Нельзя быть красивым таким

Питер вернулся к пленнику, стиснул его грудь, долго и сильно мял ее, выкручивая соски. Мортен лишь вздрагивал от боли, столь незначительной, в сравнении с той, которую только что испытал, что он ее даже почти не чувствовал. Садист вцепился зубами в трицепс его левой руки. Вот эта боль была сильной и вывела Мортена из некоего транса, заставив взвыть и выгнуться на кровати. Питер кусал его плечи, бедра, ягодицы. Такая боль вышибла из глаз Мортена слезы, которых уже, как он думал, и не осталось. Очередного укуса во внутреннюю часть бедра он не выдержал… Ударами по лицу Питер привел его в чувство и стоял, возвышаясь над пленником, смотрел, как тот пытается справиться с болью. Мортен стонал, его веки давно уже опухли от слез, изо всех сил он старался не показать вида насколько ему больно, чтобы лишний раз не подтолкнуть ублюдка на новое насилие над собой. Садист курил и стряхивал пепел ему в анус, судорожно дергающийся в попытках сократиться. В конце концов Мортену удалось сжать анальные мышцы и он тяжело дышал, откинувшись назад. Питер щелкнул пальцем по головке его члена, грубо заголил ее, раскрыл, сжав с боков, и ввел туда кончик мизинца, безжалостно раздирая узкий нежный канал. Мортен при этом рыдал, бился головой о постель — боль была просто адская. Обхватив его член, Питер сдавил его и сжимал до тех пор, пока пленник не заорал. То же самое он проделал с головкой, из которой уже сочилась сукровица. Мортен орал и бился головой об матрац, а подонок тер головку, щипал крайнюю плоть, мошонку. Снова Питер начал засовывать свой толстый мизинец ему в уретру. Взвыв, как раненный зверь, пленник потерял сознание… Палец садиста уже полностью влез в узкое отверстие. Зрелище было не для слабонервных… Мортена привели в чувство, и он снова забился в судороге - Питер стал двигать пальцем внутри его члена. Когда насильник вытащил палец, то тот был со следами крови, а отверстие уретры было раскрыто и треснуло по сторонам. Мортен рыдал от острой режущей боли, она терзала, не отпускала. Ему казалось, что он не выдержит больше. В горло воткнули воронку, и он замер в ожидании новой пытки, но ему просто залили в горло литра два воды. Некоторое время спустя он, лежа в душевой на кафеле, почувствовал, что сейчас обмочится. Мортен понимал, что мучители специально влили в него воду. Моча должна была очистить уретру, ну и помучить пленника, естественно. Она обожгла его израненные гениталии — и изнутри, и снаружи — как жидкий огонь. Заорал он только вначале, потом замолчал, стало терпимо. Больше он не рыдал, только вздрогнул, когда Питер вылил на его бедра ведро холодной воды. Пленника снова привязали к кровати. Мортен увидел, как к нему подходит главарь. — Все-таки я хочу трахнуться, Мортен. Сожми свою дырку, бэби… Ну?! — он кулаком ударил его по промежности. Несчастный пленник задохнулся от боли. Глухо вскрикнув, он замотал головой, пытаясь придти в себя, сбросить с себя эту боль. Подсохшие разрывы на его анусе закровили. Главарь запустил ему пальцы в анус, выворачивая его: — Да, действительно, розочка… Красная, с лепестками, — хмыкнул он, теребя пальцами внутренность заднего прохода пленника. Наигравшись, он резко вогнал член: — Ну что ж, не так все и разболтано у тебя, как казалось. Вполне можно тебя употребить. Он с силой загонял член, звучно шлепая яйцами по ягодицам Мортена. Тот орал, запрокинув голову. Под ним, на промокшей насквозь простыне, уже собралась лужица крови. В процессе главарь подал знак, и помощники, схватив Мортена за голову, зафиксировали ее положение; один из них крепко зажал Мортену нос и, когда тому стало нечем дышать и он открыл рот, ловко всунул ему меж зубов резиновую палку. Главарю захотелось быстрее кончить в этот раскрытый рот. Он, глядя вниз, как двигается его член в разорванном отверстии пленника, вскоре достиг апогея и спустил ему на лицо. Мортен почувствовал, как в горло потекла густая сперма. Чтобы не захлебнуться, ему пришлось ее глотать, казалось, она бесконечна. — Ну вот, умничка. Не так все и плохо, милашка? Я говорил тебе, что это будет. Скоро ты дойдешь до той стадии, когда будешь член у