***
Острые волчьи когти на секунду вгрызаются в промерзлую землю, лапы после себя оставляют резкие неглубокие ямки. Молодой волк, лишь изредка оглядываясь, мчится в темную глубь леса, надеясь, что охотники оставят преследование. Но животный чуткий слух каждую секунду улавливает шелест сухих листьев и треск старых веток под человеческими ступнями, а еще властный мужской голос, что постоянно напоминает своим напарникам о том, что «дикого монстра» нужно непременно поймать и убить, так тягуче отвратительно скрипит в голове. На небе уже давно рассыпались миллионы сверкающих крупиц, а ослепительное дневное светило давно заменил яркий желтый диск Луны. Они пришли неожиданно, как только солнце ушло за горизонт, а в комнате молодого волчонка загорелись свечи. В то время Лэй готовился ко сну, когда на улице вдалеке раздался громкий выстрел охотничьего ружья, оставляя за собой глухое эхо в глубине леса, а потом звонкий вскрик его папы-омеги. Мальчик резко вскочил с ложа и высунул голову на улицу, надеясь, что услышанное было лишь плодом его воображения. Но в дали уже плясали огоньки масляных фонарей и звучали громкие, резкие голоса. Тело противно не слушалось. Он так и застыл перед входом в дом. В голове тут же взорвались тысячи красок, в груди и животе заныло от страха, а следом всплыло единственное наставление отца: что бы ни случилось — сразу бежать. Бежать и не оглядываться, не думать ни о чем, ведь эти люди и не люди вовсе, а звери до мозга костей. В ту же секунду, не думая нарушать отцовские наставления, молодой человек, стараясь не совершать лишнего шума, протиснулся в открытую створку, лишь на мгновение задержав взгляд на своей старой самодельной игрушке, что на рождение подарил ему папа-омега. Он еще вернется за ней. Лэй бежал без оглядки, сначала боясь свернуть со старой натоптанной за долгие годы тропинки, но когда за спиной раздались быстрые шаги тяжелых сапог, парень, не раздумывая, прыгнул в кусты, мчась поперек деревьев, путаясь ногами в высокой траве и не замечая как заледенели пальцы от недавно прошедшего дождя, ведь, убегая из дома, он даже не оделся. А острые ветки, несмотря на все упреки и брошенные в их стороны оскорбления, царапали и оставляли следы на продрогшем юношеском теле. Они приближались. Их людское дыхание ужасно смердело. За спиной вновь раздались громкие выстрелы, а дерево, мимо которого бежал мальчик, поразила тяжелая свинцовая пуля, заставившая разлететься во все стороны вороху щепок. Парень пригнулся, сворачивая со своей траектории. Он не часто превращался в волка, половое созревание еще не позволяло слишком быстро принимать животный облик, потому парню пришлось остановиться, заставляя тело повиноваться разуму и выпустить наружу сущность оборотня. Светлая шерстка медленно покрыла тонкое невинное тело, а когти на красивых пальцах вынужденно впились в землю. Хруст, мычание, тихий взвизг и мальчишка пригнулся к сырой земле, прикрыв морду лапами. Глаза почти перестали чувствовать свет, но лишь повысили остроту и угол обзора. Волк притих, выжидая благоприятного момента, отточенный слух прекрасно распознавал мельчайшее движение вокруг. И Лэй с тяжестью на сердце осознавал, что, возможно, ему не удастся убежать, ведь короткие шаги раздавались совсем рядом. На кончике двойного дула ружья приглушенно свистел ветер, тяжелое дыхание, смрад троих охотников смешались в одно омерзительное ощущение, как будто вокруг большой непроглядный слой грязи. Мальчик встрепенулся, когда кончиков ушей коснулся шум дождя пока лишь изредка падающего на листья деревьев. Пора? Еще секунда и непроглядный столб ледяной воды обрушился с небес на темные кроны ночного леса, почти перекрывая видимость, и Лэй сорвался с места, надеясь на свою удачу, но ошибся. В воздухе раздался оглушающий выстрел, а мальчик не узнал собственный голос — протяжный жалобный вой, раздавшийся в собственной голове и нарушивший одинокое соло дождя. Бок обожгло острой болью, но лапы продолжали нести изможденное тело вглубь леса, натыкаясь на пни, коренья и камни, на все чего усталые глаза были не в силах заметить. Паренек старался убежать дальше от своей смерти, которая, кажется, двигалась следом.***
