Hurt

Серые, точно из сурьмы, тучи бежали по небу, щеголяя золотыми боками, на которые падали редкие лучи раннего солнца. Мужчина ступал по каменной дорожке, чуть стуча низкими каблуками туфель. Ветер небрежно щелкнул по букету и на дорожку упало несколько белых лепестков. Он шёл медленно, читая имена и даты. Забавно, даже посторонние люди за всё это время стали для него почти знакомыми. Иногда он видел тех, кто, как и он, приходил сюда, чтобы отдать дань памяти и, возможно, чем-то поделиться. Он был агностиком и часть его сопротивлялась идее того, чтобы говорить о чем-то с камнем, но выговариваясь, он чувствовал некоторое эфемерное облегчение. — Привет. Это я, Джуширо, — по привычке произнёс он, подойдя к столь знакомому памятнику, и положил на серый камень букет белоснежных роз, а рядом четыре алые гвоздики. — Прости, что давно не был. Завал на работе… как обычно, в общем... — детектив чуть дёрнул уголком губ и робко коснулся сырого камня надгробия. — Дождливо сегодня, да? — Сынок, что случилось? — тихо спросила женщина со смоляными волосами и мягкой улыбкой, оторвавшись от цветочной клумбы. — Мама, птичка… — кроха поднял изумрудные глаза и протянул комочек перьев, лежащий в детских ладошках, — Она заболела. Женщина осторожно взяла птицу в руки и осмотрев её, грустно покачала головой. — Боюсь, она мертва, Широ. — Мертва? — ребёнок удивлённо посмотрел на мать. — Почему мертва? — Потому что всё живое умирает, — мягко ответила она. — Почему умирает? — не унимался мальчик. — Ну… — она взяла лопатку и подошла к дереву, — так устроена наша жизнь. Смерть — это тоже её часть. Мальчик задумчиво смотрел, как женщина выкапывает ямку, укладывает туда птичку и засыпает её землёй. Вдруг он испуганно посмотрел на маму и, залившись рыданием, обнял её и ткнулся носом в плечо. — Широ, что случилось? — спросила она, подняв брови, — Птичку жалко? — мальчик отрицательно дёрнул головой, а потом неуверенно кивнул и снова мотнул головой, — Я не понимаю, солнышко. — Ма-а-ма… — всхлипнул он, — ты… ты тоже умрёшь? — еле выдавил из себя мальчик и поднял на женское лицо покрасневшие глаза. Она украдкой вздохнула и нежно обняла сына. — Когда-нибудь. Когда ты будешь совсем взрослым. — Не хочу! — вновь заплакал мальчик и вцепился пальчиками в рукав её платья. — Не плачь, солнышко, я всегда буду в твоей памяти, — поцеловала она чернильную макушку, но мальчик всё ещё задыхался от слёз. От одной мысли, что самый родной в мире человек может оставить его навсегда становилось невыносимо страшно. — Не умирай! Никогда! Пожалуйста, мама. Не умирай. Мужчина резко сел на кровати, судорожно пытаясь откашляться и вцепившись пальцами в майку в районе груди. Слабо видя в предрассветном сумраке, он нащупал на тумбочке ингалятор. Дважды брызнув в горло и чуть успокоившись, он смог-таки сделать вдох и, качаясь, пошёл в сторону ванной, где, вцепившись в края раковины, ещё долго кашлял. Утерев с губ розоватую слюну — проклятие, кашлем аж горло разодрал — Укитаке поднял глаза и неприязненно поморщился своему отражению, похожему на призрак: выбившиеся пряди паутинками падали на лицо, плечи ссутулились под бременем собственной сущности. Какой из него к чёрту старший сын? Какой защитник? Бледная тень его прошлого. — Мама, я... — его голос дрожал от слабости и стыда, едва различимый за писком больничного оборудования, — Ты меня простишь когда-нибудь? — Сынок, — она нежно провела рукой по серебристыми прядям и горько вздохнула, — мне очень больно смотреть на тебя такого, но ты не должен просить у меня прощения. Ты же мой сын. Все мы совершаем ошибки. — Но... Кайен... — он спрятал глаза за худым предплечьем. — Это не твоя вина, милый, — она обняла сына и поцеловала в макушку. Как в детстве. Как