Hurt

Темно. Спокойно. Пусто. Хорошо. Здесь так хорошо. Остаться бы и слушать это размеренное, густое дыхание темноты. Чтобы никто не беспокоил, не кричал, не бил, не указывал. Не звал по имени. Громко, надрывно. «Шунсуй!» — бьёт по голове как когда-то. Да, это его имя. Имя, которое редко можно услышать в нейтральном тоне — только в пограничных состояниях. «Шунсуй!» — орёт в ярости отец. Этого старого трудоголика нелегко было вывести из себя, но если он заводился — беги, спасайся. Потому что будет ремень или разбитый нос, домашний арест и полное эмбарго на общение. В детстве он изо всех сил пытался не бесить отца, силясь быть хорошим, правильным, как брат, но получалось слишком плохо. Потом, став постарше, Кёраку принялся намеренно изучать, какие рычаги стоит и не стоит дёргать, чтобы хоть как-то расшевелить эту глыбу льда. Нащупывал он, в основном, успешно и даже сидя за ненавистным пианино, радовался очередной победе. Кончились его эксперименты, правда, фразой «Ты мне не сын», пощёчиной, скандалом и уходом из дома. «Шунсуй!» — строго отчитывает мать. Рассердить её было легче, чем отца, но реакции были так однообразны, что сын просто старался свести общение с ней на нет. Она редко повышала голос. Главврачу надо уметь держать себя в руках. Она держит. Так держит, что иногда непонятно было на кой она вообще решила родить второго ребёнка? Наверное, подумала, что раз старший получился удовлетворительным, то и второй не подкачает. А второй вот «подкачал». Ему не нравилось, видите ли, что с ним обращаются как со студентом, а не как с сыном и что любое мгновение, проведённое вместе, неизбежно скатывалось в лекцию. В детстве понимания того, что это влияние работы, не было. Потом оно пришло. Только желание ломать эту скорлупу уже давно отпало. Не сделала аборт — странно, конечно — но и на том спасибо. «Шунсуй...» — страстно шепчет Лиза, когда он прижимает её к кровати всем своим немалым весом и чувствует как она кусает его плечо. Лиза шептала его имя так, что кружилась голова, подгибались колени и подскакивал пульс. Стоило ей в суде тихо произнести его имя, как он уже чувствовал этот дурманящий вкус любимой кожи и стоило немалых усилий сдержать себя, чтобы не зажать эту бестию в ближайшем углу и слизать своё имя с её губ. Имя, наполненное желанием, нежностью, иногда негодованием, но всегда любовью. Да, любовью. Из всех его подруг Лиза была единственной женщиной, которая по-настоящему его любила, то есть любила его целиком. Любила настоящего. Только она. «Шунсуй» — хрипит кто-то совсем рядом. Это ещё кто? Что он делает в его темноте? Кто ты, гость забытия? Голос знакомый. Да… точно. Укитаке. Но что-то не так… не вяжется… интонация. Какая-то нехарактерная. И почему по имени? Белоснежка, конечно, уже негодовал, демонстрируя свои трогательные слабости: мораль, этика, человеколюбие, но не так. Не называл по имени. И это не злость... Страх? — Шунсуй… — шепчет седой, перепугано глядя в лицо и пытаясь оторвать от шеи руку. Его руку. Проклятие... *** Солнце заливало светлый кабинет и создавало вокруг русых волос золотистый ореол. Прям святой Валентин в своей неромантической ипостаси. — Ну как твои дела? — Просто отлично. Субботнее утро встречать у тебя на приёме — о чём ещё можно мечтать? — с полуулыбкой вздохнул Кёраку и опустился за стол, скрестив руки на груди, — Давай уже решим всё по-быстрому и я пойду. Мне нужно продолжать работу, тебе — поставить подпись в писульке, что я здесь был. — Боюсь, что так дело не пойдет, — улыбнулся Урахара, — И тем более такого рода. — Не понял, — дёрнул бровью пациент. — Ложись. Побеседуем. — Ты смеёшься? Нет, ну я так не играю. Я к тебе припёрся… — Именно. Ты пришёл. Не выдумал отговорку, не умчал в другой город. И несмотря на твою якобы спешку, тебе явно есть что рассказать. — Кисуке, — оборвал было врача Кёраку, но тот лишь покачал головой. — Слушай, если ты уже здесь, а я имею право всё услышанное хранить в секрете, может не будешь изображать недотрогу? Уж извини, я тебя и в худшем состоянии