Hurt

Душная ночь мягко опустилась на город, ступая по улицам тяжёлыми влажными лапами, точно пантера цвета индиго. Пустая квартира озарилась мягким светом и встретила жильца молчанием. Мужчина прошёл сквозь коридор, скинув на ходу сапоги и куртку, и, рухнув в кресло, уставился в потолок. Вот уже третий день Кёраку вставал перед дилеммой: если он сейчас нальёт себе хоть немного, он будет пить всю ночь и, не исключено, следующий день, пока у него печень не откажет. Если не нальёт — опять же всю ночь будет сидеть в этой же позе, глядя в потолок и в итоге сожрёт пачку снотворного и один чёрт не уснёт. Сложный выбор. Детектив прикрыл глаза. Устал. Последние несколько дней изрядно вымотали. Убитый студент и та девушка, тщетный поиск среди ориентировок, опросы свидетелей, заполнения протоколов. Каждый раз, открывая файл с объявлением о пропавших без вести, он пролистывал десятки документов с фотографиями. Старые и молодые, больные и здоровые — все они исчезли. Потерялись, сбежали или умерли, неважно. Их просто не стало в том пространстве, где их привыкли видеть. И это, как правило, пугало тех, кто сообщал о пропаже. Но, если подумать, эта горстка испуганных так ничтожно мала… Десятки людей испаряются каждый день, а мир безразлично существует дальше. В такие моменты Кёраку начинал сомневаться в надобности своей работы. Что толку искать какого-то ублюдка, если его поимка, по большому счёту, ничего не изменит? Кому предписано умереть рано — умрёт. От пули, болезни или глупого несчастного случая. Провидение зачастую очень дотошно. И, тем не менее, он искал. Возможно по инерции, возможно из-за того, что видел как до глубокого вечера вкалывает Укитаке, но он искал. Искал её лицо, которое впечаталось в память восковым изображением под водой... Мужчина с силой тряхнул головой, прогоняя мысли о покойнице. Если он будет о ней думать, точно сорвётся. А сорваться нельзя. Он обещал. Обещал... Детектив ударил себя кулаком по лбу и стиснул зубы. Наврал. Урахаре, Герюсаю, себе наврал. Не справится он со всем этим адом. Не выдержит. Сломается, сорвётся. И снова в дурку, на привязь и под капельницу. Или сразу в морг. И лучше уж второе. Не сможет. Не сейчас... Бывали у него и куда более паршивые дни, бывали и более жуткие сцены преступления. Но приходя домой, он слышал тихий джаз или шелест страниц, а широкий диван неизменно занимала Лиза, поднимающая на него неодобрительный взгляд и приветствовавшая обычно фразой: «Припёрся наконец-то». Нет, он не рассказывал о всём том дерьме, что творилось на работе и в душе — не было нужды. Он начисто забывал про все ужасы профессии, стоило положить голову на стройные бёдра и посмотреть в лазурные глаза. — Ты совсем охренел, — заявляет она, убирая книжку и поправляя очки. Он лишь пожимает плечами и беззаботно улыбается, рассматривая тонкие черты. — Он оказывал сопротивление, ничего не мог поделать. — И ты сломал ему челюсть и четыре ребра? — У-упс, — протягивает он виновато, разводя ладони, — не рассчитал немножко. — Ты один раз доиграешься и тебя точно посадят. Или в дурку запрут. И будут правы, — она отводит со лба выбившуюся прядку и пристально смотрит в смуглое лицо. — Но ты же будешь меня навещать, правда? — Ещё чего, — хмыкает она, — Не дождёшься. — А ты разве не будешь по мне скучать? — он делает щенячьи глазки, силясь вновь не расплыться в улыбке. — По твоему хамству, поздним возвращениям, нервотрёпке и перегару? Думаю, выживу и без этого, — она оттягивает уголок губ. — А как же прекрасные страстные ночи, м? — он щурится, резко садится и усаживает её себе на колени, — Ты разве не будешь скучать по этому, — спрашивает он, нежно целуя тонкую шею и уверенно скользя рукой по гладкой ножке. — Думаешь, ты один такой? — фыркает брюнетка, но не вырывается из мощных объятий. — Ну, видимо, мне придётся вновь тебе это доказать, — мурчит он ей на ухо и заваливает на диван. Таблетка снотворного цепляется за слизистую маленькими шершавыми лапками, не желая быть принятой. Шунсуй сделал несколько глотков бурбона прямо из бутылки и вытер губы исполосованным предплечьем. В своей дилемме он выбрал золотую середину: сразу выпить снотворное и для верности запить его сивухой. Он знает, что подобная смесь теоретически