***
Когда он вернулся в кают-компанию, большинство курсантов уже разошлись по своим каютам спать. Лишь около десятка человек все еще коротали время за чтением или беседами. Его одногруппница, Инна Миронова, стояла у иллюминатора и, сложив руки на груди, неотрывно наблюдала за мерцающей прямо по курсу точкой Фикса. Еще два дня, и из тусклой звездочки она разрастется в одну из красивейших планет галактики, заполнив собою все небо. Несколько лет назад Всеволоду уже приходилось бывать на этой планете, и если бы не нынешняя цель их визита, он с удовольствием бы предвкушал встречу с полюбившейся культурой. Но сейчас три капсулы, в которых покоились вовсе не земляне, заставляли чувствовать дурноту в ожидании грядущей встречи. Конечно, фиксианцы не предъявили им никаких претензий и, прекрасно понимая невиновность землян, искренне разделяли их горе, но все равно было жгуче стыдно. Тем более что в одной из капсул Всеволод видел ребенка. Фиксианская девочка лет тринадцати, если мерить человеческими годами. И как смотреть в глаза её родителям? Если, конечно, они не летели вместе с ней на погибшем лайнере. — Сева! — Инна вздрогнула, когда он подошел. — Не заметила, когда ты вернулся. Как ты? — Паршиво, — честно признался парень. — Но чуть лучше, чем утром, спасибо одному заботливому ребенку. — Ребенку? — Инна удивленно приподняла брови, а потом в ее глазах мелькнуло понимание. — А, ты про Эллу? — Ты знала? — Всеволод оперся плечом о стену и тоже устремил взгляд в иллюминатор. — Что у Бориса Семеновича есть дочь? Я, например, вообще был не в курсе, что он женат. Думал, он убежденный холостяк. — Он вдовец, — тихо сказала девушка. — Его жена погибла на «Айсберге» два года назад. Тоже во время пиратской атаки. Экипаж отказывался сдаться, пираты открыли огонь. В итоге, большая часть экипажа погибла, и несколько пассажиров тоже. Жена Ветрова была одной из них. Инна оглянулась, не слушает ли их кто. — Говорят, у Эллы должен был быть братик, — понизив голос, добавила она. — Или сестричка. Всего пара-тройка месяцев. Всеволоду показалось, что на него вывалили мешок кирпичей. Прямо на макушку, не давая опомниться. Он вспомнил, как изменился тон Эллы, когда она уточняла, что единственный ребенок. И словно в дополнение к собственной боли, на плечи ощутимо легла и боль маленькой светловолосой девочки. Парень смотрел на плывущие мимо их корабля точки звезд и чувствовал, что это еще не предел. Там, на Фиксе, его тоже ждал какой-то груз. Но он выдержит. Должен выдержать. Примет все, что жизнь собирается на него взвалить, а потом решит, что с этим делать. И обязательно что-нибудь придумает.Элла
17 февраля 2015 г. в 00:55
Лампы в грузовом отсеке горели мертвенно-синим светом и постоянно мигали. Уже несколько раз молодой светловолосый парень, сидящий у одного из странных длинных контейнеров, порывался встать и вырубить раздражающее освещение, но каждый раз решал, что может еще потерпеть. Еще минуту. В конце концов, кроме отвратительных ламп в отсеке царил еще и жуткий холод, так что рано или поздно все равно придется сходить за какой-нибудь курткой. Тогда и выключит эти чертовы светильники, кто их только придумал! Могли бы озаботиться и более приличным местом для... бывших своих курсантов. Сказать «мертвых» у парня не поворачивался язык. Даже мысленно. Обхватив себя руками, он сжался, пытаясь сохранить хоть немного тепла и, согнувшись почти пополам, уткнулся лбом в покрытую испариной металлическую поверхность контейнера, на деле бывшего похоронной капсулой. Бесполезно. Невозможно сохранить тепло, если холод идет изнутри, из огромной черной пробоины в душе, в том месте, которое раньше занимал лучший друг. Вечно хмурый и серьезный, но преданный, готовый лететь с ним хоть на край Вселенной.
«...Конечно, я буду проситься на один корабль с тобой. А для чего я вообще поступал в Академию?...»
« ...А мы спроектируем свой собственный корабль. И назовем его...ммм...например, «Эверест»... Почему шучу? Я вполне серьезно. И будет он такой один, уникальный...»
«... Ты пойми, я должен попасть на этот лайнер, ведь это же такой шанс. Я хочу понять, как выглядит работа механиков изнутри, в процессе полета. Какие неисправности им приходится устранять, в каком темпе работать. Нет, это не глупости, для меня это важно...»
— Дурак ты, Лешка, — прошептал парень. — Говорил же тебе, не рвись на этот корабль. Как чувствовал, что беда будет. А ты... Балбес упрямый...
