Blue Strawberry

      Иссин обомлел, входя на кухню: как же он соскучился по этой картине! За одним столом собрались все его любимые девочки, одетые в цветастые юката и выглядевшие непривычно мило и так по-детски. Он залюбовался. Такие разные, но непременно похожие на его горячо любимую жену, которая оставила в каждой из них частичку себя: в Ичиго — теплые глаза, в Юзу — цветущую улыбку, в Карин — гордо вздернутый носик.       — Ичиго, не надевай больше платье, — произнесла последняя, завидев оторопевшего в дверях отца, — а то ты рискуешь свести с ума Иссина.       — О, Карин! — залился слезами доктор Куросаки. — Почему ты не зовешь меня «папочка», как прежде? — Он приник лбом к висевшему на стене огромному портрету покойной жены. — Моя дорогая Масаки, ну, почему наши девочки так не любят меня?!       Юзу усмехнулась и, расставляя на столе блюда для завтрака, ласково произнесла:       — Папочка, ну что ты такое говоришь? Мы все тебя просто обожаем!       — Ах, Юзу! — подскочил тот к ней и крепко-крепко обнял за плечи.       Затем он потрепал за щеку недовольную Карин и только протянул руку взлохматить макушку Ичиго, как получил крепкий удар кулаком в челюсть.       — Только попробуй дотронуться до меня, извращенец! — прошипела та.       — О, Масаки!.. — жалобно проскулил Иссин. — Ичиго и впрямь всё больше становится похожей на мужчину. Ну, почему? Почему моя старшая девочка не хочет проявить хоть капельку нежности к своему отцу?..       — Потому что ты достал её, — философски заметила Карин. — У Клубнички-тян полно проблем и без озабоченного папаши! Чего только одна Орихиме стоит — так бы и съела «братика», если бы он оказался тем, кого она так обожает.       — Завались, Кар-рин, — предупреждающе прорычала Ичиго, старательно скрывая боль дрогнувшего от воспоминаний сердца.       Иноуэ. Пропала. Айзен. Арранкары. Уэко Мундо. Неделя. Надо вернуть…       — Юзу, — обратилась она к сестре, — ты не могла бы сегодня подстричь меня снова?       Иссин, уже уминавший за обе щеки самый вкусный завтрак в мире, со слезами взмолился:       — Ну, И-Ичи, тебе так идут длинные волосы…       — Знаю, — коротко бросила она и отвернулась к окну. — Но они подходят для Ичиго-девочки, но не для Куросаки-куна… С ними моя угрюмая мина все равно превращается в «миленькое девичье личико», выдавая мигом все секреты.       — Возможно, с ними пора распрощаться, сестричка? — Юзу сжала ладонь Ичиго.       — Нет. Не сейчас, — отрицательно покачала та головой. «Вот верну Иноуэ из Уэко Мундо и тогда… Тогда, возможно, я расскажу всем всю правду, а пока…» — Воин не может себе позволить этого, — устало протянула Ичиго.       — Так ты, что, с кем-то сражаешься?! — ткнул в неё пальцем старший Куросаки и, вскочив с места, подозрительно и требовательно посмотрел на заливающуюся краской старшую дочь.       Карин с силой треснула Иссина ложкой по лбу, избавляя Ичиго от необходимости что-то отвечать совершенно ничего не знающему о её синигамских делах отцу.       — Отвяжись ты от неё! — Не обращая внимания на стон Иссина, Карин попеняла ему: — Сам же своими тренировками сделал из неё универсального солдата!       Ичиго хмыкнула, но с благодарностью посмотрела на младшую сестру. Какие бы споры не возникали меж ними, она, как и Юзу, понимала и поддерживала её, в том числе, и в решении ничего не рассказывать о мире синигами и пустых их и без того свихнувшемуся на голову отцу.       — И всё же, Юзу, подстрижешь меня?       — Конечно, братик… Ой, — рассмеялась она звонким смехом, — сестричка, я хотела сказать. Раз Рукии-тян нет дома, мы ведь можем не скрываться, так?       — Да, — кивнула Ичиго и посмотрела на складки своего юката на коленях. Редкая возможность выпадала ей вот так, запросто, походить по дому в женской одежде. С тех пор, как Рукия обосновалась у них, Ичиго вынуждена была постоянно контролировать себя и своих родных по части «прикрытия».       — А, кстати, куда это она подевалась? — поинтересовалась Карин.       Ичиго сглотнула, вспоминая неприятный исход событий недельной давности. Ей никогда не забыть те испуганно-преданные лица Рукии и Ренджи, преклонивших колени перед мощью и авторитетом появившегося капитана Кучики.       — Её неожиданно забрал к себе старший брат. — Между бровей Куросаки пролегла хмурая морщинка. — Какие-то семейные дела…       Она замяла разговор. Говорить о потере таких блестящих союзников, как Кучики Рукия и Абарай Ренджи, было трудно, особенно в столь важном и опасном деле, как спасение Иноуэ из лап Айзена. Сколько времени они трое вместе? Сколько силы и запала было в их собственных сердцах, а они продолжали пресмыкаться перед этим… заносчивым Бьякуей!       «Чёртов аристократ», — мысленно выругалась Ичиго, попутно отмечая кардинальную перемену своих чувств к этому человеку по сравнению с ночными грёзами. Наверняка, всё дело в изнурительных тренировках Йоруичи… и её странных неуместных воспоминаниях о несносном «малыше Бьякуе». Вот только неуместных ли? Неужели кошка о чём-то догадывалась?       «Чёртов аристократ? Что? Решила плясать от обратного?! — скрипнул язвительный голос Хичиго в голове, а затем и его безумный смех. — Смотри, не потеряй бдительности, снежная королева, а то я не стану медлить, чтобы захватить твоё тело!»       «Заткнись уже, а!» — приказала ему Ичиго и недовольно поджала губы.       Вместо того, чтобы договориться с Зангетсу и своим Пустым перед путешествием в Уэко Мундо, она вновь и вновь пререкалась с ними. Похоже, с этими двумя они так никогда и не сойдутся характерами, несмотря на то, что все вместе — одно целое и в жизни, и за её пределами. И если старик Зангетсу просто игнорировал Ичиго-человека в Мире живых, всецело отдаваясь заботе и тренировкам Ичиго-синигами, то проклятый Пустой упорно совал нос во все дела своей хозяйки. Более того, он не просто знал о ней всё, вплоть до самых мельчайших подробностей и сокровеннейших мыслей, но и всегда пользовался этим против самой же Ичиго, доставляя ей неудобство и боль, а себе — садистское удовлетворение.       Старшая Куросаки рассеянно поднялась из-за стола и отправилась к себе.       «Ой, обиделась уже! Ты посмотри… — поерничал Пустой. — А ведь завтра тебе в дорогу, так что выбрось этого недотрогу из головы!»       «Выброси… Как будто это так легко сделать», — подумала Ичиго. Стоило только его имени возникнуть в памяти, как все клятвы презирать и ненавидеть капитана Шестого отряда улетучивались, точно рассветная дымка. Ичиго взглянула на себя в зеркало. Огненные прядки закрутились на кончиках и обрамили лицо, делая его привлекательным. Пускай Ичиго и не годилась в подметки первым красавицам Сейрейтея, но её, несомненно, можно было бы назвать симпатичной и даже обаятельной, когда её губы — вот так — украшала улыбка.       