меня сосать. Сам, причем. Добровольно. А сейчас я отсосу у тебя! Я-то этого хочу, выпендриваться, как ты, не стану. Он схватил Мортена за член и начал дрочить ему. Тот вскрикивал от боли, но главарь не отступал. По его кулаку меж пальцев засочилась кровь, он вобрал израненный пенис пленника в рот и действительно вскоре довел Мортена до состояния эрекции. Несмотря на боль, природа брала свое. Сунув пальцы ему внутрь, главарь нащупал простату и теперь надавливал на нее. Мортен кончал с криком, долго. Главарь слизал всю сперму с его живота. Тот рыдал от унижения. -Ну, и чего ты добился? Был бы моим, ведь ничего этого не было бы. Я бы любил тебя, не причинил бы никогда боли… — главарь сжал его грудь. — Эх… Питер подошел к Мортену: — Босс, могу я ему в рот спустить? Или я снова полезу в него кулаком. — Питер, если ты полагаешь, что он выдержит, то давай, работай кулаком. Бесит он меня. Спустить тоже можешь. Только, давай я сначала… Он сжал кулак и резко, с силой вдавил его в промежность несчастной жертвы. Мортен, взвыв, потерял сознание. Кулак был внутри. Главарь с небывалым возбуждением начал им двигать. У него практически сразу случился жесткий стояк: — О-о… Черт, — он чувствовал, как кулак раздвигает все еще упругие стенки кишечника. Кровь буквально выплескивалась наружу с каждым продвижением кулака внутрь. Питер нашатырем привел Мортена в чувство. Тот тихо скулил, ничего не видя вокруг от жуткой боли. Между зубов у него все еще находилась резиновая палка. Он вцепился в нее зубами и выл, на шее от напряжения вздулись вены, волосы на лбу слиплись от испарины. Главарь уже просто держал руку у него внутри и от ощущения того, как на запястье спастически то сжимается, то разжимается хоть и поврежденный, но все еще тугой сфинктер, сходил с ума. Он принялся бешено дрочить и, предчувствуя скорый оргазм, рывком вытащил руку и подошел ближе к пленнику. Белые густые капли падали на губы и в рот жертвы... Главарь, отдышавшись, обтер испачканные спермой и кровью руки о его грудь и лицо. Питер занял место главаря между ног рыдающего пленника. Он несколько раз ударил его кулаком по промежности, уже превратившейся в кровавое месиво. Мортен не потерял сознания на этот раз, он ревел от боли, которая была поистине чудовищна, дергаясь всем телом. Мучители уже как будто добивали его, не веря, что он выживет. Главарь, казалось, смирился с потерей и не жалел больше своего пленника. Питер впихнул в разодранный анус Мортена свой кулак и рывком вошел внутрь. Тот захрипел, он лежал выгнувшись всем телом, запрокинув лицо, еле дыша от напряжения. Сознание ускользало, но он никак не мог провалиться в спасительную тьму, продолжая чувствовать раздирающие его внутренности движения. Просунув руку до предела, подонок остановился. Подождав, он двинулся еще дальше, осторожно проникая глубже и глубже. Локоть его уже скрылся в кровавой ране. Мортен чуть дышал, его глаза едва были видны из-за распухших от слез век. С каждым толчком он ждал смерти, уже не веря, что останется в живых после такого… По его щекам текли слезы, из обоих уголков рта стекала сперма. Перед глазами прошла вся жизнь. Сейчас он думал о своих детях, как они останутся без него… А кулак насильника уже ощущался им чуть ли не под желудком. Боль стала острой, и он забился в судороге. Главарь смотрел на все это уже без содрогания. Красавец Мортен, по которому он так сходил с ума, уже не был похож на самого себя. Перед ним лежало существо, теряющее от боли человеческий облик. Растерзанный, окровавленный, раздавленный — он лежал сейчас дрожа, в муках. Наконец главарь увидел, как Питер начал обратное движение своей руки. Ближе к анусу он резко выдернул кулак, вывернув сфинктер. Мортен взревел, дернулся всем телом. Его анус так и остался вывернут разорванным сфинктером наружу. Мортен часто-часто дышал и не отреагировал уже даже на то, когда ему стиснули яичко. Он буквально трясся от невыносимых мучений. Питер спустил ему в раскрытый рот, а Мортен уже не понимал, что нужно глотать, чтобы не задохнуться. Его голову приподняли за волосы, и он кашлял, приходя в себя. Сперма вытекала из носа и изо рта. Палку убрали, и