Когда истина лжёт

«И как тебе мои объедки?» Спустя дни, спустя месяцы я вспоминала эти слова Кравец, и мне становилось не по себе. Словно в моё тело подселили кого-то ещё. Или моё тело отдали кому-то другому напрокат. И я ощущаю это инородное присутствие, а своё собственное мышление – вне тела. От этого становится гадливо. И сколько бы я ни улыбалась, сколько бы ни сближалась (к моему удивлению) с Абрамовой, сколько бы ни училась дальше, замечала одну тенденцию: потеряв такую подругу, как Кравец, на самом деле я не утратила особо ничего. Мы по-прежнему общаемся и с Женей, и с Ларой, которые вместе с Олей умудряются лавировать между пассивно-агрессивной на мой счёт Ксеней и мною, спокойной и сосредоточенной на своём будущем.  Я ведь решила, куда приложу руку назло всем и вопреки. Со мной вместе собиралась поступать и Оля, и Лара, а Женька скорее всего переедет с родителями за границу. Ах да, экономическое будущее Леонова изменилось – он захотел поступать на международные отношения. Большая часть  наших одногруппников тоже хотела идти на право, как и мы с девочками. Только не уверена, что хочу крутиться среди них вновь. Мне мало этого. Я хочу больше. И я выбрала другое направление, которое раскроет меня больше. Позволит проявить себя так,  как никто не ожидал. Ресурс неисчерпаем – я же человек. Моё желание продемонстрировать себя, утереть нос всем завистникам и быть самодостаточной – это всё слишком сильно. И я не собираюсь закручивать вентиль амбиций. Они – это я. Что до Леонова, то тут нужно рассказать немного о нём самом, Ксене и Егоре. Особенно о Егоре. Ведь я сама поставила хлёсткую точку в наших отношениях, которых, по сути, и не было.  С тех пор, с новогодней ночи, мы ни разу не виделись. Я только слышала его имя, вылетавшее из уст лицеистов, Светы и братьев. Ярослав тактично молчал и совершенно не сообщал мне ничего о его жизни. И я не знала соответственно, ни где он, ни что с ним. Правда, если бы с ним что-то случилось серьёзное, уверена, мне бы сообщили. Поэтому я была удивительно спокойной, будто заведомо знала, что всё в порядке у этого причудливого практикантишки. Через несколько недель от первого числа, когда я имела счастье справлять свой день Рождения, принимать гостей и подарки, высушивать тонны поздравлений от самых разных людей (желавших эти самые пожелания с добрым или не очень умыслом), я не могла долго уснуть. Ворочалась, терзалась мыслями и образами, что хотела бы увидеть Егора. Или услышать. Или получить смс: «Поздравляю». Наивная, да? Именно тогда я впервые подумала, что меня не отпустило, как казалось раньше. Мы вовремя уехали на дачу, и я благополучно отдала свою боль, свои мысли снегу и холоду. Я ведь люблю зиму. До безумия люблю. Как и Егора. Враньё. Ты ведь не можешь себе лгать. Не любишь ты до безумия Егора. Ты даже не привязана к нему. Это что-то здоровое, что-то адекватное и нормальное. Он тянул тебя вверх, показал другой уровень, к которому ты теперь стремишься, который ты считаешь по праву достойным тебя. Ты растёшь из-за Егора. Похоже на использование, правда? Правда. Пусть между нами и не было никаких официальных отношений, это всё – баловство, не более, но ты его неплохо использовала, Кать. И не обратила внимания сама, как провернула подобное.  Заметила, кстати? Ты признала, наконец, что ваши отношения никогда не были официальными. Это игра, флирт, но никак не серьёзные отношения. И знаешь, что? Тебе ведь не больно уже от этой мысли, раз ты можешь её признать. Да, нет никаких болезненных ощущений. Мужчина поигрался с твоими чувствами. Ты – с его амбициями. Переняла его манеру игры и в итоге поставила точку между вами.  