки этих труб каналы перестали «цвести» летом, а воздух стал чище. Свежая морская вода попадает внутрь во время штормов, перекатываясь поверх дамбы, а если уровень воды внутри акватории вдруг резко падает, то открываются дополнительные шлюзы, и уровень восстанавливается. Теперь Венеции не страшны морские приливы и наводнения. За это сооружение и прочие заслуги граждане республики объявили моего отца Последним Дожем Венеции. Они перебрались из катера на пирс и, пройдя по мосту, остановились возле черной гондолы с гербом Кантарини на носу. Два катера стояли по бокам от нее. Внушительного вида охранники отогнали к краю пирса возмущенных гондольеров. - А нам обязательно плыть на этой узкой лодочке? – Тео с недоверием рассматривал черную посудинку, – может, вместе с Реттом на катере прокатимся? Как-то не внушает она мне доверия, неустойчивая какая-то. А если мы перевернемся? Ты же помнишь, что я плавать не умею? - Ты, что, боишься? – Доминик насмешливо поднял бровь, - я смогу тебя доставить до берега вплавь, не переживай. Мне хотелось, чтобы ты ощутил дух Венеции и поэтому попросил, чтобы нас встречали именно на гондоле. Доминик первым запрыгнул в гондолу и протянул руку Тео. Тому ничего не оставалось, как последовать за альфой. Они опустились на обитое бархатом сидение и Тео уже почти расслабился, когда лодка неожиданно качнулась еще раз, когда внутрь запрыгнул гондольер. Оттолкнувшись длинным шестом, он отправил лодочку в плаванье. Два катера с охраной тихо следовали рядом. Пока они неспешно подплывали к городу, Доминик рассказывал, что отец после того, как его объявили последним Дожем, провел все ритуалы, предписанные для Дожей. Он отказался от всякой недвижимости, кроме той, что находится на территории Республики, он «обручился» с морем и, наконец, выбрал своим сыновьям жен из венецианской знати. Он приверженец старых обычаев и устоев. - И ты везешь в его дом меня? Омегу-мужчину? Я почитал пару книг про здешние обычаи и куртизанов, тебе не будет стыдно появиться в моем присутствии перед женами своих братьев? - Нет! – Доминик мягко рассмеялся и заправил локон Тео за ухо, – я горжусь своей парой! Ты у меня само совершенство! Знаешь, я порой сам себе завидую! Здания на берегу приближались, вырастая, казалось, прямо из воды. На берегу перед зданиями прогуливались туристы, время от времени над толпой мелькали флажки различных цветов, это были экскурсоводы, которые старались не потерять собственные группы в этом людском водовороте. Везде была слышна речь на общепланетарном, кроме этого были слышны итальянские словечки. Тео их теперь понимал. Вчера днем к нему заехал Анджей. Тео как раз вернулся домой очень расстроенный: Луиза отказалась с ним ехать из-за того, что в скором времени они открывали кафе. Она тоже ужасно расстроилась, она-то надеялась, что Тео будет тем самым посетителем, который первым перешагнет порог заведения. «Я, что, похож на кошку»? – хихикнул Тео в ответ на причитания Конфетки. Она сердито хлопнула его по руке и прошипела, что в идеале после него к ним в кафе повалили бы толпы фанатов, а без кузена открытие будет не таким знаменательным. Анджей посоветовал взять с собой Фила, показавшего себя надежным человеком, на которого можно положиться в трудный момент. К тому же, это дополнительный охранник, который у посторонних не вызовет подозрений, он ведь уже сопровождал Тео во время его гастролей и хорошо себя зарекомендовал. Кроме этого, он привез странный прибор, который выглядел, как шапочка с коробочкой. Он сказал, что это военная разработка, которой пользуются разведчики, когда надо быстро выучить язык или наречие аборигенов. Анджей надел дурацкую шапочку на