видал. Кёраку хмыкнул и неохотно растянулся на кожаной кушетке, закинув ногу на ногу. Да, Кисуке его видал в самом неприглядном виде: измученного, полумёртвого, действительно больного, стоящего в шаге от бездны безумия. И это только из того, что сам Кёраку помнил. Восстанавливать то, как он оказался привязанным к кровати, с надорванным голосом и плотно перебинтованным предплечьем от запястья до самого локтя, желания не возникало. Хватало и лица психиатра, когда он зашёл в палату и сообщил, что у офицера был нервный срыв и попытка самоубийства. Попытка. Как жалко это звучит. Даже не сам суицид, а попытка, не доведённая до конца. Какое убожество. Мужчина неосознанно одернул рукав рубашки. — Конфетку? — предложил Урахара, в своей привычной манере выдёргивая из тяжёлых мыслей. Тихо щёлкнула стрелка на часах, по потолку проскользнул солнечный зайчик, отражённый от ветрового стекла проезжающей машины. Кёраку взглянул на врача, всё ещё подумывая уйти, но сознание говорило, что он идиот и ведёт себя как малолетняя девочка. Он действительно сам пришёл. Просто остаться значило признать, что у него есть проблема. Признать, что ему страшно оставаться наедине с собственной головой. Признать, что ему снова нужна помощь и без этой помощи у него весьма мрачные перспективы, так что офицер выдохнул, будто собираясь нырнуть в ледяную воду, и кивнул: — Давай. Шатен ловко поймал сладость и некоторое время пошуршав обёрткой, засунул леденец в рот. Клубничная. Прямо как мыло в сортире придорожной забегаловки. — У меня был провал, — в конце концов сообщил пациент. — Долгий? — серьёзно спросил врач, и с его лица стремительно улетучилась фирменная беззаботная улыбка. — Не знаю. Думаю, не очень. Но я за это время едва не убил одного и не покалечил другого. — Оба были обвиняемыми? — Нет. Я едва не придушил Укитаке. Он пытался меня привести в чувства, а я ему по морде… — тяжело вздохнул Кёраку. — Это твой новый коллега, правильно я понимаю? — Шунсуй кивнул, — И что он? Конфликт вышел серьёзный? — Да какое там, — всплеснул руками детектив. — Он ведёт себя как долбаный Иисус. Не удивлюсь, если он собрался умереть за мои грехи. Урахара улыбнулся. — Тебе бы стоило радоваться, что тебе попался такой терпеливый коллега. А ты почему-то злишься. — Ну давай, скажи, что у меня эдипов комплекс или что я латентный гей, — скривил губы Кёраку. — Ну про первое я бы ещё подумал, на самом деле… — чуть качнул головой Кисуке, — Но тебя ведь просто раздражает, что ты не можешь его прочитать, верно? Шатен задумчиво загнал леденец за щёку. Может, врач и прав. Обычно Шунсуй легко мог видеть сквозь людей, что облегчало возможность манипулировать ими или просто играть забавы ради. За это его ценили и, за это же ненавидели. А этот парень не так прост, как кажется. Будто под всей этой добротой и дружелюбием скрыто что-то. Щит из добродетели, а не из здорового цинизма и мизантропии. Сделать что-то по мелочи, но в чём-то оставаться несгибаемым. Да, пожалуй, этот диссонанс вызывает у него сильное раздражение. И любопытство. Не может он быть настолько правильным, каким кажется. Будто с самим Кёраку играют, а ему очень не нравилось, когда кто-то лезет в его песочницу. — Так, давай подетальнее, — попросил врач, откинувшись на спинку кресла и сцепив пальцы в замок, — Что тогда произошло? С самого начала. Солнце плюнуло в глаза первыми пронзительно-яркими лучами, когда напарники спустились с крыши, ведя за собой Ннойтору, которому Укитаке успел зачитать его права и предъявил все обвинения. Правда, правом хранить молчание, задержанный не пользовался. — Вы у меня суки ещё пожалеете, — шипел брюнет, — Мой адвокат из вас всё дерьмо выбьет. Кёраку флегматично обернулся и смерил его оценивающим взглядом. — С удовольствием на это посмотрю. — Я тебя засужу, сука! Хрен ты вообще... — Молчи уже, — одёрнул парня Укитаке, до того хранивший молчание. Они подошли к заведению, около которого началась вся это катавасия, и Кёраку двинулся к мотоциклу. — Увидимся в участке. — Нет, — отрезал