Seraphimia — "Trulife"
Целый час я лежал в постели, смотря в потолок, и думал о том, что сказала мне во сне Фиалка, благо, впереди у меня было два законных выходных и уйма времени для самокопания. «Та твоя часть, которую ты отверг когда-то в детстве по прихоти матери», — прошептал я и нахмурился. Как бы ни старался, я не мог вспомнить ничего из своего детства, что хоть немного пролило бы свет на происходящее. Помню лишь, что мать часто ругала меня, ставила в угол и порой даже не гнушалась телесных наказаний, но вот за что мне доставалось... Это оставалось для меня тайной за семью замками. Наверное, я так и остался бы лежать в постели на целый день, если бы не раздался настойчивый звонок в дверь. Бурча себе под нос что-то несвязное, я выбрался из-под одеяла и направился открывать незваному гостю. Видимо, сегодня был совершенно не мой день, потому что по пути я собрал все косяки и напоследок хорошенько ударился пальцами ноги о край тумбочки в коридоре. Взвыв от резкой боли и попутно чертыхаясь, я был готов убить того, кто решил заявиться ко мне с утра пораньше. Но на пороге я увидел свою мать, которая стояла, подбоченясь, с крайне суровым выражением лица. Ее приход был неожиданным, ведь она никогда не заявлялась утром, зная, что в выходные я сплю до победного. Мама лишь с негодованием покачала головой и вошла в квартиру. — Сехун, нельзя так ругаться! — нахмурившись, произнесла она, отчего на ее, казалось, нетронутом временем лице появились морщинки. — Я сильно ударился, — буркнул я в ответ. — Ты надолго? — Буквально на десять минут, пока твой отец решает дела в банке, — скинув пальто и вручив его мне, мама пошла прямиком на кухню. — Как-то у тебя прохладно! — на ходу бросила она. Я проследовал за ней и остановился на пороге кухни, облокотившись о дверной косяк. Мама уже по-хозяйски рылась в шкафчиках, видимо, выискивая чай или кофе. Я не стал ее разочаровывать и говорить, что ее поиски ни к чему не приведут. — Сехун, ты вообще ешь хоть что-нибудь?! — спустя пять минут изумленно выдала она, стоя около распахнутого холодильника. — У тебя же тут все пусто! — Да, я собирался сходить в магазин сегодня, — зевнув, ответил я. — Ну да... Собирался, конечно, — произнесла мама, пристально смотря на меня. — А это что? — ее глаза резко округлились, и она потянулась к раковине, на краю которой стояли мои таблетки, а я мысленно дал себе затрещину за то, что вчера поленился их убрать с видного места. — Сехун, сынок, ты снова сидишь на таблетках? — моложавое лицо моей матери вмиг приобрело серьезный и обеспокоенный вид, что не сулило ничего хорошего. — Ответь мне! — Я их почти не пью, — промямлил я. — Со мной все нормально, мам, правда. У меня не было ни малейшего желания обсуждать с мамой свои проблемы. Ни сейчас, ни завтра, никогда. И больше всего на свете я не любил, когда она смотрела мне в глаза, нахмурившись, пытаясь тем самым выбить из меня признания. — Если так — хорошо. Но я позвоню господину Ли и поинтересуюсь об успехах ваших сеансов терапии, — ледяным голосом выдала мама. И тут меня вдруг осенило... Я должен был узнать у матери о своем детстве. Уж она-то должна помнить, за что меня наказывала. Вот только... станет ли рассказывать? В любом случае, не попробую — не узнаю. — Мам... Эм... Я хотел кое о чем спросить, — я немного замялся, встретившись со все еще строгим взглядом матери. — Почему ты сильно ругалась на меня в детстве? Примерно лет в пять-шесть? Мне важно это знать. Она заметно напряглась, сжав губы в тонкую нить, что говорило только об одном — она все помнила. Теперь уже мама избегала моего пристального взгляда, но, как ни странно, ответила на мой вопрос. — У тебя был воображаемый друг, — тихо произнесла она, присаживаясь на стул. — Точнее, подруга... Ты дал ей имя Фиалка, говорил, что