может прикончить, но он отвратительно везучий сукин сын, так что эта русская рулетка не особо его пугает. Мужчина откинул голову на мягкую спинку и закрыл глаза, вытягиваясь в кресле. Он не спал лёжа с самой выписки. Не может. Боится, что если ляжет в эту кровать — сойдёт с ума от запаха её волос, всё ещё сохранившегося на подушке. Как он тискал эту подушку, как орал в перья, не в силах заплакать. Как он обнимал её, всем сердцем надеясь, что это всё просто дурной сон. Как он впивался зубами в тонкий хлопок, сознавая, что всё наяву. Эта подушка теперь лежит где-то в углу, напитавшаяся запахом её волос и его бессильными воплями. Наверное, стоило бы переехать, но ведь он чёртов мазохист, который не в силах отпустить воспоминания, запахи, вещи, всё ещё заполняющие дом. Невозможно просто выбить из себя время, когда был счастлив. Невозможно просто пойти вперёд. Наверное, именно поэтому едва просыпаясь, он нёсся на работу, где сидел до позднего вечера. Не сказать, правда, что он так уж сильно напрягался, большую часть работы без зазрения совести сваливая на терпеливого коллегу, но там его разум постоянно был занят чем-то посторонним, не связанным с домом и воспоминаниями. Опять же, работа давала возможность спустить пар. Поехать, например, в магазин подержанных машин и во всех деталях разузнать, откуда у продавца авто покойного. Приятное, так сказать, с полезным. И морду этому скоту набить, и информацию получить о тощем длинноволосом брюнете, который сдал этот пикапчик за пятьсот баксов и поминай как звали. Маловато, конечно, ну хоть какой-то намёк на облегчение и, пусть и крошечная, но зацепка. Кёраку посмотрел на кобуру, лежащую на журнальном столике, задумчиво облизнув губы. Вытащил пистолет и покрутил в руке, рассматривая тусклые блики света на тёмном металле. Одно нажатие и всё. И прощай это вечное болото. Нет, он не тешил себя надеждами, что «Там» его ждёт она, сидя на диване с книжкой в руке. Но и просто избавиться от всего тоже вполне неплохо. Как, наверное, хорошо просто вот так… бах!... и всё… и никакой больше боли… рука медленно опускается на подлокотник, и пистолет падает на пол. Он вновь не успел закончить мысль. Очередной вечер детектив отключался под угнетающим действием снотворного, алкоголя и мыслей о суициде. Бледный утренний свет заполнил аскетичную комнату неминуемым началом нового дня. Пронзительно запищал будильник, быстро затихший под тяжёлым ударом тонких пальцев. Укитаке повернулся набок и с тоской взглянул на часы. Шесть. Последний раз, когда он смотрел на табло ночью, те показывали половину третьего. Проклятая сырость. Всё из-за неё: слабость, кашель и постоянное ощущение петли на шее. Или это призраки прошлого, которые не оставляли его по сей день? То ли ему снились комья мокрой земли из-за того, что он не мог нормально вздохнуть, то ли дыхание было невыносимо затруднённым из-за сна, насыщенного тактильными ощущениями… Гадская сырость. С силой потерев лицо ладонями, детектив заставил себя сесть на узкой кровати. Спать хотелось неимоверно. Хотя отчасти хотелось просто остаться дома, закутавшись в одеяло, и почитать что-то помимо отчётов и протоколов вскрытия. Вскрытие. Какое пугающее своей отрешённостью слово... Оно не ощущается на языке как нечто холодное, страшное и фатальное. Короткий набор звуков, описывающих процедуру, когда некогда живого человека разрезают как консервную банку, разбирают по частям и исследуют потроха. В этом слове нет холода морга и пластыря на веках. В этом слове сухие факты. Наверное, это правильно. Это обезличивает людей, спасая от переживания за каждого. Но зачастую именно это обезличивание приводит к полному безразличию к чужой жизни. Мама всегда говорила, что Широ слишком сентиментален для этой работы. Что это его рано или поздно погубит. А он спорил и доказывал, что циник не может исполнять его обязанности, ведь однажды задумавшись о смысле своей профессии, не найдёт ответа. Что ж, у Джуширо этот ответ был. Только вот приходится начинать утро с пригоршни таблеток, а день заканчивать надеждой, что этой ночью кашель не будет терзать так сильно. В кране зашуршала вода. Бледный мужчина из зеркала безразлично и с долей неприязни смотрел на костистую фигуру