Да исполнятся мечты

***

       Время скоротечно. Каждый месяц, день или даже час, проведённый с любимым человеком ценнее самых ярких привилегий, богатств или славы.        Соуши, как никто другой это понимал и, глядя на покрасневшие клёны у подножья горы, чувствовал, что время проскальзывает между его пальцев, закрадываясь тянущим беспокойством в самую душу.        Дни становились холоднее. Но вместе с тем октябрьские вечера позволяли легче дышать, оставляя позади непереносимую жару и влагу в тяжёлом воздухе.        Хризантемы зацвели в их саду, радуя Риричио яркими красками, причудливыми формами и нежными ароматами, острых, с виду колючих лепестков. Стаи шумных гусей то и дело пролетали над оживлённым с приездом молодых домом, приземляясь на гладкое озеро, раскинувшееся возле подножья горы, желая провести в этом тихом, нетронутым цивилизацией месте приближающуюся зиму.        Последние три месяца были наполнены заботами и демон, спящий внутри, сгорал от нетерпения заполучить новую жизнь, а вместе с ней и власть. Мечтая и лелея эту идею каждую ночь, Ама-но-дзаку покуривал горькую трубку, сидя в кожаном кресле Микецуками, закинув когтистые лапы на поросший бумагами стол, отчитывая неприхотливого лиса, как мальчика.        — Что за кислая мина? — возмущался он, глядя на поникшего духом Соуши. — Не порти мне настроение, если не можешь притворяться принеси мне винца покрепче и катись отсюда колбаской, чтобы я тебя до самого утра не видел, — пыхтел монстр, раздувая густой дым.        — Меня никто не видит, можно я хотя бы в своём кабинете побуду собой? — вздохнул Микецуками, зарываясь пальцами в серебристые волосы, не в силах выбросить мысли из головы. — Тебе легко говорить. Я не смогу взглянуть на своего ребёнка, подержать на руках и уж тем более услышать его плачь…        — Не моя вина, — холодно проговорил демон, скалясь на отчаявшегося мужчину. — Твоя мамаша виновата, меня она раздражает. Не подпускай лучше её ко мне близко, а то сниму голову с плеч и ухом не поведу, — пригрозил он, прищуриваясь и вспоминая поведение этой умной, но подозрительной женщины. — Если бы она не влезла, ты бы смог увидеть и даже подержать на руках своё дитя. И, кроме того, я бы устроил всё так, чтобы твоя жена подумала, что малыш умер при родах. А теперь придётся отобрать его у неё. Жестоко, не находишь? — усмехнулся он, чётко осознав, что Соуши не подпустят к Риричио, пока она рожает. Сколько Микецуками не упрашивал повитух, все в один голос заявили, что это дело женское и мужчине там не место. Поэтому последний месяц Риричио занималась с Мегуми, училась правильно дышать и выдерживать интервалы предполагаемых схваток, позволяя Соуши только взглянуть, и то издалека.        — Моя жена самая прекрасная женщина в мире, и мне проще умереть, чем сделать ей больно, так что закрой рот, пока я не передумал, — пригрозил Микецуками, раздражаясь от самонадеянных разговоров этого ёкая.        — Тупая лисичка, глупая как пробка, — расхохотался он, смачно вдыхая в себя щекочущий лёгкие табак. — Хочешь, чтобы твои полы залились невинной кровью родных? Только представь, как они корчатся от боли и извиваются, глядя тебе в глаза, пока ты хладнокровно выпускаешь им внутренности. Поверь, для меня это раз плюнуть, а здесь ещё твой друг с кузиной вьются, чуть ли не каждый день, а скоро ещё и сестра твоей жены прибудет в этот дом… Эх, повеселюсь же я, — продолжал злить лиса Ама-но-дзаку. — Молчишь?! То-то же, молчи, раб, и знай своё место! — вспыхнул он, глядя на Соуши упавшего на колени, не в силах слышать и уж тем более думать о таком исходе. — Подумай лучше, чем мы будем заниматься завтра? Ты уже месяц в отпуске. Меня тошнит от запаха краски и мерзкой музыки, которую, не переставая, крутит твоя жена.        — Не я настаивал на отпуске, — напомнил Соуши, о том, как демон сам приказал так поступить, дабы контролировать Риричио день и ночь, боясь пропустить долгожданный момент. — Я читал, что на последних сроках у женщин начинается период обустройства жилища. Вполне вероятно, что малыш скоро появится на свет, — совсем безрадостно сообщил Микецуками, мечтая, чтобы это всё не кончалось.        — Если так рассуждать, то твоя жена уже как с месяц должна была родить… Стены в этой чёртовой детской, перекрашивали четыре раза. Я запаха табака не чувствую, бесит! — оскалился он, вспоминая, как Риричио не могла прийти к единому мнению об интерьере детской комнаты.        — Зато она при деле. Иначе мне было бы сложно удержать её дома… И да, музыка — это классика. Говорят, она полезна для ребёнка, да и Риричио чувствует себя спокойнее, — признался Микецуками, улыбаясь, ведь ему вспомнились все яркие моменты, проведённые с его возлюбленной, которая с таким рвением занялась каждой деталью в детской комнате. Как приятно было выбирать вместе с ней детскую кроватку и нужную мебель, даже собирать пришлось это дело вместе, ссорясь и мирясь за инструкцией в руках, искренне радуясь счастливым моментам в их жизни.        — Улыбайся, улыбайся, пока можешь, — сквозь зубы прошипел демон, раздражаясь всегда от счастливого выражения лица Соуши. — Кто знает, может, это последние дни, которые вы проводите вместе, — ехидно проговорил ёкай, искренне радуясь чужому горю.        — О чём ты таком говоришь? — еле сдерживая крик, спросил Соуши. — Ты же обещал не трогать Риричио!        — А я и не трону её, — усмехнулся он, хитро скалясь, глядя на лиса. «Ну, может, только заставлю её ёкая завладеть её разумом, тогда она станет моей. Неплохая из неё получится королева… Гордая, тщеславная… Ммм не могу устоять», — облизнулся он, еле сдерживая собственные мысли. — Ты подумал, сколько женщин погибает при родах? Твоя жена уже как с неделю должна была родить. Все сроки давно вышли, а ты сидишь и спокойно разглядываешь с ней журналы, — ехидно заметил он, заставляя Микецуками бледнеть.        — Тебе просто не терпится заполучить нашего сына и не более того, — дерзко высказался Соуши не в силах сдерживать обиду. — Я читал об этом, с мальчиками принято перехаживать сроки, они более ленивые, — заявил блондин, не видя в сложившейся ситуации проблем, а тем более отклонений.        — Да ладно?! — усмехнулся демон. — И много из этих женщин носили ребёнка ёкая? — саркастично заметил Ама-но-дзаку. — Верно, единицы. А ты знаешь, что твоя мать, поэтому не смогла больше произвести на свет младенца? Знаешь, ты просто такой же эгоист, как и я, готов подвергнуть риску жизнь жены, ради нескольких дней, счастливой и беззаботной жизни.        — Ты так говоришь, словно у меня есть выбор, — тяжело выдохнул Соуши, понимая, что в словах демона есть смысл, и сам он уже думал об этом. — Я же не могу приказать ребёнку рождаться быстрее…        — Положи всю эту литературу, которую вы читаете в нужник, там ей самое место, — заявил демон, уверенно манипулируя лисом, давя на его слабости. — Я скажу, что тебе нужно делать, и можешь не благодарить меня, я слишком снисходителен к тебе, — самодовольно произнёс он, задирая увесистую голову. — Переспи с ней, это поможет.        — Ты издеваешься?! Твоя похоть уже переходит все границы. Как это может помочь моей жене?! Ей итак тяжело, я так скорее наврежу, — не поверил Микецуками, считая, что демону просто не терпится покончить со всем и лишить его счастья.        — Дурень, ты поможешь ей, — разозлился ёкай на такое неуважение. — Всё в природе взаимосвязано. Как зачал, так и поможешь появиться на свет. Твоей жене будет намного легче, если ты поможешь ей, матка раскроется гораздо быстрее, она не будет сутками страдать от схваток, сдавливающих всё её маленькое тело. Ты хоть понимаешь, что ребёнок растёт ежедневно и с каждым разом ей будет сложнее?! Бестолковый же ты, сгинь с глаз моих, а лучше моли о прощении, я тут распинаюсь, а благодарности ноль.        — Я подумаю над твоими словами, — спокойно проговорил Соуши, покидая ненавистный кабинет. — Но завтра мы с Риричио обставляем детскую, она очень ждала этого дня и я тебе не позволю всё испортить, так что даже ни думай мной управлять! — заявил Микецуками, прихлопывая деревянной дверью, закрывая её на ключ.        — Идея хорошая, но боюсь, она раскусит меня, — усмехнулся демон, представляя себе эту картину. — Я не буду с ней нежным, хочу слышать её крики и стоны, так что я подожду, а ты делай своё дело, раб, — самодовольно провозгласил Ама-но-дзаку, откидываясь на гибком кресле, наслаждаясь привольной жизнью без лишних забот, в чести, деньгах и безграничными возможностями молодого господина.