у нее глаза фиолетовые. Как бы я ни старалась, ты все равно продолжал твердить о ней и обижался на то, что мы с отцом ее не видим. Потом я начала ругать тебя и наказывать за вранье. Так продолжалось около двух лет, а потом все внезапно прекратилось, — буквально на одном дыхании выдала мама. — Сынок, зачем тебе эти таблетки? А? Ты же не видишь ее снова? Нет же? — обеспокоенно затараторила она, с надеждой заглядывая мне в глаза и заламывая при этом пальцы рук. — Нет, мам, что ты... У меня просто проблемы со сном, — поспешил успокоить я мать, а у самого все перевернулось внутри от услышанного и руки предательски задрожали. — Ты же мне правду говоришь? — прищурившись, спросила она, а мне стоило больших усилий не выдать свое волнение. — Конечно, мам. Не вижу я никаких Фиалок, — отрезал я, окончательно взяв себя в руки. — У многих детей бывают воображаемые друзья, но с возрастом это проходит. И у меня прошло. Так убедительно я не врал еще ни разу в жизни.~*~
Очередной бесцельно проведенный день. Хотя... Сегодня я узнал кое-что очень важное: я действительно раньше встречал Фиалку. Уму непостижимо... Но теперь все становилось более-менее понятно. В голове снова всплыли слова Фиалки: «Та твоя часть, которую ты отверг когда-то в детстве по прихоти матери». Я глубоко вдохнул и зажмурился. Но почему я не помню этого? Я ведь действительно ничего не помню. Глубокий сон стал для меня спасением от утомительных размышлений. На этот раз я попал в комнату с очень низким потолком, так что мне пришлось прилично пригнуться, чтобы идти. Вскоре я уперся в маленькую дверь, за которой мне послышался лязг, словно там кто-то беспрестанно гремел цепями. Затаив дыхание, я дернул за ручку. Не сразу, но дверь поддалась, и меня резко обдало прохладой. Тонкий, чуть сладковатый аромат заполнил мои легкие, заставив меня прикрыть глаза и вдохнуть глубже. Он был невероятно приятным, но сколько бы я ни старался, мне было мало — я не мог насытиться этим ароматом. Он постоянно ускользал от меня, как и сама Фиалка. Я решительно двинулся вглубь комнаты. Спина уже отчаянно ныла из-за моего полусогнутого положения, но как только я увидел то, что находилось в этом закутке, позабыл напрочь о всякой боли. В тусклом красном свете, источник которого я так и не смог обнаружить, комната показалась мне... несколько зловещей. Почти все ее пространство занимали небольшие столики и полки, заваленные самым разнообразным хламом, начиная от старых с потертыми обложками книг и заканчивая огромными капканами. Я пробирался по узким проходам, стараясь ничего не задеть, но вдруг мой взгляд уцепился за одну вещицу. Она показалась мне знакомой, и я подошел поближе, пытаясь рассмотреть ее при крайне скудном освещении. И я не ошибся... Эта вещь когда-то действительно принадлежала мне, но по какой-то неизвестной причине однажды она пропала. Протянув руку, я взял помятый и пожелтевший от времени альбом для рисования. Не знаю почему, но я боялся его раскрыть. Тем не менее, тяжело вздохнув, я аккуратно открыл альбом на первой попавшейся странице, опасаясь, что хрупкая вещица может попросту рассыпаться в моих руках. То, что я увидел, повергло меня в шок, и я судорожно начал листать альбом. На всех его страницах было одно и то же изображение — лицо девушки с фиолетовыми глазами... Разумеется, оно не было нарисовано идеально, но чего можно было ждать от шестилетнего ребенка, изображавшего сей портрет? — Мне очень нравятся эти рисунки, — послышался до боли знакомый, нежный голос, и исходил он из самого дальнего угла комнаты. — Тогда ты не боялся меня... Тогда ты боготворил меня. — А сейчас... влюблен в тебя, — еле слышно произнес я и вздрогнул, ошарашенный собственными словами. — Бедный О Сехун... — со вздохом произнесла Фиалка. — Это не сулит тебе ничего