детектива, смазанно водящего костяшками по острому небритому подбородку и осунувшимся щекам. Чего он добился своим состраданием? Бессонницы? Почти инвалидности? Ранней седины? Рангику тогда сказала, что ему всего тридцать, а виски уже седые. Мацумото, наверное, удивилась бы, увидь его спустя какой-то месяц. Он долго не мог привыкнуть… нет, скорее смириться с этим пепельным цветом, понимая, что это пепел его души, юношеских мечтаний и высоких целей. Цвет его поражения. Холодные брызги на лице бодрили и постепенно приводили мысли в порядок. Новый день. Продолжение слепого скитания в полной темноте в поисках хоть каких-то зацепок. Про парня патологоанатом ничего особенного не сообщил. Констатировал только, что тот не пил и не злоупотреблял наркотиками и, даже напротив, был в отличной форме. С девушкой было сложнее. И куда более жутко. Акон пригласил их сразу после вскрытия и продемонстрировал тело, лежащее на холодном столе. Вымытая, очищенная от ряски, она была молода и красива, с правильными чертами лица. На плече теперь хорошо различалось вытатуированное «Beatus». Благословлённая. Почти ангел. Только вот единственным наполнением её чрева были кости — всё остальное начисто выдрано. Препарированный ангел. «Её уже вскрывали», — сообщил Акон, указывая на спилы рёбер в районе грудины, — «и, надо заметить, весьма профессионально. Чистая работа». Чистая работа… Щёлкнула пластиковая крышка на оранжевой баночке и мужчина, закинув в рот несколько таблеток, опёрся о края раковины. Чистая, блядь, работа… Серьёзно? Конечно, врачи, особенно этой специализации, славились своим цинизмом, иначе бы сошли с ума, но тем не менее… Права была мама, ох права... Укитаке прошёл в комнату и опустился на гимнастический коврик. Сев в позу лотоса, мужчина закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Нужно избавиться от всего этого, успокоиться, подышать. Обычно он представлял пруд, в котором резвятся карпы, но последние несколько дней умиротворённую картину рушило женское лицо под слоем воды. Коллеги быстро сошлись во мнении касательно того, что потерпевшую, скорее всего, убили для чёрного рынка. Кёраку, правда, предпочитал называть это «Пустили на запчасти», отчего Укитаке лишь качал головой. Он не знал точно, презирать ему этого человека или от всей души ему сочувствовать. Цинизм Шунсуя неважно вязался с болью в глазах, но был, одновременно, зачастую слишком жесток для защитной реакции. Тряхнув головой, мужчина представил небольшой городок, скрывшийся в долине среди снежных гор. Зелёную траву, мягким ковром уходящую далеко за горизонт, откуда поднимается золотой солнечный диск. Этот пейзаж навевал приятные воспоминания и бледных губ коснулась лёгкая полуулыбка. Вспомнился рассвет, который они встречали вместе с Анне. Глубокий вдох. Жаль, что так всё вышло. Всё-таки это были два замечательных года, когда он мог полностью отвлечься от прошлого и попытаться думать о будущем. Детектив пропустил ладони сквозь согнутые колени и, найдя равновесие, не расплетая ног, поднялся на руки. Глубокий вдох. К сожалению, снова сожрала работа, и Анне честно сказала, что больше этого терпеть не может и не хочет. И он не стал с ней спорить, зная, что долг всегда будет его неотъемлемой частью. Да и не мог он позволить себе более серьёзные и долгие отношения с такой-то профессией. Даже если не брать в расчёт самые плачевные исходы его коллег, он всё равно не изменит своего отношения к службе до самой пенсии, если, конечно, доживёт до неё… Мужчина растянулся на коврике и прикрыл глаза. Поза мертвеца. Что за ирония? Нужно перестать думать. Глубокий вдох. Если правильно настроиться, то можно хотя бы на первую половину дня собрать себя воедино. К вечеру, правда, всё равно обрушится прошедший день, заставляя вновь и вновь перечитывать отчёты и ориентировки, силясь найти хоть что-то. И каждый вечер, когда город уже окрашивали пламенные языки заката, устало потирать переносицу, констатируя полное фиаско в поисках. Мужчина разочарованно выдохнул и поплёлся в душ. Если заставить тело работать плюс-минус нормально у него получалось, то привести в порядок мысли с каждым днём становилось всё сложнее. Это вам не городок в горах, где тишь да гладь. Здесь всё иначе. И