голову брата, коробочка в его руках противно пискнула, и голову Тео пронзило несколько болезненных уколов. Следом брат сказал фразу на итальянском, и Тео с удивлением понял, что тот ему сказал! Брат предупредил, что у Тео теперь сравнительно небольшой словарный запас, который поможет разобраться на бытовом уровне, он также может говорить, только, главное, научиться вовремя «переключаться» с одного языка на другой. Вначале это будет тяжело, но потом войдет в привычку. Более того, он может читать несложные тексты, но вот писать надо будет учиться самостоятельно. Брат посоветовал сохранить знание языка в секрете от посторонних. Он поцеловал Тео в лоб и сказал, что иметь козырь в рукаве никогда не бывает лишним. Тео бросился за сборником партитур. Он уже давно учил арии на итальянском, но заучивал их как стихи, механически, а теперь арии наполнились смыслом и особым очарованием. Ведь одно дело, когда ты просто повторяешь слова, и совсем другое дело, когда ты понимаешь каждое слово! Тео от восторга бросился к Марко, он теперь понимал, о чем бормочет повар. Оказывается он называет его милым ребенком, худышкой, полупрозрачный мотыльком, которому надо обязательно нарастить «мяса на косточках, потому что альфа не собака, чтобы на мослы кидаться». Когда вечером Доминик пришел с работы, Тео порадовал его новыми способностями. Болтая во время ужина, Тео понял, что язык он понимает без проблем, а вот чтобы начать говорить, надо сосредоточиться и впоследствии не ослаблять внимание, а то иначе он опять перескакивал на общий язык, незаметно для себя. Ночью Доминик научил его новым словечкам на итальянском, Тео понравилось, как звучит признание в любви на старом языке, как дрожит голос альфы, когда он произносит: Ti amo, rimarchevole, bello, migliore, prediletto.* - Твой доберман, смотрю, уже дожидается тебя, - недовольный голос Доминика вырвал Тео из приятных воспоминаний. - Ники! – Тео удивленно уставился на альфу, – ты что? Ревнуешь? - Тео чмокнул альфу в скулу и плотно прижался к нему, - Фил, мой друг, такой же как Данни, как ребята из группы. Просто Данни беременный, его здесь укачает, а у ребят близится выпуск нового альбома, они и так, скрепя сердце, меня отпустили! А Фил – это же просто подарок: и друг и охранник в одном флаконе! Я думал, тебя порадует мой выбор! На пристани маячила фигурка Фила, одетого, как всегда, в черное. К пристани первым пришвартовался катер с охраной, из него повыскакивали охранники, которые сразу стали оттеснять от пирса зевак и туристов. Фила тоже оттеснили. Доминик вышел первым и протянул руку Тео, тот только был рад выбраться поскорее из этой ненадежной с его точки зрения посудинки и оказаться на берегу. Он подошел к охране и, указав на Фила, сообщил, что этот молодой человек с ними и его следует немедленно пропустить. Охранник глянул на Кантарини и только после того, как тот молчаливо кивнул головой, Фила пропустили внутрь. - Идем, подарок, покажу вам с Тео дворец. Доминик стал рассказывать историю города и постройки самого дворца. Он объяснил, что обозначают скульптуры, венчающие колонны у входа на площадь, и почему суеверные венецианцы никогда не проходят между ними. Доминик показал им издали здания Монетного двора, Библиотеки, громадную кирпичную башню колокольни Сан-Марко и, конечно, саму площадь Святого Марка – небольшое пространство перед собором. Изначально базилика Святого Марка была домовой церковью дожей, а сейчас этот большой величественный храм с роскошными мраморными фасадами, является украшением площади. Туристы стали нетерпеливо фотографировать Доминика и прижавшегося к нему Тео и, тыча в их сторону пальцами, рассказывали друг другу, как