***

       «Что за напасть и угораздило же меня», — тяжело вздохнул Соуши, убирая злосчастный ключ от кабинета в карман, направляясь в спальню отдохнуть и набраться сил для нового дня, пока чуткий слух не уловил какие-то странные для этого времени пыхтения.        — Риричио-сама! — выкрикнул Микецуками, цепенея от страха, когда увидел свою жену на стуле со шторами в руках. — Мы же договорились всё отложить на завтра, время уже за полночь, — отчитывал он, подхватывая любимую супругу на руки, роняя воздушную органзу на пол. — Почему вы меня никогда не слушаетесь, Риричио-сама, а если бы упали? — обеспокоено заговорил блондин, усаживая надувшуюся жену в белое кресло-качалку, опускаясь перед ней на колени.        — А если я завтра рожу?! — выкрикнула брюнетка, теряя терпение. — Тебе-то дела нет, что комната не готова, — возмущалась она, обхватывая свой большой животик руками, отворачиваясь вовсе.        — Неправда, Риричио-сама, — улыбнулся лис, разворачивая милое лицо супруги к себе. — Я только хочу, чтобы вы передохнули, мы целый день провозились в детской. Только посмотрите, какие милые получились стены, — подбодрил он, указывая на свежевыкрашенные кремовые стены, разбитые на две половины начиная от глубокого цвета до тонкой окантовки с лепниной, продолжаясь нежным почти белым оттенком, уходя под потолок. Развесистый дуб с маленькими рамками на сильных ветвях, где разместились небольшие фотографии семьи, образуя настоящее семейное древо.        — И чего, ребёнок будет спать на полу?! Ещё столько всего нужно сделать! А ты сидишь в своём кабинете куришь и пьёшь, уйди от меня! — разозлилась Риричио, пихая блондина маленькой ножкой в самую грудь. — Меня тошнит от этого запаха, — добавила она, самовлюблённо прикрывая фиалковые глаза, — не желая видеть, как Соуши ничуть не злится, а лишь посмеивается, полулёжа на мягком пледе возле детской кроватки, которую только сегодня успели собрать. Блондин прекрасно понимал перепады настроения горячо любимой жены, да и потакать был готов во всём и всегда.        — Риричио-сама, я не пил и ни курил, бумаги со стройки привезли, — решил оправдаться он, хотя и так знал, что это не сработает, и принялся задабривать жену, как и всегда. — Кроватку мы собрали, осталось дело за малым, — улыбнулся он, присаживаясь по-турецки напротив нервно покачивающейся брюнетки.        — За малым?! Ты посмотри на эти груды вещей, — возникала она, тыкая пальцем на целую стопку коробок и пакетов. Стопку постиранных и отглаженных вещей, детскую косметику, подгузники и прочие детские мелочи. — А теперь ещё и шторы помялись, я с таким трудом их отгладила, — обиженно произнесла она, указывая на тонкие занавески, которые выпали у неё из рук, когда Соуши так неудачно прервал её.        — Риричио-сама, вас никто не заставляет это делать самостоятельно, для этого в доме есть работники, они всё сделают, — мило улыбнулся блондин, приближаясь к жене, думая, что она успокоится, но почему-то это её ещё больше взбесило.        — Надоело, — пробурчала она, вставая с кресла, — я уже поняла, что тебе ничего не надо. Иди спать, я сама справлюсь, — приказала она, поднимая шторки с деревянного пола, поглядывая на улицу, где ветер шевелил белые хризантемы в саду, сбивая с их лепестков крохотные капельки воды.        — Риричио-сама, я против, — возмутился лис, вновь возвращая её покачиваться на мягком кресле, забирая светло-голубую органзу себе. — Если вы так переживаете, что детская до сих пор не готова, у меня нет выбора, и я сейчас же займусь этим, — заявил он, раскладывая гладильную доску, которая стояла в углу уже подготовленная для детских вещей. — Не злитесь, я не приуменьшаю ваших стараний, всё будем делать вместе, — улыбнулся он, подключая утюг. — Вы будете сегодня головой, а я руками.        «Снова он за своё!» — вспыхнула она, страстно желая выпроводить его, но потом резко передумала, решая немножко наказать безразличного супруга. — Да, пожалуйста, — делая безразличный вид, произнесла Риричио, на самом деле решая замучить Соуши так, чтобы он и думать забыл о своих выкрутасах.        — Вот и славно, хоть в этом вы со мной согласились, Риричио-сама, — мило улыбнулся Микецуками, раскладывая тонкие шторки на ровной поверхности, разглаживая получившиеся складки.        «Сейчас увидишь, как я согласна!» — вспыхивала она, нервно покачиваясь в кресле. — Гладь лучше, пропустил, — пробурчала брюнетка, замечая вновь появившиеся складки на скатившихся с доски тканях. — Другое дело, — выдохнула она, делая одолжение улыбающемуся Соуши.        — Я старался, Риричио-сама, — мило сказал он, забираясь на тот самый деревянный стул, с которого он снял жену ранее. — Сейчас прикрепим их, и всё будет, как положено.        — Ну всё ли? — нетерпеливо спросила она. — Долго копаться будешь? Я так с тобой до утра просижу в этом кресле.        — Вы можете идти спать, Риричио-сама, я буду рад доделать для вас всё, что вы скажете, — хитрил лис, пропуская мимо ушей всю грубость, злость и претензии, которые Риричио одну за другой умудрялась выпускать из своего маленького ротика.        — Конечно, оставь тебя одного, потом всё переделывать придётся, — пробурчала она, поправив голубые шторки, делая на них лёгкие складочки по центру. — Пошли кроваткой заниматься, — приказала Риричио, стараясь не смотреть на довольное выражение лица мужа, которому всё было нипочём, лишь бы прихотливая госпожа была во всём довольна. – Так, клади матрас, а бортики я сама прикреплю, — приказала она, указывая на широкий жёсткий матрас и красивый пакет с торчащими из него голубыми лентами. — И на этом можешь быть свободен.        — А как же всё остальное? — удивился Микецуками, справившись с совсем лёгкими поручениями супруги. — Не думаете же вы, что я вам позволю укладывать вещи самостоятельно? Вам нельзя так низко наклоняться, — напомнил он, вновь слегка хмурясь на поведение жены. — Я расставлю всё так, как вы скажете, только ткните своим прекрасным пальчиком, где вы желаете, чтобы эти вещи были размещены, — слащаво произнёс он, целуя руки Риричио.        — Ты не отвяжешься, — сдалась брюнетка, понимая, как бы она не старалась Соуши уложит всё с такой тщательностью, что ей только завидовать, да и никуда он не уйдёт, пока она будет топтаться в детской одна. — Хорошо, косметику положи в эту корзину, — сказала она, указывая на плетёную коробку, размещённую под пеленальным столиком. — А вещи вот в эти два ящика, — добавила она, тыкая в два выдвижных ящика в самом низу пеленального стола.        — Это всё что вы купили, Риричио-сама? Мы же выбирали куда больше… — удивился он, видя лишь два пакета с одеждой и один с различными детскими примочками.        — Говорят примета плохая, покупать заранее, — тихо сказала девушка, возвращаясь к голубым бантам на бортах, аккуратно привязывая их к решёткам белой кроватки, выправляя каждый изгиб. — Да и кто знает, как ребёнок будет расти, потом докуплю.        — А как же балдахин и музыкальная карусель, что мы так долго выбирали? — поинтересовался он, на самом деле беспокоясь за реакцию жены.        — Пылесборник этот себе на голову натяни и затяни всё этой каруселью, — недовольно пробурчала Риричио, дёргая себя за тёплый халатик, надетый поверх ночной рубашки. — Я сразу тебе говорила, что я против, — напомнила она, завязывая последнюю ленту.        — Риричио-сама, всё хорошо? Может, вам страшно? — спросил Соуши, закончив с поручениями, скорее обнимая любимую со спины, желая почувствовать то, что её беспокоит.        — Нет, мне уже не страшно, — призналась она, прижимая руки мужа к себе, желая чувствовать его тепло и любовь. — Меня хорошо подготовили и я не боюсь. Всё наоборот, хочу поскорее подарить тебе сына. Взять его на руки и знать, что с ним всё хорошо и ему ничего не угрожает, — прошептала Риричио, закрывая глаза, видя свою счастливую семью. Только вот она не подозревала, что Соуши чувствует, когда слышит эти слова, но только он успел подумать о том, что произошло с ними в тот туманный вечер, как девушка вновь выдала часть своих беспокойств. — А ещё, я не хочу, чтобы о нашем ребёнке заботились чужие люди.        — Риричио-сама, — прошептал лис, отодвигая тёмные волосы жены, спадающие на хрупкие плечи. — Мы неповторим историю наших родителей, не нужно беспокоиться об этом. Но я так ценю, что вы делаете. Меня переполняет гордость за вашу храбрость и целеустремлённость, — нежно сказал Микецуками, прикасаясь губами к шелковистой шее девушки. — Я помогу вам немножко расслабиться, — предупредил Соуши, подхватывая супругу на руки, дабы переложить на узкий диванчик с совсем неудобной для него деревянной спинкой.        — Соуши, не надо, когда ты так смотришь на меня, мне становится не по себе, — призналась Риричио, не в силах выносить этого томного взгляда, который раньше всегда раздевал её мысленно, тут же воплощая задуманное в жизнь. — Да и рёбра у меня болят и поясница туда же, оставь это, — пожаловалась она, уже как месяц, боясь близости с мужем.        — Сегодня я заберу эту боль, — прошептал он, аккуратно наклоняясь над женой, стараясь не задеть выпирающий животик возлюбленной. — Да и мы сегодня не разрабатывали вашу грудь, забыли, о чём нам говорили? Или вы потом хотите плакать от трещин на ваших прекрасных сосках? Как же вы будете кормить нашего ребёнка? — спросил он, любя, начиная расстёгивать длинную молнию на синем халате, обнажая тело жены, прикрытое хлопковой ночной рубашкой.        — Соуши, я не могу… Правда, думаю, ты уже хорошо поработал, — отговаривалась она, страшно краснея, недоговаривая, что с самого утра у неё начало выступать молоко, и хоть это и было нормальным, но показать это мужу, казалось безумно стыдным.        — Не стоит меня смущаться, Риричио-сама, — довольно улыбнулся он, стягивая тонкие лямочки ночной рубашки с похорошевших плеч, уверенно обнажая упругую, округлившуюся грудь. — Похоже, у вас начало прибывать молоко. Ваша грудь слишком жёсткая и горячая, это плохо, — заключил Микецуками, прикасаясь губами к тонкой коже, натянувшейся с такой силой, что светлая грудь девушки и правда стала напоминать идеальную фарфоровую фигуру, у которой нет изъянов, лишь плавные контуры с ярко выделяющимися розовыми ореолами и торчащими от ежедневного массажа сосками. — Почему вы не сказали никому? У вас же может температура подняться, — забеспокоился Соуши, скорее щупая холодный лоб. — Температуры пока нет, но лишнее молоко нужно согнать или будут проблемы, — заявил он, глядя в напуганное и смущённое лицо Риричио.        — И что ты собрался делать? — еле выговорила вопрос она, как тут же слегка прогнулась в спине, выкрикивая протяжный стон, не в силах терпеть покалывающие и в тоже время приятные ощущения, которые быстро начали разноситься по её телу.        — Естественно я помогу вам, — довольно сказал Микецуками, отстраняясь от твёрдой груди на секунду, продолжая пальцами нажимать на другой сосок, заставляя молоко растекаться по телу Риричио, еле заметными каплями отсвечивая в свете настольной лампы, оставшейся гореть на крохотной тумбе.        — Остановись, это ужасно смущает, — чуть слышно сказала она, хватаясь за серебристые волосы мужа, стараясь его отстранить от себя, на что он лишь яростнее втягивал в себя твёрдый сосок, заставляя её пальцы онемевать от страстных прикосновений, не имея возможности сопротивляться.        — Только сейчас, я не буду слушаться ваших приказов, Риричио-сама, — довольно проговорил он, ощупывая рукой правую грудь жены, которая стала чуть мягче, заметно расслабляясь. — Завтра может быть, я позволю вам справиться самой, но сегодня я хочу быть для вас незаменимым во всём, — сладостно протянул он, прикрывая сверкающие глаза, опускаясь к левой груди, начиная ласково проводить по ней языком, заставляя дрожь захватить тело брюнетки, пока его губы вновь не сомкнулись на торчащем слегка подсохшем соске. И сладкие капельки первого грудного молока заблестели на его губах, лишая сил остановиться на этом, и продолжая звучно причмокивать, он срывал звучные стоны с губ уже инстинктивно раздвинувшей ноги Риричио.        — Соуши, остановись, мне уже больно, — запросила она, чувствуя, как покалывания стали куда ярче, и скованность в груди отпустила её.        — У вас появились небольшие трещинки, это нормально, но лучше бы смазать, так скорее кожа затянется и привыкнет к частым прикладываниям малыша, — позаботился Соуши, отправляясь за детским маслом, которое он лично убрал в корзинку. — Пока сгодится и это, а завтра я отправлю кого-нибудь за мазью, кто знает, может, наш малыш уже завтра появится на свет, — ласково сказал Микецуками, вновь присаживаясь в ногах жены, нежно прикладывая ухо к животу Риричио, слыша лёгкие постукивания ребёнка и всё ещё сотрясающееся дыхание возлюбленной.        — Возможно, но лактация ещё не говорит об этом, она может появиться и за месяц, — расстроено проговорила брюнетка, стараясь натянуть ночную рубашку обратно на плечи.        — Нет, Риричио-сама, — остановил её лис, наоборот, стягивая короткое платьице с жены. — Сегодня у меня другие планы, — желанно проговорил он, переворачивая жёлтую бутылку с детским маслом высоко над Риричио, слегка надавливая на неё, заставляя прозрачную струйку падать на округлившийся живот.        — Холодно, — встрепенулась она, когда масло коснулось её светлой кожи.        — Подождите, Риричио-сама, сейчас я вас согрею, — довольно проговорил блондин, размазывая тонкую сверкающую дорожку до самой груди, поглаживая мягкими пальцами, потрескавшиеся соски поочерёдно, снова срывая вздохи с губ возлюбленной, как очередная капля холодного масла, вновь упала на тело девушки.        — Соуши, достаточно, этого много, оно не впитается, — еле слышно возразила она, снова раздвигая стройные ноги, позволяя Микецуками, протиснуться между них.        — Вы в этом уверены, Риричио-сама? — хитро спросил он, запуская скользкие пропитанные маслом пальцы в белые трусики жены, заставляя её застонать в полный голос.        — Соуши, ты… — не договорила она, скорее закусывая губу, пропуская сквозь них такой желанный для мужа звук.        — Я не извращенец, Риричио-сама, — усмехнулся он, продолжая поглаживать её пальцами вниз, вверх, даже не думая двигаться дальше. Прикрывающихся глаз и стонов, ласкающих его слух, хватало для полного счастья, пока желание совсем не вскружило голову и, стянув с крепкого тела тёмно-серую футболку, он всё же наклонился к покрасневшим губам брюнетки, заглядывая в её затуманенные фиалковые глаза, сладостно проводя горячим языком. — Риричио-сама, — простонал он, продолжая играть с ней маслеными пальцами, вынуждая почти не слышать его от удовольствия. — Сегодня я так хочу вас, только не бойтесь я буду предельно аккуратным и нежным, — прошептал Соуши, помогая девушке закинуть ногу на спинку поудобнее; пока её рука уже как минут десять не могла расцепить плоские прутья, небольшого диванчика, явно непредназначенного на двоих, а уж тем более для троих.