воздух, и люди. Будто в местной атмосфере какой-то токсин, от которого невозможно найти антидот. Отравление равнодушием, что ли… Иногда он завидовал коллеге, которого работа, кажется, истощала в меньшей степени. Хотя Укитаке не исключал, что ему так кажется просто из-за того, что напарник был физически абсолютно здоров. И это тоже нет-нет, да и вызывало претящее чувство зависти. — Привет, кофе будешь? — улыбнулась Йоруичи коллеге, лёгкой походкой вошедшему в офис. — Утро. Да, с радостью, — охотно кивнул детектив и опустился на стул. Хотя какой тут к чёрту кофе… После трёх часов сна его бы взбодрил разве что кокаин, но приходилось обходиться бурым напитком в кружке толстой керамики, — А Кёраку ещё не подоспел? — Не-а. Вообще поразительно, что он так рано на работу приезжает последнее время, — пожала плечами капитан, делая глоток. — Почему поразительно? — дёрнул бровью Укитаке. — Ну скажем… — она чуть замялась, видимо пытаясь подобрать нужное слово, но после махнула рукой, — Распиздяй он тот ещё, короче. — Сударыня, ну как не стыдно? — с наигранным неодобрением зацыкал мужчина, на что смуглянка рассмеялась. — Было бы стыдно — не пошла бы сюда работать, — хмыкнула она. А после тихо, точно узнавая секрет, спросила, — Как тебе вообще с ним? Держишься? — Так спрашиваешь, будто он монстр какой-то. Живой человек, как и все мы, — пожал плечами детектив. — Просто Генрюсай несколько раз пытался поставить его с кем-то в пару. И каждый раз это была полная задница. С мордобоем, ором и перевёрнутой мебелью. Причём после очень короткого промежутка времени. Не знаю зачем, но этот парень обожает и умеет доводить людей до белого каления. — Шихоин, — Укитаке с укором посмотрел на женщину из-под светлой чёлки. — Ой, Широ, давай вот без нотаций, а? — фыркнула женщина, — Он тот ещё упырь и я просто за тебя переживаю. К тому же мне знакомый психиатр говорил... — Давай закроем эту тему? — тихо, но твёрдо произнёс он, — Я сам способен составить мнение о человеке. После нескольких дней знакомства о подобном не судят. — Широ… я просто не хочу, чтобы он тебя как-то задел. Тебе и без того несладко сюда возвращаться… — Йоруичи резко замолчала под тяжёлым взглядом зелёных глаз и стушевалась как молодая студентка. — Я. Об этом. Слушать. Не хочу, — хладнокровно отчеканил он, исподлобья глядя на коллегу. — Прости, — потупила она янтарные глаза, — Я правда переживаю… — Я всё понимаю, — мягко улыбнулся он, — Но не стоит. Всё будет хорошо, — Мужчина поднялся на ноги и отправился к своему месту, — И спасибо за кофе! Ты — прелесть! — подмигнул он ей, отсалютовав кружкой. Опустившись за стол, мужчина отпустил такую привычную улыбку и подпёр кулаком тощую щёку. Если они правы, то нужно искать аналогичные жертвы, а подобное займёт прорву времени. Уже занимало. Спустя три дня у них была машина, которую сдал какой-то левый парень, два тела и ноль зацепок. Кёраку, который, стоило признать правоту Йоруичи, работал без особого рвения, делу тоже не особо помогал. Ну хоть про машину разузнал, и на том спасибо. Пролистывая очередное дело, детектив услышал уже знакомый стук каблуков и оторвал глаза от экрана, следя за бодрым и чуть улыбающимся Кёраку, который, пройдя сквозь офис, рухнул за стол и сладко потянулся. Укитаке молча посмотрел на часы с чуть потёртым кожаным ремешком. Стрелки на светлом циферблате с лаконичным логотипом Tissot показывали 9:40. — Прости, проспал, — пожал плечами мужчина, широко зевнув, чем вызвал у коллеги лишь тяжёлый вздох, — А ты чего такой помятый? Бурная ночка? — Тебе это действительно интересно или вежливость молчать не позволяет? — хмыкнул седой, зябко поведя плечами и накинув пиджак, хотя утро уже предвещало дневную жару. — Ты правда неважно выглядишь, — уже чуть серьёзнее произнёс Шунсуй, глядя на бледное лицо. — Я в курсе. Может, в честь этого, я могу надеяться, что ты хотя бы сегодня нормально поработаешь? — Ты всегда такой занудный или только когда не высыпаешься? — наигранно вздохнул шатен и открыл базу данных. Перед глазами вновь замаячили опостылевшие фотографии покойников. И было их столько, что иногда казалось, будто живых уже не должно было остаться. Кёраку тёр подбородок, пристально изучая каждое нераскрытое