***
Чезаре очень нравился жених старшего сына. Нет, он, конечно, был рад, что у Луиджи был уже официальный муж и абсолютно законные сыновья. Но все же… Дидье был нежным и ласковым, но обыкновенным омегой: хрупким, миловидным, с мягкими, немного женственными манерами, его хотелось защищать и оберегать, но… это было настолько банально и пресно, что Чезаре порой еле сдерживал зевоту при общении с Дидье. Другое дело внуки! Они были живые, интересные, любопытные мальчишки, порой задиристые, но все равно послушные дети. С ними было интересно общаться, они умели задавать интересные вопросы и умели слушать ответы, не перебивая. Но внуки – это внуки, они дети, родная кровь, в конце концов. Другое дело Теодор! Чезаре вырос в традиционной венецианской семье и никогда не рассматривал мужчин, как возможных партнеров в сексе. Для него это было чуждо, как по воспитанию, так и по собственным предпочтениям. Но в Теодоре было нечто такое, что заставляло кровь бурлить и пениться, как шампанское в бокале. Вот и сейчас, сидя в ресторане, он во время ужина с удовольствием наблюдал за Теодором. Ему нравилось в нем решительно все! Внешне Тео был по-юношески строен, но без излишней худобы и угловатости. И даже длинные волосы не делали его похожим на девушку! Они, скорее, придавали ему индивидуальность, как юноше. Волосы были шикарными, их хотелось потрогать рукой, чтобы ощутить шелковистость и кажущуюся мягкость. У омеги были хорошие манеры, и он умел вести себя достойно в любой ситуации, но особенно Чезаре нравился его ум! Мальчик был чрезвычайно умен и, более того, он умел мыслить нестандартно и говорить неожиданные вещи. Он дерзил так простодушно, что даже не получалось сердиться на него. Но при этом он не жеманничал и совершенно не старался понравиться. Он просто жил и дышал своей любовью к Доминику. Он жил с открытым сердцем и чистой душой. И эта открытость и честность порой просто обезоруживала старого прожжённого циника. Чезаре просмотрел записи с его дебюта, когда Тео во время первого вальса о чем-то разговаривал с его сыном. Тогда он был скорее хрупким мальчиком с золотистыми локонами и нереально правильными чертами лица, что делало его больше похожим на куклу. Старый альфа видел его на видеозаписях с конкурса танцев, там Тео был скорее дерзким подростком, пытающимся что-то доказать. Чезаре долго смеялся, когда увидел, как Тео выходит в зал в платье, а потом безупречно танцует как младший партнер. Идеально! И эти красивые ноги на высоком каблуке, которые мелькали в кружеве юбки во время танца! Он долго просматривал его клипы и записи гастролей и концертов, которые вела охрана сына. Он видел, с какой страстью Тео отдается тому, что любит. Как преображается во время выступлений и как устает к концу концерта. Его умилила запись, как омега заснул с ботинком в руке, когда пытался разуться и как он спал в углу сиденья в одном ботинке, без сил привалившись к спинке. Он внимательно просмотрел запись последнего концерта, когда Тео пел под дождем и попытку его убийства, зафиксированную видеокамерами. Альфа видел, как его сын реагировал на боль омеги. Он специально переговорил с медиками, обсуждая травмы, полученные Тео во время удара электрическим током и возможные последствия. Он видел выборочные моменты свадьбы Анджея и дерзкие улыбки, адресованные Доминику. Их отношения заметно изменились. Из взглядов Теодора ушла неуверенность, он теперь смотрел на Доминика глазами, в которых был хозяйский огонек собственника! Чезаре просматривал запись происшествия на Хэллоуине. Он в очередной раз проклинал старую вражду между двумя семьями и сумасшедшую Екатерину с ее неистовой жаждой вендетты всему живому. Он видел, как все произошло, и как вел себя Теодор. Ему импонировало то, что юноша не побоялся столкнуться лицом к лицу со своим убийцей, без истерик принять смерть компаньона и быть с ним до самого конца. Чезаре вспоминал, как достойно и без заискиваний вел себя омега при их первом знакомстве, и жалел, что охрана не вела запись происходящего в комнатах. Он бы сейчас с удовольствием посмотрел на то, как Тео вел себя за столом. Эдакая