всегда, когда ему это было так нужно. — Думаю, тебе действительно стоит уехать. — Нет. Как же я вас брошу? Тем более сейчас? — Не волнуйся, мы со всем справимся. Главное для меня не где ты, а как ты. Если там тебе будет лучше — я хочу, чтобы ты поехал. Не волнуйся, солнышко. Укитаке рухнул на кровать и взглянул на электронный циферблат. Ещё пару часов сна у него есть, настоящий праздник. Вчера, после того, как Ннойтору увезли, они с Кёраку единогласно решили ехать по домам отсыпаться. Сегодня они его прижмут и дело наконец сдвинется с мёртвой точки. Хотя всё шло относительно неплохо, в груди копошилась странная тревога, но детектив откинул эти мысли и вновь провалился в забытье. Звонок телефона раздался, когда часы показывали половину девятого. Следователь подскочил на кровати, поняв, что проспал и тут же поднял трубку. — Я уже еду, — автоматически произнёс он, ища свежую рубашку и силясь изобразить бодрый голос. — Детектив Укитаке? — поинтересовался мужской голос на том конце провода. — Да? — чуть более вдумчиво ответил офицер. — Говорит заведующий отделением наркологии. Ваш подозреваемый, которого вчера доставили, скончался. — Что? — следователь застыл, не веря в услышанное. — Вы говорите о Гриммджо? — Я говорю о Ннойторе Джилга. Это ведь ваш подозреваемый? — Наш... — выдохнул мужчина, окончательно проснувшись. — Время смерти — пять часов, двадцать минут. — Причина? — Передозировка морфием, — неохотно ответил заведующий. — Это... Это как прикажете понимать?! Вы куда смотрели?! — повысил голос Укитаке. — Офицер, пожалуйста, успокойтесь. Приезжайте в клинику, там всё и обсудим. — Приеду, уж будьте уверены. Полицейский положил трубку и, простояв мгновение, несколько раз досадливо ударил по косяку. С добрым утром... По пути на работу он оборвал телефон, пытаясь дозвониться Кёраку, но ожидаемо безуспешно. Если этот сумасшедший снова куда-то влез — точно наслушается по самое «не балуйся». Участок жил своей будничной жизнью. Кто-то уже предвкушал грядущие выходные, делясь планами, чем бесил бедолаг, которым предстояло работать, кто-то разгребал скопившуюся макулатуру, кто-то всё ещё потягивал кофе, постепенно включаясь в работу. Укитаке теоретически входил в категорию «везунчиков», только вот вряд ли в свои законные выходные он будет отдыхать. От них ускользнул последний хвостик. Оставался, конечно, ещё Руро, но с ним вот так запросто не поговоришь. Всё сначала, одним словом… дрянь, а не дело. — Приветик, — отсалютовала Шихоин, — Слышала, вы вчера нарыли… — начала было она, но замолчала, увидев взведённого детектива, жёстко чеканящего шаг. — Джу, что стряслось? — Кёраку уже приехал? — мрачно спросил Укитаке, пересекая офис. — В комнате отдыха поищи, — быстро ответила она, не желая вдаваться в подробности. Мужчина прошёл в небольшую комнатку, где стояло несколько кресел и потрескавшийся, вытертый кожаный диван. На предмете мебели и растянулся Кёраку, издавая совершенно невыносимый скрип зубами и чуть вздрагивая время от времени. Детектив вздохнул: похоже, не только у него были проблемы со сном. Судя по виду напарника, он ночевал на работе, что никак не вписывалось в профессиональные черты, но думать об этом времени сейчас не было. Укитаке осторожно коснулся крепкого плеча, заставив шатена вздрогнуть всем телом и распахнуть глаза. — Вставай, приводи себя в порядок и поехали, — без вступлений скомандовал седой офицер. — Сколько времени? — спросил Шунсуй, убирая с лица выбившиеся пряди и размазанным движением протирая глаза. — Девять. Давай живо. — Да в чём дело-то? Пожар что ли? — Почти, — вздохнул седой и вышел за кофе для коллеги. — Что? — проорал Кёраку, поперхнувшись напитком и вскочив на ноги. — Какого... Я им устрою! Это ещё что за нахер... — рычал