седой, — садись в машину. — Прошу прощения? — Вместе поедем, — произнёс Джуширо, сажая в машину задержанного. — Да щас, — хмыкнул шатен и взял было шлем, когда на плече сомкнулась крепкая хватка. — Я тебя за руль не пущу. — Да с какого... — Слушай, не беси меня. Сделай нам обоим такое одолжение и сядь уже в грёбаную машину, — сверкнул глазами офицер, — И без того сейчас разгребать... Кёраку раздражённо цыркнул, но взял шлем и пошёл к автомобилю. — Чтоб не спёрли, — пояснил он и пристегнул ремень. Коллега повернул ключ зажигания и они резко сорвались с места. Водитель за всю дорогу не проронил ни слова, изредка лишь промокая щёку, своей сдержанностью изрядно раздражая. Сам Шунсуй вспомнил наконец про раненую руку, когда о светлое сидение разбилась капля крови. Мужчина вытащил из кармана платок и стиснул в ладони. — Ну что, довольны? Думаете, запугали? А вот хер я вам что-то расскажу, — вновь начал Ннойтора. — Завали уже, — рыкнул Кёраку, — Я из тебя ещё до прихода... — Заткнитесь оба. Надоели, — устало произнёс водитель и вывернул на центральную улицу, где покамест было безлюдно и только свежий воздух чуть светился началом дня. Очень, очень непростого дня. — Вы что, оба совсем охренели? — в лучших традициях фильмов про копов негодовал полковник. К сожалению, эту ситуацию у них вряд ли выйдет разрешить так же элегантно, как в киношках. Появление в участке было в своём роде даже фееричным. Оба помятые бессонной ночью, с разбитыми лицами и со скрученным парнем, чья рожа теперь больше напоминала баклажан. Коллеги смотрели с таким искренним недоумением, что Укитаке едва не начал оправдываться, но времени на беседу им не дали. Подозреваемого отправили в комнату для допросов, откуда он тут же потребовал адвоката, а сами офицеры заглянули перекинуться парой слов с начальством. — У вас хоть какие-то доказательства есть? — Дома у него пусто, видимо, всё хранит в другом месте. Может, в гараже. Надо поискать, ну и надеяться, что продавец в автомагазине его опознает, — вздохнул Укитаке. — Дома? Надеюсь, ты услышал звуки борьбы и был обязан среагировать? — чуть дёрнул бровью Генрюсай. — Нет. Просто замок вскрыл, — обыденно пожал плечами мужчина, вызвав тихий одобрительный свист коллеги. Начальство энтузиазма не разделило. — Джуширо, и ты туда же?! Никто хотя бы не видел, как ты к нему в дом влез? — Нет. И дверь я за собой запер, — как примерный ученик ответил мужчина. — Спасибо, блядь, большое! Хоть за это нас адвокаты линчевать не будут, — рявкнул Ямамото, — Нормальные улики есть, помимо того, что он сказал, пока его били? — Он состоял в Эспаде, общался с Гриммджо, пока того не арестовали. Как минимум, занимался рэкетом. По описанию и росту... — начал было Укитаке, но Ямамото лишь поднял ладонь, останавливая того, и устало откинулся на спинку стула. — Два остолопа… Так. А теперь подумайте головами, а не чем обычно: как сделать так, чтобы он из ублюдка не превратился в «жертву полицейского произвола»? Нам есть, что ему предложить? — Да с какого мы ещё… — взвился Кёраку. — Да с того, — ударил ладонью по столу полковник, — что ты на него сорвался! Ты вообще чем думал, Шунсуй? Через неделю после выписки! То, как ты его избил, совершенно не вписывается в протокол! Это вам не десять лет назад! Сейчас придёт адвокат и надерёт вам обоим задницы! И всему участку заодно! — Он человека убил! — поражённо развёл руками седой. — Это суд будет решать! Мы не карательный орган! Руки чешутся морды побить — идите к Зараки в быстрое реагирование. Здесь так не пойдёт! — Зачем ему отказываться от сотрудничества? Если он выйдет… — Если он выйдет — свалит мгновенно и ничего ему не будет. Если сядет — с ним будет та же история, что и с предыдущим. Потому что если сядет — захочет выйти и пойдёт на сделку. Мне вам, что, как детям это объяснять? Укитаке тяжело выдохнул и понурил голову. Кёраку закусил губу, соображая, что делать. — У вас сейчас допрос в присутствии адвоката, благодаря кое-кому, а потом от силы день, чтобы найти внятные доказательства. Это