дело, особо обращая внимание на протоколы вскрытия, изредка поглядывая на коллегу, занимающегося тем же самым. Пожалуй, сегодня он впервые увидел Укитаке без привычной улыбки и доброго расположения духа. Молчаливый и довольно мрачный, мужчина смотрел в монитор, изредка что-то отмечая и то и дело кашляя в кулак. Жаль, сейчас у Шунсуя впервые появилось настроение перекинуться парой-тройкой слов, чтобы как-то отогреться после болезненного пробуждения в давящей тишине осиротевшей квартиры. Впрочем, вскорости судьба даровала ему такую возможность. Очередной протокол заставил жадно впиться глазами в монитор, изучая отчёт и приложенные фотографии. Тело, обезображенное разложением, было найдено полгода назад в северной части города, на берегу реки. Похоже, его вымыло из какого-то болотца во время последнего разлива. Прочитав остальные материалы следствия, мужчина удивлённо дёрнул бровью и обратился к коллеге. — Укитаке, есть две новости: так себе и плохая. — Давай с «так себе», — обернулся седой. — Определённо наш случай. Выпотрошен подчистую. Найден хрен знает где. — А плохая? — Плохая новость состоит в том, что ребята кого-то уже за это посадили. И либо нам это ничего не даёт, либо наши коллеги безмозглые дармоеды. — Личность погибшего есть? — Да… — медленно кивнул мужчина, пробегая документы глазами, — И это ещё одна плохая новость. Иностранный студент. Приехал по обмену, пропал год назад. Укитаке задумчиво укусил кончик большого пальца и, зарисовав что-то в блокноте, долго смотрел на бумагу. — Поехали, — изрёк он после непродолжительного размышления и вскочил с места. Поправив тёмно-зелёный галстук и накинув на плечо сумку, детектив направился к выходу. Кёраку, не ожидавший такой прыти, последовал за коллегой почти бегом. — Эй, гений, в чём дело? — спросил он, спускаясь по лестнице. — Если мы говорим о чёрном рынке, то здесь важно качество… — Укитаке чуть замялся, будто стесняясь собственных мыслей, — …поставляемого товара. Беря что-то у стороннего донора, вместе с материалом зачастую передают ещё и ВИЧ или гепатит, — мужчины вышли из здания и в темпе направились к машине, — В этом отношении иностранный студент — идеальная кандидатура. По закону чтобы приехать по обмену ты должен предоставить справку о здоровье. То есть, находя таких жертв, торговцы избавляют себя от некачественного донора. А потому я более чем уверен, что эта девушка тоже прибыла по обмену, — резюмировал он, выворачивая на дорогу. — Мы в полном дерьме... — констатировал Кёраку и потёр высокий лоб, покидая здание университета и вновь просматривая копии документов, которые им дали в деканате. Версия оказалась верной. Гретель Краус, студентка из Германии, приехала в начале этого семестра. Поскольку сессия недавно окончилась, преподаватели не заметили её отсутствия, а знакомые сказали только, что она куда-то пропала пару недель обратно, но они решили, что та уехала домой или что-то в этом роде — Гретель была лёгкой на подъём и постоянно куда-то моталась без предупреждения. — Нам же весь мозг выебут и бумаг придётся заполнять до жопы… Ох, бля… — тяжело вздохнул Шунсуй, закрывая папку. — Серьезно? — скрипнув зубами, тихо спросил Укитаке, — Тебя действительно только это волнует? Бумажная волокита? И всё? Ей было двадцать лет, её нашли в чужой стране в каком-то пруду, изрезанную, вскрытую… а тебя беспокоят бумаги? — Слушай, я тут терновый венец на днях нашёл. Не ты обронил? — скривил в усмешке губы Кёраку. — Да как можно быть таким циником? Бля, да как ты сам себя выносишь? — Хорош строить из себя святого! — рыкнул шатен и схватил коллегу за воротник, — Я делаю свою работу. Какая нахер разница, как я это делаю? Я ей своим сочувствием уже не помогу! — стальные глаза хищно спились в зелёные и оба неприязненно оскалились. Укитаке сперва зло прищурился, но после внимательно взглянул в смуглое лицо и тихо, почти безразлично спросил: — Ты меня в этом пытаешься убедить или себя? — Кёраку, ожидавший иной реакции, немного растерялся, — Руки убрал, — вывернулся из хватки мужчина и, похлопав себя по карманам, ругнулся. Шатен убрал за ухо выбившийся локон и медленно пошёл к машине. Вопрос застал врасплох и больно кольнул в груди. Вот ведь ублюдок... Зацепил-таки за живое.