— Очнись, — мягкий голос, который Лэй еще не слышал раньше, шептал где-то сверху. Он не видел обладателя, но был готов поспорить, что уже безудержно в него влюблен. — Открой глаза. — Что со мной? — голос хрипел. — Открой глаза, — парень нежно улыбается, а серьезное лицо вмиг озаряется. Лэй разомкнул веки, хотя яркое полуденное солнце, что светило прямо в глаза, отчаянно не позволяло этому свершиться. Перед глазами прыгали цветные пятна и размытые очертания веток деревьев шатались словно в пьяной пляске. — Медленно, я не хочу, чтобы ты ослеп, — в голосе незнакомца слышится нотка доброго раздражения. — Кто ты? — задает свой вопрос оборотень, уже чуть различая очертания чужого лица. — Меня зовут Сухо, а тебя? — парень чувствует чужую ладонь, сжимающую его собственную. — Я - Лэй. И я вроде бы жив, да? — глуповатая полуулыбка с ямочкой на правой щеке образовывается на его лице. — Да, ты жив, но тебя ранили и я, правда, не знаю, как достать пулю, — в голосе слышится сожаление, а между бровями пролегает складка. — Так что не двигайся. — Хорошо, я понял, — Лэй пытается улыбнуться. — Слушай, Лэй, у тебя есть семья? Я могу отнести тебя к твоим родителям? — Да, пожалуйста, отнеси меня домой, — тихо выдыхает мальчик. — Ладно, где ты живешь? — У истока реки. — Я знаю, где это, забирайся ко мне на спину, нас ждет долгая дорога.***
Когда ноги Лэя, наконец, касаются земли, они уже не хотят держать хозяина. Перед ним его собственный дом, но вовсе на него не похожий: из земли лишь торчат несколько бревен, он узнает двери своей комнаты лишь по небольшой вешалке на них. И всё. Остальное навеки погребено под почерневшими головешками, а в воздухе до сих пор ярко ощущается запах древесной гари и палёной шерсти. — О, Боже, — тихо выдыхает мальчик. Голова начинает кружиться, а глаза застилает мутная пелена слез. — Это охотники сделали? — Нам нужно найти папу, — отчаянно кричит Лэй, тут же разворачиваясь в сторону леса. — Стой, у тебя пуля в животе, куда ты пойдешь? — кидается за ним вслед Сухо. — Мне нужен папа, наверное, он спрятался в лесу, — рука на животе сильнее зажимает рану, отчаянно заставляя превозмочь боль. — Стой! Ты… ты видел его в последний раз накануне? — Не видел, — Лэй замирает. — Слышал! Он кричал, когда они выстрелили в первый раз, — парень выпучил глаза, уходя глубоко в себя и копаясь в собственных воспоминаниях двухдневной давности. — Ты уверен… что он жив? — Он жив! — кричит мальчик, но медленно оседает на землю. — Прости, я не хотел, — Сухо присаживается рядом, заглядывая в беспомощные глаза, осторожно прижимая к себе ледяное тело. — Но нам нужно уйти отсюда, вдруг охотники вернутся или папа ищет тебя в лесу. — А вдруг он уже идет сюда. Давай еще немножко подождем. Альфа усаживается поудобнее, не отводя взгляд от чужого дома, а в голове всплывают события пятилетней давности, когда, будучи десятилетним мальчишкой, Сухо так же пришлось оставить родителей и бежать в лес, чтобы спастись от охотников. Ему это удалось, но родителей он больше не видел. Лэй же не может оторвать взгляд от сосредоточенного и задумчивого лица совсем рядом. Он чувствует, как парень дышит — глубоко и испуганно, видит, как под тонкой светлой кожей двигается мощный кадык, когда парень сглатывает, как бегают радужки глаз в искрящихся темно-карих глазах. А дальше темнота… сознание Лэя, кажется, еще не покинуло его, но перед глазами уже отчаянно скачут надоедливые звезды. А ведь раньше мальчик так любил на них смотреть.***
Лэй распахивает глаза от острой боли чуть ниже груди. Он видит над собой обеспокоенные глаза недавнего знакомого, а еще ладошку, покрытую вязким слоем крови, маячащую перед глазами. — Ты слышишь меня? — Боже! Как больно! — отчаянно стонет мальчик, прижимая к животу маленькие ладошки. — Ты проспал почти сутки, нам нельзя было там оставаться, — начинает оправдываться парень. Лэй отмахнулся от заботливых рук, пытающихся уложить его обратно, и быстренько огляделся по сторонам. Его друг сидел рядом и с сожалением поглядывал на него. — Где мы? — Я перенес тебя к воде и достал пулю, — перед глазами тут же появляется небольшая гильза. — Папа не приходил? — Нет, никого так и не было. Сухо вновь окинул взглядом собрата и отполз в сторону. Он приобнял свои колени и нахмурил черные брови, словно думал о чем-то не слишком приятном. — Понятно, — Лэй старался быть невозмутимым, хотя в голосе все равно сквозило лишними эмоциями. — Можешь дать мне воды? Я хочу пить. — Тогда зажми рану рукой, я боюсь, что швы разойдутся, — парень натянуто хмыкает и встает с холодной земли, шурша опавшими листьями. — Только не оставляй меня одного, — отчаянно шепчет парень, вызывая улыбку на красивых губах. — Не оставлю, — мягко отвечает волчонок, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к острым скулам.***
