Blue Strawberry

      В тот миг, когда в мыслях Куросаки Ичиго вспыхнуло закатное озарение того, что она наконец-то перестала быть воином-одиночкой, а сердце Гриммджоу Джагерджака пронзило запоздалое счастье от близости самого важного для него человека, самопровозглашенный «бог» с садистским упоением наблюдал за этими двумя «букашками». Безысходность и обреченность заставляли их все сильнее и сильнее прижиматься друг к другу, и Айзен предрекал этим «ничтожествам» от силы еще несколько мгновений, пока мощь хогьоку вместе с его внутренней ненавистью не оставят от этих врагов ни следа.       — Что же… пора! — Громко произнесла его монстроподобная форма, призывая своих скорых жертв обратить взоры на того, кто сейчас заберет последнее дыхание их жизней.       Но в ответ яростно-голубой и карамельно-равнодушный взгляды уставились в упор, не доставляя этому «сверхчеловеку» удовольствия увидеть страх или мольбу в глубине своих душ. Куда ему понять, что вовсе не боязнь скорой кончины сковывала их одной цепью, а долгожданное счастье, растекшееся по жилам упрямой смелостью и подогревшее сильнее дерзкий огонь в зрачках. Стоя на краю существования, эти безумцы, несломленные и не сдававшиеся, лишь с презрением и наглостью смотрели на своего палача.       Айзен недовольно хмыкнул и наконец-то приготовился пустить свое серо, как вдруг что-то резкое и жутко болезненное разорвало ему тело. Он, точно в забытьи, посмотрел на вырвавшийся из груди луч света, затем — на еще один и еще один. Снова и снова, лучи насквозь пронизывали это, казалось бы, совершенное тело, заставляя «бога» в одночасье рухнуть с небес на землю и истошно закричать от отвергаемой всей его сущностью боли. «Вовсе не такие, чисто низменные, человеческие, ощущения должно испытывать «превосходное существо» — выдавало сознание. Напомнившее в глубине о себе слабостью и уязвимостью сердце разразилось проклятьями.       — Яре-яре, а я думал, когда оно, наконец-то, начнет действовать… — Приземлился перед Айзеном неожиданный созерцатель этого действа, гулко оповещая всех о своем появлении стуком неизменных деревянных гэта.       — Мужик в шляпе?! — Произнесли в один голос Куросаки и Гриммджоу, разевая рты от удивления.       Урахара улыбнулся лукаво и подбадривающее этим двоим «ребятишкам», извиняясь взглядом за свое опоздание. Он вновь посмотрел на Айзена, терявшего на глазах последнюю форму своего перевоплощения и выглядевшего вновь самым обычным человеком. Несмотря на это, множество духовных лучей продолжали вырастать из его тела, вызывая адскую боль, пронизывающую все его органы. Дикий взгляд поверженного «бога» прожег шляпника насквозь:       — Кисуке! Что б тебя!!! Что это за хрень?!       — Хрень… — Флегматично протянул он. — Нет, это не хрень, а печать…       — Печать?! Когда ты успел, сволочь? Как?!       — Я поместил ее в свой хогьоку, как только спрятал этот предмет в теле Кучики Рукии.       — Ты знал, грязный ублюдок!.. Знал, что я стану охотиться за ним, что похищу его!!!       — Не знал, но предполагал, — поправил Айзена невозмутимый Кисуке. — С тех самых пор, как стали происходить все эти странные вещи с обращением школьника в синигами, с казнью представительницы благородного клана, с твоим якобы убийством… Хотя нет. Даже задолго до того…       — Когда я пустофицировал капитана Хирако?       — Именно. Тебя явно занесло еще в тот момент… в этом твоем желании стать «богом».       — Да, я — бог! Я — наисильнейший! Я стал на голову выше всех синигами и всех пустых вместе взятых!..       — Да кто же спорит?.. — Спокойно и даже несколько грустно ответил Урахара. — Я, к примеру, вообще скромный владелец маленького магазинчика…       — Кисуке!!! — Завопил на все горло Айзен. — Зачем? Зачем тебе все это? Эта скучная жизнь? Жалкие человечишки вокруг тебя? Друзья, которые предали тебя, потому что боятся?! Ты, с твоим интеллектом, гораздо превышающим мой собственный, ты мог бы достичь таких высот со своим хогьоку!.. Зачем ты путаешься с теми, кто даже мизинца твоего не стоит?! Ты же гений такой же, как и я!       