***

       Что произошло этой ночью останется маленьким секретом двоих. Нежась в тёплых объятиях любимого мужа, Риричио забывала крохотные обиды, вошедшие в привычку, несдержанность и нередкие перепады настроения, которые в последнее время были подобны стихийному бедствию.        За окнами во всю светило тёплое солнце, пусть оно уже не обжигало своими лучами, как в жаркие летние дни, но по-прежнему дарило нежное тлеющее на теле тепло, тепло октябрьских прикосновений.        В поместье Микецуками давно все были на ногах, готовясь к обеду, пока молодые супруги нежились в мягких постелях, забывая о заботах нового дня. И если бы не поздний завтрак, который принесли прямо в комнату, может быть, Риричио так бы и провалялась в кровати до самого вечера.        — Риричио-сама, — зашептал Соуши, раздувая тёмные волосы жены, — нам завтрак принесли, просыпайтесь, — ласкал голосом он, пребывая в прекрасном расположении духа.        — Отстань, — заёрзала девушка, накрываясь одеялом с головой, — я не голодна.        — Риричио-сама, вам надо хорошо питаться, ну же, — подбадривал Микецуками, дразня брюнетку, ароматами свежезаваренного чая и хрустящей выпечки.        — Не хочу, — послышался голос из-под одеяла.        — Только один кусочек, — мило улыбнулся он, намазывая рогалик ярким клубничным вареньем.        — Уволь меня от своего детского тона! — вспыхнула она, выныривая из своего укрытия, вновь слыша, как этот лис паясничает.        — Ах детского тона, даже так, Риричио-сама, — хитро сверкнул глазами он. — Посмотрим, как вы заговорите сейчас, — усмехнулся Соуши, оборачиваясь маленьким девятихвостым лисёнком, мило шагая по белоснежной постели, стреляя невинными глазами в сторону опешившей госпожи. — Риричио-сама, Риричио-сама, но пожалейте же меня, где ваши материнские инстинкты? — начал канючить он, сияя такими детскими, добрыми глазами, хлопая длинными ресницами. — Риричио-сама, совсем не любит меня, — захлопал губами лисёнок, собираясь устроить солёный потоп.        — Вот придумал, — вспыхнула она, прижимая маленького хитреца к себе, гладя его по голове. — Как я могу тебя не любить, тем более такого маленького, беззащитного…— начала тискать его Риричио, сама не замечая как.        — Правда? — довольно улыбался лисёнок, прижимаясь к груди своей госпожи, ощущая запах дразнящий инстинкты.        — Правда, правда, — качала головой она, гладя белую макушку, аккуратно пропуская между пальчиков острые ушки.        — Тогда Микецуками хочет титю, — засверкал глазками малыш, ожидая бурных материнских рефлексов.        — Чч…че…го? — вскрикнула Риричио, сбрасывая наглеца на пол, краснея до самых кончиков ушей.        — Микецуками голоден и хочет молочка, — закапризничал он, хватаясь за одеяло маленькими ручками, карабкаясь по нему на кровать. — Риричио-сама, жестокая… Уронила меня, ругается и не желает кормить, — начал пускать слёзы малыш, надрываясь с каждой секундой сильнее.        — Ну-ну, не реви, — растаяла брюнетка, как увидела детские слёзы, скорее обнимая и целуя довольного собой хитреца. — Я обязательно тебя накормлю.        — Молочко! — замахал хвостиками лисёнок, хватаясь за ночную рубашку Риричио, запуская крохотные ручки под тонкую ткань.        «Конечно, получишь ты у меня титю, размечтался!» — саркастично подумала девушка, вытаскивая на самом деле похотливые ручки лиса. – Так, не спеши, сядь прямо, — мило заговорила она, отвлекая маленького хитрюлю. — Кушать хочешь, сейчас я тебя накормлю, — ласково проговорила Риричио, разрешая ему даже устроиться у себя на коленях. — А теперь закрой глаза и открой рот, — совершенно спокойно попросила она, легонько спуская одну лямочку ночной рубашки, как разнежившийся лисёнок послушно приоткрыл рот и закрыл сияющие глазки. — А вот и завтрак, — довольно протянула брюнетка, ловко запихивая пол рогалика Соуши в рот, шустро оставляя его на кровати одного. — Кушай на здоровье, — посмеялась она, оглядываясь на недоумевающего Микецуками лежавшего на их кровати всё ещё в образе ребёнка с рогаликом во рту. — Я буду в библиотеке, не трогай меня по пустякам, — предупредила Риричио, накидывая на плечи халат, скорее убегая из комнаты, пока незнающей меры хитрец не выдумал ещё чего-нибудь.        — Вы обманули ребёнка, Риричио-сама, — усмехнулся Соуши, перевоплощаясь обратно в человеческий вид, звучно откусывая от хрустящей булочки. — Как же вам не стыдно, — покачал головой он, в такие моменты, забывая о духе, который злоумышленником затаился в их семье.        День вошёл в свой азимут, и вроде было всё как обычно. Кто-то хлопотал по дому, раздавая указания о грядущем ужине, делах в саду, складах и гаражах с начищенными до блеска автомобилями, кто-то пропадал в городе, а самые загруженные, как Соуши в тишине угрюмого кабинета, под кипой бумаг. И только Риричио вела себя спокойнее обычного. Плавно перемещаясь из библиотеки в детскую, где, покачиваясь в мягком кресле, читала книжку либо вовсе дремала, тихонько поглаживая округлый живот, не слыша сегодня и звука или жестокого пинка, который обычно неожиданно доставался её рёбрам от неугомонного малыша.        — Риричио-сама, — тихонько будил её Микецуками, зазывая на ужин. — Риричио-сама, проснитесь, — посмеивался он над уснувшей в кресле женой с очками на носу и книжечкой в свесившейся к полу руке.        — Я сплю, — лениво приоткрыла один глаз она, лишь слегка потягивая онемевшие ножки. — Есть не хочу, можешь идти, — приказала брюнетка, отмахиваясь маленькой рукой с по-прежнему сверкающим обручальным кольцом, которое впилось в располневший пальчик, уже точно не в силах исчезнуть с пальца счастливой обладательницы.        — Риричио-сама, я волнуюсь, — нахмурился блондин, опускаясь на колени перед покачивающимся креслом, стараясь привлечь к себе внимание. — Вы весь день ничего не ели, разве так можно? Я настаиваю на вашем осмотре, дело нешуточное впереди ночь, — заявил он, всё же доставая сотовый телефон, решая вызвать акушерку.        — Соуши, ты суетишься больше меня, — посмеялась Риричио, нежно останавливая руки мужа. — Меня осмотрели на днях, проблем никаких нет. Сказали позвонить когда начнутся схватки… Сейчас я себя чувствую отменно, а ты зря будешь людей гонять.        — Простите меня, Риричио-сама, нужно было забыть о чужих языках и поместить вас в нормальную больницу, — склонил голову он, еле сдерживая раскаяние.        — В этом нет необходимости, — снова успокоила она, поглаживая мужа по взъерошенной голове. — У меня очень хорошая акушерка, или как ты её любишь называть повитуха, — усмехнулась брюнетка. — Прости, когда ты так её называешь, у меня почему-то ассоциации с ведьмой возникают.        — Риричио-сама, — обеспокоено поднял он свои глаза, наполненные беспокойством и тихим ужасом.        — Да ладно, ладно, — похлопала она его по спине. — Женщина хорошая, не старше твоей мамы. Она работала в больнице несколько лет назад и сказала, что роды — это процесс несложный и даже там применяют естественный способ появления малышей на свет. Так что дома я или в больнице значения не имеет… Только здесь мне спокойнее, — призналась Риричио, ласково поглаживая свой животик, который столько месяцев рос и изменялся у неё на глазах, радуя и пугая, мучая и делая самой счастливой на этой земле.        — Если вы не сердитесь, значит, я не настолько плохой муж, — измученно выдохнул Микецуками, поднимая на Риричио любящие глаза, желая слышать её спокойствие в голосе, нежность и заботу.        — Ну, не настолько, — задумалась она, дразня бедного лиса. — Хотя если побежишь жаловаться на меня своим тётушкам, то явно будешь дотошным, ревнивым муженьком, вечно старающимся мне угодить, — передразнила его брюнетка, смеясь одними глазами, довольно опускаясь в полюбившееся ей кресло, отталкиваясь голой ножкой от пола.        — Я просто предан только вам, Риричио-сама, — прошептал Соуши, глубоко склоняясь перед женой, приподнимая в воздух маленькую ножку, как и в былые времена, целуя её ноготь на большом пальце, вгоняя девушку в яркую краску. — Для меня никогда не будет существовать женщины прекраснее или дороже чем вы, — ласково сказал он, приподнимаясь губами вверх по прохладной ножке Риричио, нежно поглаживая пальцами её напряжённые икры.        — Подумай хоть изредка о себе, — пробурчала она себе под нос, не в силах всё ещё избавиться от этого чувства стыда, которое так чётко вырисовывалось на красивом лице.        — Это приказ? — хитро спросил Соуши, быстро наклоняясь к супруге поближе, дабы видеть её смятение в фиалковых глазах и радующее сердце смущение.        — Да, — ответила она в сторону, не желая смотреть в два таких разных, но до безумия дорогих сердцу глаза, в которых можно было потеряться и больше не вернуться из лабиринта милых уловок, игр и бесстрашных коварств девятихвостого лиса.        — Тогда я поступлю так, как требует моя госпожа, — сладостно выдохнул Микецуками, аккуратно разворачивая полыхающее лицо Риричио на себя, нежно целуя маленькие губы возлюбленной, запуская руку в шелковистые волосы, просачивающиеся между его пальцев, успокаивая его взволнованное сердце. — Но приготовить для вас супчик всё же велю, — тут же схитрил он, как только воздух попал в его лёгкие, а сладостные прикосновения с возлюбленной остались лишь лёгким, тлеющим на губах теплом.        — Соуши! — выкрикнула она ему вслед.        — Ничего не знаю, Риричио-сама, вы сами мне разрешили, — весело проговорил он, скрываясь из вида, скорее следуя своему ходу мыслей, не допуская даже на миг, чтобы его жена до столь позднего вечера ходила голодной.        — Лучше я спать пойду, — махнула рукой Риричио, понимая, что этому суетливому лису не докажешь даже самых простых вещей, если он включает свой безрассудный режим заботы. И придерживая опустившийся, слегка тянущий к низу животик она не спеша потопала в комнату отдыхать, пока Микецуками сломя голову бежал на кухню, распорядиться о лёгком ужине для супруги.        — Соуши, — остановила его мать в коридоре, видя странное рвение в глазах сына. — Куда ты так разбежался? И почему вы не пришли на ужин? — удивилась Мегуми, поправляя сбившийся воротник на чёрной рубашке блондина. — Неужели у Риричио схватки начались?        — Нет, всё хорошо, — тут же успокоил он, расплываясь в своей доброй улыбке. — Я хотел попросить приготовить супа или чего-нибудь очень лёгкого, у Риричио целый день аппетита нет, — объяснил Микецуками, уже намереваясь бежать дальше, как мать его схватила за руку.        — Не надо, это лишнее. Если не хочет, не заставляй её, ей лучше знать, — строго сказала Мегуми, прижимая руку сына к шелкам кимоно, принуждая его успокоиться. — Она себя сегодня ведёт очень тихо, думаю, твой ребёнок родится утром, — совершенно точно решила она, пугая, этим известием Соуши. — Ты чего побледнел? В этом нет ничего страшного, её организм отдыхает, готовясь к утомительному процессу. Иди, поешь сам, и ложитесь спать, а ночью, как начнутся схватки, разбудишь меня. Я предупрежу акушерку заранее.        — Я не голоден, — тихо сказал он, стараясь улыбнуться, в душе не веря, что этот день и, правда, настал.        — И, Соуши, — окликнула его мать напоследок, — не докучай Риричио излишней заботой, если ей и правда что-то понадобится, она попросит, — строго наказала Мегуми, видя, как девушку порой выматывают проявления любви её сына.        — Я учту, — благодарно поклонился он, возвращаясь обратно в восточное крыло, не замечая как тихая с виду мать, отправляет сообщение его самым близким друзьям, оповещая о начале спасительной операции. Да и как заметить такую мелочь, когда перед глазами только закрытая дверь кабинета, где его каждый вечер с приходом темноты покидает безжалостный демон, желающий всё перевернуть в этом мире вверх дном.        «Я должен что-то придумать…», — безмолвно страдал Соуши, с трудом сдерживая крики в душе. «Но как? Пока есть этот контракт, каждое моё действие под пристальным контролем этого ёкая, и стоит мне сделать промах, как в доме не останется ни единой живой души…».        — Риричио-сама, вы себя хорошо чувствуете? Нигде не болит? — сходу начал задавать вопросы Микецуками, только дверь детской предстала перед ним. — Странно, я думал она всё ещё здесь, — удивился он, не замечая в уютной комнате никого. — Должно быть уже спит, — совершенно точно решил блондин, выключая свет и, закрывая светлую дверь, чувствуя, как тоска, перемешанная с чувством вины, одолевает его.        — Риричио-сама, всё же я бесполезный, никуда не годный муж, не смог даже вас уберечь, — прошептал он себе под нос, качая взъерошенной после пробежки головой, сжимая кулаки почти до самой крови, играя скулами и поскрипывая белоснежными зубами от злости на самого себя. — Риричио-сама, — еле слышно назвал он её по имени, проходя в их комнату, видя, что жена уже сладко спит, поджимая ногами и руками воздушные пуховые подушки, опуская на них свой милый животик, излучая покой и полную безмятежность. Глядя на эти спокойные черты лица, мысли о том, чтобы ночь не кончалась, заглушали даже многочисленные крики души, желая в памяти сохранить лишь эти нежно прикрывшиеся веки с длинными ресницами, маленькие розовые губы, приоткрывающиеся на каждом вдохе возлюбленной, розовые фарфоровые щёчки и чёрные как смоль волосы, рассыпанные на белоснежной подушке.        — Риричио-сама, — прошептал Соуши, опускаясь рядом с ней на кровать, аккуратно обнимая её. — Молю только об одном, не покидайте меня, — искренне попросил Микецуками, зарываясь носом в шелковистых волосах, прикрывая от навалившейся усталости глаза, всем сердцем желая защитить, то единственное, что имело смысл в его с виду яркой жизни средь масс остальных.

***

       Звёзды усыпали потемневшее синее небо, изредка скрываясь за серыми облаками. Ветер гнул тонкие стебли хризантем к самой земле, разнося по саду поместья Микецуками, волнующий запах свежести с нотами цветков и упавшей на землю воды. Где-то на горизонте эхом оттенялись алые проблески грядущего рассвета, выжидая своего момента, пока стрелки отсчитали три часа ночи, и в одном из окон не загорелся тусклый свет.        — Риричио-сама, вы не спите? Всё хорошо? — забеспокоился Соуши, включая лампу, с белым текстильным плафоном на тумбе возле себя. — Риричио-сама? — попытался развернуть её Микецуками, видя, как девушка изредка вздрагивает и поджимает холодные ноги.        — Всё нормально, спи, — хрипло сказала Риричио, выдыхая через рот. — Просто что-то кольнуло в животе. Не страшно, бывает, — успокаивала она, зажимая руками и ногами подушку, боясь посмотреть в сторону мужа и уж тем более сказать, что это могло означать.        — Если боли продолжатся, тут же мне говорите, Риричио-сама, — серьёзно сказал блондин, отодвигая волосы с бледной щеки, нежно целуя жену. — Я весь дом на уши подниму, если это начались схватки.        «Вот поэтому я тебе и не скажу», — подумала она, зажмуривая глаза, начиная волноваться. Как очередной колющий толчок сковал тело, заставляя пальцы на ногах сжиматься от боли, бросая в мелкую дрожь.        — Риричио-сама, — взволнованно подскочил Соуши, только устроившись на подушке. Он сразу почувствовал, как напряглось тело жены и через долю секунды вновь расслабилось. — Всё же это не просто так, нужно всех предупредить, — совершенно точно решил он, тем более после разговора с матерью. И скинув одеяло, моментально нырнул в коричневые тапочки, набрасывая махровый халат, уже желая на всех парах бежать и будить родных.        — Соуши, подожди, — остановила его Риричио, хватая за рукав. — Не надо никого будить, время ещё ночь, а это могут быть ложные схватки, а если настоящие, то интервал между ними ещё очень большой, я так до утра могу в кровати пролежать. Оставь это, лучше обними меня, — прошептала она, притягивая мужа обратно.        — Я и глаза не сомкну, Риричио-сама, но как только интервал станет в пять минут, даже не останавливайте меня, договорились? — серьёзно спросил он, возвращаясь на своё место, прижимая возлюбленную к себе.        - Да, — кивнула она, чувствуя, как дыхание мужа шевелит её волосы, а крепкая грудь прикасается к спине, прикрывая собой. — Мммм… — застонала она, стискивая зубы, вновь ощущая резкие покалывания, сжимающие низ живота изнутри, через пару секунд отпуская, оставляя за собой тянущую боль.        — Риричио-сама, — прошептал он её имя так ласково, успокаивая звучанием своего голоса. — Я рядом, всё хорошо, постарайтесь отдохнуть между интервалами, расслабьтесь, расслабьтесь, — призывал Микецуками, поглаживая напряжённую спину, помогая жене всем, чем только мог.        — Я стараюсь, — выдохнула она, явно осознавая, что её день пришёл, и обратного хода уже нет. — Мммм… — застонала она вновь, зажимая зубами подушку, ощущая, что с каждой схваткой боль становится острее, и терпеть это часами представлялось маленьким адом, и единственной мечтой сейчас стало скорее увидеть рассвет. Минуты, тянущиеся как часы, сокращающие перерывы вгоняли в холодный пот.        — Риричио-сама, если вам больно кричите, не сдерживайтесь, в этом нет ничего постыдного, — поддерживал Соуши, помогая жене перевернуться на спину, поглядывая на часы. — Думаю, пора звать на помощь женщин, всё же я здесь бессилен.        — Нет, не уходи, — приподнялась брюнетка на подушке, вновь удерживая мужа.        — Риричио-сама, мы же договаривались…        — А телефон тебе для чего?! — пробурчала она, зажимая лицо подушкой, выкрикивая в неё свою боль.        — Риричио-сама, потерпите, скоро всё закончится, — сам еле сдерживаясь от крика, умолял он, скорее отправляя сообщение матери, боясь показать жене свой страх, желая просто орать во весь голос о приближающемся событии, поднять всех и вся на уши, заставить их облегчить страдания любимой женщины, насколько это возможно в данном случае. Ведь смотреть на страдающее выражение лица возлюбленной, резкие изгибы её скрючившегося от боли тела, стоны, перемешанные с тяжёлым дыханием, пот, скатывающийся по бледному лицу и спутанные влажные волосы — было уже выше его сил.        Но душевным тревогам Микецуками вскоре пришёл конец. По дому забегали служащие, загорелись огни, и в комнату потихоньку зашла Мегуми, шурша длинным кимоно, от которых женщина так и не отказалась, прожив под крышей современного дома почти тридцать лет.        — Риричио, как ты? — ласково спросила она, присаживаясь на край кровати, беря невестку за руку.        — Сейчас помру, — простонала она, сжимая зубы, корчась от нового всплеска боли.        — Риричио-сама…- испуганно смотрел лис, прикасаясь губами к руке, сжимающей его ладонь.        — Всё хорошо, так и должно быть, — успокоила Мегуми, щупая мокрый лоб девушки. — Думаю, ещё часик и начнутся потуги, тогда боль уйдёт, — объяснила она, проверяя кровать. — Воды не отходили, ладно дождёмся акушерку, а пока просто дыши, как тебя учили, — советовала женщина, закалывая длинные волосы Риричио, мешающие ей всё это время. — Соуши, а тебе лучше идти, — сказала она, видя, как сын стоит на коленях перед кроватью, и бессильно опустив голову на матрас, что-то шепчет, перебирая между пальцев маленькую ручку жены.        — Риричио-сама, мысленно я с вами, не волнуйтесь ни о чём, — нашёптывал он, целуя и целуя тоненькие пальцы, поглаживая ими гладко выбритые щёки, стараясь запомнить тепло, запах и нежность этих рук.        — Соуши, иди, я справлюсь, — отпустила его она, отнимая свою руку, напоследок прикасаясь к мягким серебристым волосам.        — Соуши, пошли, — начала его уже выгонять мать, видя, что он хочет и не может уйти, будучи не в силах даже оторвать взгляда от изгибающейся в тусклом свете жены. — Если ты будешь нужен, я тебя позову, не мельтеши, — наказала мать, закрывая перед его носом дверь, позволяя лишь краем уха услышать протяжные поскуливания Риричио.        — Рассвет, — тихо сказал Микецуками, глядя в занавешенное тюлями окно, слыша, как вокруг забегали женщины с кастрюлями горячей воды, приехала акушерка, начиная раздавать указания о грелке со льдом, о проветривании помещения и о чём-то ещё, чего лис не мог слышать, ведь все звуки сливались в один, превращаясь в кашу. Пока ноги сами не зашагали в сторону злощастного кабинета, где, скалясь, его ожидала уже привычная доля отчаянья с самого утра.        — Мои уши меня не подводят, — довольно облизнулся демон, запихивая горсть табака в красную трубку, украшенную странной резьбой. — Это сладостные звуки свободы, — посмеялся он, говоря о стонах Риричио, которыми так наслаждался его злой дух. — Кажется, кто-то послушался моего совета и пошалил прошлой ночью, — задорно расхохотался он, выдувая столбик дыма. – Да, вид у тебя никудышный, даже брезготно использовать такой сосуд, — сморщился он, глядя на красные глаза Соуши, тёмные круги под глазами, тяжёлое дыхание и испарину на лбу. — Эх, делать нечего, до вечера и такой потянет.        — Закрой пасть, и без того тошно! — огрызнулся Микецуками, выхватывая трубку из рук демона, всасывая в себя горькие пары табака, закашливаясь, и, пуская слезу. — Дрянь какая, — прокашлялся он, запивая виски, что стояло в хрустальном стакане на дубовом столе.        — Нервничаешь, — усмехнулся Ама-но-дзаку. — Ничего, бабе положено верещать, пожиная плоды плотских утех. Становись на колени, сегодня твой контракт будет погашен, и ты, раб, получишь свободу, — усмехнулся он, как и в первый день, пронзая Соуши острыми иглами, заставляя его не лучше Риричио корчиться от боли на полу, получая от его страданий настоящий приток жизненных сил.        — Ненавижу за это тебя, — сквозь зубы прошипел Микецуками, карабкаясь по кожаному креслу, с трудом находя равновесие и силы для нового дня.        — Ааааа… — послышался несдержанный крик Риричио, заставляющий лиса забыть про усталость и боль.        — Риричио-сама, — опасаясь, произнёс он её имя, бросаясь сломя голову к любимой жене, чуть не вышибая дверь в собственную спальню, застывая в дверях. Жар и запах крови ударил по чуткому обонянию. Глаза судорожно смотрели на мокрые окровавленные простыни и Риричио прогибающуюся с новыми воплями под твёрдые указания тёмноволосой женщины, удерживающей её ноги, согнувшиеся в коленях.        — Риричио, расслабься, постарайся не тужиться пока, — говорила с ней акушерка, видя, что пошло не всё так. — Мегуми, ребёнок, похоже, перевернулся или как-то странно упирается, если не удастся развернуть, будем резать, — предупредила она, думая как поступить, пугая девушку подобным решением.        — Риричио-сама, — прошептал Соуши, не замечая, как его пытаются выгнать засуетившиеся женщины.        — Нет, только не это, — закричала Риричио, заливаясь слезами, боясь резать живот, с трудом уже понимая, что происходит и где она вообще. Перед глазами всё плыло и голоса сливались в один, пока тело ломило на части, желая вытолкнуть упирающийся всеми силами плод.        — В этом нет нужды, — начала успокаивать Мегуми, понимая, что ребёнок чувствует опасность и, несмотря на инстинктивный позыв, упирается. — Соуши, тебе здесь не место, быстро уходи, — начала выгонять его мать, пока он стоял, затаив дыхание, улавливая лишь последние изгибы тела жены, её руки, обхватившие помятые белые простыни и лицо скованное адской болью, разрывающая её тело. — Я не понимаю, вы же в один голос говорили, что как только начнутся потуги, ей будет легче. Что происходит? — выкрикнул Микецуками, повышая голос на мать, хватаясь за голову, шатаясь на ходу.        — Соуши, такое бывает, ей помогут, — начала успокаивать белокурая женщина, ласково поглаживая сына по спине. — Здесь ты ей не помощник. Лучше беги в храм и помолись за неё и вашего малыша. Принеси подношение, и вот увидишь, как это облегчит её боль. Не спорь со мной, а просто сделай, что велю. Вера приносит куда больше плодов, нежели отчаяние, — сказала Мегуми, глядя сыну в глаза, видя насколько ему тяжело.        — Хорошо, я так и поступлю, — согласился он, проглатывая ком, застрявший в горле, который невольно поднимался вновь, слыша женские крики.        «Что ж ребята, дело за вами. Не подведите…», — подумала женщина, прожившая нелёгкую жизнь, глядя сыну вслед, отправляя его прямиков в ловушку с целью не только облегчить страдания Риричио, но и всех навсегда освободить.

***

       Прохладный воздух, перемешанный с сыростью тумана, окутывал бегущего к подножью горы Микецуками. Запинаясь о камни, и цепляясь за усыпанные жёлтыми листьями ветки, он мчался, не жалея последних сил, содрогаясь от беспощадных мыслей, не вылетающих из головы. Крики боли и изнеможённые стоны так и застыли в ушах, не слыша возгласы внутреннего голоса, точнее демона, овладевшего телом девятихвостого лиса. Пока ноги не подкосились перед самыми лестницами, ведущими к храму на вершине горы.        «И долго я тебе буду кричать? Ты лиса бестолковая!» — завопил Ама-но-дзаку прямо в голове Микецуками, сковывая его и без того натянутые движения. «Ты хоть представляешь, сколько ёкаев скрывается в горах? Туман до обеда не рассеется, если тебя идиота поймают, то я потеряю пусть такой и безнадёжный сосуд, как ты», — кричал он, мучая бедного лиса, заставляя его корчиться на холодной земле.        — Плевать! — сквозь зубы простонал Соуши, ползком подбираясь к каменным ступеням.        «Отдохни!» — приказал демон, отправляя дух Микецуками в полёт нирваны, полностью подчиняя его тело себе.        — Какое приятное чувство, — выпрямился он, прогибаясь и потягиваясь в спине, вдыхая пропитанный сыростью воздух. — Слабый сосуд, но даже он может принести пользу, — усмехнулся демон, поднимая глаза к вершине горы, оценивающе посматривая на расположившийся там храм с остроконечными шиферными крышами, красными воротами из широких колонн. — Раздражает меня эта ведьма, — фыркнул ёкай, вспоминая мать Соуши. — Хотя… Сегодня самое время присмотреть себе домик в горах, — зловеще рассмеялся он, ступая на лестницы. — Эти поганые монахи воспользовались моим отсутствием и на месте моего прекрасного дворца возвели эту безвкусицу. Это куда лучше, чем дом этого лиса, всё же место более достойное такого божества, как я, — самодовольно произнёс демон, быстро преодолевая полпути. — Вот заполучу младенца, овладею этой красоткой, а этого мерзкого лиса на потроха пущу, мои слуги соскучились по свежей крови, или всё же стоит его на цепь, как пса посадить? — задумался злой ёкай, теребя себя за подбородок. — Точно! Там ему самое место, — расхохотался он, сотрясая воздух и землю в горах, — на корм всегда успею пустить, — окончательно решил Ама-но-дзаку, видя, что он уже добрался и стоит прямо между ритуальных врат — высоких, ровных и таких же изящных красных колонн, с двумя перекладинами соединяющими их.        — И где эти бестолковые монахи? — ехидно заговорил он, оглядываясь по сторонам. Но кроме двух церемониальных зданий, фонтанов и оранжерей вокруг не было никого и ничего. — Небось свои грешки замаливают, — усмехнулся он, направляясь в главное здание. — А чего, не так плохо. На первое время сгодится, — остался вполне доволен бесчувственный демон, оглядывая хондэн*. — И алтарь ничего, — задумался ёкай, осматривая мраморный стол с реставраций из дерева, выкрашенного в красный и золотой цвета с отсеками для подношений. — Ну, вот это зеркало бесит, — пробурчал он, глядя на поблекшее от времени старинное зеркальце, с ручкой в золотой, переплетающейся друг с другом оправе. — Ками говорите, — рассмеялся он, хватаясь за живот, — ну-ну, и какой же дух живёт в этом храме? Девственницы, бросившейся с обрыва или старой девы?! — ехидно улыбался он, поглядывая на женское зеркальце, которому уже был не один век. — Ладно, покончим с этим, — пробурчал демон, бросая горсть монет в алтарь, которые тут же пролетели между решёток.        — Прошу прощения, господин, — обратился к Микецуками монах в белом кимоно и чёрной шапочке, вежливо кланяясь ему, — в это помещение посторонним вход воспрещён. Для молитвы вам нужно пройти в хайдэн, он был ниже, рядом с ториями*.        «Хондэн, хайдэн, один хрен! Тебе явно жить надоело каннуси*», — презрительно посмотрел демон на монаха, любезно показывающего ему на выход. «Катись службу проводить, она будет последняя в вашей жизни», — злобно скалился он, пока священнослужитель показывал дорогу к помещению для верующих, которое не сильно отличалось от дома божества, где только что побывал нечистый дух. «Да, здесь явно не так шикарно, зато просторнее и воздуха больше», — выдохнул Ама-но-дзаку, желая отделаться от душевных мучений девятихвостого лиса, вновь бросая горсть монет в алтарь, потягиваясь к толстым канатам с кисточками на конце, за которые полагалось дёрнуть перед молитвой.        — Господин, — остановил его руку другой монах, — вы забыли совершить обряд омовения. Не позволительно нечистому прикасаться к священным предметам, — строго сказал каннуси, покачивая головой в чёрной шапочке.        «Да вы здесь все охренели! Вам бы только денег побольше содрать! Я уже дважды подношение сделал… Я, бог воплоти, а не ваш гнилой дух, заточённый в облезшее зеркало. Да вы мне в ноги должны падать и молить о прощении!» — свирепел ёкай, злобно сверкая глазами, перебирая сильной рукой на уровне пояса, желая почувствовать скрежет эфеса безупречной катаны в потной ладони.        — Господин, пройдёмте со мной, я вам покажу, где у нас темизуя* и помогу совершить обряд омовения, а потом, раз вы у нас впервые, посетите ритуальный пир, — радушно приглашал монах, зазывая за собой.        «Пожрать это хорошо, вот проглочу за раз все подношения вашему божку, тогда поймёте кто перед вами», — усмехнулся Ама-но-дзаку, будучи привязанным к телу беспомощного сейчас Соуши. Ветер шевелил деревянные таблички эма, раздражая чуткий слух демона своим постукиванием, привлекая его внимание. Глядя на облезшие жерди с привязанными к ним круглыми табличками, губы изгибались в самодовольной улыбке. «К чертям ваши добрые, наивные пожелания… Сжечь все ваши надежды, а тебя божественное дерево, на дрова пущу», — еле сдерживая смех, глумился он, исподлобья посматривая на вековой дуб, раскинувший свои сильные ветви рядом с домом ками, шелестя потемневшими грубыми листьями.        - Вот, прошу, — поклонился монах, выпроводив гостя за тории, указывая на каменную ёмкость с водой, под извилистой крышей.        «И чего? Я туда должен руки опускать? Да сколько же нерях в нём искупались?!» — скептически посмотрел он на ровную водную гладь, тёмную и непроглядную из-за крыши, скрывающей этот источник от небесных капель воды.        — Вот, господин, прошу, — преподнёс монах ковш с деревянной ручкой, видя сморщившееся лицо гостя. — Я вас научу совершать обряд хараи*, не волнуйтесь. Для начала ополоснём ваши руки, — любезно сказал он, поливая на руки Соуши холодной воды, разбрызгивая капли на серых камнях возле источника. — А теперь подставляйте ладони и ополосните рот, — объяснил монах, наливая в сжавшиеся ладони Микецуками немного воды. — Сплёвывайте в сторону и омойте после себя ручку, — добавил мужчина в белых одеждах, наливая ещё немного воды в ладонь блондина, подавая ему пустой ковш, заставляя, пройти все круги обряда омовения миноги как полагается. — А теперь, прошу за мной, — довольно проговорил каннуси, видя, что его гость вполне послушен и делает всё, что ему говорят. Откуда же ему было знать, что от смерти его отделяют последние капли самообладания бесчувственного демона.        И вновь пройдя через ритуальные врата, Микецуками вдруг остановили обращая на себя внимание.        — Вы уже совершили жертвоприношение синсэн, в этом больше нет нужды, но я видел, вы не правильно начинали молитву, когда войдёте в храм широко раскройте руки, хлопнете в ладоши, а затем поклонитесь, — объяснил монах, показывая как это надо делать, желая, чтобы Соуши повторял за ним.        «Что за нудный таракан?! Как я от него устал…», — стонал про себя ёкай, повторяя всё за священнослужителем, не желая привлекать к себе внимания. «Подожди, сейчас я слаб, но вот настанет ночь, и ты у меня будешь земные поклоны отбивать, хлопая не в ладони, а своим лбом, пока твоя шишка не превратится в кровавую мозоль», — мечтательно думал демон, совершая последний поклон, натянув на лицо благодарную улыбку.        — А эта крыса, что здесь делает? — вдруг рявкнул Ама-но-дзаку увидев бегающего по двору Ватануки. — А ну, стоять, крысёныш! — выкрикнул он, забывая и об открывшем рот монахе, и о собственном прикрытии.        — Чтоб их всех! — пыхтел Ватануки, удирая со всех ног от разъярённого такой наглостью демона в обличии далеко не лучшего друга. — Я больше никогда и ни за какие коврижки не соглашусь быть наживкой, — пищал он, перебирая маленькими рыжими лапками по серым камням, заманивая монстра в главное здание — хондэн.        — Ах ты, мерзкая крыса, можешь молиться, — тяжело выдохнул Соуши, сгибаясь от усталости в спине, вновь поднимаясь в храм, откуда его полчаса назад успешно выгнали. — Сейчас я тебя найду и на бульон пущу, а из твоей рыжей шкуры прикажу тапочки сделать, — зловеще рассмеялся Микецуками, проходя в хондэн.        — Бу! — довольно рявкнул Сёкин со всего размаха нанося Микецуками удар по голове ручкой своего мощного тесака, заставляя обманщика потерять на время сознание. — Один готов, — расхохотался брюнет, закидывая любимое оружие на плечо, сверкая глазами через чёрную маску, довольно потряхивая синее кимоно. — Хорошо пробежался, Банри, — рассмеялся Кагэро, глядя на Ватануки вылезающего из помещения за алтарём. — А теперь пора отделить этого лиса от неблагодарного сожителя, — серьёзно проговорил ёкай, пугающе всматриваясь в обездвиженное тело лучшего друга, мирно лежащее на хладном полу.        — Моя голова, — простонал Соуши, приоткрывая глаза, сквозь пелену видя священнослужителей в белых одеяниях, читающих странную молитву, расположившихся вместе со жрицами по кругу. — Что за чёрт? Какого праха я связан? — завопил он, чувствуя, как его руки опутаны верёвками и натягиваются, разводя их в стороны.        — Не дёргайся… — послышался утробный голос над головой, и огромные пальцы скелета стали для него тюрьмой.        — Что за хрень?! — закричал блондин, впервые видя Роромию в её истинном образе прямо перед собой, да ещё и в клетке из её сцепленных рук. — Живо развяжите меня, вы бестолковые полукровки, — завопил демон, начиная корчиться от боли, склоняя голову, рыча что-то неразборчивое.        — Ну что, развяжем? — саркастично крикнул Кагэро друзьям на другом конце верёвки, которой были перевязаны руки Микецуками.        — Да конечно, — огрызнулась Нобара, перехватывая руками натягивающийся с новой силой канат. — И извинимся ещё, — добавила она, выглядывая из-за спины Реншоу, который вместе с ней крепко удерживал рвущегося на свободу демона.        — И что, так и будете держать? — противно рассмеялся Ама-но-дзаку, сидя на коленях и прогибаясь в спине, не в силах пошевелить руками, растянутыми в разные стороны по всей своей длине. — Как только на храм опустится ночь, я освобожусь и с вас кожу живьём сниму, — оскалился демон, поглядывая через белые кости ёкая, страхующего всех на случай побега.        — Да кто будет с тобой так долго играть? — ухмыльнулся Кагэро, натягивая верёвку, шаркая ей по посиневшим запястьям Микецуками. — Посмотри на себя, какой ты очищенный красивый, — довольно произнёс он, видя, как один из каннуси установил то самое зеркало, в котором таился древний дух ками.        — Аааа, — завопил связанный юноша, не в силах выносить звенящую в ушах молитву священнослужителей, опуская вспотевшую голову, скрепя от злости и боли зубами.        — Ему нужно поднять голову, — закричал один из монахов, помогающий всем остальным. — Он должен видеть себя во время ритуала, — суетился молодой служитель, устанавливая между Соуши и зеркалом старинную урну, в которую планировали запечатать древний дух, не дающий жизни жителям этих провинций ни один век.        — Вот чёрт! — завопил Кагэро. — Банри, вытащи свою задницу из-под лавки и подержи его башку!        — Ты что больной?! Я…я…я… боюсь, — пищал он, прыгая и заныривая обратно.        — Будь мужиком! — завопил Сёкин, понимая, что время уходит и корчащийся на полу монстр может вот-вот вырваться из этих оков.        — Вот ты…ты… и держи, — пропищал Ватануки, не в силах стать человеком, от такого страха.        — Грызун поганый, — выругался брюнет. — Нобара, замени меня, — закричал он, решая поменяться местами.        — Удержишь один? — шепнула Юкинокодзи на ухо Реншоу.        — Да, иди, — напрягся он, перехватывая выскальзывающий из рук канат.        — Пингвин ты комнатный! Иди, помоги девушке, — завопил Сёкин на Банри, не передавая ей свою верёвку, пока демон пытался вырваться. — Спрячешься за её широкой спиной, хватит бояться.        — Я верю в тебя, — подбодрила Карута, напрягая окружающих звуками своего голоса.        — Я не подведу тебя… — пропищал Ватануки, воодушевившись поддержкой друзей, шустро подбегая к Нобаре, стараясь не смотреть на согнувшегося в три погибели Соуши с мокрой от пота головой, искоса посматривающего на него.        — Мужик! — рассмеялся Кагэро, видя, как Банри взял себя в руки, но по-прежнему не поднимает глаза. — Держите, — передал он канат блондинке, заставляя дрожащего парня, страховать её за спиной. Но хитрый демон только этого и ждал, пытаясь тут же сбежать. Ноги друзей поехали на каменном полу, давая на считаные секунды слабину.        — Не так быстро, — усмехнулся Сёкин, проныревая между пальцев Каруты, хватая Микецуками за мокрую голову, заставляя его смотреть в своё отражение, пока монахи не переставая трудились, зачитывая древние письмена. — А теперь свет мой зеркальце скажи, кто на свете всех милее? — успевал получать от этого удовольствия эксцентричный брюнет, видя в отражении истинное лицо лучшего друга.        — Прочь от меня, — злобно огрызался демон, стараясь мотать головой, в итоге вовсе закрывая глаза.        — Нет, красивый ты мой, открой глазки пошире, — усмехался Кагэро, раскрывая пальцами плотно сжавшиеся веки, вынуждая смотреть в свет исходящий от старого зеркала. — Знаешь, тьму может победить только свет, как тебе повезло, что это зеркальце принадлежало не кому-то, а самой Аматэрасу — богине солнца, — восхищался Сёкин, пока слова молитвы, перемешанные со звуками старинной арфы, сливались в единое целое. Жрицы, размахивающие жезлами с искусственными цветами отгоняющие злых духов, которые могли прийти на помощь своему господину. И яркий свет, исходящий из пошарканного временем зеркала, ослепляющий глаза демона, изгонял нечистый дух из тела девятихвостого лиса. Вопли страдающего тела и не желающего покидать этот мира духа, резал слух благочестивых каннуси, но долг и свобода превыше всего и, продолжая свой тяжкий труд, последовала яркая вспышка белого света и натянутые как крепкие струны верёвки ослабли в момент.        — Всё? Всё закончилось? — уже не в силах терпеть спросил скорее Ватануки, осторожно выглядывая из-за Нобары в белом кимоно, от которой исходил зимний холод, как и от глубины её глаз.        — Кажись, да, — довольно проговорил Сёкин, отпуская друга, разрешая ему упасть на холодный пол, отдышаться, словно всё это время он был под водой, скрытой толстым льдом, лишённый воздуха и шанса на жизнь. — Симпатичная вазочка, — усмехнулся рогатый ёкай, подбрасывая в воздух древнюю урну, с демоном заточённым внутри. – Эй, Соуши, оставишь на память? — саркастично спросил он, поглядывая на лучшего друга, упирающегося ладонями в каменные плиты, старающегося поднять пылающие от произошедшего глаза.        — А тебе всё нипочём, — прохрипел Микецуками, опираясь на руку Соринодзуки, который помогал ему встать.        — А чего? Антикварная вещь, память я бы даже сказал, — посмеивался он, играясь с тёмно-зелёной вазой в золотой окантовке, с плотно запечатанной крышкой, заставляя всех вздрагивать при каждом новом броске.        — Прошу вас, — поклонился старший каннуси, протягивая руки за урной, — мы запечатаем её и сохраним. Дух Ама-но-дзаку будет покоиться в этом храме, он больше не побеспокоит никого, — сказал монах в белом кимоно с причудливой чёрной шапочкой на голове, которая сразу у Сёкина вызвала прилив ненормального смеха.        — Ну не знаю, — покачал головой Кагэро, удерживая вазу в одной руке, потирая другой ужасающие рога, — если она не нужна Соуши, я планировал её тёще подарить.        — Прошу вас, — улыбнулся служитель, видя, как ёкай шутит. — Мы бесконечно признательны вам, за то, что вы освободили наши земли от этого злого духа, для нас была большая честь принять вас в нашем храме, — поклонился старец, протягивая руки.        — Ой, ну вот с этого и нужно было начинать, — заулыбался Сёкин, отдавая сосуд служителям храма. — Да-да, восхваляйте меня, — довольно замахал руками брюнет, облегчённо вдыхая полную грудь свежего горного воздуха, который прорвался в душное помещение. — А ты чего на Соринодзуке повис? — крикнул он Микецуками, который постепенно приходил в себя. — Мне уже как полчаса назад сообщение прислали, что ты стал отцом, поздравляю, блохастый, — расхохотался, как сумасшедший эксцентричный брюнет, звонко хлопая друга по спине, к которой прилипла напрочь мокрая чёрная рубашка. — А ну катись к жене, а то пинка дам, — пригрозил он, подталкивая друга на выход. — С горки, как колобок до самых ворот дома покатишься, — добавил Сёкин, выпихивая Микецуками на улицу, на свежий воздух и яркий солнечный свет.        — Спасибо, Кагэро, похоже, я твой вечный должник, — мило улыбнулся он, чувствуя, как ветер раздувает его белокурые волосы, впервые за последние полгода, ощущая такой душевный покой.        — За тебя уже оплатили, — усмехнулся ёкай, выходя на свет, щуря и без того скрытые глаза, слыша, как все столпились за ним.        — Спасибо вам ребята, — поклонился Микецуками, не зная как выразить всё то, что было у него на душе.        — Прошу вас, — поклонился монах, преподнося еле живому после всего Соуши тот самый ковш с водой, с помощью которого он прошёл свой первый очищающий обряд, изгоняя из здорового духа поразившую его болезнь.        — Иди уже, а то Риричио там наверно с ума сходит, — начала ругаться Нобара, переживая лишь за лапочку Ширакин, по которой она по-прежнему скучала, пребывая в Аякаши Кан. — Рукава поправь, а то напугаешь, — прокричала она ему вслед, напоминая о красных кровоподтёках, которые украсили его крепкие запястья, оставляя ему маленькое напоминание, к чему приводит слепая любовь.        — Хозяин, Кагэ, а когда мы пойдём? — мило заговорила Карута, уже превращаясь в аккуратную девушку, таща смущённого Ватануки за собой.        — Как когда? — усмехнулся он. — Сейчас и идём! — уверенно добавил брюнет, отправляясь за Соуши следом, не видя уже его след. — Вот вчистил!        — Эй, извращенец, ты ничего не забыл? — пробурчал Банри, намекая ему о том, что тот до сих пор в образе своего ёкая и посетители, которые могут прийти в храм, упадут замертво при виде монстра в длинном кимоно с рогами и огромным тесаком на плече.        — Ха-ха-ха, настоящий мужчина, где-то пропищал, — передразнил его Сёкин, скрываясь в порыве серого ветра, становясь вновь человеком, бизнесменом из очень богатой семьи.        — Ах ты…ты… — запыжился юноша, краснея от злости.        — Ватануки, молодец, — довольно проговорила Карута, целуя юношу в щёку, заставляя того онеметь, пока Микецуками бежал без устали и оглядки к воротам своего дома.        — Риричио-сама, — шептал Соуши имя любимой жены, несясь к ней навстречу сломя голову. — Как же я хочу увидеть вас, обнять вас, — продолжал он, врываясь в свой дом на полном ходу, роняя пёстрые вазы с цветами, наводя везде беспорядок и шум.        — Соуши? — удивилась Мэдока-сан, сталкиваясь с племянником в одном из коридоров всего на секунду. — Ты бы переоделся… — посоветовала она, видя лишь спину мужчины, который не думал ни о чём, только увидеть и услышать тех, на кого уже не мечтал взглянуть даже со стороны.        — Соуши… — прошептала Риричио, хлопая от удивления глазами, когда её муж стоял в дверях, тяжело дыша весь мокрый и грязный, перебирал ногами в серых носках, падая без сил у кровати. — Что с тобой случилось? — немного погодя спросила она, прижимая крохотного малыша, закутанного в подаренную Занге пелёнку.        — Я так спешил к вам, что упал, Риричио-сама, — мило улыбнулся лис, поднимая своё счастливое лицо, с трудом сдерживая ком, застрявший где-то в горле.        — Упал ты или спешил, пока не переоденешься, я не позволю тебе взять сына на руки, — заявила брюнетка, прижимая малыша к груди, вжимаясь в мягкие подушки, которые положили ей под спину, чтобы было удобнее сидеть.        — Как скажете, Риричио-сама, для меня на вас посмотреть уже самое великое счастье, — прошептал он, кладя голову на кровать, слыша шевеление крохотных ножек и тихие причмокивания новорождённого. — А что это за пелёнка? Я что-то не помню её… — нахмурился вдруг Соуши, уже видя подвох во всём.        — А ты и не можешь её помнить, — самодовольно проговорила Риричио, подбирая скатывающиеся края ткани с мелкими иероглифами на краях. — Её Занге подарил, вместе с этими пинетками, — рассказала она, приоткрывая ножки сына, с которых чуть не сваливались вязаные носочки, но по наставлению всезнающего друга, она поступила, так как было сказано в письме.        — Хорошие у тебя друзья, Соуши, — мило улыбнулась Мегуми, которая помогала Риричио отныне во всём.        — Думаю, не только они, — благодарно посмотрел Микецуками на родную мать, незаметно кивая ей в знак благодарности.        — Риричио-сама, вы себя хорошо чувствуете? Я так переживал когда уходил из дома… — спросил лис, вспоминая, какая страшная картина творилась в их комнате на рассвете.        — Всё хорошо, как только ты убежал в храм, боль ушла, и малыш появился на свет скорее, чем даже я ожидала, — улыбнулась она, невесомо гладя сына по голове. — Похоже, ты очень сильно за нас молился.        — Ещё как молился, — забасил Кагэро, заваливаясь в комнату, без стука и лишних приветствий, лишь хитро бросая взгляд на посмеивающуюся одними глазами Мегуми.        — Кагэро, а стучать тебя так и не научили, — пробурчала Риричио, прикрываясь одеялом, аккуратно забирая у малыша горячую грудь, к которой он присосался, как только прокричался после появления на свет.        — Риричио-сама, теперь можно посмотреть? — еле сдерживая любопытство, спросил Микецуками, не дёргая жену только потому, что малыш так сладко чмокал, что было жалко отрывать его от материнской груди.        — Да, — улыбнулась она, видя, как и остальные друзья подтянулись к ним. И аккуратно уложив кроху рядом с собой, слегка развернула хлопковую пелёнку, показывая мужу долгожданного наследника.        — Эх, на блохастого слишком похож, — огорчённо выдохнул Сёкин, видя белокурую головку с коротенькими волосами, пухлые щёчки и алые губки, тонкие, почти прозрачные брови и совсем мягкие черты лица. — Вот только красноватый он немного, а так ничего пацан, — улыбнулся брюнет, шутя в привычном ему духе.        — Идиот, детишки новорождённые все такие, — отругала его Нобара, выглядывая из-за его спины. — А глаза, какие глаза?        — Голубые, — улыбнулась Мегуми. — У всех новорождённых они либо голубые, либо чёрные, со временем может быть изменятся, — всхлипнула женщина, искренне радуясь за детей.        — Не раскисайте, Мегуми-сан, помните, вы мне ещё кое-что должны, — намекнул Сёкин, обнимая женщину за плечи.        — Это ещё чего? — выпучила глаза Риричио, даже не зная чего и думать.        — Саке, естественно, саке. А ты чего подумала? — передразнил он, хватаясь за живот.        — Тщщ, разбудишь, — зашипела Риричио, которой было совсем не до смеха. — Соуши, а ты чего лежишь, млеешь? — встрепенулась брюнетка, замечая, что муж безмолвно любуется сыном, не в силах говорить или думать о каких-то посторонних вещах, созерцая этот прекрасный момент в жизни своей. — Лучше скажи, как назвать решил, а то я хочу к сыну по имени обращаться, — пробурчала она, аккуратно беря ребёнка на руки, покачивая слегка, дабы он снова крепко заснул.        - Имя? Я думал вы сами захотите это сделать, Риричио-сама? — задумался Микецуками, ощущая, что его застали врасплох и гневающийся взор жены, говорит, что ещё чуть-чуть, и он вообще, к ним и на милю не подойдёт.        — Победа, — пролепетала Карута, покручивая рыженькой головой.        — Победа, — задумался Соуши, понимая насколько символично это слово для сегодняшнего дня. — Тогда как насчёт Кэтсуо?        — Победный ребёнок, — повторила Риричио, задумываясь. — Звучит хорошо, — согласилась она, глядя на своё счастье, спрятанное за тонкими, а на самом деле крепкими, как стена хлопковыми тканями.        — Отлично, а теперь впечатления роженицы и пошли пить саке, — провозгласил Сёкин, предполагая, что сейчас девушки начнут засыпать вопросами, как это было и хотят ли счастливые родители второго, а ему не терпелось проверить умеет ли пить Мегуми, которая обещала посоревноваться с ним, в качестве награды за маленькую услугу.        — Ты издеваешься? — пробурчала Риричио, ожидая такого вопроса от Кагэро меньше всего. — Хотя… Засунь в задницу зонтик, открой его, а потом вытащи, тогда думаю, поймёшь мои впечатления, — ехидно проговорила Риричио, глядя на надрывающегося от смеха Сёкина, улыбающегося Соуши, слегка онемевшую Нобару и безразличных Реншоу и Каруту. — А куда Банри делся? — удивилась она, оглядываясь по сторонам.        — Кажется, душу Богу отдал, — сквозь сдерживающийся смех заключил Кагэро, глядя на Ватануки замертво лежащего на полу кверху животом, судорожно подёргивая маленькой лапкой. — А теперь, всем саке, — довольно проговорил брюнет, выталкивая друзей из комнаты, прихватывая Ватануки за хвост, оставляя Соуши и Риричио одних.        — Риричио-сама, вы устали? — всё понял Микецуками, по вспыльчивости и резкости жены.        — Глупый вопрос, естественно устала, — возмутилась брюнетка, скатываясь по мягким подушкам не выпуская из рук долгожданного малыша, прикрывая слипающиеся веки.        — Отдыхайте, Риричио-сама, — нежно прошептал Соуши, накрывая своих самых дорогих людей тёплым пуховым одеялом. — Вы исполнили все мои мечты, я не смею о большем просить, — всем сердцем любя, сказал Микецуками, стоя на коленях перед миром, который таился в маленьких сердцах жены и сына, даровавших ему счастье и покой. Слыша приливы смеха беспечного друга, недоумевающие вздохи Нобары на Соринодзуку, который отвлекался на угощения, находясь под защитой тихого шелеста дубовых листьев необъятного божественного дерева, постукивания бамбуковых дощечек с пожеланиями мира и добра, под гоготание перелётных гусей и ясные лучи октябрьского солнца на голубом, как слеза ангела небе.