Ярко-красное солнце медленно ползёт за горизонт, окрашивая идеально ровную гладь воды таким же алым цветом. Лес на удивление тих, слух лишь иногда улавливает вдали пересвисты птиц или крики пролетающих мимо чаек. Мутно-желтый теплый песок приятно обволакивает ступни, а слабые волны, что изредка захватывают берег, смывают следы двух пар ног. Двое парней, крепко держась за руки, бредут по пустынному пляжу, лишь изредка переглядываясь или перебрасываясь парой фраз. Им хорошо вместе и без слов, так хорошо, как не было еще никогда и ни с кем. Сухо исполнил свое обещание — они вместе чуть больше года. И это был лучший год в жизни обоих. Просыпаться в объятиях любимого человека, охотиться с ним плечом к плечу, вот так гулять, когда твоя рука зажата в такой теплой родной ладошке. Лэй долго не верил своему счастью. Неужели спустя столько лет, прожитых в страхе за свою жизнь, за жизнь родителей, ему, наконец, повезло? Повезло с Сухо — его альфой. Может быть, тогда они были слишком молоды? Потерять свою семью, когда тебе всего пятнадцать — это сложно и страшно. Ты остаешься один и теперь знаешь, что некому о тебе позаботиться, что не с кем больше поговорить, что никто не защитит. Лэй осознал это сразу, просто так долго не хотел в это верить. Он знал, что папа умер в ту ночь, знал, что умер и отец, иначе они нашли бы единственного любимого сына. Мальчик знал, что потерял тогда обоих родителей, понял это, как только покинул в тот вечер свою комнату. Но взамен обрел кое-что другое… Теперь он не один. И каждый раз, просыпаясь в кольце нежных, но сильных рук омега знал, теперь у него есть тот человек, ради которого он должен жить. Весь год, что они были вместе, альфа смиренно дожидался первой течки омеги, но постоянно напоминал ему об этом, вгоняя омегу в краску до кончиков ушей. И когда хрупкий и неспешный поцелуй, такой привычный и приятный, в первый раз начал сопровождаться ласкающими поглаживания по бокам, бедрам, ягодицам, омега уже не смог сдержаться. Вдыхая в легкие нежный, головокружительный аромат лесных фиалок, осязал на коже мягкие родные руки, чувствовал на собственном теле ту удушающую тяжесть чужого тела, и сходил с ума. Сходил с ума, пока губы исследовали горячую кожу на шее, груди, животе, бедрах — везде. Руки блуждали по неизведанной ранее территории чужого тела, касаясь в самых интимных местах, пробуждая внутри вулкан из чувств. Лэй изгибался и стонал, полностью отдаваясь во власть похоти и возбуждения. Вдыхал этот запах и не мог насытиться им, упивался болью и наслаждением. Они с жадностью сминали губы друг друга в поцелуе, позволяя рукам блуждать по любимым, тогда еще невинным телам, срывать ненужную в тот момент одежду и упиваться стонами. — Ты теперь навеки мой, — беззвучный шепот в самое ушко и непрекращающиеся ласки под ослепляющим закатным солнцем. Альфа не торопился. Боялся сделать больно или испугать настойчивостью, но Лэй покорно отвечал, разжигая внутри пожар из чувств от каждого прикосновения и касания. Он сам притягивал к себе руки альфы, сам откидывался на спину, чувствуя кожей обжигающий песок, позволял вылизывать себя везде, слушая протяжные стоны и дикое рычание. Сухо не торопился, уделял большее внимание ласкам, заставлял любимое тело извиваться, а потом входил. Заполнял глубоко и тягуче, неистово вжимаясь в податливое обожаемое тело. Лэй забывался от удовольствия, рефлекторно сжимая внутри себя горячий член, оставляя на шее яркие следы от засосов и клыков, а на груди и спине глубокие царапины от когтей. Сухо стонал, совсем не стесняясь, рычал в экстазе, растягивая наслаждение, словно желая навечно остаться тут — внутри столь идеального тела, чувствовать как по кончикам пальцев течет небывалое, неизведанное ранее ощущение узости и накатывающие волны дикого оргазма. Обессиленные, со сбившимся дыханием, спустя несколько часов страсти, они прижимались друг к другу так отчаянно, чувствуя, как подрагивают руки от охватившего наслаждения. Дыша горячим воздухом друг другу прямо в губы, соприкасаясь лбами и так счастливо улыбаясь, Сухо яростно вцепляется зубами в нежную кожу на плече, оставляя жгучую метку, и со стоном сжимает в ладонях влажные от смазки и пота ягодицы, кончая глубоко внутри желанного тела. Они оба испытывают первый и наверняка самый яркий оргазм в своей жизни. Альфа запечатлевает на истерзанных губах глубокий влажный поцелуй, когда омега тихо стонет, чувствуя внутри тягучее чувство от самой приятной в мире вещи — сцепка.***