ясно? — Ага, — потёр шею Шунсуй. — Я не понял. — Так точно, сэр, — кивнул Укитаке. — Всё, пошли вон с глаз моих, — устало вздохнул полковник. Коллеги направились к двери, услышав тихое, — Удачи. Не подставьтесь. — Офицеры, потрудитесь объяснить, по какому праву вы довели моего клиента до такого состояния? Вы понимаете, что любая информация, данная им при задержании, была почти выпытана вашими варварскими методами и валидной не является? Они сидели друг против друга, разделённые столом. Офицеры с одной стороны, задержанный и его адвокат — с другой. Лампа дневного света, тихо стрекоча, кидала синюшный свет на усталые лица детективов и заставляла чуть блестеть наручники подозреваемого. — Мы в курсе протокола, мистер Калиас, — как можно спокойнее ответил Укитаке, — Но как вы могли заметить, подозреваемый оказывал сопротивление при аресте, а потому мой коллега был вынужден принять меры. — Не смей прикидываться моим адвокатом, — прошипел ему на ухо Кёраку, на что детектив лишь цыкнул. — Скажите, а вам щёку тоже мой клиент оцарапал? — поинтересовался светловолосый адвокат, чуть наклонив голову вбок. — Это к делу не относится. — Отчего же? Насколько мне известно, детектив не так давно выписался из лечебницы, где пролежал достаточно длительное время, будучи человеком неуравновешенным. Может быть, вы поспешили с выпиской, детектив Кёраку? — с псевдо-заботой спросил блондин. — Что было — то прошло. И того, что этот… ваш клиент замахнулся на меня ножом, не отменяет, — негромко парировал Кёраку, ядовито выделив фразу “ваш клиент”. — Значит, вы согласны с тем, что превысили должностные обязательства и пытали моего клиента? — Я защищал свою жизнь. Вы серьёзно хотите устраивать всю эту тягомотину из-за пары синяков? — Кёраку, — прошипел Укитаке, но детектив уже не слушал. — А потом вы напали на коллегу… — продолжил адвокат. — Это были наши личные разногласия. Ваш клиент что, и от этого пострадал? — Вы же понимаете, как это вас характеризует, офицер? — Давайте-ка сначала разберёмся с тем, что вашему подопечному инкриминируют? Он подозревается в убийстве. Возможно, даже не в одном, — опёрся о стол шатен. — У вас имеются доказательства? — с олимпийским спокойствием спросил Калиас, блеснув золотым браслетом часов. — Есть показания, данные Гриммджо Джаггерждаком. А тот факт, что после дачи показаний, он оказался на больничной койке… — Говорят об очень неблагоприятной обстановке в тюрьме, не более. Мой клиент не посещал названного вами человека. В тот вечер он находился в баре и множество свидетелей подтвердят его алиби. — А где же господин Джилга находился 21 июля, в первой половине дня? — также спокойно поинтересовался Кёраку и адвокат кивнул Ннойторе. — Я был дома. — И это кто-то может подтвердить? — То, что мой клиент был один ещё не даёт вам права обвинять его в столь тяжком преступлении. — Да, но у нас есть версия, что он состоял в Эспаде, в составе которой занимался бандитизмом и, возможно, распространением наркотиков. Это сможет подтвердить Джаггерджак, — вмешался Укитаке. — Если копыта не откинет, — вякнул Джилга, за что получил грозный взгляд адвоката. — Вам знакомо имя Гриммджо Джаггерджак? — спросил седой. — Нет, — ехидно улыбнулся Ннойтора. — А у нас есть информация, что вы вдвоём занимались вымогательством, — дёрнул бровью Кёраку. — Понятия не имею, о чём речь. — Вам знакомо имя Такаги Ясухиро? — продолжил Укитаке. — Нет. — Ну ещё бы. Он у него имя не спрашивал, когда голову едва не снёс, — прищурился шатен и Ннойтора лишь растянул тонкие губы в улыбке. — Вам знакомо имя… Допрос продолжался ещё порядка часа. Они пытались выудить из него хоть каплю информации, поймать на нестыковке, но тот просто отнекивался, а любые провокации моментально сглаживал адвокат. В конце концов оба вышли настолько вымотанные, будто помимо всего случившегося, они ещё и мексиканский картель арестовали. Да только всё без толку. — Я зайду завтра и если у вас не будет хоть каких-то материалов — мой клиент будет свободен. А, да. Я лично буду ходатайствовать, чтобы