Ученик превзошёл учителя. Он не хотел заканчивать игру. Не тогда. Из меня ведь можно было бы выжать ещё что-то. Ложь. Его стажировка закончилась, поэтому встречаться каждый день стало бы проблематично.  Его удивил факт, что точку поставила ты. Да и тебя саму – тоже. Я не ожидала, что способна буду это сделать. Но сделала. Поздно сожалеть. Оставалось смириться, что я и сделала. Тогда почему меня пронизывает мысль за мыслью, воспоминание за воспоминанием? И не смей думать, что времени недостаточно прошло. Отговорка слабохарактерных пассивных людишек. Я скучаю. Разумеется, это понимали все, кто знал о моей связи с Егором. Т.е. очень небольшое количество людей. Остальные же видели мою поникшую голову, кислую мину на ней и считали, что я чем-то расстроена.  Я не расстроена – я скучаю по человеку. И почему ты считаешь, что это не одно и то же, Катерина? Ты хочешь близости человека, которую получить не можешь. И этот факт тебя… расстраивает. Каким образом удалось нормализовать своё состояние, я не знаю. Может, Абрамова. Может, Пашка. Может, Леонов. А может, ради того, чтобы дать по зубам своим завистникам, я держала лицо. Я ведь Катерина Скавронская. Какой грязи моё имя только не видело и не выносило. Если упаду ниц, встать будет гораздо труднее. Хотя я больше боюсь, что при соприкосновении с дном, банально не захочу что-то доказывать этим людям и выбираться наверх. Надо признать, что я давно не уважаю очень многие статуты, людей и авторитеты.  Нельзя выиграть у человека, который не играет в игру. Я не играла уже в эти лобызания. Я не играла в азартные игры. Я не играла в любовные игры.  Костя  не спешил. Надо отдать ему должное, поступал он по ситуации, разумно и весьма по-мужски. Иногда его напор, его финты, привлекающие моё внимание, срабатывали – тогда мне приходилось испытывать и радость, и желание ударить придурка этого одновременно. Но, тем не менее, Костя завоёвывал моё внимание. Это отмечали девочки, это отмечали братья, это отмечали даже преподаватели и незнакомые мне люди. И, по мнению толпы, я была на седьмом небе от счастья. Или должна быть благодарна Богу.  Должна? Стоп-стоп, кому и что я там должна? И была ли я благодарна вообще за Костю? Глупая девочка, вроде Катерины Скавронской полугодичной давности, наверняка сказала бы, что Леонов – классный парень, потому благодарна. Сейчас же всё иначе обстояло. И это «иначе» заключалось в удивительном спокойствии. Рядом с Костей спокойно и тепло. Да, он иногда будоражит мою кровь и нервы, встряхивает мой мозг и чувства – делает всё, что заставляет меня чувствовать себя живой. Но это так трудно, так невероятно сложно пытаться подыгрывать в подобной пьесе его интересам. И нет, не потому что боюсь обидеть. Я не считаю Леонова своим другом, потому могу причинять ему боль, сколько захочу. Хотя зла уже не держу. Он ведь сделал кое-что действительно важное для меня: он стал тем, на кого я опираюсь в данный момент. Ведь быть сильной в одиночку  постоянно невозможно. Я бы очень хотела быть сильной по-женски, тонким манипулятором с благими намерениями, но, увы – пока не могу себе этого позволить.  Егор исчезал из моей жизни.  С Новым годом.  С Рождеством.  С днём Рождения.  С началом учёбы.  С январём. Январь подошёл к концу, и от осознания наступающего второго месяца, минувшей двенадцатой части года, меня заштормило. Не хотела идти на учёбу и видеть лица людей. Не хотела выходить на улицу – там слякоть из-за перепада температур. Не хотела дышать холодным воздухом – он напоминал о моей слабости. Всё вокруг, даже моя собственная комната, куда ступала нога этого дражайшего идиота, где он был, где он дышал, где он сидел и смотрел на меня, – от всего этого мне становилось тошно. Самой себе противно ощущать свою прошлую личину. Но как приятно вспоминать его до безумия без умия. Я впала