Сухо проснулся от детского плача где-то неподалеку. Лэй спал рядом, уютно устроившись у него под боком. Они совсем недавно нашли себе небольшое убежище рядом с чистым источником: пещерка оказалась на удивление сухой и просторной, уходя чуть вглубь скалы, что позволяло не бояться дождя и слишком уж удушающей жары в июле. Заодно была скрыта от людских охотничьих глаз густой стеной леса, но и отдавала немного пространства расположенной поблизости лужайкой, что и вела к источнику. Альфа притих, стараясь вслушиваться в звуки природы. — Наверно, показалось, — Сухо пожал плечами, намереваясь уже лечь обратно, пока омега не проснулся. Но звонкий вскрик повторился, а следом и капризный плач еще одного малыша. — Лэй, проснись, — Сухо легко треплет по лежавшей на его животе руке и слышит копошение у себя под боком. — Что такое? — сонный голос вызывает улыбку, но альфа прикладывает ладошку к чужим губам. — Слушай. На минуту в лесу всё стихает, а позже плач повторяется, только уже с двойной силой. — Это что дети? — омега искренне пугается, чувствуя укол боли прямо в сердце — они уже давно пытаются завести детей. — Нужно сходить и посмотреть. — Я пойду, останься здесь, — Сухо мимолетно целует омегу в лоб и стремительно идет в сторону леса. Босые ноги ступают осторожно, боясь стать источником лишнего шума. Плач разносится совсем рядом, а через секунду затихает, словно малыши почувствовали опасность. — Я здесь. Я не причиню вам вреда, выходите, — отчаянно зовет альфа, останавливаясь и оглядываясь по сторонам. Сначала ничего не меняется, но через минуту волчий слух улавливает копошение и приглушенное шептание. А из кустов неподалеку, перебирая малюсенькими ножками, выходят двое малышей, жмущиеся друг к другу. — Привет, что вы тут делаете? — как можно доброжелательнее тянет парень. — Мы, — начинает было малыш, но затихает, когда второй предупреждающе сжимает его ладошку. — Не бойтесь, пойдемте к нам в пещеру, — Сухо протягивает руки, надеясь, что малыши последуют за ним. — Нас там ждет мой омега, он хороший. — Ладно, — неуверенно тянет второй малыш, хватаясь за чужие руки маленькой ладошкой, второй так и не отпуская брата. — Лэй, у нас гости, — Сухо радостно улыбается, стараясь идти тише, чтобы двое малышей успевали за ним. — Посмотри. Омега на секунду замирает, а светлые брови молниеносно взлетают вверх — столь прелестных созданий он еще не встречал. Совсем маленькие, беззащитные, кое-где измазанные в грязи, они с такой преданностью смотрели на взрослых парней. Лэй уже давно мечтал о детях, да и Сухо тоже, только вот Бог жестоко над ними посмеялся и вот уже больше года новоявленная пара не может завести полноценную семью. Конечно, в глубине души, да и разум твердил то же самое, — всему виной та пуля, это она стала причиной отсутствия вот такого счастья в жизни потенциальных родителей. Что ж, если так сложились обстоятельства, омега совсем не против взять этих малышей к себе. Даже не зная их и не слыша их голоса, он уже уверен, что смог бы любить их как своих собственных. — Боже мой, какие сладкие, — омега улыбается, на коленках подползая к маленьким оборотням, обнюхивая каждого и не чувствуя запаха кого-то постороннего. — Как вас зовут? — Я - Кай, а это мой братик — Сехун, — маленькая ручка взмывает в воздух, а каштановые волосы распадаются по худым плечам от столь резкого движения. — Привет, меня зовут Лэй, — омега жмет маленькую ладошку, позволяя себе тем самым ощутить природную силу. Итак, у нас тут маленькие альфы. — Твой братик младше тебя? — Да, я появился первым, — гордо вздернув носик, говорит малыш. — А, ну, это серьезно, — наигранно важно соглашается омега. — Двойняшки, значит. — Где ваши папы? — вдруг вмешивается Сухо, присаживаясь рядом с Лэем. Братья переглядываются, что-то многозначительно передав друг другу одними взглядами, а через секунду ручка младшенького поднимается в воздух, застенчиво тыкая указательным пальчиком на взрослую пару. — Что? Мы не ваши… — Сухо не успевает договорить, выпуская воздух сквозь зубы от болезненного щипка своего омеги. — Ладно, мы ваши папы. Малыши переглядываются, сильнее перехватывая ручки друг друга, и задорно улыбаются, демонстрируя милейшие глазки-полумесяцы. — Кай, Сехун, вы