хорошего... Я ринулся в конец комнаты, туда, откуда слышался голос. Мне нестерпимо хотелось увидеть Фиалку, сказать ей о своих чувствах, глядя прямо в аметистовые глаза. Мне было уже абсолютно все равно на то, что она лишь плод моего воображения. Я любил ее — вот что было важно в тот момент. И пусть никогда не смогу встретить ее в реальной жизни, пусть останусь непонятым всеми людьми в этом мире, пусть сойду с ума, зато я буду жить без сожалений, которые разъедали бы, подобно кислоте, мою душу. Я нашел Фиалку в самом конце комнаты. Она сидела на полу, и руки ее были прикованы цепями к стене. Я опустился перед ней на колени, признавая ее полную власть надо мной. Едва заглянув в глаза Фиалки, я понял — она ждала меня. Девушка вздрогнула и задышала чаще, чуть подавшись вперед, отчего цепи, приковывавшие ее к стене за запястья, натянулись и издали неприятный скрежет. Впервые в ее взгляде я увидел не бесконечную и всепоглощающую грусть, а радость и облегчение... Да, именно это. Она смотрела на меня с нежностью. И ради такого взгляда стоило сойти с ума. — Я думала, что ты испугаешься и больше никогда не придешь ко мне, — прошептала она. Ничего не ответив, я потянулся к ней и неистово впился в столь желанные губы. Как долго я ждал этого... Как долго она не подпускала меня... Теперь же я не чувствовал сопротивления — Фиалка отвечала на мой поцелуй, и это будоражило меня, на самом деле сводило с ума. Ее мягкие, нежные губы... Я тонул в удовольствии и не хотел отрываться от нее ни на секунду, снова и снова жадно целуя, будто боялся, что она вдруг передумает и оттолкнет меня. Этот поцелуй постепенно превращался из страстного, дикого в медленный и тягучий. Фиалка кусала меня за нижнюю губу, что распаляло меня все больше. Я властно взял ее за талию и притянул к себе, заставляя тем самым девушку сесть мне на бедра. И она сделала все, как я хотел... Цепи натянулись до предела, но я крепко держал Фиалку, чтобы она не потеряла равновесие, целуя при этом ее бархатную кожу шеи. Она каждый раз судорожно вздыхала, когда я сжимал ладонями ее грудь, на этот раз не затянутую в корсет. На Фиалке была лишь полупрозрачная ткань, едва скрывавшая все прелести фигуры этой девушки. Я посчитал, что и она здесь лишняя, а потому одним рывком разорвал легкую ткань и застыл на мгновение, увидев пленительные, ничем не прикрытые изгибы Фиалки. Я провел пальцем по ее плечу и притянул девушку к себе за шею, вовлекая в очередной страстный поцелуй. Натянутые, словно струны, цепи отчаянно лязгали, что меня раздражало. На секунду оторвавшись от объекта своего обожания, я ухватился за обе цепи и дернул их со всей силой. Каково же было мое удивление, когда они с легкостью лопнули... — Ты освободил меня, — прошептала Фиалка, благодарно смотря мне в глаза. Спустя мгновение я ощутил прикосновение ее рук у себя на животе. Ее пальцы скользили все ниже, в итоге остановившись на моей ширинке. В ее глазах я увидел желание... Она коротко взглянула на меня, будто спрашивая разрешения, и расстегнула ремень на моих штанах. Именно в тот момент я понял, что пути назад для меня уже нет... Мне оставалось лишь добровольно отдаться в руки своего безумия. И я был не против. Крепко схватив ее за бедра и приподняв, я усадил Фиалку на свой возбужденный член. Два стона, звучащих в унисон, заполнили тесное пространство комнаты. В тот момент я, казалось, действительно обезумел... Я заставлял Фиалку двигаться настолько быстро, насколько возможно, и она охотно исполняла мои желания. Все до одного. Кончая одновременно, мы неотрывно смотрели друг другу в глаза... Я чувствовал, как все сжимается у нее внутри, как упоительная судорога проходится по ее прекрасному телу. Пути назад нет... Я навеки захвачен и порабощен собственным безумием, имя которому Фиалка.