им повезло сфотографировать такую диковинку. Тео уже почти почувствовал себя чем-то вроде говорящей собаки, когда Доминик, обхватив Тео за плечи, провел его в красивые ворота, которые находились немного в глубине и, казались, были зажаты между громадным зданием дворца и величественным храмом. Это были знаменитые «Бумажные ворота». В здании раньше находилась канцелярия Дожа, здание суда и прочие государственные службы, а через эти ворота ходили просители и служащие с бумагами. Доминик интересно рассказывал, он проводил здесь с братьями все рождественские каникулы и, поэтому знал здесь каждый камешек. Доминик долго водил Тео по величественным залам и маленьким каморкам внутренней тюрьмы Пьомби, которая находилась над залом сената. Тео с одинаковым восторгом рассматривал и лепнину потолков, и маленькие темные комнатки секретного "Совета десяти", где когда-то они рассматривали доносы граждан друг на друга. О том, что этот великолепный дом является еще и действующим музеем говорило то, что вдоль некоторых стен располагались стенды с выставленными вещами и неожиданными светильниками в стиле хайтек по углам, которые, по всей видимости, должны были освещать лепнину потолков. Но в большом зале слуги накрывали громадный стол скатертью, везде стояли вазы с цветами. Зажженный камин в зале четырех дверей вместе со стоящими там креслами располагал к неспешной беседе. Некоторые старые слуги приветствовали Доминика с улыбкой и поклоном со словами «Здравствуйте, молодой хозяин». Тео неожиданно понял, что молодым хозяином в Большом доме слуги называли его, а здесь живет отец Доминика, а, значит, молодой хозяин здесь сам Доминик. На третьем этаже сразу после оружейной находились личные спальни братьев и их семей. Комнаты отца находились на втором этаже. Тео спросил, а где же гостевая и комната для Фила. На что Доминик очень спокойно ответил, что Фил будет жить в гостинице недалеко от дворца. В дни, когда собирается вся семья даже проверенные слуги живут в гостинице, а не в доме. В доме будет только семья и охрана, которая проверяет дом дважды в день, в том числе и на предмет прослушивающих устройств. Фил спустился по лестнице Цензоров и вышел из дома, предварительно договорившись, что Тео перезвонит, когда решит погулять по городу. Доминик показал Тео комнату, в которой он обычно жил, когда был маленьким и которую продолжал занимать всякий раз, когда приезжал во дворец к отцу. Комнатка была маленькой и по сравнению с остальными комнатами была похожа на монашескую келью. Белые стены, деревянные балки на потолке, голый пол, полутороспальная кровать под балдахином, небольшой секретер в углу, рядом с которым стоял большой шкаф с деревянными резными дверками. Возле стоял Ной и раздумывал, где бы разместить все те вещи, которые они привезли с собой. М-да, а свободное место-то закончилось быстрее, чем он ожидал. Если у Доминика и были планы в отношении Тео по апробированию узкой кровати, то, увидев в комнате бету, он только тяжело вздохнул и предупредил, что будет ждать его на втором этаже возле апартаментов отца. Братья должны были уже приехать, и он собирается поздороваться с ними до ужина. Теодор отругал себя за то, что еще дома не пересмотрел все собранные вещи. Он вместе с Ноем еще раз перебрал вещи и выложил обратно почти все. Он же здесь будет всего неделю, а не три месяца! Чтобы не показывать свою некомпетентность, Тео попросил Ноя просто сложить вещи обратно по коробкам и оставить их здесь в комнате. Тео предупредил Ноя, чтобы он далеко не уходил, ведь скоро надо будет переодеваться к ужину, и побежал на розыски Доминика. Добежав до золотой лестницы, он услышал чьи-то голоса в комнате с