Серые глаза Урахары бесстрастно остановились на человеке, выкрикивавшем такие безумные и совершенно чуждые ему вещи. Они прокладывали такую огромную пропасть меж ними, которую невозможно было преодолеть никому и никогда.       — «Гений»?.. Слово-то какое… надменное, — отмахнулся бывший синигами. Он мечтательно посмотрел в небо над головой: — Мне больше по нраву «друг». Это слово в полной мере обозначает то, чем я занимаюсь. Создаю ли я новые приспособления или практикую новые боевые техники, помогаю ли я Миру Живых или Обществу душ… Какая разница? Я счастлив оттого, что я кому-то нужен, что я не одинок, и что я всегда смогу прийти на выручку тому, кто этого требует.       Айзен заскрипел зубами, раздражаясь на столь неприкрытое благородство своего оппонента. Его пальцы из последних сил попытались соорудить что-то слабо походившее на серо, но былая мощь стала покидать его тело неотвратимо и стремительно, почти так же, как зарастала дыра в его груди, окончательно превращая его обратно в обычную и такую ненавистную человеческую форму.       — Н-нет! Нет! Не-е-ет!.. — Закричал Айзен, хватаясь за остатки дыры и пытаясь пальцами разодрать ее до прежнего состояния.       — Все кончено. Хогьоку уже отвергло тебя, — заключил Урахара. — Оно посчитало тебя слишком слабым, чтобы и дальше потакать твоим губительным желаниям… И за это нам всем стоит благодарить Куросаки-сан… — Шляпник ласково посмотрел на притихшую парочку в стороне.       Ичиго и Гриммджоу, наблюдавшие за жалким зрелищем падения Айзена, по-прежнему, сидели, сжимая друг друга в объятиях. Его рука бессознательно гладила ее по волосам, посылая, тем не менее, приятные импульсы своей заботы. Девушка, прижавшаяся влажной щекой к его груди, невольно считала удары его сердца, радуясь в глубине души, что оно такое… живое.       На произнесенное ее имя в устах Урахары, они оба среагировали мгновенно и повернули свои головы к сероглазому «дядьке». Повышенное внимание и вошедшая в привычку готовность к бою рефлекторно напрягла все мышцы в их теле. Кисуке посмотрел на них как-то по-отечески нежно и с некоторой грустинкой: такие молодые, такие трепетные, они продолжали хранить в своих глазах и лицах противоестественную память о дурных прошедших событиях, не оставляя себе возможности насладиться в полную меру тем, что с ними происходило сейчас…       — Да-да, — возобновил свой разговор Урахара, — именно твоя мощнейшая атака, Куросаки, смогла настолько ослабить Айзена, что посеяла сомнения в хогьоку и заставила его отказаться от вместилища своей мощи.       — Но я все равно не победила его… — Разочарованно произнесла та в ответ.       Кисуке усмехнулся:       — Я не знаю ни одного человека, способного отобрать жизнь у бессмертного существа. — Он взглянул на нее более пронзительно: — Но зато я хорошо знаю одну девушку, сумевшую превзойти легендарных капитанов Готея 13 настолько, чтобы в одиночку выстоять против их непобедимого врага…       Похвала из уст гениального синигами медом лизнула уши Куросаки и они вмиг покраснели. Она опустила счастливые глаза, стыдясь своего несвоевременного тщеславия, и уткнулась носом в обнажившуюся только что грудь Гриммджоу, который скинул с себя форму ресуррексиона, больше не ощущая опасности.       Столь резкий контраст и ощущение приятного атласа мужского накаченного тела заставили покраснеть не только уши Ичиго, но и практически все ее лицо и даже шею. «Вот тебе и Клубничка-тян», — с досадой посмеялась она над собой, отмечая попутно, как же жаль, что подобные комментарии ей не отдавал Хичиго…       Смущенная Куросаки немного отстранилась от горячей могучей груди Джагерджака, дышавшей теперь еще чаще и волнующе, захватывая в плен ее чувства и фантазии. Она умоляюще посмотрела на арранкара, но тот так ослепительно улыбнулся в ответ и одарил ее таким жизненно-важным для нее голубым светом, что бедное сердце Ичиго, наверное, тоже покрылось горячим румянцем.       «Нет, так дело не пойдет…» — Куросаки уперлась кулачками в торс Сексты Эспада и рывком поднялась на ноги, чтобы сбежать от этого наваждения. Однако резкий скачок давления, да и упадок сил сказался незамедлительно — в голове у Ичиго все вдруг закружилось и разом погасло. Она потеряла сознание.       