Ты впервые сдаёшься без боя

— Я и не представлял, что ты такая замечательная женщина! — Спросил бы меня, я бы тебе сказала. Сомерсет Моэм "Театр"

Дорожный указатель с надписью «Красногорск» промелькнул за окном, и Юра сбросил газ, снижая скорость до предписанных правилами шестидесяти. Расположившийся на пассажирском сидении Ткачёв оторвал взгляд от смартфона, в который безотрывно пялился последние полтора часа, и сухо проинформировал: — Отель «Парадиз». Первый поворот налево, потом до светофора. На светофоре — направо, через сто метров — поворот в арку. Он что, всё это время карту города изучал, что ли? Ну вы подумайте только, какие мы предусмотрительные! Надо же! Юра негромко хмыкнул, едва удерживаясь от язвительного комментария в адрес новоявленного штурмана, но промолчал, не споря повернул налево, следуя по указанному маршруту. Тот, кто присвоил гостинице столь претенциозное название, без сомнения был поклонником чёрного юмора. Обшарпанное здание, зажатое между убогими пятиэтажками, на Рай походило так же, как капитан Пономаренко на лощёного лондонского денди. Этому, с позволения сказать, шедевру архитектуры гораздо больше подошло бы что-то вроде «Приюта нищебродов» или «Гастарбайтер-хауса», но выбирать не приходилось — гостиница в районном городишке, едва дотягивающем до тридцати тысяч жителей, была всего одна. Заметив кислую мину Ткачёва, Юра почувствовал, как дурное настроение резко пошло вверх. Ещё бы! Балованный столичный мальчик, по-видимому, рассчитывал на апартаменты, но жестокая действительность не оправдала ожиданий, развернув фортуну филейной частью к заезжему гостю. Юра ухахатывался в душе, исподтишка наблюдая, как Паша недоумённо оглядывает узкий двухместный номер, как брезгливо одёргивает руку, прикоснувшись к пыльной и липкой тумбочке, как недовольно кривит губы, откручивая ржавый кран в тесной, пропахшей сыростью душевой. Самому Юре было по барабану на отсутствие достойного сервиса — и не в таких клоповниках доводилось ночевать в частых и длительных командировках, бытовые неудобства никогда не были для него проблемой. Ну, а Паша... Что ж, привыкайте, мон шер, привыкайте. Это вам не по элитным московским клубам скакать. Се ля ви. Пашина досада отзывалась в Юре затаённым злорадным удовлетворением. Он даже себе не мог объяснить, почему так реагирует на Ткачёва — окружающие в большинстве своем не вызывали в нём ничего кроме апатичного холодного равнодушия. А вот Паша отчего-то раздражал. С самого начала, с первого дня появления в отделе этот широкоплечий черноглазый красавчик умудрился без всяких усилий разбудить в Юре что-то странное и откровенно тёмное. Ткачёв не рисовался, не навязывался, держался дружелюбно и ровно, но каждый его взгляд, жест, каждый поступок казались Юре нарочитыми, демонстративными и наигранными. Юра понимал, что предвзят, что судит о Паше, пропуская его действия через призму непонятно откуда взявшейся неприязни, но ничего не мог с собой поделать. Всё в этом парне было чересчур — слишком открытый, слишком жизнерадостный, слишком благодушный. А внешность? Юра был убеждён — настоящий опер должен быть скрытным, циничным, осторожным. Яркая, броская внешность не для оперативного сотрудника: уж кому-кому, а менту с земли не стоит выделяться из общей массы градских обывателей. И уж совершенно точно ему не должно стремиться обаять весь свет мягким сиянием лучистой улыбки. Эта самая улыбка — широкоформатная и белозубая — вообще шла первым номером в списке Юриных претензий. Так улыбаться имеют право только голливудские небожители — владельцы миллионных счетов в твёрдой валюте, посетители светских приёмов, оскаровских церемоний и элитных стоматологов. Этот-то куда? Какого хрена? Улыбка поощряла, обволакивала, щекотала — словно горячие песчинки сыпались по спине, от затылка до самого копчика. Чертовщина! А однажды и вовсе... Даже вспоминать тошно. Завернул в курилку — расслабиться, передохнуть между забегами по району. А там этот... Сигарету сосёт как... как... Втягивает между пухлыми губами, аж щеки западают, вынимает изо рта и улыбается, выпуская дым. И опять между губ вставляет! Воздуха сразу стало слишком мало, а в штанах — подозрительно тесно. Юра, когда врубился, что происходит, чуть умом не двинулся от шока. Залип! На мужике залип! На мужике, блядь!!! Остановите Землю, я сойду! Сбежал тогда Юра очень быстро. Позорно удрал, даже бычок не докурил, незатушенный выкинул в мусорную корзину. Разозлился на себя дико — да что ж за херня такая происходит?! Возьми себя в руки, капитан! Купил бутылку водки, выхлебал дома в одиночку, без закуски. Психовал полночи, а на следующий день еле глаза продрал и решил — баста! Нахуй! Десятой дорогой обходить буду! Политика игнора дала результаты — уже через неделю мозги прочистились, и сниться перестало. Юра даже проверил себя, понаблюдал за Ткачёвым издалека. Убедился — бесит по-прежнему, но уже без этого... слава богу! Успокоился — нормально всё, справился, без психиатра обошлось. Но всё же предпочёл держаться от Паши на расстоянии, во избежание, так сказать. И надо же было такому случиться, что именно Ткачёва определили ему в напарники в этой неожиданной командировке. Проклятье! *** Когда Юра зашёл в кабинет Карпова, там уже сидел Ткачёв. Одного взгляда хватило, чтобы почувствовать раздражение. Чёрт знает что такое! Он словно не в кабинете начальника находится, а в шезлонге на пляже загорает. Развалился. Странно, что Стас молчит. Карпов, действительно, будто не замечал непозволительной расслабленности подчинённого: внимательно изучал лежащую перед ним папку, не поднимая головы, кивнул Юре на место у стола — присаживайся. Юра отодвинул стул и, демонстративно развернув его спинкой к Ткачёву, уселся прямо напротив Стаса — собранный и сосредоточенный. Негромкий хмык, прилетевший в затылок, дал понять, что его демарш оценили, но Юре было плевать. Он здесь по делу, а мнение выебонистых вальяжных тюленей его не волнует. Стас перевернул ещё один лист и наконец-то оторвал взгляд от бумаг, потёр ладонью нахмуренный лоб. За Юриной спиной раздалось шевеление, скребанули по полу ножки стула — ага, сообразил-таки принять более приличествующую обстановке позу. Хватило ума. Стас вытянул из папки какую-то фотографию и, покрутив в руках, выложил на стол перед операми. — Знакомьтесь. Мешков Леонид Степанович, семьдесят четвёртого года рождения, дважды судимый вор-рецидивист. Кличка — Лёня Мешок. Находится в федеральном розыске с мая прошлого года по обвинению в убийстве гражданина Малышева Сергея Петровича. Юра вгляделся в фото, с которого на него смотрел мужик средних лет с квадратной тяжёлой челюстью и приплюснутым, искривлённым как у боксёра носом. Профессиональная память привычно не подвела: — Это же тот хмырь, что с убийства на Капитанской в прошлом году. — Он, — согласно кивнул Стас. — Тебе дело знакомо, а вот Паша не в курсе, поэтому поясню. В прошлом году на Капитанской было совершено убийство. Три отморозка решили бомбануть квартиру антиквара. Наводчик, давший наколку, уверял, что в квартире полным-полно дорогих цацек, за которые легко можно срубить кучу