шатен, стремительно направляясь к выходу. Укитаке его не осуждал. Сам был такого же мнения. Привычно хлопнули двери, заработал мотор, побежала под колёсами дорога. Шунсуй быстро остыл после известий и теперь сидел молча, изредка хмуря широкие брови. Тишину нарушила трель в кармане джинсов. — С добрым утречком, — вздохнул шатен, выключил будильник и взглянул на экран мобильного. — Семь непринятых от… от дорогого коллеги, разумеется, — хмыкнул мужчина. — Какая забота. — Зачем ты здесь ночевал? — Ну, я прилёг ненадолго и случайно моргнул, — пожал плечами Кёраку. — Дома что, не моргается? — чуть улыбнулся коллега. — Нет, — удивительно мрачно ответил Шунсуй, и смуглое лицо вновь застыло неприступной маской с мёртвым смешком на губах. В такие моменты Укитаке испытывал странную боль за этого человека. Наверное, это усмехается бремя, которое волочёт на себе шатен. Тоже в одиночку. Зря. — Доктор, могли бы вы объяснить, как это произошло? — скрестил руки на груди детектив. Главврач вытащил тощую папку с историей болезни. — Вчера, в 21:30 к нам был доставлен Ннойтора Джилга с абстинентным синдромом. Состояние было расценено как тяжёлое. Вторая фаза, плюс травмы лицевой части черепа. — Это всё ясно, — кивнул Кёраку, — а можно к моменту, на котором он перестал дышать? — Ему был назначен курс успокоительных и обезболивающих. В полночь его проверил персонал и, убедившись, что он стабилен, его оставили. — Охрана где была ночью? — Этого я знать не могу. Ваши люди, у них и спрашивайте, — огрызнулся мужчина, поправив очки в толстой оправе. — С ними мы разберёмся, — кивнул Джуширо. — Однако, я бы очень хотел прояснить, каким образом пациент, которого накачали лошадиной дозой успокоительного смог мало того, что встать из кровати, но и незаметно вскрыть ящик с морфием и поставить себе укол? Я понимаю, что у него богатый опыт, но в таком состоянии попасть хоть с какого-то раза — это просто чудо. — Офицер, люди в поисках дозы способны и не на такое, можете мне поверить, — парировал врач. Укитаке выдохнул и прикрыл глаза. Ну а чего он ожидал? — Я надеюсь, вы предоставите нам материалы с камер наблюдения, а также откроете доступ в морг? — сдержанно поинтересовался он. — Разумеется. Делайте всё, что нужно, господа. Покинув кабинет главврача, мужчины спустились в комнату охраны, не проронив ни слова. Что тут скажешь? Что их снова опередили? Кёраку, проходя по длинному коридору, освещённому бледным светом ламп дневного света, опустил лицо и потёр шею. — Не люблю больницы, — в конце концов произнёс он и вновь ушёл в себя. В небольшом помещении, пропахшем кофе, сидел местный охранник очень напряжённого вида. — Показывайте сначала всё, что происходило около палаты, потом разберёмся, — без вступлений скомандовал седой офицер и на одном из экранов вскоре появилась картинка коридора. Дежурный постовой сидел около двери, уткнувшись в мобильный. В полночь в палату зашла медсестра и офицер прошёл следом. Вскоре они вышли, о чём-то беседуя и девушка покинула зону видимости. В два часа на смену пришёл другой полицейский и, о чём-то поговорив в коллегой, занял его место. — А это ещё кто? — удивлённо спросил Кёраку, всматриваясь в монитор. — Ну-ка паузу. Шатен некоторое время пристально всматривался в черты дежурного, которые, впрочем, было непросто рассмотреть — парень, вопреки всякому этикету, не снял фуражку. — Это не из наших. — Ты уверен? — Что-что, а память на лица у меня хорошая, — потёр переносицу Шунсуй. — Ладно, дальше давай. Охранник просидел до пяти утра. То и дело мимо проходил кто-то из персонала, не привлекая к себе внимания. В пять десять он вошёл в палату и вскоре выбежал оттуда. Быстро появился персонал, чтобы тут же скрыться за дверью, а полицейский вскоре скрылся. — Так. Ты