Зубы тихо стучали друг об друга то ли от холода, то ли от нервного мандража, и никак не получалось остановить эту чечетку. Зато глаза были сухие, хотя он бы сейчас с удовольствием выплакал эту мертвую тяжесть, как выплакивал порой горести в детстве. А потом заснул бы и проснулся, ощущая внутри лишь светлую печаль, а не ледяной ком, скрутившийся где-то под сердцем и мешающий дышать.
Тихо щелкнул переключатель, и мигающий свет сменился слабым аварийным освещением. Парень удивленно приподнял голову, прислушиваясь. На корабле неполадка? Что-то случилось с подачей энергии? Почему изменилось освещение? Он всерьез встревожился, поэтому когда на плечи ему неловко упала тяжелая теплая куртка, чуть не подпрыгнул от испуга.
— Здесь можно легко простудиться, — раздался позади детский голос, и перед лицом у парня оказалась большая кружка, полная до краев горячим чаем. Удивленно моргнув, он перевел взгляд на невысокую девочку лет десяти, двумя руками протягивавшую ему ее.
— Возьми, — попросила она. — Горячо держать.
— Прости, — опомнился парень, подхватывая кружку. — Спасибо, — он с удовольствием прижал озябшие руки к горячей поверхности.
— С кораблем все в порядке? — Он окинул взглядом ставший почти темным отсек и понял, что освещение было не красным, аварийным, а просто очень тусклым.
— Все нормально, — девочка подтащила поближе к капсулам один из пустых ящиков, громоздившихся неподалеку, и взобралась на него с ногами, уселась, скрестив их по-турецки, и обтерла пыльные ладошки о собственный комбинезон.
— Это я сделала освещение минимальным. Не аварийка, не беспокойся. Просто не выношу этот синий свет. Морг напоминает.
Парень невольно поперхнулся отпитым было чаем, и с изумлением уставился на девочку. Ей же от силы лет десять. Откуда? И вообще, кто она такая? Откуда на этом корабле взяться ребенку? Неужели...
— Я не заяц! — возмутилась девочка, поймав его подозрительный взгляд. — Я дочка Бориса Семеновича!
Бедняга поперхнулся чаем вторично.
— Ты — дочь нашего ректора? У Бориса Семеновича есть дети?
Его вопрос неуловимо изменил что-то в настроении девочки. Она отвела взгляд и некоторое время молча смотрела на капсулы.
— Не дети. У папы есть только я, — наконец, тихо произнесла она.
У парня возникло острое ощущение, что он спросил что-то, о чем спрашивать не следовало.
— Извини, если я что-то не то сказал, — осторожно произнес он. Девочка то ли мотнула, то ли встряхнула головой, и по плечам рассыпались волнистые светлые прядки.
— Все в порядке, — чуть натянуто улыбнулась она, и протянула ему маленькую ладошку. — Меня зовут Элла.
— Всеволод, — парень осторожно пожал тонкие пальцы и вновь обхватил спасительно-горячие бока кружки. — Сколько тебе лет? Ты впервые в космосе?
— Одиннадцать. И это уже третий полет. Папа часто берет меня с собой.
— Не страшно? — улыбнулся Всеволод. Улыбка получилась вымученной, но хотя бы такая. Беседа с этой девочкой отвлекала от грызущей изнутри боли, и он с радостью ухватился за шанс отвлечься.
— Ничуть, — совсем по-взрослому усмехнулась Элла. — Бояться космоса, когда рядом взрослые, глупо. Хотя опасности все равно…
Она не договорила, перевела взгляд на капсулы и лицо ее помрачнело.
— Они не заслужили такого, — тихо сказала она, и Всеволод до боли сжал челюсти, чувствуя, как внутри закипает ярость.
— Когда закончу учебу, — едва слышно проговорил он, — буду помогать избавлять галактику от пиратской заразы. И пока из нее не исчезнет последний пират, не успокоюсь, клянусь!
Он с силой стиснул руки, почти обжигая их, запоминая этот момент во всех подробностях, запоминая свою клятву. Чтобы потом, куда бы жизнь его не забросила, помнить, об этом последнем обещании своему лучшему другу и остальным товарищами. И этой не по годам серьезной девочке тоже.
Элла без тени веселья взглянула на него.
— Если так случится, то это будет великое дело, — серьезно сказала она. А после торопливо, словно вспомнив о времени, слезла с ящика и отряхнула серый комбинезон.
— Мне пора. А то папа волноваться будет. Ты тоже не сиди здесь долго, иначе воспаление легких заработаешь... До встречи, Всеволод!
— До встречи, — парень машинально махнул на прощание, и лишь когда Элла убежала, сообразил, что не отдал ей ни кружку, ни куртку.
«Ну, во всяком случае, я знаю, в чью каюту все это отнести».
Чай уже начал остывать и не согревал так, как в начале, но все равно Всеволод чувствовал, что непробиваемый ледяной ком внутри будто немного подтаял.