***

       Так прошло пять спокойных лет. Жизнь в поместье Микецуками текла своим чередом. Ребёнок рос, радуя, а порой и пугая своими шалостями всю семью. Уследить за маленьким хитрецом, как и говорил Соуши, было не так-то просто, и как только Кэтсуо попрощался с колыбелькой, а это произошло через каких-то полгода, любимые родители познали всю прелесть воспитания. Позволяя всё и в то же время, оберегая от всего было непросто уговорить кроху не грызть папин сотовый телефон, когда начали резать зубки и не рисовать помадами, которые он всегда умудрялся найти, и если не у мамы, то у любимых бабушек, которые души не чаяли в маленьком сорванце.        Года шли, а вместе с ними подрастал наследник и шалости с каждым разом становились всё масштабнее, хотя и в целом безобидными. Но привычка делать свои копии и заставлять их делать всю неугодную работу начинала действовать Риричио на нервы, ведь ребёнка когда-нибудь нужно будет отдавать в школу, а вместо этого он сам может где-нибудь мирно спать, отправляя за себя неугодного двойника, не вызывая ни у кого подозрения.        Так и сегодня, Риричио собиралась сделать с ребёнком гербарий, долго собирая с ним по саду интересные листочки в течение всего лета засушивая их между толстых книг. По прошествии пяти лет она не сильно изменилась, разве что стала больше походить на женщину, нежели на маленькую девочку с милыми, а порой строгими чертами лица. Воспитание сына позволило стать ей более сдержанной, хотя Соуши по-прежнему удавалось вызвать густую краску на её с виду спокойном безмятежном лице.        — Кэтсуо, не торопись, — строго, но вполне спокойно говорила она сыну, сидя с ним за маленьким столом, аккуратно вклеивая в яркий альбом хрустящие листочки и цветы сакуры. — Они очень хрупкие, прояви сдержанность, — учила Риричио малыша, которому совершенно не сиделось на месте. Маленькая копия отца, он успевал везде и всюду, но только не сделать что-то, а услышать, увидеть или утащить чего-нибудь вкусненькое. Идеи и шалости десятками рождались в его светлой голове, и стоило только отвернуться, как Кэтсуо уже проявлял любознательность к маминому компьютеру или того хуже к папиному коллекционному уголку, которое он долгое время умудрялся скрывать от Риричио, пока любимый сын не выдал его маленький секрет. После чего Риричио неделю ходила и дулась, за то, что он умудрился притащить этот ужас из Аякаши Кан, да ещё и усиленно пополнять коллекцию в течение достаточно долгих лет.        — Мамочка, я устал, давай завтра доделаем, — начинал канючить ребёнок, быстро теряя интерес, но Риричио хотелось научить его проявлять терпение в делах, ведь в жизни получить всё и сразу бывает не под силу даже с богатыми и влиятельными родителями.        — Потерпи, через двадцать минут уже будет ужин, — попросила она, гладя сына по белокурой голове, ласково заглядывая в его голубые глаза, продолжая не простой для пятилетнего ребёнка урок. — Ещё чуть-чуть, два листика приклеим и пойдём папу с работы встречать, — уговаривала Риричио умирающего от скуки мальчика в белой рубашке, коричневой жилетке и таких же штанишках. — Ну вот, и стоило так страдать, — мило улыбнулась она, показывая сыну, какие они молодцы и сделали сегодня все, что и планировали. Но кроху радовал совсем другой факт. Факт, что его страдания позади, действовали лучше любого адреналина, словно надевая на его ножки в белых носочках шарниры, выпуская на свободу.        — Кэтсуо, аккуратнее, пожалуйста, — просила Риричио, переживая за сына, который сломя голову носился по коридорам, пока они шли встречать Соуши с работы, как в гостиной повстречали заботливых бабушек.        — Кэтсуо, тебе понравились мультики? — спрашивала Мэдока-сан, ведя голубоглазого мальчика за ручку, который мило ей улыбался, облизывая красочный леденец.        — Кэтсуо, поможешь в следующий раз полить бабушке цветы? — довольно спрашивала Мегуми, подталкивая внука в гостиную, застывая от удивления, как и все.        — Кэтсуо, в следующий раз поиграем, а пока не говори маме о конфетке, она не разрешает тебе перед ужином их давать, — подмигнула Азуми, мальчику, который шёл рядом с ней, пряча целую горсть шоколадных конфет по карманам.        — Кэтсуо! — прокричала Риричио злясь, понимая, что их снова надули. – Ну, я тебя сейчас найду, и ты у меня месяц ничего сладкого не получишь! — грозилась она, осматривая шкафы и всевозможные углы в гостиной. В комнатах было искать бессмысленно, маленький лисёнок, как всегда спрятался где-то на нейтральной территории, чтобы его кто-то случайно не нашёл. — Кэтсуо, а ну говори куда заныкался? — начала спрашивать она у ребятёнка, который стоял рядом с ней, но только она обратилась к нему, как он мило развёл плечами и растаял в воздухе. — Подожди, сейчас твой отец вернётся с работы, так он мигом тебя найдёт, — возмущалась она, пока не дошла до столовой, где под длинной скатертью, свисающей со стола, нашла сына, мирно спящим среди уложенных мягких игрушек. Лисёнок хорошо просчитал, что до ужина его здесь никто не найдёт, а как начнут собирать на стол, он тут же услышит и незаметно вольётся в привычную жизнь. — Нашла! — довольно произнесла Риричио, пытаясь схватить ребёнка, пока он не улизнул, но не тут-то было. Только она потянула руки, корячась под столом, как чуткий слух мальчика его не подвёл и, распахнув хитрющие глаза, он мигом удрал в коридор, где с минуты на минуту должен был прийти отец.        — Я дома! — весело проговорил Соуши, как и всегда к семи часам возвращаясь домой, прихватывая пару тройку документов с работы, пряча их вместе с каким-нибудь подарком для сына в коричневом кожаном портфеле, к которому ребёнок всегда был неравнодушен по вполне понятным причинам. — Кэтсуо, ты, почему такой грязный? — удивился Микецуками, подхватывая мальчика на руки, вытирая платком, следы от шоколада на детском лице, на котором так и читались победные ухмылки.        — Соуши, ты нашёл его, — обрадовалась Риричио, нагоняя свою маленькую цель, находящуюся уже под защитой отца.        — Да я не только его нашёл, — усмехнулся лис, кивая в сторону парадного входа, где, шатаясь, стоял лучший друг, с рыжеволосой девочкой на плечах, покачиваясь, снимая лакированные чёрные ботинки.        — Кагэро, ты как-то неважно выглядишь, — удивилась Риричио, обычно видя этого брюнета шумным, а не поникшим.        — Это всё потому, что у моих предков крыша поехала на старости лет, — недовольно пробурчал он, удерживая вертлявую малышку на плечах, без приглашения проходя скорее в гостиную, где, спустив девочку на ковёр, тут же замертво упал на мягкий диван, роняя голову на упругую спинку. — Вот никогда не хотел иметь младшую сестру, и теперь чётко понимаю почему, — тяжело выдохнул он, даже не глядя на четырёхлетнюю девочку, бегающую за довольным собой Кэтсуо, который то и дело выпрыгивал из-за кресел, дёргая её за длинные хвостики.        — Кагэро, ты сам виноват, — обвинила его Риричио, поглядывая за детьми, которых вместо двух по комнате бегало уже пять, с каждым разом прибавляясь по одному, пока в глазах не начинало рябить. — Давно бы подарил родителям внуков и от тебя бы отстали, да и не только они, — потихоньку сказала она, намекая и на Азуми, которая обижалась на Сёкина, за то, что он уже четыре года женат на её дочери, а детей они так и не собирались заводить.        — Ничего не знаю, я всех предупредил, что до тридцати лет никаких детей не хочу, но вместо этого на меня повесили эту малявку, — развозникался он, приоткрывая один глаз на Соуши играющего с малышнёй. — Да и чего ей волноваться, у неё же уже есть двое внуков, близнецы-молодцы, — усмехнулся он, намекая на то, что у Дэйчи и Тори уже было двое годовалых малышей и ему незачем так напрягаться.        — Ну, они же заграницей, — огорчилась Риричио, искренне жалея тётю Соуши.        — Отличный повод туда съездить, — хитро улыбнулся Сёкин, уже видя, как тёща улетает в Лондон и не песочит ему каждый день по телефону мозги. — А у меня итак, каждый день как в детском саду. Не считая этой маленькой бестии Эйки, моя жена каждый день тащит с работы эти каляки-маляки и разглядывает целыми вечерами, рассказывая о маленьких проблемках своих козявок из детского сада, хорошо хоть подгузники домой не тащит, — пожаловался он, заставляя Риричио посмеиваться.        — Не понимаю, для чего ей вообще работать в детском саду? — улыбнулась брюнетка, спокойно попивая ароматный чай.        — Нет! Пусть лучше работает, а то ей точно дома скучно станет и она заведёт не то что одного ребёнка, а целый детский сад, тогда я жить на работу перееду, — испугался Кагэро, только от одной мысли об этом.        — Кажется, у меня есть отличная идея, — мило улыбнулся Соуши, потряхивая друга по плечу.        — Ты меня хочешь отправить на длительные переговоры в Арабские Эмираты? — саркастично произнёс Сёкин, желая тоже глотнуть чайку, чувствуя, что в горле просто пересохло.        — Нет, я тут подумал, что твоя маленькая сестрёнка и наш сын очень хорошо ладят, может, нам стоит заключить сделку? — хитро спросил Соуши, щурясь на лучшего друга, который аж чаем поперхнулся.        — Вот уж уволь меня от этого, пусть сами решают, — отмахнулся он, протирая платком залитую тёмно-синюю рубашку.        — Ну так давай у них, и спросим, — улыбнулся лис, намереваясь решить этот вопрос здесь и сейчас. — Эйка, подойди ко мне, — позвал девочку Соуши, которая никак не могла выловить хитреца Кэтсуо, который каждый раз растворялся прямо в её руках. — Эйка, ты хочешь выйти замуж за Кэтсуо? — прямо спросил он у девочки, усаживая её на колени.        — А это будет означать, что я его поймала и победила? — наивно спросила рыжеволосая девочка, вызывая на лице у лиса довольную ухмылку и истерический смех у родного брата.        — Это уж точно! — не в силах удержаться смеялся Кагэро, видя в словах наивной сестрёнки вполне взрослый смысл.        — Так у меня будет сразу девять Кэтсуо? — захлопала в ладоши она, заставляя брата даже бледнеть. — Тогда я не против, — заулыбалась девочка, спрыгивая с колен Соуши, вешаясь на шею к опешившему мальчику.        — Спасайся, парень, пока можешь, — скорее посоветовал Сёкин, видя, как маленькая сестрёнка сжимает ручонки у него на шее.        — А ты, Кэтсуо, что скажешь? — спросил отец, улыбаясь. — Ты уже взрослый, вполне можешь решать, — подталкивал он, покрасневшего до кончиков ушей сына, который и знать не знал, о чём его спрашивают, но понимал, что дело важное и почему-то смущающее его.        — А что я? За меня уже всё решили, — пожал плечами он, не в силах, да и без особого желания отрывать Эйку.        — Вот видишь, Кагэро, дети не против, — хитро улыбнулся Микецуками, решая добить друга совсем. — Предлагаю это всё зафиксировать на бумаге — добавил он, щуря блестящие глаза.        — Отстань от меня, блохастый, — отмахивался тот, закидывая ногу на ногу, вновь опуская уставшую шею, потряхивая длинными волосами, как и раньше заделанными в хвост.        — Я знаю, как переубедить тебя, — усмехнулся Соуши, кивая прислуге своей белокурой головой.        — Нет уж уволь, я больше не притронусь к саке в твоём доме, — развозникался брюнет, вспоминая первый день рождения Кэтсуо. — Твоя мать умудрилась меня перепить, я такого позора никогда не забуду, лучше кофе мне принеси.        — Да безумный был день, побледнела Риричио, так же вспоминая некоторые моменты из прошлого. — Я до сих пор помню, как ты кричал: — Риричио-сама, я принял душ, теперь я полностью чист, позвольте вас обнять, — передразнила она, вздрагивая при мыслях о падающем на колени муже, который то обнимал, то целовал её, то плакал, то снова обнимал и так пока накопившиеся эмоции не выплеснулись во всей своей красе.        — Простите, Риричио-сама, я не виноват, что так безудержно вас люблю, — признался Микецуками, тут же целую руку жены.        — Вот, у тебя есть кем сегодня заняться, а я спать пойду, — как у себя дома зашагал Сёкин, часто приезжая с женой к любимой тёще, не успевая засветло слинять из горячо любимого поместья.        — Нет, нам ещё сегодня дела семейные решать, — усмехнулся лис, подхватывая друга под руку, заманивая в свой кабинет, с целью решить наболевший вопрос. Ведь их семья, будучи не столь простой, была прикована не только вниманием прессы, но и компаньонов с разных сторон, которые так же были не прочь породниться с его семьёй. Но круг ёкаев не так уж широк, и желая счастья любимому чаду, Соуши уже нашёл решение на эту задачу.        — Не пойду я с тобой, блохастый, — вопил Сёкин, сопротивляясь хитрому лису, который уверенно тащил его за собой. — Отстань, затащишь меня в тёмный уголок и воспользуешься моей слабостью, — продолжал кричать Кагэро, пугая народ. — Ты хоть знаешь, сколько магазинов с бабьим шмотьём я сегодня прошёл?! А для кукол ты когда-нибудь платья покупал?! Это ещё хуже чем с женой туфли выбирать, отпусти говорю…        — Похоже, сегодня твоего брата ждёт славный конец, — посмеялась Риричио, прикрывая аккуратный рот рукой, видя, как высокая фигура гостя исчезает в коридорах их славного дома. — Ну что, помолимся за него, — усмехнулась она, громко хлопая в ладоши, призывая детей, оставшихся на её попечение в эту забавную игру, наполняя дом ярким смехом, двух разных, но по-настоящему искренних голосов. Конец. Примечания: Кэтсуо (победный ребёнок) Эйка (песнь о любви) хондэн* — первая часть синтоистского храма, где находится алтарь и хранится священный предмет, в который вселился дух ками (дух которому посвящен храм). хайдэн* — помещение для верующих. тории* — ритуальные врата, устанавливаемые перед кумирнями или святилищами японской религии синто. каннуси* — монах ведущий службу. темизуя* — ритуальный павильон для омовения в синто, другое название — чозуя. хараи* — обряд омовения.