Гриммджоу мигом подхватил ее и поднял на руки.       — Куросаки! — Закричал он, не на шутку испугавшись.       — О, ваша спасительница оказалась-таки самой обыкновенной слаба…       — Заткнись! — Сверкнул глазами на Айзена Джагерджак, но тот и сам вынужденно онемел — печать наконец-то довершила свое дело, и образ величайшего врага Общества душ оказался заточенным в груду, связанных между собой мечей. Арранкар непонимающе уставился на Кисуке, метаясь взглядом между бесчувственной Куросаки на его руках и исчезнувшим на его глазах Айзеном.       Урахара с грустью посмотрел на рыжеволосую девушку, болтавшуюся в руках нервного Гриммджоу, точно пушинка. Она стала такой красавицей, что не могло не отдавать фатальностью в ее дальнейшем будущем.       — С ней все в порядке, — ответил, наконец, всезнающий капитан на застывший вопрос в беспомощном взгляде Джагерджака. Пока это, действительно, была только усталость. — Ей просто нужно отдохнуть. Она потеряла слишком много сил: физических, духовных и даже эмоциональных…       Гриммджоу вдруг почувствовал себя виноватым и потупил взгляд. К сожалению, внизу оказалась не спасительная земля, а полуобнаженное тело Куросаки, которое взволновало его еще больше. Хрупкое и беззащитное, оно кололо его угрызениями совести за то, что заставил ее, хоть и ненамеренно, смутиться и пуститься в бега.       — Вы знаете, куда ее перенести?..       — Да. В сады Сейрейтея, где воздух, деревья и источники насквозь пропитаны духовными частицами. Но… Я отнесу ее туда сам.       Гриммджоу недоверчиво посмотрел на шляпника: неужто этот старый извращенец задумал отобрать у него то, что он так долго искал и, найдя, не собирался так просто оставлять. Его пальцы сильнее вжались в кожу Куросаки: если этот человек захочет забрать ее, то ему придется применить для этого силу.       Проницательный Урахара лишь улыбнулся:       — Не волнуйся, она испытывает к тебе то же самое, что и ты по отношению к ней.       — Тогда?.. Почему мы должны расставаться?       — Законами Общества душ не предусмотрено присутствие арранкара на территории Сейрейтея. Тем более, если он — бывший Эспада.       — К черту законы… — Огрызнулся Гриммджоу. — Ты же сам впустил меня!       — Тогда это было продиктовано необходимостью, сейчас нами должна двигать осторожность: вряд ли Куросаки-сан обрадуется тому известию, что кто-то из ее знакомых синигами убил одного весьма приличного арранкара просто потому, что ему было здесь не место.       Джагерджака это обстоятельство заставило задуматься: а ведь шляпник прав и ему стоило подумать, прежде всего, о Куросаки, а не о себе. В конце концов, ей здесь ничего уже не угрожает… Да и впереди их ждало еще столько времени, чтобы все обсудить… Он недоверчиво всмотрелся в ее лицо: ну, если, конечно, было, что обсуждать.       — Хорошо, — бросил он в ответ на испытывающий взгляд Урахары. — Но… Можно мне остаться хотя бы до того момента, как она проснется?..       — Так сильно переживаешь? — Усмехнулся Кисуке и спрятал лукавое лицо за веером.       — Вот еще, — буркнул арранкар. — Просто я… Просто мне…       — Ай-яй, Гриммджоу-сан, по-моему, вы покраснели…       Секста зло блеснул на него глазами, но то была лишь внешняя личина прежнего бессердечного пустого. Сейчас же сотни эмоций и чувств заполняли его пустоту до самого края, разжигая страстью кровь и заставляя сердце стучать неприлично громко.       — Вот и ладушки… — Снисходительно ответил Кисуке, сжалившись над столь бурным смущением новоявленного ухажера Куросаки. Но добавил строго: — Я позволю тебе остаться до ее пробуждения с двумя условиями: ты будешь наблюдать за ней издалека, чтобы в случае появления кого-то из посторонних моментально исчезнуть из Общества душ. И последнее, как раз, является беспрекословным вторым условием.       — Я согласен, — нехотя кивнул Гриммджоу, соглашаясь при этом, что прикрытие лучше неведения. Он просто не представлял себе, как уберется отсюда, не зная наверняка, пришла в чувства Куросаки или нет…