говорил с тем парнем? — обратился Кёраку к охраннику. — Нет, сэр. Он показал мне удостоверение и я его пропустил, — немного испуганно замотал головой охранник, видимо понимая, чем ему может грозить эта оплошность. — Есть записи с парковки? На экране почти сразу появилось изображение автостоянки. Скорая, ещё одна, ещё и ещё. Раненые, больные в критическом состоянии, взрослые и дети — всех их ввозили в широкие больничные двери, где люди в белых халатах должны были сражаться за их жизнь. Иногда они побеждали, иногда проигрывали. Печальное место, как ни крути. Место, где, наверное, больше всего умерших надежд. — Вот заходит тот парень. Машины нет. А вот выходит наш охранник. Зараза… — Кёраку досадливо стукнул кулаком по столу. — Как выглядел тот полицейский? — спросил Укитаке у охранника, одновременно осознавая всю тщетность этого вопроса. — Ну… Среднего роста, худой. Волосы чёрные… эм… глаза зелёные. Молодой вообще такой, я даже удивился на мгновение. Ничего особенного, простите, — пожал плечами охранник. — Ещё какие-то записи смотреть будете? — Да всё и так понятно, — выдохнул Кёраку и хлопнул коллегу по плечу. — Пошли посмотрим на результат. Белые холодные руки рябили синяками от уколов, кожа, плотно обтягивающая худое тело, ничем не пахла. Несколько старых шрамов виднелись на торсе и бёдрах. Укитаке смотрел на долговязую фигуру, лежащую на металлической полке, не совсем понимая, зачем они здесь. Опознают, наверное. Больше делать было нечего. Это был тот парень, с которым они вчера говорили. Этот парень сейчас мёртв. Этот молодой, в общем-то, человек умер от передозировки опиатом. Он мёртв. Да, дело идёт под откос с завидной скоростью, да, вероятно, их опять поимеет адвокат, но всё это почему-то сейчас отошло на второй план. Парень мёртв. Ещё один. Третий за две недели. И пусть это он убил того студента, пусть он свидетель, важнее другое: он мёртв. Мертвецы не делятся по чинам и статусам. У них теперь одна должность: труп. Коротко, холодно, бессердечно. Впрочем, этот парень умер несправедливо легко, просто утонув во сне. Даже какая-то обида неопределённо дёрнула пальцы. Детектив вышел из морга и упал в машину. Кёраку вскоре сел рядом и с олимпийским спокойствием произнёс: — Я хочу есть. — Надо допросить того, кто должен был дежурить, — автоматически ответил седой, не переставая удивляться этим скачкам в настроении коллеги. — Я уже его вызвонил, по дороге расскажу. — Ты ужасающе прагматичен, — всё же повёл плечами Укитаке. — Так ведь работу работать надо, чтобы их больше не стало. Поехали, тут неподалёку славное местечко есть. Давай, заводи. — Ну и что там? — Ну а что? Парень спал перед сменой, когда ему позвонили, представились и сказали, что он может не выходить — освободился другой офицер. — Хочешь сказать… — Ну либо он врёт, либо пора включать паранойю. Вот здесь налево. С Шунсуем в качестве навигатора они прибыли в небольшое придорожное кафе, стоящее на берегу небольшой речушки. Кофе, омлет, сэндвич и корзиночка с кремом. Джуширо с детства был сладкоежкой, потом это немного отступило, но до сих пор в подобных ситуациях ему было просто необходимо поднять уровень сахара выше нормы. — Ты расстроен, — констатировал Кёраку, не отрывая взгляда от блинчиков, щедро политых сиропом. Забавное зрелище, ничего не скажешь. — Как и ты, я полагаю, — поднял зелёные глаза следователь. — Нет, я сердит и тому есть простая причина: у нас убитый свидетель и ни черта неясно. А ты расстроен, потому что этот торчок больше не подаёт признаков жизни, — произнёс мужчина, посмотрев на коллегу. — С той девочкой я ещё мог понять, а тут-то чего бровки домиком делать? — Потому что это был живой человек? — с долей недоумения ответил Укитаке. — Он был героинщиком, который