вас, офицер, — он коснулся груди Кёраку кончиком указательного пальца, — отстранили от несения службы. Будьте здоровы. Он улыбнулся и, чеканя шаг, удалился по коридору. Едва Калиас покинул этаж, шатен рванул было к Ннойторе, но в проёме возник коллега. — Ты что собрался делать? — Допросить его как надо. — Рехнулся?! — Слушай, мне насрать, если его показания не прокатят в суде. Я не хочу сажать этих ублюдков. Я хочу, чтобы они все передохли. Укитаке сглотнул и в его глазах на мгновение скользнул не то страх, не то тоска, но он, как можно жёстче, ответил: — Если ты сейчас его “допросишь”, то нас турнут обоих. И дело точно не закроем. А если ты его и решишь своим методом — сядешь сам. Извини уж, но мне нужна и эта работа, и свобода. Так что перестань изображать плохого копа восьмидесятых и думай, куда ехать за уликами. — Хватит уже быть моей совестью, — оскалился Шунсуй. — Боюсь, что я сейчас — здравый смысл. Кёраку скрипнул зубами от безысходности, но вдруг что-то щёлкнуло в голове. Снова. В этот раз, услышав о том, что он, возможно, кого-то убьёт, Укитаке снова не испугался. Напрягся, но не запаниковал. — Почему ты это терпишь? — Не понял, — моргнул коллега. — Я только что сказал, что готов кого-то убить. И тебя это не смущает? — Мне не нравятся эти методы. Но я рад, что тебе не всё равно, — улыбнулся тот. — Я бы просто хотел найти способ сделать всё это в рамках закона. — Мне надо подумать и переодеться, — заключил Кёраку и отправился в сторону раздевалки. Душ снимал боль с зудящих мышц и щипал распаханную ладонь. Чёрт... Кёраку пошевелил пальцами. Работают. Будет обидно потерять ловкость рук. Детектив упёрся в кафельную стену и опустил голову, позволяя горячим струям колотить по загривку. Главное, не уснуть прямо тут. — Солидная татуировка, — услышал он знакомый голос. У противоположной стены плескался коллега. Кёраку взглянул на худую спину и вновь поразился тому, насколько этот парень выносливый. По нему можно скелет изучать, а поди ж ты. Крепкий, как гвоздь для гроба. — Нда... Бурная молодость, — хмыкнул детектив и взглянул на татуировку, покрывающую всю левую руку от запястья и уходящую на лопатку. Тернии, цветы, черепа. Довольно попсовый рисунок, если подумать, но он двадцать лет назад такими категориями ещё не мыслил. Девушкам нравилось. Да и ему тоже. А сейчас броское изображение неплохо скрывало грубые шрамы. Надо бы поправить контуры кое-где и вообще не видно будет. Только хочет ли он их маскировать? — Я постараюсь разболтать народ в баре, куда эта парочка заглядывала, — произнёс Кёраку, смывая мыло. — Тогда с меня гараж и мастерская, — кивнул седой и выключил воду, — тебя до мотоцикла подбросить? — Да, было бы неплохо. Кёраку застегнул джинсы, отметив, что пришлось затянуть ремень на следующую дырку. Нда, кажется, надо бы иногда внятно питаться… Он застёгивал свежую рубашку, глядя на то, как коллега заканчивает бритьё. Вернее, смотрел он не на сам процесс, а на шрам от пули на боку. — Некислая отметина. Где тебя так? — Это? Давняя история. Один парень постарался, — ответил мужчина и тихо зашипел, когда случайно задел порез на щеке, а после глянул на синяки, проявившиеся на шее. Попытался поднять воротник рубашки, но пятна всё равно отчётливо виднелись на бледной коже. — Один хрен видно. — Ну… Пусть думают, что у меня есть личная жизнь, — детектив тихо вздохнул, но лишь пожал плечами и принялся завязывать галстук. Машина мерно рычала, негромко играло радио. Коллеги молчали. — И что, ни о чём не будешь спрашивать? — нарушил тишину шатен, глядя на дорогу. — А ты горишь желанием чем-то поделиться? — Дело не в этом. Ты так спокоен, будто ничего не произошло. — Если я не повышаю на тебя голос, это не значит, что произошедшее меня не беспокоит. Просто криками ничего не решишь, а спрашивать, почему ты оказался в больнице, невежливо. — Невежливо? — рассмеялся Шунсуй, — Ему едва шею не свернули, а он про вежливость говорит. — Наказание для каждого заключено в нём самом. К чему пустые обвинения? — Тебе в семинарию