святая невинность! И как он потом флиртовал с Домиником! А особенно то, как он отчаянно смутился в конце! Это была не игра, а абсолютно живые эмоции. Чезаре всю жизнь прожил среди политиков и шестым чувством умел отделять правду от самой изощрённой лжи. Удивительно, но этот омега всегда был настоящим, как в своих страхах, когда испугался Белую Даму, так и в детской радости от восхода солнца. Он умел искренне восхищаться и так заразительно улыбаться, что невольно хотелось улыбаться ему в ответ! И вот теперь этот красивый юноша, который со временем явно превратится в восхитительной красоты омегу, сидел перед ним и с дрожью в голосе рассказывал, как он волнуется от того, что они сейчас пойдут в Ла Скала. Он говорил об этом со священным трепетом в глазах и дрожью в голосе, как говорили рыцари-крестоносцы о Святом Граале! Чезаре никогда не понимал, что люди могут находить в театре, как таковом. По его мнению, это было пустое времяпрепровождение для тех, кому нечем заняться! - Теодор, объясни мне только одно, - Чезаре улыбнулся тому, с какой серьезностью на него посмотрел омега, – тогда, во время помолвки ты так сосредоточенно говорил НЕТ своему папе, будто прилюдно совершал АПОСТАСИЮ*. - Ну, - Тео смущенно посмотрел на свои руки, Доминик, почувствовав замешательство своей пары, положил свою руку поверх его и ободряюще пожал, - на самом деле все именно так и было, – Тео с болью в глазах посмотрел на Доминика, а потом на Чезаре. – Я тогда действительно отказался от своей веры. Папочка приучил нас к тому, что он всегда прав, а на все его пожелания и просьбы мы должны отвечать только одно: «Да, папочка!». Я тогда впервые говорил папе «НЕТ». Нас учили быть покорными воле родителей и не думать о своих желаниях. Папочка приучил нас к мысли, что его приказы не обсуждаются, а принимаются на веру, – Тео посмотрел на Чезаре и искренне улыбнулся, - нет, порой бывало, что я его не слушался и втихаря переодевался из вечного розового в одежду другого цвета, или сбегал ночью на репетицию к мальчишкам в гараж. Но вот так, глядя в глаза при всех возразить – никогда! У меня до сих пор мурашки по всему телу от подобной дерзости! - И как же ты решился на такое? - Чезаре поглядывал на омегу поверх бокала. - Это все Доминик! – Теодор с любовью посмотрел на альфу. – Он пообещал, что всегда будет на моей стороне и поддержит меня во всех моих начинаниях, - Тео накрыл руку Доминика своей, на пальце блеснуло кольцо, – легко быть храбрым под такой защитой. Но я очень рад, что решился! И, вообще, я стараюсь каждый день делать что-нибудь новое! - Ты прав, – Чезаре улыбнулся, – я, пожалуй, тоже сегодня сделаю то, что не делал очень давно. Я пойду вместе с вами в театр!***
Теодор был очарован театром. И, хотя он мало чем отличался от столичного Академического театра, здесь, казалось, даже воздух был наполнен историей и волшебством. Тео подойдя к первому ряду сидений, осматривал зал с высоты «императорской ложи». Театр постепенно заполнялся зрителями. Сегодня исполняли оперу «Лакме» Лео Делиба. Чезаре передал Теодору афишку, омега с удивлением увидел, что сегодня главную партию, Лакме, будет петь Коломбина. Он порадовался, что сможет опять услышать этот великолепный голос. Опера исполнялась на французском, на языке оригинала, но Тео на уроках в музыкальной школе уже разбирал эту оперу с учителями - либретто и некоторые арии. А дуэт Малики и Лакме они даже разучивали в прошлом году для конкурса, но приятель накануне простыл, и Тео пришлось в срочном порядке разучивать балладу. С ней он и выиграл конкурс, а потом, испугавшись, побежал за помощью к брату, где и повстречал Доминика. Тео только вздохнул, как порой бывает причудлива жизнь! Если бы он пел на конкурсе вдвоем с другом, то он, пожалуй, и не побежал бы за помощью к брату. Но тогда бы они не встретились! Тео почувствовал, что ему просто необходимо срочно поцеловать Доминика и сказать ему, как он его любит! Тео подошел к альфе и коротко поцеловал его в щеку. Доминик, разговаривая с кем-то, поймал Тео за руку и прижал к себе. - Прости, - Тео выглядел виноватым, - не хотел тебя отвлекать, просто надо было очень срочно поцеловать тебя. - Хорошо, – Доминик довольно улыбнулся и представил собеседника. – Эмир Баракат, я уже знакомил вас раньше, это мой жених Теодор Мак-Грегор. На лице собеседника явно читалось удивление, эмир его явно не узнал! Ну, ведь в прошлый раз он на него едва глянул!