прятал выпотрошенные тела. Не сказал бы, что это большая потеря для общества, — пожал плечами шатен и вернулся к завтраку. — Не тебе его судить. И не мне. — Добрый человек, а ты и правда немного не в порядке, да? — расплылся в кривой улыбке Кёраку. — У тебя ещё нервные клеточки остались или ты всё на окружающих растратил? — Отстань, — опустил взгляд “добрый человек”. — Нет, я серьёзно. У этого есть название? Дай угадаю! Синдром Иисуса? — Слушай, если тебя это напрягает — ну, мне очень жаль, ничего не могу поделать. Чего ты добиваешься? — Я хочу понять, почему ты мыслишь такими самаритянскими категориями, вот и всё. — Зачем? — Затем, что ни одно живое существо не способно проявлять столько сострадания от чистого сердца. Да, весь участок может кипятком писать от восторга при виде тебя, но меня не проведёшь, — шатен поднял стальные глаза на собеседника и внутри точно обожгло от холода. Это был страшный взгляд. Взгляд хищника, с трудом сдерживаемого на цепи. — Зато ты такой «отличный парень», что с тобой может общаться только человек с «синдромом Иисуса», — не выдержал в конце концов мужчина и досадливо цыкнул. Сорвался-таки, а ведь думал, что сможет держать себя в руках. Но обидно было не это. — Я хотя бы не вру. Ни себе, ни другим, — полу-улыбнулся коллега и, закончив завтрак, спустился к реке, взболтав тяжёлый осадок на душе. А ведь правду говорят: не в бровь, а в глаз. Укитаке только тяжело вздохнул и взглянул на силуэт завода, скрывающийся в дневном мареве. Ни себе, ни другим... — Дело забирает соседний участок. — Простите?! — опешили офицеры, пришедшие к начальству с вполне приличным рапортом и готовые к чему угодно, но точно не к такому безапелляционному заявлению. — Дело переходит под юрисдикцию соседнего отдела. Они считают, что дела связаны. — Вот это новость! — всплеснул руками Кёраку. — Генрюсай-доно, но ведь мы… — округлил глаза Укитаке. — Я знаю. Вы много работали, вы нашли улики, вы знаете, что за этими пацанами кто-то стоит. Я всё знаю, я читаю ваши “сочинения”... — полковник потёр лоб. — Но таков запрос адвоката, он имеет на это право. — А мы не имеем право его на хер послать? — с деланной вежливостью осведомился шатен. — Неприятно вам это говорить, но... Если мы не передадим дело, то Калиас начнёт копать под вас. Боюсь, мы все знаем, чем это может грозить, не так ли? Укитаке шумно выдохнул и опустил глаза, а Кёраку стиснул зубы, явно борясь с желанием садануть кулаком по столу. — Подготовьте документы. Джуширо, нужен будет отчёт в Германию от нашего отдела, потом это уже их работа. — А дело, небось, Хирако передадут? — прищурился шатен. — Я не могу вам сказать, — произнёс полковник, но мимоходом кивнул. — Ясненько, — кивнул Кёраку и направился к двери. — Пойду документы готовить, ага. — Если вы куда-то полезете — вам обоим несдобровать, это ясно, детектив? — Само собой, начальник. Пойду пинать болт во славу правопорядка, — беззаботно ответил мужчина и скрылся за дверью. Укитаке хотел последовать за ним, но полковник остановил его. — Что скажешь? — Насчёт чего, Генрюсай-доно? — поинтересовался он, чувствуя что чаша самообладания уже весьма полна. — Насчёт Кёраку в первую очередь. Я знаю, что с тобой пол-отдела работать хочет, но ты мне нужен здесь. — Всё в порядке, я не против, — пожал плечами Укитаке. — Сильно он тебя бесит? — украдкой спросил полковник. — То, что он ведёт себя иногда как скотина не отменяет того, что он хороший специалист, — чуть улыбнулся детектив, — и, думаю, мне есть чему у него поучиться. — Значит, ты готов продолжать? — Да. Только… — чуть помедлив, он всё же спросил, — Генрюсай-доно… это, конечно, не моё дело, но… не вдаваясь в подробности… у него недавно что-то очень серьёзное стряслось? — А что? Напели