надо было, а не в полицию. Не думал об этом? — Возможно, — качнул головой седой, — но что сделано, то сделано. — Не жалеешь? — Пытаюсь. Они вновь подъехали к тому злополучному бару и Кёраку, потянувшись, заскочил на мотоцикл. Укитаке молчал, явно пытаясь что-то сказать. — Ну что ты там хочешь? — спросил коллега, застёгивая куртку. — Хотел попросить... Не наделай глупостей. Детектив хотел отшутиться, но сил на это уже не было, так что он лишь пожал плечами. — Постараюсь. Заревел мотоцикл, мерно зарычала машина и коллеги рванули в разные стороны в поисках малейшей соломинки. — Милая, ну жопой-то шевели! Что ты как монашка на катке? Где, бля, страсть? Ты меня разорить решила? Вот, так-то лучше. Смуглая стриптизёрша грациозно обхватила шест ногами и, кружась, опустилась на подиум, тряхнув копной вороных волос. Владелец, тощий мужчина с выпирающими скулами и сияющим лысым черепом, довольно кивнул и откинулся на диван, обитый красным бархатом. — Уютненько, — улыбнулся Кёраку, опустившись рядом, отчего лысый вздрогнул. — Ты что ещё за хер? Тебя кто пустил? — Не ругайся, приятель, — ответил мужчина и показал значок, — У меня к тебе пара вопросов. — Я занят. И я тебе не приятель. — Ну мне, что, тебя повесткой вызывать? Я могу, но зачем тратить твоё драгоценное время и отрывать от этой очаровательной девушки? Виза у неё, кстати, есть? Владелец вздохнул и выудил из кармана электронную сигарету. Загорелся голубой огонёк и воздух наполнился белым дымом с запахом яблочной эссенции. — Что надо, детектив? — К тебе тут ребятки ходили. Сначала комплектом, а потом в единичном экземпляре. Джаггерджак и Джилга. Подскажи, добрый человек, на кого эти двое работали? — А не подсказать, куда тебе сходить? — Я на тебя сначала проверку нашлю, а потом, для сговорчивости, сломаю что-нибудь. После развала Эспады под кого эти два полудурка пошли? Владелец дёрнул уголком губ, но после пожал плечами: — Бабло они для Зоммари Руро собирают. — Кто такой? — Владелец сети заведений, которому я плачу аренду, — приторно улыбнулся мужчина. — Значит у вас полюбовная выплата? — Выплата у нас поквартальная. А чем эти два мудозвона в свободное время занимаются, я не в курсе. — Руро сейчас в городе? — Издеваешься? Мне почём знать? — Сколько с девочек за клиентов берёшь? — Блин, мужик, я реально не знаю. Мы с ним сделку заключили, я деньги плачу и хватит с меня этого общения. Я его идиотов и так еле отвадил от моего заведения. — В смысле? — Да они тут попробовали пару раз моим мет предлагать. Особенно этот припанкованный пацан. Пришлось вот с их “руководством” беседовать. Больше такой херни здесь не было. Приходили, брали плату и сваливали тут же. — Ладно, спасибо. Кёраку спустился на полупустую улицу и направился к мотоциклу. Стоило бы побеседовать с Зоммари, но только вряд ли он что-то подскажет про этих двоих, а времени было немного. Мужчина обернулся к девушке, курящей рядом со служебным выходом. Та, заметив на себе пристальный взгляд, дёрнула тонкой бровью. — Не смотри так жадно, парниша. Вечером приходи. — Слушай, есть вопросец. Тут периодически приезжает один высоченный парень. Не видала часом, что у него за машина? — Не знаю… может, что-то и видела. Он молча протянул ей десятку и девушка кивнула. — На самом деле у него почти всё время какой-нибудь новый мусорник был. Последний раз приезжал на полусгнившем “гольфе”. Вроде, зелёном, темно было, не поймёшь. — Номер не запомнила? — Не-а. Наклейка была с голой тёлочкой на задней двери, если это поможет. — Спасибо, красавица, — улыбнулся детектив и запрыгнул на мотоцикл. — ...ты уверен? — Смотри, раз он постоянно приезжал на чём-то “новом”, значит, скорее всего, брал машину на дело, а потом сбагривал, — кивнул Кёраку, пнув обрывок покрышки, лежащий в пыли автосвалки. Это была очередная точка его путешествия по кладбищам транспортных средств. Одна за другой сменялись пустынные площадки, куда отвозили металлолом, бывший некогда предметом гордости каких-нибудь молодых задир или белых воротничков, взявших авто в кредит. Мужчина остановился у покорёженного Шевроле Бэль Эйр и робко коснулся ржавеющего крыла. Красный лак уже сшелушился с металла, будто корпус постепенно начал зарастать язвами. У деда была такая машина. Некогда одна из роскошнейших. Они гнали по пыльной дороге вглубь страны, где на бескрайних полях в лучах закатного солнца сиял виноград. А теперь и эти тёплые воспоминания покрывались ржавчиной, разъедаемые временем. — ...