Правда, Куросаки как-то сама собой разучилась улыбаться. Образ угрюмого крутого парня так крепко вошёл в её жизнь, так сроднился с ней, что даже дома она пребывала в состоянии постоянного хронического угнетения. Её черты привычно держали серьезную маску, сросшуюся с лицевыми мышцами. Память практически перестала ассоциировать себя с той радостной рыжеволосой девочкой, которая любила посмеяться с маленькими сестричками, поозорничать с отцом, помечтать с мамой…       Схватив ладонями лицо, Ичиго почувствовала, что сейчас заплачет от ностальгических воспоминаний, приносивших теперь только боль и пустоту. Той девочки давно уже не существовало в этом мире. Она растворилась раз и навсегда в том бесконечном дожде, сливавшемся с речной гладью и кровяными пятнами на траве. Только там, в его каплях, эта девочка продолжала идти и идти, нежно сжимая руку своей матери, что-то увлеченно рассказывая ей и улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь в ответ на ее ласковый взгляд… Даже спустя годы, Ичиго не могла избавиться от тяжелого чувства — ее радость навсегда оказалась похоронена рядом с самым близким человеком на свете…       Ичиго шмыгнула носом. Пальцы и щеки, как и следовало ожидать, не покрылись желаемой влагой. Слезы застряли где-то на подступах к ресницам, принося неприятное ощущение жжения и сухости в глазах. Они смотрели устало на свое отражение. Нет, маска сердитого мальчишки с колючим ежиком подходила этим глазам куда больше, чем это цветочное юката, нелепо повисшее на худых плечах.       — Сестрёнка… — жалобно произнес Кон, показавшийся из-за подушки.       Несмотря на своё озабоченное и легкомысленное поведение, Кон заметил, что Куросаки сейчас не до шуток. Модифицированная душа вообще стала лучше разбираться в непонятной душевной структуре вспыльчивого и импульсивного синигами, когда выяснилось, что тот оказался девушкой. После этого факта, их отношения как-то разом улучшились. Ичиго в благодарность за сохранность своей тайны стала меньше придираться к Кону, а он… он, как всегда, с благоговейным отношением к женскому полу, посмотрел на неё другими глазами.       — Завтра ты остаёшься за старшего, — произнесла она грустно. Оставлять дом на трусливого Кона не очень хотелось, но у неё не было иного выхода. Ичиго хотела защищать всех и всегда, но даже ей не под силу разорваться, чтобы быть в двух местах одновременно. В конце концов, она просто обычная девушка, хоть и с необычными способностями.       Её рассеянный вид выглядел, как всегда, непривычно. Ичиго-девушка поражала Кона этой своей… периодической ранимостью и тонкой задушевностью. Она редко позволяла себе быть такой, разве что в минуты особого внутреннего замешательства или упадка сил. Предстоящее новое тяжелое сражение вместе с не перестававшими терзать её душу сердечными переживаниями ослабили её основательно, и теперь Куросаки больше Кона походила на игрушку — игрушку с севшей батарейкой. В такие минуты самые различные мысли начинали роиться в её голове, тело отказывалось выполнять даже элементарные движения, а чувства лились и лились наружу незримым потоком человеческой слабости.       Понять Кону, что испытывала Ичиго в эти моменты, было сложно, но он не мог не проникаться столь странными душевными переменами. Это было что-то поистине неповторимое, какое-то контрастное и неординарное явление, которое всегда заставляло его сомневаться: неужели эта хрупкая одинокая девушка и сильнейший синигами с бешеной реяцу и есть одно и то же лицо?       — Сестрёнка… — Плюшевый лев забрался на колени к Куросаки. Не отбросила. Значит, гордый воин, действительно, сейчас нуждался в чьей-то поддержке. Пускай он ненастоящий, но он рядом. И он тоже её друг, которого она также постоянно спасает.       Поборов страх получить по голове, Кон все-таки обнял её, уткнувшись носом в совершенно неприметную грудь девушки. Ну и что. Пускай она и была далека от его сокровенных желаний и смелых фантазий, но он давно почувствовал, как за ней билось удивительное горячее сердце, приносящее всем такое нужное ощущение теплоты.