** Тео рассмеялся и протянул руку для приветствия. - Не переживайте, что вы меня не узнаете, просто я подрос и избавился от рыжих дредов! - Ваши глаза непросто забыть, Подарок Богов, - альфа склонился и поцеловал руку Тео, - наши имена похожи, ведь меня зовут Баракат – благословлённый дар! Какое у вас необычное кольцо, оно похоже на цветок вереска. - Да, - Тео выдернул руку из чужих ладоней, - это обручальное кольцо, если вы не поняли. - Теодор, как я рад тебя видеть! – Луиджи, улыбаясь, перехватил руку Тео и тоже поцеловал ее. - Я не священник, не надо целовать мне руки! - рассмеялся Тео, - Луиджи, какими судьбами? Как Дидье, как дети? - Все прекрасно, спасибо, что спросил! Мы сегодня пришли с эмиром в театр, в прошлый раз, когда мы были в театре, произошел несчастный случай. Надеемся, что в этот раз все будет хорошо. - Да, мы тоже тогда были на премьере, - Тео встал подальше от эмира поближе к Доминику, и взял того за руку, - тогда пострадал Адамо Коломбо, знаменитый тенор Коломбина, который сегодня поет главную партию. Раздался звонок. Тео поспешил занять свое место. Он сел с самого края ложи, высокие альфы в вечерних костюмах ходили друг за другом, что-то обсуждая. Ложа была громадной и была похожа скорее на комнату переговоров. В глубине стояли диваны и кресла, сновали официанты с подносами, разнося напитки и закуски. Раздавались гортанные звуки чужой речи. Теодора рассматривали люди, сидящие в соседних ложах, Тео рассматривал их в ответ. Несколько человек, увидев на себе его взгляд, приветливо кивали головой, как знакомому. Тео пытался сильно не удивляться и улыбался всем в ответ, судорожно пытаясь вспомнить, кто это, и когда он мог успеть перезнакомится с такой кучей народа. Раздался еще один звонок. Рядом с Тео уселся Чезаре, недовольно бурча, что с этими делами он опять спектакля не увидит. Спустя какое-то время к ним присоединился Доминик. Он сел сразу за Теодором и спросил, знает ли он французский? Узнав, что нет, сказал, что будет переводить, чтобы Тео понял, о чем речь. Тео вначале хотел объяснить, что сам может рассказать об опере и об ее истории создания. А потом подумал, ну зачем лишать себя и альфу удовольствия шептаться все время. Раздался третий звонок. Свет стал гаснуть. Зрители в партере угомонились и расселись по местам. Альфы в ложе расселись на диванчиках внутри ложи и продолжили тихо бубнить, полностью игнорируя звуки увертюры. Тео, обернувшись, удивленно посмотрел на них, но Доминик объяснил, что они никак не могут сойтись на каком-нибудь общем знаменателе и сдвинуться с мертвой точки. Но тут поднялся занавес, и показались очень красивые декорации. Тео начал восхищенно слушать первые звуки хора: Лишь заря молодая, свет и блеск разливая, всё от сна пробуждая, день спешит возродить, - Они радуются восходу солнца, как и ты, любовь моя, – теплые губы альфы щекотали ухо омеги, заставляя жмуриться от удовольствия, - юная жрица Лакме своим волшебным пением задабривает злых богов. Совсем как ты, все кто слышит, как ты поешь, становятся добрее. Вот взять хотя бы моего отца, стоило ему только услышать, как ты поешь, так он из жестокого старца превратился в любящего деда! - Не наговаривай на отца! – Тео зашептал в ухо Доминика, - надо было раньше показать ему замечательных внуков, и он бы давно уже был бы счастливым человеком. Он ведь считал, что у него единственный внук и совсем не такой, какого бы ему хотелось, вот он и сердился! А мое пение тут совсем ни при чём! - Ну, мне кажется, если бы Лакме кто-нибудь спросил, то она бы тоже сказала, что помогает отцу в службе в храме. Опера шла своим чередом. Все с удовольствием прослушали знаменитый дуэт Лакме и Малики. Тео, не скрывая удовольствия, чувствовал руку Доминика на спинке своего кресла и горячее дыхание возле