камином и зашел посмотреть. У камина сидели четыре женщины, они синхронно повернули головы на звук его шагов. Теодор сразу их узнал по тем фотографиям, которые ему показывал Мадлен, объясняя кто, есть кто в этом семействе. В кресле по центру сидела Екатерина, жена Пьетро, она была совсем некрасивой. Маленькая, худенькая, с короткой стрижкой черных антрацитовых волос. Небольшое ромбовидное лицо делало ее похожей на ящерку или змейку, а неистовый огонь, горящий в ее глазах, притягивал своим магнетизмом. И если уж сравнивать ее с ящерицей, то только с огненной саламандрой. Инесса, жена Луиджи, была сухопарой блондинкой с крупным «породистым» лицом аристократки. У нее были большие глаза, оттененные густыми ресницами, и большой рот с тонкими губами. Мадлен назвал ее «унылой клячей», и Тео чуть не рассмеялся, вспомнив об этом. Действительно, было в ней что-то от старой лошади, то ли равнодушный взгляд, то ли выдвинутая вперед челюсть, то ли длинная костлявая шея, торчащая из воротника платья. Гемма и Малика, жены Джованни, сидели рядом друг с другом на диване и были похожи друг на друга, как родные сестры, с той лишь разницей, что Гемма была белокурой блондинкой с зелеными глазами, а Малика была брюнеткой с золотистой кожей и карими глазами. Их сходство подчеркивалось еще одинаковыми прическами и платьями одинакового фасона, отличающиеся только расцветкой. У Геммы было платье темно-синего цвета, а у Малики – цвета морской волны. Четыре дамы повернули головы к Теодору и уставились на него с брезгливым недоумением. Теодор растерялся, по правилам его должен был представить Доминик, но как-то было неправильно развернуться и уйти. Тео раздумывал: поздороваться и тихо выйти, или представится самому. Из раздумий его вывел тихий голос Екатерины: - Tappetino Dominica*. Тео от такой наглости застыл, как статуя. Его вот так оскорбляли в лицо, ничуть не скрываясь? Это, что, прямое объявление войны? Дальше он услышал осторожный вопрос Геммы на итальянском: - Ты уверена, что он не знает языка? - Гемма при этом нервно облизнула губы и переглянулась с Маликой. - Нет, откуда? – итальянский Екатерины был быстрым, похожим на скороговорку, - он ходит в обычную школу, там учат на всеобщем, и старыми языками никто не заморачивается. - Non importa, lui è solo un giocattolo di letto*, - отозвалась Лошадь, и сладко улыбнулась Теодору, как будто сказала что-то доброе. - Una vergogna per una vecchia famiglia Cantarini*, - хором отозвались «близняшки». Тео отступил назад, было так больно! Он бросился вниз по широкой «Золотой» лестнице. Нет, он не будет плакать как ребенок, он не покажет своей слабости этим гадюкам! Не дождутся! Они хотят войны? Они ее получат! Ниже на два пролета по лестнице поднимались Стефано в своей великолепной мантии с золотым шитьем и неизвестный ему кардинал в алом облачении и белой кружевной тунике. Маленькая алая шапочка венчала его макушку. Это был Александр, первый брат-омега. Тео поразился его невероятному сходству с Домиником. Только мелкие детали указывали на то, что мужчина, идущий рядом со Стефано, был омегой. Более тонкое лицо, с тем же ясным и пронзительным взглядом бездонных синих глаз под высоким и чистым лбом, более сглаженный упрямый подбородок. Не по-омежьи крепкая фигура, хоть и была тоньше, но по уверенным плавным движениям, было ясно, что силой он мог бы сравниться с альфой. Александр напомнил ему брата Анджея повадками и мягким светом глаз. - Это же наш малыш Теодор! – воскликнул Стефано и толкнул Александра локтем в бок, – правда, он милашка?! Тео бросился бежать вниз по лестнице, но добежав до площадки, остановился и изящно поклонился. - Ваше Высокопреосвященство