уже? — Нет. Просто глаза у него мёртвые. — Стряслось, — кивнул полковник. — Не вдаваясь в подробности. — Больше вопросов нет. — Хорошо. На рожон не лезьте. — Сделаю всё, что в моих силах, — кивнул он и поднялся на ноги. Мужчина вышел из кабинета начальника и дёрнул уголком губ. На рожон-то они не полезут, но и просто так пустить дело на самотёк точно не дадут, и Генрюсай определённо это знал. Главное было придумать, как аккуратно всё это обойти. И, похоже, действительно пора включать паранойю: неизвестно кто может быть с этим связан даже в их участке. Какое неприятное забытое чувство. Волнение, постоянный страх оступиться, напряжение, с нервов переходящее в мышцы. Почти как семь лет назад, только “шифроваться” приходится среди своих же коллег. Die Leiche wurde gefunden... мужчина устало потёр переносицу. Когда там тело было обнаружено? Две недели обратно, да? Давненько уже он не писал отчёты о своей работе. Последний год детектив занимался, в основном, переводами протоколов о чужих делах. Позволить себе работу в поле он не мог: нужно было присматривать за мамой. Около года назад его жизнь очередной раз тряхнуло. На этот раз звонком от Изуми. Мама заболела. Он тогда застыл и только вопрос сестры вернул его в реальность. Приедет ли? Когда на работе всё пошло на лад, когда Анни сказала, что готова попробовать снова. Разумеется, он поехал, не раздумывая. На этот раз он будет рядом столько, сколько нужно. Разговор с врачом заставил обернуться назад и вновь пережить все свои ошибки, чтобы попытаться хоть что-то исправить. Die Leiche wurde gefunden… переводил он ночами, когда мама засыпала и он мог закончить все домашние дела. Die Leiche… тело… какое тяжелое, мёртвое слово. Когда человек превращается в пустое тело? Как так получается, что иногда для этого перехода требуются считанные секунды или минуты, а иногда болезненные месяцы, давящие неотвратимостью и наталкивающие на мрачные мысли о благости быстрой смерти. В такие ночи он думал об отце и нет-нет, да начинал испытывать какую-то глупую, смутную обиду. Отцу не приходилось проходить через подобное и тащить на себе это бремя. Бремя медленного угасания и бремя свидетельства этой безысходности, бьющей под дых. За окном прогремело и вскоре весь пейзаж сменился лишь серыми линиями дождевых струй. Как же хочется лечь в кровать и отпроситься завтра от школы. Только не отпросишься — не у кого… — Кей… Кей, где ты? Где Кей? — обратила женщина бледные глаза к детективу. — Мама… — Джуширо взял в руки сухую кисть и закусил губу, — его сейчас нет. — Когда он вернётся? Мне ведь ещё ужин готовить… — забеспокоилась она и попыталась подняться с кровати, но сын не дал ей встать. — Он в отъезде. Отдохни, не нервничай, — мягко ответил он и женщина облегченно вздохнула и легла на подушку. — Поспи, — сын погладил её по голове и мягко поцеловал в макушку. — Ох, меня так всегда целовал мой старший сын, — улыбнулась она сквозь дрёму. — Я так по нему скучаю, по моему мальчику. После этой фразы он впервые за несколько лет вытащил из ящика стола старую пачку сигарет и, смотря в открытое окно слепыми глазами, закурил. Дым попал в глаза и у него появилось оправдание, почему по щекам катятся слёзы усталости. Смерть самого близкого человека — что может быть страшнее? Наверное, когда нужно почти каждый день снова представляться маме. Кофе в тонких пальцах уже остыл, а он всё сидел и смотрел в окно. Надо было дописать злосчастный отчёт, а он не мог даже взгляд на монитор перевести — до того тошно было на душе. Детектив отправил начатый документ себе же на почту и выключил компьютер. Хватит. — Каков план? — спросил Укитаке у коллеги, который вновь вернулся на диван в комнате отдыха. — План? — дёрнул бровью Кёраку. — Следовать указанию начальства