теперь будете жить здесь, — омега радостно хлопает в ладоши, чуть ли не попискивая от восторга, тут же усаживая детей подле себя на импровизированной кровати из старых медвежьих шкур. — Давай выйдем, нужно поговорить, — вдруг серьезно выдыхает альфа на ухо Лэя, тут же вцепляясь в родную руку и помогая подняться. Они лишь покидают пещеру, оставаясь неподалеку, чтобы видеть новоявленных детей, а те вдруг неожиданно расцепляют руки и садятся друг напротив друга. Лэй на минуту останавливает на них взгляд, полный нескрываемого обожания, замечая, что мальчишки на самом деле совсем разные: Кай чуть смуглее, кожа Сехуна же молочно-белая, волосы старшенького имеют приятный каштановый цвет, а младшенький же может похвастаться практически белым цветом волос, на свету слегка отливающий розовым. Сходства были лишь в том, что волосы обоих отрасли и спадали на плечи, а искрящиеся карие глаза закрывала челка, небольшой рост и тонкая детская фигурка всё еще преобладали у обоих. — Ты с ума сошел? Вдруг у них есть семья? — Сухо выглядит серьезным, но не пытается давить или напугать, наоборот, в голосе сквозит мягкость и доброта. — Если они просто потерялись? — Послушай! — мягкие ладошки ложатся на сильные плечи, а на щеке от улыбки появляется такая приятная и родная ямочка. — Посмотри на них — это ведь подарок Свыше. Если Судьба не дает нам своих малышей, то почему эти не могут стать нашими. У них нет никого, я не чувствую запаха кого-то взрослого, только их. Пожалуйста, любимый, — Лэй отчаянно выдыхает. — Позволь им остаться. — Ладно, — Сухо сдается под действием умоляющего взгляда. — Как можно отказаться от такого подарка?***
Озорной Кай и остроумный Сехун, они словно огоньки в темной пещере или звездочки на ночном небе. Всегда вместе, не отходя друг от друга даже на минуту, словно боясь чего-то, они с такой преданностью и благодарностью смотрели в глаза своих новых родителей. Первые пару месяцев их новой совместной жизни, Лэй благородно пытался разузнать что-то об их старой семье, но практически ничего, кроме не четкой картины внешности и полного отсутствия информации о местонахождении дома он так и не получил. Наверное, на месте омеги нужно было страдать и думать, что же делать дальше, но, если честно, Лэй даже и не пытался. В какой-то степени он был даже рад тому, что малыши ничего не помнят. Так они уж точно не смогут никуда уйти. Да и судя по тому, что каждая поломанная игрушка, которую делал Сухо, сопровождается громким топотом маленьких ножек и громким: «папочка, мы не хотели ее ломать», то малыши никуда и не собирались уходить. — Наверное, так даже лучше, — каждый вечер думает Лэй, осторожно поглаживая темные волосики старшего и совсем тихо, почти на ушко, шепча старую сказку о далекой стране, в которой нет охотников, а только счастье и вот такие маленькие чудеса, как он и его младший братик.***
— Лэй, — встревоженный голос альфы заставляет омегу вздрогнуть и отвлечься от разговора с детьми. — Что такое? — на Сухо устремляются три пары удивленных и испуганных глаз, и он не может ни улыбнутся. Больше всего в жизни он любит их — своего омегу и двоих детей, что теперь уже с таким взрослым интересом вслушиваются в каждое слово отца, вместе с тем стараясь еще и исполнять каждую просьбу. Особенно любимым занятие для них стало брошенное всегда перед уходом совсем тихое: «берегите папу, пока я буду на охоте». — Я сейчас виделся с вожаком другой стаи, — Сухо устало опускается на мягкое ложе, кладя руку на плечо рядом сидящего Сехуна. — Он сказал, что его ребята пару дней назад подобрались очень близко к людской деревне. Они слышали, что охотники планируют выйти с группой на восток. — Ну, и что? — Лэй поджимает губы, надеясь, что его мысли окажутся неверными. — Нам придется уйти отсюда, потому что относительно их деревни, мы — это и есть восток, — Сухо с таким сожалением выдыхает последнюю фразу, что Сехун неосознанно прижимается ближе, падая в объятия отца. — Я не хочу отсюда уходить, — где-то в складках одежды доносится приглушенный обиженный голос, и Сухо с сожалением понимает, что в этот раз не получится здесь остаться. — Хочу, чтобы завтра с рассветом вы были готовы выдвинуться в путь.***