кардинал Александр Кантарини, рад знакомству! – и следом, стрельнув глазами на второго брата, добавил, - Ваше Святейшество первосвященник Стефано Кантарини, рад новой встрече с вами! - Ах, скажите, пожалуйста, какие церемонии! – Стефано взмахнул рукой, - иди ко мне быстро, дай я тебя поцелую, пока Доминик не видит! – Стефано схватил растерявшегося Тео за руку и, притянув ближе, быстро поцеловал в щеку, – такой лапочка, так бы и съел милашку! - Не смущай ребенка, - Александр мягко улыбнулся, - Теодор, в кругу семьи можешь называть нас по имени. Церемоний нам и с чужими людьми хватает, – Александр протянул руку и несильно дернул Тео за тугой локон, волосы распрямились, а когда Александр отпустил их, они опять подпрыгнули пружинкой. – Какие у тебя волосы замечательные! Говорят, каков волос, таков и характер. Судя по твоим волосам, несмотря на всю свою красоту и мягкость, ты достаточно упрям, чтобы делать все по-своему, невзирая на обстоятельства и преграды. Добро пожаловать в семью, малыш! Я надеюсь, ты сделаешь нашего Доми счастливым! - Добро пожаловать в семью, - подхватил Стефано и поцеловал Тео во вторую щеку. - Вы еще долго будете смущать моего Теодора? – Доминик вышел из соседнего коридора, – идем, Тео, представлю тебя отцу, он ждет. Здравствуйте, мои милые! – Доминик раскрыл объятия, и братья прижались к нему с обеих сторон. Доминик поцеловал каждого в щеку и был обцелован в ответ, после чего отпустил обоих. - Отец не очень разговорчив, - Доминик взял Тео за руку, - так что не удивляйся. В очень красивой комнате с золотым потолком и богатой лепкой, у ярко пылавшего камина сидел старик. Хотя, глядя на него, язык не поворачивался назвать его так. В массивном кресле сидел АЛЬФА. Синий лед глаз обжигающим холодом прошелся по Тео, все замечая и подмечая. Тео почувствовал себя даже не голым, а выпотрошенным, как рыба. Рука, похожая на корень дуба, поднялась с подлокотника и поманила пальцем к себе. Нога на подставке дернулась в сторону, освобождая место посередине. Тео подошел и мягко опустился коленями на подставку, позволяя рассмотреть себя поближе. Он вдруг вспомнил, как сидел на такой подставке у ног дедушки, герцога Аберкорна, только возле него хотелось сидеть долго, греясь в тепле и ласке, а у ног Чезаре он чувствовал себя уличной бродяжкой с грязными лапами на зеркальном мраморном полу. Узловатые пальцы жёстко схватили Тео за подбородок и резко потянули на себя. Чтобы не упасть, Тео пришлось руками упереться в твердые колени альфы. Чезаре рассматривал его как мотылька на булавке, поворачивая его лицо то в одну, то в другую сторону. Хищные тонкие крылья носа затрепетали, когда альфа втянул воздух. Брови удивленно вздрогнули, и он с удивлением посмотрел на своего первенца. Брезгливо оттолкнув от себя омегу, Чезаре скривил неодобрительно рот и демонстративно начал вытирать руку платком. Тео непонимающе обернулся. Все сыновья стояли полукругом у кресла отца. Доминик подошел и помог Тео подняться. Он мягко провел по спине Теодора и так же мягко прижал к себе. Тео огляделся по сторонам, в комнате было только одно кресло! И другой мебели в комнате не было! - Он моя истинная пара, отец, - Доминик смотрел поверх головы Теодора, - и ты ничего не сможешь с этим поделать! Узловатые пальцы, похожие на птичью лапу, разжались и, махнув рукой в сторону сыновей, будто стряхивая грязь с пальцев, старик уставился на огонь, больше не обращая внимания на сыновей, которые выходили из комнаты. Теодор обернулся в дверях. Как странно, два старика, а какие разные судьбы! Один постоянно окружен детьми и внуками, его все любят, а другой одиноко сидит в своем кресле и мерзнет у пылающего камина…