и сидеть на попе ровно, само собой. — Слушай... Если ты решишь... — Эй-эй, полегче. Думаешь, я в это полезу? — Почти уверен. — «Почти» не считается, — улыбнулся Кёраку и беззаботно растянулся на диване. — К тому же невежливо сомневаться в профессионализме коллег. Уверен, Шинджи раскроет это дело на раз-два. Опыт-то уже есть... Может быть, он окажет нам любезность и поделится столь ценными в нашей работе знаниями? По-дружески? — Тонкий лёд. — Есть другие предложения? — Пока нет, — вздохнул Укитаке. — Слушай, я тут спросить хотел... А что на такого святошу мог нарыть адвокат? — не открывая глаз спросил шатен. — Эй, чего молчишь? — Что, в деле ничего интересного не нашёл? — Кёраку лишь хмыкнул. — Не хочу удовлетворять любопытство, вызванное прихотью. — Ты ж сам говорил, что мы напарники и всякое такое... — Да. Но тебе ведь просто хочется знать, чтобы заполнить ещё одну ячейку. — Ой какие мы ранимые... — У тебя в деле тоже много не указано. Увидимся в понедельник. Кёраку открыл один глаз лишь для того, чтобы увидеть как коллега скрывается за дверью. — Туше, — кинул он в проём. Вечер благоухал цветами и янтарным солнечным светом. Впервые за две недели детектив не чувствовал себя уставшим и измотанным, хотя и нервничал. Отъезд был принят хорошо не всей семьёй и, пусть они и держались друг друга, напряженное молчание то и дело вставало между родственниками. Укитаке поправил галстук и позвонил в дверь, которую вскоре открыла хозяйка — зеленоглазая женщина со смоляными волосами. — Привет, — чуть робко улыбнулся он и протянул бутылку вина. — Здравствуй, — она поцеловала худую щёку, взяла презент и прошла вглубь дома, — проходи, я сейчас. В гостиной сидел молодой человек с рыжими локонами и крепкий мужчина с мощными, как у мясника, руками. Оба, младший брат и зять, завидев гостя, пошли навстречу, приветливо улыбаясь и здороваясь. Следователь искренне улыбнулся, прикоснувшись наконец к тому источнику тепла, которого так не хватало во время рабочих будней. Болтовня за чашкой кофе в участке — это одно, а вот узнать, как дела у тех, кому можно доверить всё что угодно, зная, что простят и попытаются понять — это совершенно иное. И сегодняшний вечер был как раз той редкой ценностью. Конечно, это не шумные семейные ужины, когда собиралась вся семья: мама с папой, восемь детей, друзья и возлюбленные. Сейчас, когда родителей уже не было, а братьев и сестёр разбросало по всей стране или даже за её пределами, собраться было всё сложнее, но Изуми изо всех сил старалась приглашать в гости всех, кто заезжал в город. Этим вечером в гости заглянул Гвидо, один из средних братьев, в честь приезда на каникулы младшего брата, который ещё не вернулся. Изуми, вышедшая из кухни с горячим, пригласила мужчин за стол. — Мелкий задерживается, так что придётся начинать без него. — Ну в большой семье, как говорится… — пожал плечами Гвидо и заинтересованно потянулся к салату. Солнце уже спряталось за горизонтом, а неспешная беседа в семейном кругу продолжалась. Изуми рассказывала, как дела у Мэй, Гвидо — о путешествии в Европу, а Джуширо в основном слушал, тихо радуясь своему счастью: у него есть семья. Уютный вечер за бокалом вина прервал открывающийся замок и вскоре в комнату, точно стылый ветер, вошёл парень низкого роста с взъерошенными белыми волосами и неприветливым взглядом ультрамариновых глаз. Укитаке вскочил с места и пошёл к парню, раскрыв руки. — Тоширо! — искренне улыбнулся мужчина, но парень, подобно кошке, увернулся от объятий. Детектив чуть замешкался и протянул руку, которую Тоширо неохотно пожал. Отношения с младшим братом строились неважно. Когда парня усыновили, ему было уже шесть и для своего возраста он и так был слишком взрослым, а спустя всё это время он стал