уха. Прямо все удовольствия мира в одном флаконе - хорошая музыка и любимый человек! Жаль, что первое действие так быстро закончилось! В антракте Луиджи позвал Доминика, а Тео начал развлекать Чезаре рассказами о своей музыкальной школе, о том, что его учитель по вокалу настаивал, что опера должна исполняться только на итальянском, а вот, например, опера «Лакме» на французском тоже очень приятно звучит. Закончился антракт, но Доминик так и остался с братом и другими важными альфами. Чезаре наклонился к Тео и предложил себя в качестве переводчика. Тео только улыбнулся ему и шепотом сознался. - Только не выдавайте меня Доминику, но я эту оперу знаю, мы ее разбирали на уроках в музыкальной школе, а парочку арий из нее я даже знаю наизусть. Чезаре мягко посмеялся над невинными уловками омеги и дальше, уже в хорошем расположении духа, смотрел на сцену и Теодора, который завороженно разглядывал актеров горящими глазами. Он предложил Тео во время второго антракта перейти в директорскую ложу, которая располагалась почти у самой сцены. Увидев, как распахнулись глаза у Теодора, он вдруг понял, что баловать других оказывается очень приятно и теперь стало понятно, почему сын не знает, что бы еще придумать, лишь бы увидеть эти восторженные глазища. Когда пришло время антракта, Чезаре предложил Тео перейти в другую ложу. Тео подошел к Доминику, чтобы предупредить об этом. Доминик, услышав предложение отца, порадовался за Тео. Чезаре вопросительно посмотрел на сына, мол, как дела. - Неважно. Эмир хочет вести переговоры только со мной, мотивируя тем, что я старший сын. А, следовательно, и единственный наследник, остальные братья не более чем советники или, в крайнем случае, визири. Похоже, мне придется лететь на Сабах и вести переговоры с халифатом там. А они такие занудные, и я боюсь, что все затянется… - Я бы хотел слетать с тобой, - Тео положил руку на грудь Доминику и улыбнулся. - Это не самое лучшее место для омег, – нахмурился Доминик. - Но у меня есть три причины, чтобы настаивать, – Тео умоляюще смотрел на альфу, за такой взгляд Доминик согласился бы отдать последнее. – Во-первых, я не хочу с тобой расставаться, особенно, если все затянется. Во-вторых, я еще ни разу не покидал планету, а мне очень интересно. И, в-третьих, я знаю, что там тепло, солнечно и много песка, а я бы сейчас погулял по горяченькому песочку и погрелся под солнышком. Ну, пожалуйста-а-а. Я хочу увидеть восход солнца в пустыне! Говорят, что это очень красиво! - Ваш жених прав, - эмир прислушивался издалека к разговору, - простите, что вмешиваюсь, но восход солнца над песками это очень красиво, на это стоит посмотреть хотя бы раз! - Ну, хорошо, - Доминик поцеловал Тео в лоб, как ребенка, - поедем вместе. Посмотришь на солнце и песок, только потом не жалуйся, что тебе скучно! Тео благодарно улыбнулся Доминику и кивнул головой эмиру Баракату, благодаря за помощь. Чезаре предложил Тео свою руку, и они отправились в директорскую ложу, вызвав там небольшой переполох. Как Чезаре предполагал, Теодору там очень понравилось! Ложа была почти у самой сцены, и под ней располагалась оркестровая яма. Тео рассматривал и оркестр, и сцену с наивностью ребенка. Директор театра, увидев такую реакцию на «любимое детище», принялся рассказывать Тео историю постройки и называть фамилии знаменитых певцов, но у Тео были хорошие и преданные своему делу учителя. Тео подхватил рассказ и продолжил его вместо директора, совершенно покорив этим сердце старого театрала. Чезаре постарался сесть так, чтобы видеть, как Теодор будет слушать оперу дальше, и получил воистину море удовольствия, наблюдая, как эмоционально Теодор реагирует на все происходящее на сцене. Он смотрел на сцену глазами восторженного ребенка, попавшего в волшебную страну. Чезаре решил для себя, что театр не такая уж и бесполезная вещь, если от него кто-то может получать столько удовольствия! Гром аплодисментов оглушил Тео. Дирижёр развернулся в зал и поклонился. Музыканты встали со своих мест и радостно улыбались. Тео, да и все в ложе встали, продолжая аплодировать стоя. Певцы раскланивались, им