Новый хранитель Хогвартса. Переписать судьбу

Мишка долго сомневался, прежде чем рассказать Северусу всё. И решил, что должен это сделать. Ещё и потому, что не был уверен в безопасности Алисы. Он помнил только, что в книге она погибла в результате какого-то эксперимента. Северус давно привык опекать супругу и быть в курсе всех её дел и изысканий — ещё с тех самых пор, как Мишка подстраивал ей всякие неприятности, но всё же… Они проговорили несколько часов подряд. Вернее — говорил Мишка. А Северус слушал, как казалось Мишке, бледнея с каждым словом… Он, конечно, не хотел верить, но, в конце концов, кажется, всё-таки поверил. — Значит… мы все… живём… в книге… — тихо, полувопросительно проговорил Северус. — Я не знаю, — честно ответил Мишка. — Я теперь уже ничего не знаю. Может быть, мы живём в параллельном мире? И знаешь, что я думаю… — Что?.. — послушно спросил ошеломлённый и растерянный Снейп. — Я думаю, что это неважно. Это не имеет никакого значения. Главное — что мы живём. По-настоящему живём. — И ты никогда не жалел? — спросил Северус, всматриваясь в завихрение светящихся линий и вспыхивающих искр. — Нет, — не задумываясь, ответил Питон. А потом подумал и прибавил: — Только за маму волнуюсь. Если я пропал — там, в той жизни, то как же она… Северус не нашёлся с ответом. Он протянул руку, словно хотел погладить Питона, но рука прошла насквозь. Мишка опустился ему на плечо и затих. Плечо покалывало и довольно сильно, но Снейп сидел, не шевелясь, глядя на огонь, долго сидел. Потом сказал: — Ты прав. Главное — что живём. А через неделю Снейп разругался с Дамблдором, который хотел поймать Мишку и исследовать его. Во имя общего блага, разумеется! Снейп — всегда спокойно-непроницаемый — устроил настоящий скандал. В результате поползновениями директора была возмущена вся школа, за редкими, очень редкими исключениями, и оказаться в числе этих исключений — самых неприятных учеников Хогвартса, было для директора Дамблдора отнюдь не честью. А Мишка, когда Дамблдор через несколько дней по обыкновению начал вещать что-то об общем благе, и расколотил тот витраж, осыпав директора осколками с ног до головы, причём умудрился не уронить на сидящих рядом учителей ни одного осколочка! Дурацкий был поступок, что и говорить… Северус расстроился. Опасался, что после такого Мишкиного поступка, у директора прибавится сторонников в вопросе принудительного исследования Питона. Но этого не случилось. Все всё правильно поняли. Мишка обиделся — чего ж тут непонятного? Ясно на кого, и ясно за что! Но дело было в том, что он не только обиделся. Мишка всё чаще думал о маме. Сказалось и то, что свободного времени у него стало больше, вот и грустил он, переживал… А теперь, вспомнив всю свою странную жизнь в Хогвартсе, Питон затих в углу, изо всех сил стараясь заглянуть туда — за черту, отделяющую этот мир, давно ставший для него родным, от того, где осталась его прошлая, словно приснившаяся жизнь. И у него получилось. Такой уж он был — Мишка Питон — стоило ему чего-нибудь по-настоящему захотеть, как у него обязательно получалось! Он увидел ту жизнь, увидел себя самого. Увидел, как Мишка — вполне материальный, обыкновенный, полузабытый Мишка, каким он был когда-то, спит за столом. Перед ним включённый ноут, на экране — та самая иллюстрация, где стоят Гарри и Северус, а вокруг — завитушки на рамке. Значит, это тот самый день! Даже, может быть, тот самый миг, когда Мишка Питонов попал в другой мир… Потом вошла мама, разбудила Мишку и велела немедленно отправляться спать. И он послушно выключил комп, умылся и лёг. Что-то в нём было не так… Питон покружил вокруг и привычно нырнул в чужое (хотя какое ж оно чужое!) сознание. И понял. Неугомонная, авантюрная, жаждущая приключений и подвигов часть Мишки отделилась, проникла в другой мир — будь он книжный, параллельный или ещё какой — и прицепилась к полубезмозглому Хогвартскому полтергейсту, наделив его совершенно новыми, неповторимыми свойствами, Мишкиной памятью и характером. А оставшийся дома Мишка — уже и не совсем Питон. Он просто Мишка Питонов, который больше не будет ввязываться во все разборки без разбору, начнёт нормально учиться, и всё у него, а главное — у его мамы, будет хорошо! Питон долго кружил над маминой постелью. Прощался. А потом, вернувшись в Мишкину комнату, заметил книги Роулинг и, бросив беглый взгляд на знакомую обложку, оторопел! Вместо привычного названия, там было написано: "Пит и Волшебный Замок"! Питон привычно нырнул внутрь. Это он в Хогвартсе научился: раз — и просмотрел книженцию! И что же… В книгах всё оказалось совсем не так, как он помнил! Исчезли войны, пытки, смерти, не было Тёмного Лорда, не было трагической и безответной любви Северуса к Лили… Место Воландеморта занял полубезумный писатель Томас Риддл, строчивший бестселлеры со скоростью, которой могла бы позавидовать Донцова, и фантазией, которой мог бы позавидовать кто угодно! В них были в широком ассортименте представлены и войны, и Тёмные Лорды, и чудовищные змеи, и прочие бессчётные опасности и трагедии, о которых жители благополучной и спокойной Магической Британии читали с огромным интересом. Профессора Снейпа любили ученики, уважали коллеги и безнадежно обожали женщины. И для Гарри Поттера, вполне симпатичного, но второстепенного героя, профессор Снейп, строгий, ироничный, справедливый, непревзойдённый рассказчик и внимательный наставник, стал любимым преподавателем и главным школьным авторитетом, весьма успешно заменив в его сердце и жизни директора Дамблдора. А главным героем книг теперь был Дух Хранитель Магической Школы, по имени Пит! И повествование велось именно от его лица. Книги превратились в череду весёлых приключений, в них рассказывалось о забавных розыгрышах, о квиддиче, о первой любви и настоящей дружбе; в них было море юмора, были и волнения, огорчения, опасности, но — ни одной жертвы, ни одной настоящей трагедии! Мишка вынужден был признать, что этот вариант эпопеи не мог бы захватить его настолько сильно, как первоначальный. Но он ни за что не согласился бы вернуть всё назад! Ни за что! Мишка Питон ещё раз посмотрел на маму, вздохнул и… проснулся. В Хогвартсе. В своей самой настоящей, самой подлинной жизни. В той жизни, в которой он — нужен.