Третья ночь в пути была ознаменована лишь тем, что Сехун в объятиях брата вдруг начал хныкать. Лэй не на шутку испугался, когда, открыв глаза, увидел, как Кай испуганно покачивает хрупкое тельце младшего, мягко захватив его в плен рук. — Что такое? — обеспокоенно выдохнул омега, падая на колени перед маленькими волчатами. — Хунни очень испугался, — выговаривает Кай и сильнее прижимает к себе брата. — А где Сухо? — оглянувшись по сторонам и не заметив своего альфы, испуганно шепчет Лэй, обхватывая руками оба продрогших тела. — Он что-то услышал в лесу и пошел посмотреть, — приглушенно раздается где-то между шестью переплетённых рук, а прядки светлых волос раскрываются, являя на свет заплаканное личико. — Давно он ушел? — только и успевает спросить омега, как между спутанных веток появляется такое родное и любимое лицо. — Сухо, — вскрикивает Лэй, но тут же замолкает, потому что следом за альфой выходят еще двое. Незнакомцы выглядели словно близнецы: практически одного роста, со схожими фигурами, одинаковым цветом волос — у обоих парней были короткие черные волосы. Маленькие альфы с неким подозрением и опасением приняли в семью новых членов, которые уже на тот момент были парой. Хотя и Крис, и Тао отнеслись к самым младшим в стае с неподдельной нежностью и заботой. Как выяснилось позже, по рассказам самих ребят, они выросли в одной семье, да и вообще были двоюродными братьями, но родители ни альфы, ни омеги не готовы были принять то, что их сыновья испытывают друг к другу куда более нежные чувства, чем те, которыми их наградила природа с самого рождения. Уже ближе к моменту полового созревания, Крис вдруг начал осознавать, что Тао не просто стал его любовью, его смыслом жизни, его надеждой на будущее или тем, кого он хотел бы видеть рядом. Он — его истинная пара, он тот, чье тепло будет согревать его всегда, тот, чье сердце будет дрожать от его прикосновений. Он — вся его жизнь. Этот омега — это и есть сам Крис, тот цельный Крис, которым он должен быть, которым он ощущает себя только рядом с Тао. Лэй подружился и принял Тао, как своего друга и брата, потому и Сухо пришлось смириться с пополнением в их семье, а вскоре Крис смог стать ему помощником и советником. Тао и Крис старались не мешать, не вставлять свое мнение и слово, не ввязываться в споры. Но смиренно и покладисто выполняли любое поручение, считали это своим долгом и своеобразной благодарностью за новый дом и заботу. Вскоре и малыши начали показывать любовь по отношению к паре. Крис мог от рассвета до заката учить Кая премудростям рыбной ловли, чтобы потом вместе отпускать добычу обратно в воду, или под надзором Сухо охотиться на маленьких животных. Сехун же, вместе с Тао и Лэем, частенько отправлялись на берег реки, где новый член семьи рассказывал самому младшему придуманные им истории о далеких странах и неведомых животных. Хун же после таких историй всегда возвращался в лагерь счастливым и мечтательным и еще долго пересказывал услышанное брату. После месяца скитаний от одной пещеры к другой, стая всё же обосновалась около неглубокой пещеры, перед которой расстилалась небольшая лужайка. Место находилось далеко в лесу, в непроглядной его части, что говорило о том, что сюда мало кто суётся. Сухо лишь надеялся, что тем самым огородит свою семью от опасности, ведь в последнее время охотники стали проявлять слишком уж большую активность в истреблении оборотней. Опасности для своей семьи он допустить не мог.***
Густой лес, состоящий в основном из хвойных деревьев, небольших ёлочек и высоких переплетений кустарников, сдерживал лучи игривого солнца, что в разгар лета назойливо пытался пробраться к самому низу, чтобы осветить хоть макушку небольших молодых деревьев. Но даже это было слишком сложно. Сехун не любил солнце, потому часто прятался именно там, куда эти надоедливые лучи не смогли бы пробраться, чтобы осесть на хрупких плечах шоколадным загаром. Он, в отличие от своего старшего брата, практически не находился около пещеры, потому что там некуда было спрятаться. Кай же, наоборот, большую часть времени проводил на лужайке, прилегающей прямо к пещере. Мальчик мог часами просто лежать на траве, кое-где потоптанной, ведь стая все же старалась не уходить со своего места, чтобы внезапно не оказаться в ловушке каких-нибудь охотников. Кай не боялся, ему просто нравилось солнце. Он любил, когда оно освещает так ярко, что с трудом можно открыть глаза, он также любил и свою темную кожу, хотя и не знал, как выглядел бы со светлой, ведь ее у него никогда не было. Сехун не боялся тоже, поэтому спокойно уходил из лагеря, прячась в своем уже обустроенном убежище, до которого