...и явилась Тьма...

Сегодня у Папы Миднайта бессонница. Уже отгремели барабаны, отстучали босыми ступнями на камнях внутреннего двора танцоры во славу Лоа. На том месте, где пылал костер, лишь угли неярко светятся под слоем пепла. Миднайт сидит на ступеньках. Обычно после ритуала он идет в душ, а затем без сил падает на кровать и спит, пока утро не предъявит свои права на него. Но не сегодня. Миднайт запрокидывает голову и смотрит в небо – темное, в россыпи мерцающих звезд. Эта темнота словно манит его, и он раскидывает руки, жадно вдыхает ароматы ночного города – смесь озона, цветов, гари. Миднайт закрывает глаза. Он слышит шаги. Легкие, тихие, словно ребенок крадется на цыпочках. И легкий шелест шелковых одежд. И аромат – свежий, морозный – щекочет ноздри, забивая все остальные запахи. Не открывая глаз, он произносит : - Я знал, что когда-нибудь ты придешь. Но почему сегодня? - Может, потому, что пора? – насмешливо отвечает тихий женский голос.- Не бойся, можешь смотреть. И Папа Миднайт – грозный, практически всемогущий, властный Папа Миднайт, - медленно поднимает веки, борясь с паникой. Перед ним стоит женщина. Бледная кожа, кажущаяся холодной и полупрозрачной, словно старинный фарфор. Тонкие губы, цветом напоминающие гранатовый сок. Темные волосы завиваются непослушными кольцами, и в тени кажется, что они похожи на змей, на медленно переливающиеся пряди мрака. Она укутана в черный шелестящий шелк, складки одежд перетекают одна в другую, и движение это не уловить человеческому глазу. Одна рука придерживает шелк на груди - такая тонкая кисть, такие длинные пальцы, изящное запястье, обвитое серебристым шнуром. В другой руке женщина держит фонарь – старый, из покрытой патиной латуни, с закопченными стеклами, - внутри которого медленно оплывает огарок свечи. Но самое странное – ее глаза. Миднайт знает, что нельзя встречаться с ней взглядом, если не хочешь утратить рассудок, он читал об этом в Старых Книгах и слышал от матери в детстве, но не может сдержаться. И его буквально затягивает в эти черные колодцы, полные первобытного мрака, бесконечной тьмы, шепчущей , обещающей, лишающей воли. Женщина смеется. Ее смех – как серебристые колокольчики под ветром. Она ставит фонарь на землю, протягивает к Миднайту руки и нежно проводит пальцами по скулам, мочкам ушей, подбородку. - Ты куда-то спешишь, Линтон ? – спрашивает она, улыбаясь, и внезапно наотмашь бьет Миднайта по щеке. Миднайт вздрагивает и отводит взгляд. - Ты еще не готов смотреть мне в глаза, Линтон, но это ненадолго, не бойся. - Кто ты? – охрипшим голосом произносит Папа. Женщина снова смеется. - Ты и сам знаешь. Или ты хочешь, чтобы я сказала это вслух? Расставила все точки над i? Лишила тебя пути к отступлению? Да пожалуйста. Она подцепляет указательным пальцем ручку плетеной корзины, валяющейся рядом, переворачивает корзину вверх дном и садится. Складки черного шелка, шурша, словно змеиная кожа, спадают вниз, в пыль у ее ног. - Я – Тьма, Линтон. Та, из которой все произошло и в которую все уйдет. С самого начала мира я и Свет противостоим друг другу, и в равновесии этого противостояния зарождается и развивается Жизнь. Только на границе Света и Тьмы возможно Творение. Не станет одного из нас – исчезнет и другой. Но наши создания имеют право выбирать, на чью сторону встать. С самого зачатия вы несете в себе семена Света и Тьмы, но только вам самим решать, какой из ростков покинет зерно. Ты принял свое решение. И мне это нравится. Ты звал меня, Линтон, и я пришла. Пришла, потому что настало время тебе познать Истинную Тьму и уже никогда не покидать меня. Немногие из смертных готовы принять такое. Но ты – готов. Иди ко мне, Линтон Миднайт. И ничего не бойся. Женщина встает. Едва уловимый жест – и одеяние словно стекает с нее. Высокая упругая грудь с бесстыдно торчащими сосками, тонкая талия, плавный изгиб широких бедер. Стройные икры, тонкие лодыжки, маленькие ступни. Казалось бы – красивая женщина, не более. Но то, как она двигается, как смотрит, как призывно проводит кончиком языка по губам…. Миднайт судорожно делает глоток воздуха. Женщина переступает босыми ногами через ворох шелков и притягивает его к себе. Ее губы нежно касаются его шеи, скользят ниже, по ключице. Кончик языка рисует затейливый узор на коже, пальцы, еле касаясь, очерчивают контур ареолы соска, чуть сжимают сосок – и Миднайт, закусив губу, стонет. Женщина прижимается к нему, сцепив пальцы у него на спине , позволяет его рукам стиснуть ее талию, пройтись ниже, к соблазнительным полуокружиям ягодиц. Миднайт уже не контролирует себя. Его язык грубо вторгается между нежных губ, пальцы жадно впиваются в нежную кожу, ласкают грудь – сильно, нетерпеливо, - скользят ниже, ниже, между ног, настойчиво ласкают нежные складочки. Женщина на мгновение отстраняется, но лишь для того, чтобы потянуть за тесемку его штанов. Линтон одним движением избавляется от мешающей одежды, медленно опускается на землю, утягивая женщину за собой. Она ложится на спину, на гладкий, скользкий шелк, и Миднайт разводит ее колени опускается на нее и резко, с протяжным стоном, входит. Все вокруг него плывет. Волны наслаждения омывают его тело, с каждым движением дыхание срывается, а по телу словно проскакивает разряд неземного, ни с чем не сравнимого удовольствия. ……вдох – и он входит в нее, глубоко, до конца, сминая губы в грубом поцелуе… …..выдох – и нежные руки Мама Бригит обхватывают его, ее черная кожа блестит от пота, тонкие линии татуировки у нее на лбу складываются в сложный узор… …..стон – и Анна Мария Флинн извивается под ним, насаживаясь на его член, ее веки полуприкрыты, она вскрикивает, когда он стискивает ее запястье…. …..грубый, резкий толчок вперед – и он исступленно вколачивается в Джона Константина , схватив его за короткие, выжженные солнцем волосы, а Джон выгибается под ним, морщась от боли, и с его губ слетает : «Да, да! Еще, быстрее!»…. …..нежный, тихий, еле слышный вздох – и Зед, дрожа, прижимается к нему, обхватывает ногами, скрещивая лодыжки на пояснице, ее губы искусаны, из уголка глаза сползает прозрачная слеза… …..Линтон движется все быстрее, он уже не знает, где он, он не помнит своего имени и цвета собственной крови…. …..и внутри него словно взрывается сверхновая. Он лежит на земле, прохладный ветер гладит его обнаженное тело. Папа Миднайт не знает, как долго он здесь, но, открыв глаза, он видит, что ночь все еще темна, звезды сияют все так же ярко. Он встает, потягивается, разминая затекшие мышцы. Смотрит на свои ладони. И Тьма внутри него довольно смеется, ее смех похож на серебряные колокольчики на ветру. На правой руке – знак Барона Самеди. На левой – знак Мама Бригит. Тонкие линии знаков не светятся – напротив, они чернее самой черной ночи, и Папа чувствует, как сквозь эту затейливую вязь в него вливается Сила. Он раскидывает руки в стороны, запрокидывает голову и хохочет – громко, торжествующе, и Тьма внутри него вторит ему.