только холоднее. Джуширо улыбнулся, силясь не выдавать досады — к нему Тоширо с самой их первой встречи относился особенно настороженно. — Как колледж? Надолго ты приехал? — Недели на две, — пожал плечами парень и опустился за стол. Лёд слегка растопил средний брат, пихнув младшего в бок и показав ему несколько фотографий из Норвегии. — Тебе бы там понравилось. Дубак такой, что печень мёрзнет. — Я просто не люблю, когда жарко, — хмыкнул Тоширо, но фотографии принялся изучать с интересом, попутно интересуясь что и где снято. Джуширо чуть дёрнул уголком губ и вновь перевёл взгляд на Изуми, которая что-то рассказывала мужу. Почувствовав на себе взгляд, женщина чуть удивлённо обернулась к старшему брату. — Что? — улыбнулась она. — Ничего. Просто ты очень похожа на маму, — ответил седой. — Очаровательно... — пробурчал Тоширо, уставившись в тарелку. — Идиллия просто… — Тоширо? — тихо спросил старший. — Вы вот все серьёзно, да? — спросил он, обращаясь к брату и сестре. — Его не было чёрт знает сколько, и тут явление Христа народу! И что, всё нормально? Типа ничего не случилось? — Широ, — чуть повысила голос Изуми. — Не называй меня так! Ты мне не мать, ясно?! И никогда ей не будешь! — Тоширо! — ударил ладонью по столу Укитаке. — Не смей повышать голос на сестру! — Тоже мне воспитатель нашёлся… — Младший хмыкнул и ушёл в свою комнату. — Лучше б ты вообще не приезжал! — бросил он перед тем, как хлопнуть дверью. Детектив хотел было пойти следом, но сестра удержала его. — Всё нормально. Не вмешивайся. Он скоро успокоится. — Как ты это допускаешь? — искренне удивился мужчина. — Джу, пожалуйста, не вмешивайся в это. Тебе уже действительно поздновато его воспитывать, — сдержанно произнесла женщина и сделала глоток вина. — Ты считаешь, что он прав? — спросил следователь и над столом повисла тяжёлая тишина. Гвидо чрезвычайно заинтересовался водой в стакане, а Изуми сделала ещё один глоток и отложила приборы. — Ты пропал на шесть лет, — в конце концов произнесла она. — Шесть, Широ! Для тебя это, возможно, и не такой большой срок, но не для младшего. Тогда он ходил в школу, а сейчас уже в колледже. Жизнь Тоширо сейчас меняется куда стремительнее, чем наша. И ты был нужен ему, да и всем нам, тогда, а не сейчас! — Ты помнишь, в каком состоянии я был “тогда”? — мужчина опустил голову. — Я не хотел причинять вам ещё больше неприятностей и просто не видел другого выхода… мне нужно было жить где-то, где я мог бы работать… нужно было… — Думаешь, я не знаю, что тебе было нужно? То, из-за чего тебе нужно было уехать… — в конце концов всплеснула сестра, — К чему вся эта замкнутость? Ты сам всегда твердил, что с семьёй можно и нужно делиться всем! Но только не тогда, разумеется! Поволок эту ношу в одиночку и к чему это привело? Поставил нас перед фактом: я уезжаю в Австрию! Вот так, без прелюдий бросил нас и маму! — крикнула она и тут же испуганно приложила ладонь к губам. Мужчина молча убрал салфетку и поднялся из-за стола. — Спасибо за ужин. Вкусно. — Джу, — Изуми потянулась было к нему, но старший брат стремительно покинул комнату и вскоре громче обычного хлопнула входная дверь. Дождь медленно набирал силу, смывая краски и закрадываясь под воротник, но детектив стоял неподвижно, глядя на тёмные бороздки гравировки, обозначающие имена: Кей и Хару. Теперь их нет. Теперь он за старшего. — Прости меня. Простите оба, пожалуйста… я так безбожно оступился. Тоширо прав… — он стиснул зубы и зажмурился. Веки защипало, в горле сдавило до боли и мужчина бессильно уронил голову на грудь. Он прикрыл рот ладонью и по бледным щекам покатились маленькими дождинками слёзы. Сын продолжал что-то шептать, не в силах перестать плакать. Слишком это тяжёлое бремя — жить с прошлым один на один.