бабла. Сам хозяин собирался уезжать на пару дней, но что-то там у него не срослось, и когда эти уроды вломились, он оказался дома. Малышев сопротивлялся: то ли нажитого стало дюже жаль, то ли ещё что — неважно. Ну, а эти ухари — подельники Мешка — не долго думая, проломили ему башку. Квартиру выставили подчистую, вынесли всё: деньги, украшения, монеты старинные, барахло по мелочи. Двоих мы задержали сразу, по горячим следам, а вот третий — этот самый Мешков — скрылся вместе со всем награбленным. Сообщники его — два дебила из местных — по делу ничего рассказать не смогли, куда мог смыться Мешков — не знали. Он их в свои дела не посвящал — дебилы они и есть дебилы: стравил баланду про хороший куш, они и пошли, не интересуясь деталями. Из всей этой троицы именно Мешков был организатором: наводчик был его, «арматура» для взлома тоже. Потому после налёта он весь приварок себе и забрал. Велел подельникам затаиться — мол, я вас найду, как утихнет,— а сам свалил в закат. Мы его, конечно, в розыск объявили, ориентировки разослали, да только толку — ноль. Струхнул, видать, Лёня не по-детски — он до этого дела в «мокром» замазан не был, а тут промашка вышла. Ну и затихарился где-то капитально и надолго. На наводчика тоже выйти не удалось, гоблины о нём ничего не знали. А вчера одна птичка в клювике принесла, что видели нашего Мешка в Красногорске. Он оттуда родом. Видимо, решил, что бдительность у органов притупилась, или дела какие-то недоделанные остались. Короче. Вы сегодня же выезжаете в Красногорск. Ваше дело — найти и задержать Мешкова, как можно быстрее, пока он опять на дно не залёг. Вот адрес, по которому он прописан, — Карпов протянул Юре бумажку, скрестил руки на животе и откинулся в кресле, оглядывая обоих оперативников. — Задача понятна? — Стас, а местные не пытались его искать? — Ткачёв, ты как первый день замужем, — Стас усмехнулся и покачал головой. — Что местные? В районной уголовке и так два с половиной землекопа, у них своей пахоты выше крыши. Оно им надо, наши хвосты подчищать? Информацией имеющейся, конечно, поделятся, но на большее я бы не рассчитывал. Дело наше, а потому придётся вам, соколики, самим землю носом рыть. Справитесь, не маленькие. Приказ я уже отдал в кадры, Ткачёв, иди, оформляйся. Юра задержись. Стоило Ткачёву выйти за дверь, как Юра повернулся и задал Карпову один единственный, но весьма животрепещущий вопрос: — Стас, почему Ткачёв? Он же… Э-э-э… — Юра не знал, как выразить своё отношение к Ткачёву, запнулся и ляпнул первое, что пришло на ум. — Ну… Новый человек. Непроверенный. — Вот ты и проверишь, — Стас казался вымотанным долгим рабочим днём, и скорее всего поэтому не рявкнул, а снизошёл до объяснений. — Воронов нужен мне в отделе, Андрей с Гариком по другому делу заняты, дёргать я их не хочу. Ткачёв нормально работает, косяков за ним пока не наблюдалось. Парень он вроде неглупый, надо прощупать, чем дышит. Присмотришь там за ним. Всё, Юра, иди. У меня ещё дел по горло. Сказать, что Юрино настроение упало ниже плинтуса — значит ничего не сказать. Возразить Стасу он не посмел — себе дороже — но, выйдя за дверь, дал волю эмоциям. Ну что, блядь, за карма такая, а? Как в командировку в Хуево-Кукуево — так Пономаренко! И почему только эти сволочи не скрываются где-нибудь в Монте-Карло или, на худой конец, в Карловых Варах? Юра бы съездил — вот честное слово! Нет же — лезут, забиваются во всякие паршивые щели, а капитан Пономаренко выковыривай! Да ещё и напарничка присупонили — дай бог каждому! Это что ж за жизнь такая весёлая, а? Дерьмо!