вынесли цветы. У них был вид людей, которые достойно справились с заданием. На прощальный поклон вышли все. Раздались крики «Браво», «Бис». Адамо поднял руку и что-то прошептал певцу, исполнявшему партию жреца, тот с довольным видом кивнул головой. Адамо поднял руку, призывая зал к молчанию. - Друзья мои, - раздался звонкий голос Коломбины, - разрешите представить вам Венецианского Соловья – Теодора Мак-Грегора. Луч прожектора выхватил растерявшегося Тео. Раздались аплодисменты и выкрики из зала «Соловей, соловей!» Тео поклонился публике, у него ком подступил к горлу, а на глазах появились слезы. Почему пели другие, а хлопают ему? Что все это значит? И как на это реагировать? - Иди ко мне, Соловей! – Коломбина рукой манил Тео к себе. Тео все это казалось настолько нереальным, что он даже на мгновенье зажмурился. Это не может быть правдой, это все сон, и он сейчас проснется! - Иди, – Чезаре тронул Тео за руку, - тебя проводят на сцену. У двери ложи стоял посыльный с букетом цветов. Он отдал его Теодору и показал жестом, чтобы тот следовал за ним. Теодор пошел следом, как зачарованный, и они оказались за кулисами. Там пахло канифолью и пылью. Штангеты, натянутые тросы с блоками, машинное масло, пыльные тряпки. Закулисье казалось странным и нереальным. Тео следовал за молодым человеком, перед ними расступались люди, пропуская куда-то дальше и дальше, и вдруг совершенно неожиданно для себя Тео вышел один на сцену. Выскочив из темноты на свет, он немного растерялся. Адамо шел к нему навстречу, распахнув руки в приветственном жесте, как старому знакомому. Тео отдал ему букет, как бегун эстафетную палочку. Пожалуй, надо было бы что-нибудь сказать, но в голове было пусто, и Тео только нервно сглотнул, судорожно оглядываясь по сторонам. Адамо передал кому-то букет и внимательно посмотрел в глаза Теодора. - Оставьте нас, пожалуйста, одних, – Адамо повел рукой, и свет в зале погас, а на Тео и Адамо направили яркий луч прожектора. Адамо посмотрел в глаза Тео и мягко улыбнулся, - Теодор, давай споем этот дуэт вместе, – увидев растерянность в его глазах, мягко добавил, - спой, пожалуйста, со мной и для меня. - Хорошо. Но я знаю его только на итальянском. Оркестр сыграл вступление, Тео закрыл глаза и, глубоко вздохнув, запел. Ему совсем не было страшно. Музыка окутывала его, как ласковые и надежные руки Доминика. Когда он открыл глаза, то увидел спокойные глаза Адамо и его ободряющую улыбку. Их голоса переплетались, как две лозы винограда. Красивый и сильный голос Адамо поддерживал и ободрял, его как теплая рука брата и одновременно наставника время от времени сжимала руку Тео, указывая на паузы и не позволяя сбиться с ритма. Они пели свой дуэт плавно и изящно, следуя за музыкой. На сердце у Теодора было так спокойно, как будто они с Адамо были одни во всем мире, а вокруг только музыка! Стихли последние аккорды, и в зале воцарилась мертвая тишина. - У тебя замечательный голос! – Адамо поцеловал Тео в щеку, – такой же пленительный, как и твой запах! В театре было тихо, как в храме, Тео принюхался, в зале пронзительно пахло вереском, омега сделал глубокий вдох и расплакался. - Доминик, я пел в Ла Скала! – сквозь слезы растерянно прошептал Тео, глядя в темноту зала, – и ко мне запах вернулся! Это просто чудо какое-то! Луч света расширился, впуская в круг певцов и музыкантов. В зале медленно разгорался свет, а зрители, будто опомнившись, зааплодировали! Они хлопали как сумасшедшие, вскакивая с мест, аплодисменты переросли в бурную овацию. Со всех сторон неслось: «Соловей, Теодор, Чудо Венеции! Браво! Бис!» Тео совсем растрогался и бросился со сцены вниз. Он бежал по центральному проходу в луче прожектора. Отовсюду люди продолжали ему восторженно аплодировать. Тео начала охватывать паника, но ему навстречу уже бежал Доминик. Он не вышагивал солидной поступью, как положено ходить Кантарини, а бежал, как влюбленный альфа к своему омеге! Доминик подхватил своего дорогого Теодора в объятия. Все вокруг восторженно аплодировали красивой паре, и никто не обратил внимания, каким алчным огнем загорелись глаза у эмира Бараката.