Комета

      Кристоф обдал шею Анастазии горячим дыханием, отчего девушка вся разомлела и в томном исступлении прошептала:       – Прошу тебя, не останавливайся. Я лишь твоя этой ночью.       – Ты даже не знаешь на что соглашаешься, Штази.       Анастазия лишь прикусила губу, на что Кристоф осуждающе покачал головой.       – Я же просил тебя так не делать. Ты просто искушаешь меня, – наигранно отчитал он её и, властно взяв Анастазию за подбородок, развернул к себе.       – Искушаю на что? – дерзко вопросила она, с вызовом глядя в его обворожительные глаза цвета дымящегося пепла.       – На это, – Кристоф впился грубым поцелуем в губы Анастазии. Его крепкая сильная рука скользнула под её лёгкую юбку. Он провёл пальцем по внутренней части бедра Анастазии от коленки и выше, а после...       Под самым ухом протяжно замычала корова. Шершавый, словно наждачная бумага, язык прошёлся по девичьей щеке, оставив после себя зелёный след.       – Ну какого чёрта прямо сейчас?! – покраснев, завопила Астрид, смущённо пряча в наплечную сумку замусоленную книжку, привезённую из города и пользовавшуюся у местных девчонок страшной и почти нездоровой популярностью.       Астрид хотела было поудобнее устроиться в стоге сена и продолжить погружение в мир страсти Кристофа и Анастазии, но корова требовательно боднула её головой в бок. Пришлось слезть с налёженного места и приняться за рутинную работу.       Давно перевалило за полдень и солнце нещадно поливало горячими лучами пастбище. Жара была настолько несносной, что казалось, если прислушаться, то можно было услышать, как, испаряясь, шипят капельки утренней росы.       Астрид взяла большое ведро и, загребая ногами, прошла чуть в тень, ведя за собой корову.       – Вот приспичило же тебе прямо сейчас, Веста, – надувшись, бурчала молодая доярка. – Можно было и подождать чуть-чуть.       Веста же лишь непонимающе-наивно хлопала большими блестящими глазами, пережёвывая зелёную вязкую жвачку.       Без особого энтузиазма Астрид стала тянуть за большие висячие соски. Струи молока с дзыньканьем ударялись о дно ведра. Наблюдая за этим, Астрид с тоской вспомнила далёкие времена, когда она малышкой, разодетая, словно кукла, бегала по городским мощёным улицам, уплетала булочки с патокой и ни в какую не хотела ходить в школу. А теперь, после развода родителей и переезда на бывшую бабушкину ферму, её единственным развлечением стало лежание в стоге сена да самобичевание из-за неосуществлённых мечтаний. Как ни крути, а хвалёная сельская жизнь вызывала у Астрид лишь тоску с брезгливостью и никак уж не восхищение простым и незамысловатым бытом.       Из владений хандры её выдернул быстрый приближающийся топот лёгких ножек по иссохшейся траве. Веста негромко промычала, отмахнувшись хвостом-кисточкой от пары назойливых жирных мух. Астрид смахнула со вспотевшего лба налипшие закудрившиеся волосы и обернулась.       Рядом переминались с ноги на ногу две девочки – курносая Анники и худющая Линнея. Щёки ярко горели румянцем, и обеих подруг прямо распирало от какой-то удивительной новости.       Линнея, более задиристая и громкая, выпалила первой:       – У нас тут батальон разведчиков в старых казармах расположился!       – Там парней молодых столько должно быть! – подхватила Анники.       – Вы их видели уже? – поинтересовалась Астрид, отставив ведро. – Симпатичные хоть есть? Или... ну, не очень все?       Линнея фыркнула и отмахнулась:       – Чего ты привередничаешь? Их там, вроде не мало, так что хотя бы парочка ничегошных найдётся.       – Да это же разведчики! Они все такие стройные, подтянутые... не то что эти пьянчуги из гарнизона, – перебила подругу Анники и добавила, сморщив нос, – фе.       "Разве что поголовно смертники", – невесело добавила про себя Астрид.       Линнея гордо вздёрнула голову и сказала:       – Вообще, сегодня утром к нам в лавку зашёл один из них, я сама не видела, не знаю какой он был, с большим заказом на продовольствие всякое. В общем, сегодня вечером, мой старший брат с друзьями повезут к ним аж две телеги. А я, – она кокетливо качнула бёдрами, – собираюсь набиться в помощницы и поглядеть на этих солдатиков. Может, даже вас с собой возьму.       Анники звонко захихикала в кулачок.       – Ой, да я не знаю, меня мама точно не отпустит, – приуныла Астрид. Ей, конечно, страсть как хотелось поехать с девочками и поглазеть на этих молодых военных, но если бы мама только услышала об этом, то ей не то что мальчиков в форме не видать – Астрид головы не сносить.       