в зимнюю хандру и выпала из жизни. Закрывается дверь – открывается окно. Мне трудно дышать. Трудно сфокусировать мысли на чём-то одном. Я понимаю, что Егора нет рядом, что его время в моей жизни исчерпано, что свою роль этот человек сыграл. Мне пора идти дальше. А я не хочу. Не хочу идти. Хочешь стоять и ждать, когда он вернётся к тебе? И на какое нецензурное выражение ты сейчас напрашиваешься?! Я хочу, чтобы он хотел вернуться. Чтобы он вернулся. Чтобы он послал к чертям мои слова и действия. Чтобы он взял и пришёл. Потому что это его решение. Сам позвонил. Сам написал. Сам. Я хочу его внимания  потому что скучаю, как сумасшедшая. Я скучаю по тебе, Егор. Безумно скучаю. Хочу искусать себе руки, лишь бы была возможность увидеть тебя. Я так скучаю, но боюсь, что ты узнаешь об этом. Ты ведь не примешь меня. Между нами ничего нет. И ты мне ничего не обещал, кроме бездны сомнений. Но теперь нет даже их.  Ты оставил меня ни с чем. Глупая. Сама себя оставила. Сама поставила точку. Сама сделала всё. А теперь… Я не ненавижу себя. И тебя. Я просто хотела бы вернуть немножко нашу близость. Я просто хочу вспомнить, оживить те моменты искр между нами.  Я скучаю и не могу успокоить дрожь. Мне холодно и жарко от мыслей о тебе. Мне холодно. Еда не имеет вкуса. Вода – температуры. Свет – яркости. Знаешь, я вроде бы и вижу, но не вижу ничего конкретного. Я хочу к тебе. Егор, я кусаю губы и едва сдерживаю слёзы. Я ведь не слабачка.  - Скавронская,  - трудно воспринимать свою фамилию устами других людей. Я ведь так желала услышать её определённым голосом, определённым тембром, определённой интонацией.  Я скучаю. Дни проходили не так быстро, как я хотела того. Но моя аморфность была со мной, как верный пёс. Всегда рядышком, всегда под рукой, всегда – часть меня.  Я выглядела хорошо. Свежо. Молодо. Привлекательно. Иначе почему Костя защищал меня от других парней, решавших познакомиться? Да, я тосковала по другому человеку, но не могла себе позволить выглядеть ущербно. Я же Катерина Скавронская. Моя роль в этой жизни – быть выше других заслуженно. И непоколебимо. Но это сложно. Мои слабости усиливались, а другие люди – догоняли, дышали в затылок ароматом знаний изо рта. Иногда паршивым. И запахом, и ртом. Я выходила из себя, теряла самообладание – становилась грубой и резкой. Ничуть не женственной, но после – слабой. В такие моменты рядом был Костя. Он умел взять меня за руку и увести прочь от эпицентра, созданного мною же. Человек-вулкан. Стихия. В чистом виде. Скавронская превратилась в бренд бедствия и массовости. Терракта по степени влияния на людей. Скавронская слишком сильно изменилась. Я и не я. Женщина разрушает. Созидает и разрушает. Слишком долго я создавала, слишком долго держалась осторонь от собственных чертей – теперь они часть  меня. Я не боюсь – я покорила их своим гневом. Обиженная женщина – это одно дело. Другое – женщина с несбывшимися желаниями. Я не могу сказать, что была той самой женщиной в целостном своём воплощении – лишь учусь этому. Но тот факт, что из-за своих решений и потакания Вселенной им я осталась одна без важного человека, остаётся неизменным. Он-то и пробудил во мне эту вопиющую дьявольскую магму. Она стекает с моих локтей и пальцев, с моих стоп при ходьбе, с подбородка и волос. Я совершенная энергия экзекуции своего собственного гнева. Егор перестал существовать в моей голове лишь к началу мая, когда на уши нам повесили килограммовые гири ответственности – скоро ведь внешнее тестирование будет, которое «определит нашу судьбу». О поступлении было столько разговоров, что впору штрафные выдавать. Или вводить слова-табу. Я бы выпустила целое издание таких слов, вроде словаря. Или вето. Вряд ли помогло бы, ведь все вокруг считали