не в силах было добраться солнце. Брезент, найденный недавно в лесу, был удобно натянут между двух деревьев и служил хорошей защитой от частых летних дождей. Большую часть времени, Сехун просто спал, убаюканный спокойным звучанием природы: качанием травы, шелестом листвы на деревьях, шорохом пробегающих мелких животных, которых так любил старший брат, но не любил сам Хун. Сехун вообще не понимал множества увлечений Кая. Они вроде и были двойняшками, они вроде часто думали действительно абсолютно одинаково, но всё же так разительно отличались. Ближе к десяти годам, когда Сухо и Лэй, наконец, перестали охранять их так, словно они совсем еще новорожденные малыши, мальчики практически перестали общаться, встречаясь по утрам и желая «спокойной ночи», когда поздно вечером возвращались в лагерь. Кай предпочитал оставаться на поляне или, наоборот, уходить в горы, наслаждаясь на высоте свежим воздухом и прохладным ветром, не перебиваемым даже палящим солнцем, а Сехун любил оставаться один в темноте и в тишине, чтобы провести большую часть дня подальше от наставлений отца. Кай стал любить детские сказки Тао про красивые страны и тех неведомых животных, от которых в огромном восторге когда-то пребывал Хун, теперь же предпочитавший вообще не слушать мечтательного взрослого омегу. Зато младший брат не стал увлекаться охотой или рыбной ловлей, он старался вообще не заниматься чем-то подобным, возможно, даже боясь этого. Сухо с непередаваемым удивлением наблюдал за изменениями в поведении своих сыновей, не понимая, чем они обусловлены, ведь мальчики растут в абсолютно одинаковых условиях. Лэй же с улыбкой говорил о том, что ребята всего лишь взрослеют и именно в этом возрасте и формируется их характер. Он с неким восхищением наблюдал за этим периодом и уже не мог дождаться, когда Сехун и Кай начнут превращаться в волчат. Они наверняка будут невероятно милыми и игривыми. По крайней мере, он на это надеялся.***
— Тоже мне учитель нашелся, — недовольное бухтение сквозь сжатые от злости зубы. Рука врезается в прочную кору на высоком дереве, листва которой шелестит далеко наверху, и Сехун удивленно наблюдает за тем, как кора трескается и несколько трещин расползаются в разные стороны. — Ничего себе, — удивленно тянет мальчик, приближаясь к месту удара и наблюдая за проявлением своей силы. — Круто! Хун довольно улыбается, теперь принимаясь рассматривать свою руку, на которой от удара появилась одна царапина, но боли от которой совершенно не было. Скорее всего, и царапина-то исчезнет через пару часов. Такое стало случаться всё чаще, практически сразу после того, как мальчикам исполнилось двенадцать. Сила заметно росла, цвет глаз часто менялся, пока без особой на то причины, но отец рассказывал, что позже это будет напрямую зависеть от ситуации. Больше всего Сехуну, да и Каю наверняка тоже, не нравились моменты с перестроением скелета. Каждый раз, когда это происходило, молодые волки готовы были лезть на деревья, лишь бы избавиться от той боли, что изнутри ломала кости. Радовало только то, что этот период не должен был продлиться слишком долго. По крайней мере, так говорил отец. Сехун направляется дальше, уже размышляя над тем, что он будет сегодня делать в своем убежище, но не успевает даже определиться с занятием, потому что видит, как на его любимом месте преспокойно посапывают двое. — Что за дела, — недовольно тянет Хун и движется вперед, чтобы отвоевать территорию. — Хотя, — вдруг осекается мальчик и стремительным шагом направляется в обратную сторону. — Кай, — раздается по поляне звонкий мальчишечий голос, на который тут же реагирует тот, чье имя выкрикивает зовущий. — Быстрее пойдем! Сехун воодушевлен и полон сил, а от обиды, с которой он уходил всего несколько десятков минут назад, не осталось и следа. — Что такое? — без энтузиазма спрашивает старший, совсем не желая поддаваться на авантюры младшего, но всё же плетется следом за братом. — Куда ты меня тащишь? — Ты должен мне помочь, — просит Сехун голосом, не терпящим возражения. — Хорошо, хорошо, — всё же сдается Кай. Они оказываются у того же места, на котором и замер Хун, когда увидел свою находку. Сехун с интересом рассматривает незнакомую парочку, когда Кай всё еще рассматривает брата. — Что? — не выдерживает старший. — Что мы делаем? — Это то самое место, — подсказывает младший. — Где я обычно пропадаю. — Вот оно что, — озадаченно тянет Кай, но уже