Линнея сложила руки на плоской груди.       – Ой, меня мямя ни атпустит, – передразнила она. – Конечно, если ты ей об этом расскажешь.       – Да-да, если бы я своему папе сказала, что я куда-то собралась, то он бы меня недели две под замком держал бы! – быстро закивала головой Анники, отчего её упругие светлые локоны запрыгали, как пружинки.       – Н-ну, – запнувшись, неуверенно протянула Астрид, – я не знаю...       Линнея посуровела и властно сказала:       – Слушай, харе ломаться. Чё ты как мелкая трусишь? Мамы боишься? Или боишься, что ты такая прекрасная красавица, что все разведчики на тебя сразу набросятся и в казарму уволокут?       – Да ну тебя! – обиделась Астрид. – Я о таком даже и не думала.       – В общем, либо ты с нами, как настоящая взрослая женщина, либо, как лохушка, сидишь дома и мусолишь книжки, – подвела итог Линнея.       Соблазн был слишком велик и Астрид, уже залившись румянцем от одного только предвкушения своего будущего приключения, ответила с излишним энтузиазмом:       – Да, я пойду!       – Вот и отлично. Значит, вечером, в половину седьмого, у выезда из торгового района, – сказала Линнея и, уже вприпрыжку удаляясь, бросила через плечо: – Пока!       Анники чуть помедлила, прищурилась и уставилась на волосы Астрид.       – Ты же вьюшки эти уберёшь, да? Они тебе совсем не идут. Выглядишь, как чучело огородное.       Астрид нервно подёргала прядь секущихся волос, топорщащихся во все стороны.       – Да я, это, выпрямить их не успела с утра, вот, так что да, я, конечно, уберу, вот... – промямлила она, хотя в голосе чуть-чуть да сквозила обида. На самом деле, Астрид не стала укладываться, потому что надеялась, что с натуральными волосами она будет выглядеть лучше. Вот повезло Анники – у неё локоны от природы упругие и крупные, прямо как у ангелочков на старых картинах. Не то что это воронье гнездо у Астрид.       – Вот и отлично. Тогда до вечера, – помахала розовой ручкой Анники и побежала через пастбище вслед за подругой.       – Да, до вечера, – пробурчала Астрид ей в спину.       Веста как-то вопросительно промычала. Видимо, ей надоело стоять на одном месте, ожидая, пока девчонки закончат свой пустой трёп. Астрид погладила корову по спине и скривила недовольную физиономию.       – Они думают, что самые красивые, и парни только на них смотреть и будут, как голодные псы на кости. Ну-ну – никто не любит выпендрёжниц, правда, Веста?       Веста лишь отмахнулась от ещё одной приставучей мухи.

***

      Когда Астрид впорхнула на кухню, мама возилась с несколькими посудинами. Невидимой рукой из каждой выползал такой чудный аромат и хватал за нос, да так, что только у того, кому напрочь отбили нюх, не потекли бы слюнки.       – Сейчас обедать будешь или позже? – поинтересовалась мама, не отрываясь от стряпни.       – Мам, ну какой обед? – мечтательно мурлыкнула Астрид, теребя прядку жёстких волос. Но, опомнившись, добавила. – Нет-нет, спасибо. Я чего-то есть не хочу и мне надо срочно выпрямить волосы.       Глухой стук ножа и пыхтение мамы тотчас смолкли.       – Это ещё зачем? Подружкам не понравилась новая причёска?       Но Астрид будто уже вовсе и не слышала её – мысли уносили далеко в страну грёз, где она, с идеальной причёской, будто бы невзначай, одаряет кокетливой улыбкой молодого темноволосого разведчика, всего такого язвительного, ироничного и внешне непокорного, как дикий мустанг. Но лишь для неё одной, для Астрид, он непременно будет самым галантным и верным – совсем как красавец Кристоф в её любимой книге. А Линнея и Анники будут кусать локти и раздуваться от зависти, что яркие воздушные шарики – вот-вот жгучая смесь надменности с желчью сделает прокол и со свистом выльется наружу.       – А можно ещё что-нибудь из твоей косметики взять? Ну, которую мы ещё из города брали... ой, фу! – Астрид принюхалась к своей грязной рабочей одежде, пропитавшейся за несколько часов на солнцепёке терпким потом. – Мне нужно помыться! Ковшик, мама! Где ковшик, лохань там... чёрт!       Астрид волчком закрутилась по кухне, хватала всё подряд, залезла в кладовку, где тут же уронила себе на ногу тяжёлое деревянное корыто и, запищав от боли, вернулась к матери.       – Боже, что за муха тебя укусила?! Сядь спокойно! – осадила её та. – Куда ты вообще собралась? Что за спешка?       Потирая зашибленную ступню, над которой уже колдовали прохладные мамины руки, Астрид потупилась. Правда была слишком кусачей и неудобной.       – Ммм, – затяжное молчание, – я когда Весту доила, прибежали Линнея и Анники. Сказали, что вечером бродячий театр в городе будет пьесу ставить. Меня пригласили пойти на представление с компанией, всё такое...       – А кипиш к чему такой? – покачала головой мама, неодобрительно глядя на медленно наливающуюся краснотой и распухающую ногу нерадивой дочери.       – Ну, там мальчики должны быть, вот. Ай! – ногу будто насквозь калёной иглой пронзило.       Мама утёрла руки полотенцем и открыла ящичек с разнообразными мазями и настойками на все случаи жизни – начиная от рядового расстройства желудка и заканчивая крупной гнойной сыпью. Перебирая цветастые склянки да баночки, она учтиво, но с лёгким укором, поинтересовалась:       – Думаешь, что выпрямленные волосы и яркие губы скрасят впечатление от твоей хромоты? Ногу-то ты сильно зашибла. Может, лучше никуда не пойдёшь?       – Нет! Нет-нет! Мне надо обязательно идти – они же сегодня уже уедут! – запротестовала Астрид. Слёзы злости и обиды на саму себя застряли где-то в горле.       Лицо горело от стыда, и у Астрид защемило в груди от бессильной злобы – обвинить-то кроме себя было некого. Горечь почти чувствовалась на языке. Линнея с Анники, конечно, смеяться не будут над её внезапной хромотой, но легче от это не стало. Астрид уже вообразила себе как она, деревенская доярка, ковыляющая, словно старуха, помогает выгружать продовольствие, а сотни ехидных и чуть насмешливых взглядов облепляют её кровожадными комариками с ног до головы.       – Мамуль, а давай просто эластичным бинтом потуже затянем, и я побегу скорее мыться? – жалобно взмолилась Астрид.       – Чтобы ты ещё где-нибудь навернулась и всё же доломала ногу? – мама скептически смерила её взглядом.       – Маааааам!       Чуть больше, чем через полчаса, Астрид, душистая после помывки, как букет полевых цветов, крутилась посреди своей комнаты в мамином старом, немного линялом платье василькового цвета, которое та сохранила после переезда. Тугой поясок крепко обнимал не слишком тонкую талию, из-за чего пришлось хорошенько втянуть живот.       Каштановые волосы, походившие обычно больше на конопляное мочало, теперь аккуратным ровным полотном стекали по плечам и спине. Астрид долго пыталась уложить их в некое подобие причёсок, какие она видела на картинках в цирюльне, пробовала чем-нибудь подвязать или подколоть, но непослушные волосы сразу вставали торчком, будто по ним не расчёска прошлась, а Веста языком.       Астрид осторожно притопнула зашибленной ногой – боль тут же вцепилась в стопу острыми частыми зубками.       "Значит, придётся ходить осторожно".       Ещё пару раз крутанувшись перед большим, но мутноватым зеркалом в резной раме, которое бог знает где достала покойная бабушка, Астрид торопясь выскочила из комнаты, не слишком изящно спустилась по лестнице и, дежурно чмокнув маму в щёку на прощание, поспешила на встречу с подругами.       Вайдевиль, скромный городок на окраине Стены Мария, ленивым котом развалился под мягкими лучами заката. Жители, прятавшиеся целый день от духоты в своих домах, лавках или под тенью торговых навесов, высыпали на узенькие мощёные улицы и неспешно прогуливались, предаваясь блаженному безделью. Из распахнутых окон выглядывали тучные румяные домохозяйки, баюкавшие притомившихся детей. Иногда они о чём-то задумчиво вздыхали, вглядываясь в вечернее небо, или негромко судачили друг с другом через окно, перетирая насущные проблемы вроде не шибко воспитанного мужа или порвавшихся штанов младшего сына.       В ближайший худой кабачок уже набились трудяги и частенько из мрачного провала приоткрытой двери слышались забористые ругательства, от которых даже у Линнеи, обычно не стеснявшейся в выражениях, уши в трубочку свернулись бы.       Если бы не нога, отзывающаяся болью при каждом шаге, Астрид непременно бы побежала вприпрыжку, так плясало всё ещё существо. В тот день бродячие музыканты спрятали свои инструменты и отправились в кабак, но в душе Астрид настоящий симфонический оркестр лихо исполнял лучший концерт в своей карьере. Музыка, доступная лишь ей одной, будоражила сердце, румянила круглые щёки, а в животе будто стая бабочек кружилась в разноцветном вихре. Астрид казалось, будто взгляды всех прохожих прикованы лишь к ней одной.       