должным мне напомнить, как важно сейчас не опускать руки, бороться за призрачные идеалы будущего, сколь весомое решение в моих руках и каким чудодейственным образом мне повезло учиться в лицее и иметь такие феноменальные мозги. А я устала от этого всего. Знаете, как бывает, когда на тебя все надежды кладут, но ты чувствуешь, что они не надежды кладут, а цветы на твою могильную плиту? Меня душит эта мнимая ответственность, в которую меня ежедневно тыкают носом, как провинившегося котёнка. Я не срала в ваши тапки, господа, потому что нет ваших тапок в моей комнате! Но, увы, сказать я такие слова всем подряд не смогу. И да, предупреждение о моей грубости и импульсивности отнюдь не гиперболично. Просто в какой-то момент мне опротивело думать о других людях, как они меня поймут, какой они меня видят, кем считают, как обсуждают. Да обсуждают в любом случае – особенно если я выпендрюсь или привлеку к себе слишком много внимания. И знаете, что самое смешное? Плевать, это внимание негативом окрашено или радостным восторгом. Если раньше мне привыкать к зависти людей не приходилось, то теперь она мне противна, как и все эти лебезящие ради пая покруче люди. Нет, во мне не просыпался Базаров. Хотя не опровергаю, что порой весенним вечером, когда жара подступала к самой моей постели, я задумывалась над этим. Вам, наверное, неинтересно слушать, какой я стала. Другое дело – как я выкручиваюсь со своим окружением, ведь наш костяк отличниц крепче стали был, а преподаватели (чуть ли не каждый) в макушку целовали и солнышками называли. Хорошо, расскажу. Не забыть бы всех. Я не устраивала дебош и не нарушала дисциплину. Противостоять этому обществу, подчиняясь его системе – по крайней мере, глупо. Решение, единственно верное тогда, на мой взгляд, заключалось в ограждении своей персоны от пагубного влияния этих лицемеров. Признаюсь, я даже всерьёз задумывалась над тем, как называть эту элиту – лицемерами, лжецами, притворщиками, даже иезуитами, хах. Но это абсурд. Сошлась на лицемерии. Почему – обоснуйте сами. Из нашего костяка отличниц, верных подруг, моя природа высосала всю жизнь. Я стала инициатором распада, потому как не захотела идти на поводу у Кравец. С ней мы, к слову, не общаемся вообще никак. Она делает вид, что лучше меня, что я недостойна её внимания. Мне же досталась роль пассивного участника, которому не обязательно даже реагировать на это вздёрнутое кверху личико с закатанными глазами.  Меня устраивает. Поддерживала диалог я только с Абрамовой – раз в день перекинуться с ней парой фраз удавалось, но в основном, с её подачи. Периодически и Лара с Женей подходили, что-то спрашивали, но через неделю кратких ответов попытки разговорить и как-то задобрить меня прекратились. Не потому, что я злая. Потому что я добрая. Никакой героической роли не выполняла, не спасала их от своего игнорирования – я не допускала, чтобы кто-то опять меня подсаживал на эту зависимость от чужого мнения. Сколько бы я там раньше не говорила, что мне всё равно, меня не задеть и тому подобное, но только сейчас ощущаю, насколько глупой была все эти годы. Насколько слепо следовала каким-то своим жизненным ориентирам, насколько они детские, насколько вообще всё вокруг меня – ребячество. Даже эти экзамены несчастные, эта система дурацкая, эти дети, которые в пятнадцать лет должны решить, кем им быть всю оставшуюся жизнь. Да даже эти слова про одну специальность до смертного одра глупы. Сейчас я понимаю, насколько мне не хватает знаний, опыта, людей, умнее меня, вокруг.  