пытаясь понять, что же хорошего в этом месте нашел Сеун. — Но сегодня я нашел здесь этих двоих, — злобно шепчет младший, указывая на свой секретный домик. Кай переводит взгляд на небольшой навес, тут же замечая две свернувшиеся фигуры, что крепко обнимали друг друга. Оба оборотня были не намного старше самих мальчиков, может быть, лет на пять, но от них всё же ощутимо пахло их природными запахами, которые смешивались в нечто невероятное, что говорило о том, что они пара и уже явно пометили друг друга. Кай каждый день наблюдал нечто похожее в стае, потому что рядом всегда были истинные пары, Сухо и Лэй, Крис и Тао, поэтому не было ничего удивительного в том, что он видел. Было только действительно любопытно, что же они делали на чужой территории. — Что будем с ними делать? — тихо шепнул Сехун, осторожно сжимая пальцами запястье брата. — Я думаю, что им нужна помощь, — тут же ответил Кай, отцепляя от себя младшего, и направился прямиком к чужакам. — Это может быть опасно, — попытался остановить его Хун, но был остановлен злобным взглядом. — Точно не опаснее тебя, — выдохнул Кай. — Подожди меня, — крикнул Сехун и потопал следом за старшим. Мальчики старались красться как можно тише, но животный слух, видимо, улавливал каждый шорох, потому что пара тут же, практически синхронно, распахнула глаза. Они ошарашенно и испуганно взирали на нарушителей своего сна, всё также прижимаясь друг к другу, но уже приняв сидячее положение. — Кто вы? — задал вопрос Сехун. — У вас всё хорошо? — тут же добавил Кай. — Помогите.***
Яркий свет очередного заката освещал макушки широких деревьев. Поляна, расстеленная в глубине леса, была залита золотисто-красным, бросая причудливые блики на небольшую пещерку и несколько новеньких навесов. Первый, справа от пещерки, был больше остальных, накинутый плотными ветками деревьев и сухой травой. Вместо дверей здесь висела ярко-рыжая ткань, украденная у раззевавшихся туристов. Второй навес, что поменьше, был расположен слева от входа в пещерку, как и еще один, что стоял следом за вторым. Они оба были практически идентичными: листья и широкие ветки сверху и на стенах и мягкие шкурки небольших зверей, сшитые между собой, и брошенные на пол. Сухо облегченно выдохнул, закончив разводить костер как раз посередине родной полянки, и ненароком залюбовался той семейной идиллией, что сейчас царила в его стае. Тао и Крис, находившиеся под своим навесом, умиротворенно посапывали на импровизированном ложе, крепко обняв друг друга. Чен и Сюмин что-то активно обсуждали между собой, изредка меняя положение своих тел. Сейчас пара сидела у выхода из-под своего навеса. Чен крепко обвивал руками плечи своего любимого и что-то незатейливо шептал тому на ушко, отчего Сюмин мечтательно улыбался. Сухо перевел взгляд на свой навес, отмечая его полное спокойствие вот уже довольно долгое время: Лэй давно не выходил наружу, что немного волновало. Языки пламени в костре тихо потрескивали, подбрасывая в воздух пёрышки пепла. Альфа удобно устроился напротив, ковыряя небольшим сучком истлевшие головешки. Вечер выдался тихим и теплым. Такие молодые альфы, вот-вот готовые достичь того возраста, что позволит им стать взрослыми, сейчас что-то увлеченно рассматривали на земле, изредка ковыряя то место коротким сучком дерева. Внезапно теплые родные руки мягко опустились на расслабленные плечи, принимаясь массировать уставшие мышцы. Оказывается, Лэя и не было всё это время в лагере. Сейчас он обвивал любимые плечи мягкими руками, вдыхал легкий аромат лесных фиалок и просто расслаблялся, находясь рядом с семьей. Сухо улыбнулся, перехватывая заботливые руки и сплетая пальцы, и подтолкнул омегу в сторону, чтобы тот опустился рядом. Лэй повиновался, с радостью усаживаясь рядом со своим альфой, и принял нежный поцелуй прямо в пухлые губы. — Спасибо, — раздается рядом с ушком, а теплое дыхание оседает на коже, заставляя длинные дорожки мурашек пройтись вдоль всего тела. — Я люблю тебя.***
Ярко-красный закат разрезал облака, падая на самые верхушки высоких деревьев, и всё выглядело так, словно кто-то пролил на Землю кровавый дождь. В глубине темного леса стояла оглушающая тишина. Не было слышно ни треска веток, ни пения птиц, ни стрекотания кузнечиков, но эта тишина с силой давила на барабанные перепонки. Эта тишина была спокойна и чиста, не предвещала ни горя, ни страдания. В этой тишине можно было найти спасение. И они его найдут…