осмотрю оставшиеся магазины. В том, где ты был… алло? — А? Да? — Ты меня слушаешь? — Да. Что, говоришь, в магазине? — спросил офицер, отряхнув ладонь о штанину. — Продавец опознал Ннойтору, но сказал, что до того ни один, ни второй ничего ему не завозили. — Хорошо. Звони, если найдёшь что-то. Тихо играло радио. И солнце. Такое густое, что прогретый салон точно заливало мёдом — до того плотными были закатные лучи. И пахло прогретой кожей и дорожной пылью. Он смотрел в окно, рассматривая облака и выжидая, когда же на горизонте появится виноградная долина. Там, среди благородных растений, он мог носиться день напролёт, делая перерывы, чтобы поваляться в тени и поесть сладких ягод. Тёплые воспоминания, будто фотография в толстой дубовой рамке, за стеклом. Мгновение, застывшее в янтаре его слишком хорошей памяти. — ...мужик, да точно тебе говорю… — Не заставляй себя бить. Я могу, сам ведь видишь, — устало произносит он и проходит в очередной ряд автомусора. Владелец семенит рядом, будто надеясь своим жирным торсиком скрыть что-то от ледяных глаз. К сожалению, прятать, помимо угнанных машин, которые скоро уйдут на запчасти, было нечего. Дом был небольшим, деревянным, с камином. Хорошо было сидеть у огня вечерами, слушать дедовы байки и рассказывать свои истории. Кёраку-старший был потрясающим человеком, которого Шунсуй никогда не воспринимал стариком. Этот сухой, жилистый смуглый усач мог и пошлый анекдот рассказать, и подзатыльник выписать за плохое поведение. Но даже в подзатыльнике чувствовалась забота: нечего в голове всякую ерунду хранить. Иногда оставалась обидка, но никогда чувство ненужности. — ...еле удалось выловить. Завтра бы она уже под пресс пошла. — И как же ты владельца этого гадюшничка разболтал? — Не только ты умеешь с людьми общаться, — чуть улыбнулся коллега и потёр заднюю часть шеи. — Он тут не впервой машину сбрасывал. По факту брал одну, потом сдавал и менял на что-то ещё. Вот эта последняя. — Как место это вычислил? — Немного напряг знакомых в дорожной службе. Я уже кое-что осмотрел, не обессудь, — офицер открыл капот, где лежал моток верёвки и крупный кусок брезента, — На переднем сидении волосы, пальцы не трогал. — Душевно. А в машине... — мужчина наклонился к багажнику и чуть скривился, — пахнет мертвечиной. Звоню криминалистам? — Уже едут. — Раз ты уже тут всё так элегантно разрулил — на кой меня вызвонил? Я бы с радостью этот час проспал. Или это месть за вчера? — Хотел обсудить кое-что, — Укитаке облокотился об остов синего минивена и сложил руки на груди. Кёраку нахмурился, ожидая проповеди. — Тебе не кажется странным, что Гриммджо согласился чужой срок мотать? Понимаю ещё Хирако, который, возможно, хотел отделаться от этого или просто получил добрый куш, но парню-то это зачем? — Шантаж? Думаешь этот дурак к кому-то так привязан? — Любое живое существо имеет привязанности. Иногда они становятся рычагами воздействия. — Ну допустим. А Джилга? Этот явно не похож на того, кто в тайне о ком-то печётся. Да и вряд ли их работодатели у себя прорву заложников держат. Кто-то ведь и подвести может рано или поздно. — Вот это и странно. Как можно добиться такой преданности? — От человека? Никак. Это, к сожалению, не собака… Деньгами, разве что можно попробовать, хотя средство не из лучших. — Думаешь, выгодно платить за такую грязную работу большие деньги? — Ну а на чём его тогда держат? — Не знаю… Солнце, разжирев за день, лениво клонилось к горизонту, растягивая тени. Детективы бодро шагали к участку, хотя у обоих вид был почти жалкий от усталости. Ничего, оно того стоило. Завтра, в