Я понимаю, что хочу измениться. И понимаю,  что это неизбежно,  если уже сейчас общество вокруг меня не просто не устраивает –  я хочу его поменять. И поменяю. *** От автора. Я не знаю, думали ли вы хоть раз об истории Скавронской как о той, что могла случиться и с вами лет в 17. Не знаю, прониклись ли сомнениями и вообще человеком в ещё не полностью сознательном периоде. То, что вам не нравится никто из персонажей, - так же нормально, как и моя любовь к ним. Потому что они неидеальны, как и мы с вами. Но мне так надоело видеть правильных персонажей, идеальных в своих решениях, которые либо знают, что хотят, либо ничего не знают. И эти крайности, которые никак не отображают реальное положение вещей, однажды сподвигли меня написать то, где будет показана человеческая сущность. Где я обращу внимание на то, как в нашей голове звучит внутренний голос, как грызёт совесть, как формируется и рушится комплекс неполноценности. Как трещит по швам ложная дружба и формируются новые отношения. Как глубоко могут бить слова и как можно отражать оскорбления, не позволяя им достать до глубины нутра. Чтобы написать однажды "истину", я наблюдала за собой. Как мыслю я, что делаю, как выстраиваю причинно-следственные связи и принимаю решения. Что позволяет мне решать, нравится человек или нет, с первой минуты. И как на всё это влияло воспитание, родители и семья в целом. Как это будет влиять на меня в обществе?  Я подняла свои старые записи в блокнотах, мысли подругам в диалогах в вк, свои переживания и пыталась соотнести с тем, какой была я в свои 17, потому что писала работу в несколько старшем возрасте. Но это не значит, что Скавронская - моё олицетворение. Как ни странно, она близка мне методами мышления, но на этом сходство заканчивается, потому что мне не в прикол было писать о себе, камон. Это тупо и ограничивает сразу историю со всех фронтов. Поэтому спасибо тем, кто был до конца, кто читал заново, кто любит историю и видит в ней не только персонажей, но и узнаёт себя. Кто берёт на заметку, что может быть исходом из таких обстоятельств. Кто не допускает таких исходов в своей жизни. Кто видел дурной пример отношений и не стал заводить свои в такой же тупик. Те, кто воспринял произведение, как нечто поучительное, вам отдельная благодарность. Наверняка вам не больше, чем главной героине, и её переживания вы переносили на себя. Если она вас смогла своим примером чему-то научить, я счастлива. Спасибо за внимание, прекрасные леди, и с праздником. Будьте легки и воздушны, как музы, и горячи, как огонь в своих искренних душевных волеизъявлениях!))) Отдельно с телеграм-канала, потому что я пообещала выложить это в конце всех глав: "Мне нравятся последние главы Истины. Осталось совсем немного выложить, и я полностью верну его на фикбук в отредактированном виде. Вы же не думали, что я его удалила?) Истина прекрасна как произведение,  потому что я неосознанно вложила в нее задумку роста главной героини. Делая особенностью Скавронской мыслительный процесс, который некоторым не по душе, что они его не читают, я неожиданно наделила произведение временем и запечатленными изменениями. Признаться, это отображение изменений параллельно моим собственным, потому что, кто знает, работа писалась года два из-за перерывов. Это та самая причина, почему я не люблю начало истории, почему я писала, как мне чужды Катины размышления и поступки, потому что я такое переросла, и это было не самое приятное действие в моем прошлом, поэтому его неприятно вспоминать. Не больно, а неприятно. И насколько я не в восторге от Скавронской вначале, настолько я уважаю ее в конце. Это сила воли как для девушки ее лет и ничто иное в моем понимании. Поэтому не думайте, что я не люблю эту работу. Люблю. Как раз за эти противоречивые чувства. И потому что в ней действительно запечатлены те переживания, что мучают семнадцатилетних девушек. Или мучили, ведь у нынешних семнадцатилетних заботы могут быть другие."