Если Ты верно назвал свое имя, значит, сгораю во имя Твое… А. Вознесенский
Открыв глаза, он увидел склонившееся над ним лицо Маны. Упавшая прядь волос щекотнула кожу. Лицо в абсолютной темноте казалось белым, и если бы не алый рот и темные провалы глаз, можно было бы принять его за Луну. Мана наклонился к нему и стал жадно и исступленно целовать. Он хотел обнять его, но не было сил, чтобы поднять руку. Тело казалось слабым и пустым. Он только увидел краем глаза, как Мана протянул руку туда, где стояла тумбочка. В темноте что-то блеснуло. Он вздрогнул, когда почувствовал, как холодная сталь коснулась горла. И тут же его обожгло чем-то… какой-то вязкой жидкостью. Мгновение понадобилось, чтобы понять: это его кровь. «Я умираю?..» — подумал он. Его окутала тьма. И сквозь эту густую, липкую тьму, в которой не было ничего, он вдруг отчетливо услышал, как замедляет ход сердце и как стук его становится все тише и тише… и исчезает совсем. «Что это? Что это? Почему?..» — спросил он. Ответа не последовало. Тишина была оглушительной. Исчезнувший звук пугал так, как не пугало ничто и никогда. И последним отчаянным и неосознанным движением он ударил себя кулаком в грудь. Тут же услышал: тук… тук… тук… Поднес руку к горлу. Кровь все еще текла, пачкая шею, плечи, грудь, постель. Он поднял руку и поглядел на нее. Она стала почти прозрачной и бледно светилась в темноте. «Наверное, у меня скоро вытечет вся кровь… я стану пустым. Интересно, я тогда смогу летать?» Его слух уловил слабую мелодию. Это было что-то смутно знакомое… что-то такое… Звук становился все громче и отчетливее. Он вздрогнул и открыл глаза. Комнату заливал солнечный свет. Смутно знакомая мелодия оказалась рингтоном мобильника. Еще не совсем стряхнув с себя сон, он стал отыскивать надрывающийся телефон. Уже почти выудив его из груды валявшейся на полу одежды, он почувствовал легкое прикосновение к спине. Телефон разрывался. Он обернулся. И замер, завороженный зрелищем. Смятое одеяло чуть прикрывало белое тело, черные волосы тяжелыми прядками падали на плечи и грудь, изукрашенную свежи царапинами. Сонные глаза смотрели на Гакта. Телефон разрывался. — Ответишь? — тихо спросил Мана. Гакт взглянул на дисплей телефона. — Придется… — пробормотал он. — Да? Мана не слышал, что говорил звонивший, но по голосу Гакта, по тому, как уклончиво он отвечал, было понятно, кто звонит. «Старая лиса, — подумал он. — Это тебе за кофе…» Он прижался к спине Гакта, обхватив его руками и целуя шею и плечи, страстно дыша. Провел рукой по его груди и животу, спускаясь все ниже … Гакт судорожно вздохнул, еле сдержавшись, чтобы не застонать под напором нежданных ласк. В телефоне раздались короткие гудки. Мана усмехнулся про себя. — Ты сексуально озабоченный эгоист… — прошептал он. *** — Вот дерьмо! — Чача швырнул телефон, словно тот был в чем-то виноват. — Он там не один. Кобель. — Ты, вообще-то, тоже, — буркнул Ю. — И кое-кто тут пытается спать. — Он спрятался под одеяло с головой. — Я потерпевшая сторона, мне можно, — огрызнулся Чача. — Почему он так поступает со мной?! — Господи! — Ю вынырнул из-под одеяла. — Ты пострадал от Гакта, Мана пострадал от Гакта, Гакт от Маны… Я-то вам что сделал? Соберитесь уже втроем, набейте друг другу морду, в живых останется только Гакт, и мы с ним будем жить долго и счастливо. — Добрый ты, — буркнул Чача. Он уткнулся Ю в плечо и чуть слышно всхлипнул. — Вообще-то, больше всего я за него боюсь, — тихо сказал он. *** На улице, как и накануне, лил дождь. Гакт решил, что идти пешком нерационально, и поймал такси. Мана на прощанье пробурчал что-то, вероятно, не очень доброе. Гакту нечего было ему сказать. Просто все было кончено — раз и навсегда. И если даже они встретятся снова, он спокойно пройдет мимо своего бывшего бэнд-лидера и любовника… Видимо, он что-то пробормотал, потому что таксист обернулся к нему и спросил: «Что?» Машина вдруг сделала резкий поворот, и он ударился головой обо что-то твердое. Потом он услышал ругань таксиста и визг тормозов. Еще один удар. Темнота. Очнувшись, он увидел над собой белый потолок, потом понял, что лежит на кровати. Рядом, сидя на стуле, спал Чача. Он сидел, вытянув ноги и чуть ссутулившись. Растрепанные волосы закрывали лицо. — Юки… — прошептал Гакт и попытался сесть, но тут же застонал от резкой боли в виске. Чача вздрогнул и проснулся. — Гаку… — Голова болит, — пожаловался Гакт. — Еще бы… скажи спасибо, что ты жив. Ты в больнице. — Чача провел рукой по его волосам и еле заметно улыбнулся. — Вчера, когда ты так и не объявился, мы тебя искали… — Он замялся, но потом все-таки продолжил: — Я позвонил Мане… но… в общем, я волновался. Гакт взглянул на него. Звонил Мане? Так значит… — Чача… — сказал он. — Ты… — Неважно, — ответил Чача. — Сейчас уже неважно. Только… не пугай меня так больше. Я люблю тебя, — прошептал он, целуя его. — И никому не отдам… ЭпилогРома… рома… романтику? Moon Child
— Гаку, ты дома? Тишина. — Опять где-то шляемся… Чача прошел в спальню и застыл в изумлении. Комната буквально утопала в цветах. На кровати лежала записка. Всего два слова: «Прости меня». Гакт подошел к нему и крепко обнял, прижимая к себе, зарываясь лицом в волосы… — Ты простишь меня? — прошептал он. — Да… я же всегда тебя прощаю…