присутствии адвоката они узнают, как тело девушки оказалось в багажнике его машины. Завтра они вытрясут из него всё. Завтра… — Скорая? — дёрнул бровью Кёраку. — Надеюсь, это не у Яма-джи припадок. Мужчины проследили взглядом за врачами, которые вели под руки едва ковыляющего Ннойтору. Кёраку вздрогнул. Отёкшее лицо, ноги еле волочатся, дрожит. Неужто это он его так? Не может быть. Он не мог так сильно… — Что произошло? — спросил седой у одного из врачей. — Абстинентный синдром, — буднично ответил один из бригады, — Придётся его в наркологичку отвезти. Там и поболтаете. — Нет, погоди! — рыкнул шатен и заскочил в машину. — Мы нашли твою машину. Ну что, говорить будем? — спросил следователь, схватив того за воротник. Джилга молчал, стиснув зубы и зябко кутаясь в одеяло. — На кого ты работаешь? Отвечай. Отвечай! — рявкнул Кёраку и хотел отвесить тому оплеуху, но коллега вовремя успел его остановить. Укитаке сел напротив и всмотрелся в худое, обезображенное шрамами, лицо. — Я уже видел это выражение у Гриммджо. Ты там был из-за зависимости, да? Почему ты так боишься? Чем тебе угрожали? Смертью? Кто-то важный для тебя в опасности? Почему ты не хочешь ничего нам рассказать? Если ты выведешь нас на заказчика — пойдёшь по… — Мужик, ты серьёзно? — наконец озлобленно ответил Джилга. — Думаешь ваша ебучая программа защиты спасёт мою жопу? Серьёзно? Ты чё, блаженный? Идите нахер. Мне всяко пиздец, — произнёс он перед тем, как врач выпроводил обоих на улицу. — Завтра поговорите, — отрезал он и захлопнул двери. Машина уехала от участка, оставив коллег со странным чувством пустоты. —... а “завтра” у нас был ещё один труп, — вздохнул Кёраку. — Сказали, вскрыл ящик с морфием и схватил передозировку. Вот такая охуенная вышла неделька. А теперь расскажи, как бы мне взглянуть на всё это не через пузырь? — Я вижу, у тебя с твоим напарником достаточно доверительные отношения? — Доверительные? — Вы слушаете друг друга. Спорите, но как-то проясняете ситуацию. Это не такое уж частое явление, к сожалению. — Киске, многовато ты времени с психами проводишь. При чём тут доверие? — При том, что если ты мне говоришь правду, то ты, кои-то веки с кем-то заговорил, а не спрятался в раковину, как ты раньше делал. Не делаешь вида, что проблемы нет. — Я просто не хочу обратно к тебе в апартаменты. Кормёжка тут — дрянь. — Тебя это пугает? — Дурка? А как ты думаешь? — То, что нашёлся человек, способный тебя выносить. Я понимаю, ты боишься привязываться... — тактично ответил блондин, — но почему бы не посмотреть на ситуацию со светлой стороны? — Светлой? Какая тут в жопу светлая сторона? Если он меня и терпит, это не отменяет случившегося. Не вернёт, — он запнулся и сжал кулаки. — Получилось то, о чём мы говорили? — тут же уточнил психиатр. — Нет. Это вообще дикость какая-то, — отмахнулся полицейский. — В тебе сейчас говорит воспитание, на которое ты всю жизнь пытаешься плюнуть. Сними этот стопор. Будет легче. — Обязательно. Куплю жилетку, буду надевать на окружающих и рыдать в неё. — Шунсуй... — с долей укора произнёс врач. — Ну что «Шунсуй»? Не могу я подобное на людях. — А наедине? — Ты сам знаешь... — выдохнул шатен. — Ладно. Увидимся на следующей неделе. Надеюсь, у вас там всё решится с этим делом. — Да, было бы неплохо. Кёраку вышел из здания больницы и взглянул на белёсое небо. Со светлой стороны взглянуть... Как можно доверять человеку, чьё поведение нельзя распознать? Почему он так себя ведёт? Он так допрашивал этого наркомана, будто тот ему родственником был: тихо, спокойно, вкрадчиво. Прав был Ннойтора: этот парень точно блаженный какой-то. Он сам, конечно, с заскоками, но это тоже как-то ненормально. Шунсуй оседлал мотоцикл и, надевая шлем, хмыкнул. Появилась у него мысль о том, что сделало коллегу именно таким. Кёраку зачастую жилось довольно просто, потому что он избавился от чувства вины, спасибо папочке. И, наверное, поэтому, он не сразу понял, что так глубоко засело внутри улыбчивого коллеги, который, казалось, был готов, простить всё. Раскаяние.