BaoziTime

Они почти на месте. Минсок не верит своим глазам, когда на горизонте показываются серые стены Города и огни сигнальной башни, которые ярко сияют в сгущающихся сумерках, даруя уставшим путникам надежду. Как раз то, чего им так не хватало. Крики радости раздаются со всех сторон. Исин прижимает руки к лицу, пытаясь скрыть бегущие по щекам слезы. Для него последние деньки выдались трудными. Особенно после того, как Минсок на правах старшего устроил остальным головомойку, пуская в ход не только слова, но и кулаки. Так сказать, выпустил пар. Зато и обход нашли в два раза быстрее — сердитые друг на друга и насмерть обиженные. — Ну что ж, похоже, наш путь закончен, — объявляет лидер, как только большая часть восторгов стихает. Его глаза наполняются мягким теплом, а в уголках губ вновь поселяется несмелая улыбка. — Но ночевать придется по старинке, прямо в поле. Сейчас мы все выбились из сил, а шагать еще прилично. Утром двинемся с новыми силами. Возражений не следует. Целые сутки на ногах с минимальными передышками лишили энергии даже самых активных парней. Все принимаются за дело — пока не стемнело нужно поставить лагерь и позаботиться о безопасности. Минсок вызывается проверить периметр. Солнце скрылось из виду не так давно, но уже ощутимо похолодало. Теперь земля быстро остывает. Словно они вдруг оказались в пустыне. Старший по горло застегивает порванную местами куртку и бесшумной тенью скользит по границе установленной лидером территории. Никого. И ничего. Было бы так в голове, но нет — мысли жалящим роем кружатся в сознании и мешают спокойно дышать. Смысл очевидной победы ускользает. Зато появляются вопросы. Зачем все это? Что будет дальше? Каким окажется Город изнутри? Минсок уверен, остальных обуревают похожие сомнения. Но сам он вдруг резко перестал чувствовать себя одним из них. И эта черная дыра в груди, появившаяся три недели назад, сожрала не только радость и мечты, но и всю его потемневшую душу. Благодаря чему он держался все эти дни? Честному слову? Обещаниям? Желанию всегда оставаться сильным в глазах остальных? Чепуха. Они все были гораздо сильнее него и сражались с собственными кошмарами в сотню раз успешней. Перед самым финишем главный приз вдруг обратился прахом. Как все их жалкие жизни после Катастрофы. И это ничуть не весело. Минсок останавливается около одиноко торчащего посреди равнины деревца и кладет руку на пожелтевшую кору. Он думает о том, как хорошо все было в самом начале. Потихоньку узнавать своих спутников, завоевывать их уважение, сближаться с тем единственным, ради которого стоило выжить в нелегкой борьбе за это право. Улыбка Лухана на мгновение возникает перед глазами и тут же меркнет, растворяясь в посторонних звуках. Недостижимый болезненный мираж. Недалеко за его спиной отряд шумно ставит палатки и строит смелые предположения насчет утра. Минсока тянет в противоположную сторону. Прочь от суеты, прочь от хаоса, прочь от смеха. Хочется остаться в тишине. Чуть дольше, чем навсегда. По сухой, без единого листочка, ветке ползет жирная прозрачная гусеница, шустро перебирая сразу всеми отвратительными лапами. Не добравшись до вершины, она соскальзывает и падает в траву. Минсок давит ее ногой, ощущая, как лопается под грубой подошвой его собственное сердце. Тьма вокруг сгущается. Он видит ее, и она реальнее Города. Реальнее будущего. Реальнее чужих надежд. Оглядываться нет желания. Сантиментов давно не осталось. Он никому ничего не должен, и так было, по сути, всегда. От последней силы, что держала его на ногах — потерянной поруганной любви, остались лишь едва звучащие отголоски. Все окончательно потеряло смысл. Минсок отталкивается от земли, взбивая облачко пыли, и делает решающий шаг. На этот раз он смог бы ответить Чунмену правду. На другой стороне чертовски одиноко. Только тот уже никогда не спросит.