Проклятие мага

Однажды в один мирный и спокойный день в городе Палантас произошло невиданное, что вскоре стало самой громкой историей за последнее время. На главной площади около фонтана появился никто иной как сам Рейстлин Маджере. Но одет знаменитый бог был в золотистого цвета одежды, причёска напоминала эльфийскую, какую носят только представители дома творчества. При всём этом рядом с магом стояла золотая арфа с серебряными струнами, и при этом небо было синим, чистым, а, следовательно, солнце сияло ярко как никогда, буквально слепя глаза. Некоторые в ужасе сбежали, другие остались, интересуясь и наблюдая, но в сторонке, а новые зеваки, услыхав из уст трусов новость, пришли поглазеть на редкое событие. Когда собралось много народу, то читавший какую-то книгу маг, внезапно очнулся и, осмотрев всех своими золотистыми глазами со зрачком в форме песочных часов, неожиданно мягко улыбнулся. Устроившись как опытный музыкант, Маджере заиграл нежную и спокойную мелодию, и через несколько минут, после вхождение в определенный музыкальный ритм, запел… Три розы я принес любви своей. Одна черна как ночь, со знаком тайны. Другая - белый цвет зимы холодной, А третья, словно кровь из раны старой. Как сладкое вино его дыханье. Прими подарок мой – Три цвета мирозданья. Есть в них секрет, Если я в душе твоей – они не увядают. Я их сорвал, где и ворон не летал, И люди не бывают. Три розы я подарю тебе разных цветов Тайна, разлука, любовь. Три розы я подарю тебе, Каждый цветок, больше чем тысяча слов. Нам звезды принесли ночной порой На этих лепестках свое посланье. Прими подарок мой- Три цвета мирозданья. Есть в них секрет, Если я в душе твоей – они не увядают. Я их сорвал, где и ворон не летал. И люди не бывают. Три розы я подарю тебе разных цветов Тайна, разлука, любовь. Три розы я подарю тебе, Каждый цветок, больше чем тысяча слов. Каждое слово выпевал он ровно и чётко, и мимика на его лице была столь живой и завораживающей, трогая сердце каждого слушателя. Кому же адресованы были столь чудные слова, кому божество посветило столько страсти в голосе, и так ярко щеголяя открытыми и чистыми эмоциями. Кто он? Тонкие пальцы мага ловко перебирали струны арфы и музыка лилась поистине божественная, а сочетание восхитительного пения рождало ничто иное, как песню, коих не мало, но такая будет одна на весь мир Кринна... и уже никто не сможет повторить то, что повезло услышать счастливчикам в Палантасе. Но куда более прекрасным и одновременно пугающим был момент, когда песня закончилась, и маг убрал руки от арфы, мелодия которой продолжала изливаться в округе (магия, не иначе), а Рейстлин во всю невиданную силу лёгких воспел финальный штрих, словно хотел этим отчаянным криком привлечь внимание возлюбленного где-то на другом конце континента. То, что Маджере пришёл с такой песней, в иных одеждах, и подарил всем приятное тепло на душе, немного переменило мнение окружающих о том, что за личностью тот был. -Вернись, Карамон, - завершил всё это еле слышно Рейстлин, и лицо божества лишь слегка помрачнело от грусти, но он быстро нацепил более светлую и приветливую улыбку. Толпа зааплодировала, не услышав последних слов, кроме тех, кто обладал поистине острым слухом. В числе их было несколько кендеров, родственников Тассельхофа. На них великий маг Кринна и рассчитывал более всего, чтобы вернуть своего брата. Не хорошо он с ним повёл себя и на этот раз ссора была не пустяковой, и что самое смешное, но некогда глуповатый близнец быстро сообразил, как ударить божество в самое сердце и при этом не мешать ему, чтобы не нарваться на наказание от той связи, что когда-то позволил на себя надеть, словно цепи рабства. И как не прискорбно, но тут Рейстлин никак не мог повлиять на брата. И это была его последняя идея, последняя попытка. Во всяком случае, он старался и трудился из-за всех сил, а там время покажет… И будь проклят Бог Крови, который только с весельем взирал на их «детские» по его мнению ссоры. Он не занимал ничью из сторон, просто наблюдал. Уже вставая и закрывая книгу, где и была собственноручно записана придуманная песня, как его окликнул тонкий девичий голосок. -Мистер Маджере, а не могли бы вы спеть ещё раз? Пожалуйста, - попросила молодая девица, для которой это было поистине невероятно, фантастично, великолепная вещь, как эталон романтики. Рейстлин лишь немного удивился, не ожидая, что кто-то найдёт в себе смелость обратиться к нему, да ещё с такой искренностью, и улыбнувшись, кивнул, присаживаясь обратно на мягкий стул, касаясь пальцами нужных струн и следующую секунду площадь залила мелодичная трель, а голос божества повторил с той же искренностью слова своей песни, и наслаждался своими воспоминаниями, витая где-то в облаках, а радость Маджере разливалась по всему Палантасу, даря радость и счастье всем жителям. И так до багрового заката. Стоило красным лучам коснуться золотистых одежд, как они тут же почернели, арка исчезла, и маг тоже испарился, словно был лишь дивным сном в летнюю ночь для всех палантасцев.