Оставалось срезать квартал через переулок, где расположилась небольшая булочная, вечно укрытая тенью внушительной и помпезной часовни Трёх Стен. Стоило только окунуться в прохладу и сумрак закоулка, как ноздри Астрид защекотал дразнящий аромат пряных булочек и тёплый дух свежеиспечённого хлеба – тётушка Оливия, знатная на всю округу мастерица, явно работала в поте лица.       Не удержавшись, Астрид остановилась у прилавка, манящего рогаликами с хрустящей корочкой, напудренными плюшками и яблочными штруделями.       – Мне один... нет, два вот тех больших рогалика, – вежливо попросила она, усердно скрывая жадный блеск в глазах.       Тётушка Оливия, пышная, как и её выпечка, раскрасневшаяся от жара печи, выплыла из облака муки. Большими, натруженными руками, она стала складывать в бумажный пакет покупку.       – А куда ж ты такая красивая сегодня, милочка? – как бы невзначай поинтересовалась тётушка Оливия густым и тёплым, как мёд, голосом.       – Да так, с девочками погулять, – немного смутилась Астрид.       – Ой, да рассказывай, – лукаво подмигнула тётушка Оливия. – Небось к этим, разведчикам, собралась, ага?       – Нет, что вы, нет, конечно же нет! – опешила от проницательности булочницы Астрид. Но, осознав, что ложь та распознает так же легко, как и плесень на хлебе, поправилась. – Да, к ним. Вы только маме не говорите, пожалуйста.       Оливия широко и понимающе улыбнулась:       – Да я в своё время тоже бегала, когда эти сумасшедшие в наши края наведывались. Ох, молодая была, дурная...       Астрид торопливо кинула на прилавок пару монеток и потянула руки за сокровенным пакетом. Но лицо тётушки Оливии на мгновение ожесточилось и она предостерегающе добавила:       – Но ты, милочка, с ними поосторожней. Не путайся с этими балбесами – ничего путного не выйдет, поверь мне, – она с многозначительным вздохом кивнула в сторону своего сына, пыхтящего в другом конце булочной у горячей печи.       – Хорошо, учту, – послушно ответила Астрид, про себя подумав совершенно обратное.       Скрипучая телега, загруженная всевозможными тюками и коробками, уже была почти готова к отправлению. Эгиль, долговязый старший брат Линнеи, прилаживал последний мешок и одновременно переговаривался с Анники, неловко мявшейся рядом и не знающей, куда ей себя деть.       – Ну ей богу, если она провозится ещё хоть минуты 3, батя её засечёт и сразу поймёт, куда она намылилась! – мощный выступающий кадык так и прыгал от раздражения. Эгиль кивнул двум своим приятелям, прохлаждавшимся в теньке, чтобы те уже забирались на повозку.       – Привет, – попыталась привлечь к себе внимание Астрид, скованно помахав рукой, – Линнеи ещё нет?       Анники лишь пожала плечами, а Эгиль, сплюнув на землю, проворчал что-то о "безмозглых девках и их тупых загибонах".       Как будто услышав своё имя, Линнея, благоухая мамиными духами, грациозно спустилась с крыльца бакалейной лавки, которую держали её родители. На ней красовалось новенькое льняное платье, надетое на белоснежную воздушную блузку. Чёрный облегающий лиф обтягивал и без того худое тельце, отчего талия казалась хрупкой, что полевая былинка. Линнея одёрнула широкий зелёный фартук, украшенный вышитыми цветами, и почти властной походкой направилась к ждущим.       – Ой, тебе так идёт! Где достала? – заворожённо прошептала Анники, сразу принявшись щупать ткань своими фарфоровыми пальчиками. Линнея, гордая до невозможности, кинула на подругу взгляд настоящей баронессы, позволившей служанке прикоснуться к своей персоне.       – Папа хотел подарить мне его на день рождения, но я решила устроить праздник себе прямо сейчас. А ты что скажешь, Астрид? Мне идёт?       Эгиль презрительно фыркнул, совсем как конь, чью подпругу он проверял.       – Очень красиво, да. Тебя стройнит очень, вот, – отведя полный зависти взгляд, невнятно ответила Астрид.       Линнея благодарно улыбнулась и первой взобралась на повозку. За ней лихо вспорхнула миниатюрная Анники, а вот Астрид замешкалась – на больную ногу было почти не опереться. Одному из друзей Эгиля, незнакомому парню с сильно оттопыривавшей нижней губой, пришлось помочь незадачливой попутчице. Лишь коснувшись его мозолистой горячей ладони, чуть влажной от пота, Астрид сильно стушевалась и пробубнила под нос вялое "спасибо".