Драбблы

― Возможно, в этот раз тебе стоит отказаться от криогенной камеры и воспользоваться Ямами, любовь моя, ― как бы невзначай произнёс Ра’с, промокая рану у Тима на плече. Красный Робин, может, и вырос, но не повзрослел. Он по-прежнему был безрассудным, смелым и до ужаса самоотверженным. ― Это, считай, царапина. Мне не руку оторвало и не солнечное сплетение прострелили. Криогенные камеры вполне сойдут, ― ответил Тим, едва заметно морщась. Ра’с не мог не заметить в этот миг «гусиные лапки», избороздившие кожу возле уголков его глаз, и уже хорошо различимую складку между бровей ― след каждого из тех дней, когда юный (сколько бы лет ни прошло, Тим по-прежнему был для него юным) детектив хмурился. ― Ты же знаешь, что проблема не в царапине, ― едва слышно отозвался Ра’с после долгой паузы. Тим этого будто бы и не услышал.

* * *

― Это всего лишь перелом, Ра’c. ― Тим отмахнулся от него раздражённо, стоило Ра’су опуститься в кресло напротив. Перебинтованная нога юного детектива покоилась на пуфике перед ним. Тим читал книгу на арабском, изредка делая какие-то заметки. «Всего лишь перелом» был серьёзным переломом. В ступню Тиму вставили спицы, он теперь передвигался на одних костылях и сходил с ума от скуки, но по-прежнему отказывался от Ям Лазаря. ― Срастётся и заживёт. ― Ямы не просто заживили бы перелом. Они вернули бы тебе способность не попадать в переделки, из которых мне приходится выносить тебя на руках. Тим вскинул брови и отложил книгу: ― А тебе это, стало быть, не нравится? ― Я испачкал кровью и сажей любимый плащ. ― Ра’с даже не вздрогнул, только улыбнулся, будто ни капли не беспокоился. ― У тебя целая гардеробная любимых плащей, они все одинаковые. И мне казалось, что ты должен радоваться, раз я теперь всё время при тебе и даже не рвусь в Готэм, ― заметил Тим, снова опуская взгляд на арабскую вязь на страницах. ― Меня это безусловно радует, ― кивнул Ра’с и не стал добавлять, что это точно так же разбивает ему сердце.

* * *

― Ты можешь просто отстать от меня со своими Ямами Лазаря? ― Тим натянул одеяло на нос и прикрыл покрасневшие глаза. Нос у него тоже был красным и шелушился от постоянного трения. ― Лечить ими обычный грипп ― всё равно что из пушки по воробьям стрелять. Ра’с покачал головой, выжал компресс и положил Тиму на лоб. ― Когда ты был совсем юным ― по меркам обычных людей юным ― разум твой работал быстрее, юный детектив, ― с сожалением произнёс он. ― Ты был сообразительнее своего наставника и хитрее меня. И что же сейчас? ― И что же? ― гнусаво пробормотал Тим, снова открывая глаза и глядя на Ра’са. ― Ты как-то зачастил со своими Ямами. ― Ты видишь, что происходит, но не понимаешь причину. ― Ра’с помолчал, глядя на уставшего, больного Тима, прячущегося под тяжёлыми одеялами и в перьевых перинах. Он не знал, хочет ли он говорить Тиму правду. И не решился ему ничего сказать.

* * *

― Неужели ты стал так слеп, юный детектив, что даже собственное отражение не видишь? Я пересёк океаны времени, чтобы найти тебя… ― Это что, «Дракула» Копполы? ― перебил Тим, на мгновение снова превратившись в того семнадцатилетнего мальчишку, который хитростью и дерзостью когда-то завоевал сердце старика, видавшего на своём веку немало других хитрых и дерзких мальчишек. Дерзких, но не настолько. Хитрых, но не настолько. ― Что дальше? Наденешь очки и цилиндр, или волосы зачешешь так, чтобы получалось сердечко? ― Тим вымученно улыбнулся. Ра’с выдержал долгую паузу, глядя на Тима, не моргая и не шевелясь. Потом сделал глубокий вдох. ― У меня было много любовников, любовь моя, и многих из них у меня забрала старость. Я не хотел бы отдавать ни ей, ни смерти тебя. ― Он потянулся к зеркалу, которое лежало на прикроватном столике, и протянул его Тиму. ― Ты стареешь, юный детектив, и это разбивает мне сердце. Я бы хотел провести с тобой остаток вечности, которую уготовил для себя сам. Тим только шмыгнул носом, нехотя взял зеркало и посмотрел на своё отражение. Отражение человека, который давным-давно перешагнул ту черту, за которой кончается юность. ― Ещё чуть-чуть, и мы будем выглядеть как одногодки, любовь моя, ― заметил Ра’с. ― Ещё десяток лет, и ты станешь выглядеть старше. Твои кости, столько раз сломанные, съест артрит, а старческая немощь уничтожит твой светлый разум. ― Он покачал головой. ― Я прошу тебя, юный детектив, позволь мне подарить тебе бессмертие. Седые волосы Ра’с находил у него уже давно. С тех пор, как юному детективу исполнилось двадцать пять ― удивительно даже, что так поздно, учитывая его работу. Ра’с замечал серебряных призраков старения, смертности, угасания, он вёл им подсчёт, он знал каждый из седых волосков. Сейчас Тиму было под сорок, и волосы его седели намного быстрее, чем пятнадцать лет назад. Седина тронула его виски, и теперь это видел не только Ра’с, но и его (Тима или Ра’са ― не важно) враги. Седину эту не замечал только Тим. Тим молчал, глядя на своё отражение, будто не в силах был отвести взгляд. Он молчал, но в этом молчании Ра’с видел надежду.