его распухшие губы сейчас не могли сжаться, так они тряслись от сдерживаемых рыданий. От палки в углах рта образовались синяки. Главарь поднес свой член к его лицу: — Ну! Чего ждешь! Соси. — Откушу, сука, — проревел доведенный до отчаяния пленник, ему казалось, что уже нечего терять. Он рванулся и клацнул зубами, едва не отхватив головку члена бандита. — Ха! — главарь чуть не обделался от этого. — Да… Что же, уважаю. Несмотря ни на что. Я ошибся, Мортен. Ты не сломался. И с ума не сошел. Без дураков, желаю тебе выжить. Он отошел от него, а Питер уже вставлял в вывернутый анус Мортена горлышко полуторалитровой бутылки из-под шабли. На широком месте она не вошла дальше, сколько он ни давил на нее — выскальзывала обратно. Тогда Питер освободил ноги и руки пленника и стащил его на пол. Со всей силы он пнул по донышку бутылки раз, другой, и она вошла больше чем наполовину. Он было хотел продолжить, но главарь с одним из помощников, переглянувшись, принялись оттаскивать садиста от Мортена. Тот порывался закончить начатое, но главарь приставил пистолет к его лбу: — Еще движение — и ты труп. Не шучу. — Черт с ним. Я закончил. — Да ты убил его, паскуда, придурок чертов! Мортен лежал на спине, вытянувшись. Его пальцы непроизвольно скребли пол, глаза невидяще уставились в потолок. — Ничего. Сейчас вылечу. — Что, опять виски? — Не только. Раны обычно прижигают железом, кровь остановить надо, а, босс? Ха — ха. — Делай что-нибудь. Надо возвращать его дружкам. И живым. А там — будь что будет. Главарь, сел перед Мортеном на корточки и, взявшись за края донышка бутылки, начал выкручивать ее потихоньку из тела пленника. Бутылка, наконец, подалась и выскользнула наружу. Раздался громкий чавкающий звук, кровь буквально хлынула из жуткой рваной раны… Питер приказал задрать пленнику ноги и вылил на его промежность ведро воды. Затем он вставил ему в анус горло бутылки с виски и влил спиртное внутрь. Дернувшись, словно от удара током и издав какой-то хриплый слабый вскрик, Мортен потерял сознание. Его привели в чувство, снова окатив водой. Питер запихал ему в рану чистое полотенце и соорудив нечто вроде костра, накалял в нем лезвия ножей. Мортену задрали ноги и развели широко в стороны. Нож раскалился докрасна. Питер вытащил окровавленную тряпку и открыл анус Мортена. Плашмя он прижал раскаленное полотно ножа к самому большому разрыву на его промежности. Дикий крик, перешедший в визг, потряс даже главаря. Сладко запахло паленым человеческим мясом. Это, да еще шипящий звук, чуть не вывернули главаря, которого никак нельзя было назвать нежным, наизнанку. Мортен больше в себя не приходил, как ни старались его мучители, но был жив. Еще два разрыва были прижжены столь же варварским способом. А потом замученного едва ли не до смерти пленника подвесили за связанные руки и окатили водой. Кровь действительно утихла, но изнутри она продолжала стекать струйками, расплываясь по мокрым ногам до ступней. Главарь подошел к пленнику, поднял его лицо, долго смотрел на него, все равно любуясь, все равно восхищаясь… Он смотрел, понимая, что это в последний раз. Что больше не будет возможности ощутить его всем телом. Он отцепил его, на руках перенес на кровать. Взяв подготовленный лед, главарь стал всовывать ему в задний проход кусок за куском, чтобы хоть так унять кровь. Он поймал себя на том, что… плачет. Был шокирован этим, но слезы жгли ему глаза… Припухшие губы Мортена были для него сейчас самыми желанными на свете. Он целовал их взасос, думая, что даже сейчас он насилует его - гордого и все такого же недоступного. Даже сейчас, хоть тот и прошел через худшее, что только можно сотворить с мужчиной. Он не верил, что Мортен сможет оправиться от травм, элементарно выжить после всего, что вытворял с ним он сам и его приспешники. Немало был бы удивлен, если бы ему сейчас сказали, что Мортен не только поправится, но и будет, как прежде, петь и выступать на сцене. И позднее, когда он это увидит собственными глазами, то безмерно восхитится силой духа этого человека, по-прежнему не сломленного и гордого, по-прежнему красивого и покоряющего сердца людей своей душевностью и добротой.