Мои секреты прожигают в сердце дыру, Мои кости ломит. Когда режет настолько глубоко, Трудно найти способ дышать. Bring Me The Horizon — «Sleepwalking»
С тех пор я овладевал Фиалкой каждый раз, во всех своих снах. Но я хотел еще. Постоянно. Ей невозможно было насытиться, и это сводило меня с ума. Ожидание встречи было невыносимым, мучительным. Фиалка молчала, когда я грубо хватал ее за плечи и буквально насиловал... Она ни разу не проронила и слова... Но я ни в коем случае не хотел сделать ей больно, просто с ней я стал диким, несдержанным, и думаю, Фиалка прекрасно это понимала, ведь мои мысли не были для нее тайной. Я — это она. Мы — одно целое. "Все будет только так, как того пожелаешь ты"... Теперь я понимаю, что имела в виду Фиалка, говоря это. Почти целый месяц я упивался близостью с моим безумием в женском обличии. Но неожиданно для меня самого появилась одна серьезная проблема: закончились седативные таблетки, которые на протяжении всего этого времени помогали мне крепко уснуть. Мой психотерапевт, заподозрив неладное, отказался выписывать новую упаковку, посчитав, что я слишком сильно на них подсел. Меня попросту приняли за наркомана... Что ж, доля правды в этом все-таки была, вот только моя зависимость заключалась далеко не в таблетках, а в прекрасной девушке с глазами цвета аметиста. Так можно ли назвать безнадежно влюбленного человека наркоманом? Меня мало интересовал ответ на этот вопрос, я всего лишь хотел постоянно находиться рядом с Фиалкой. И, будучи загнанным в угол, я нашел решение... Как мне тогда казалось, единственно верное решение.~*~
Мой телефон истошно надрывался, но я не желал утруждать себя ответом на звонок. Это наверняка был начальник, ведь я не появлялся на работе вот уже третий день. Так и вижу, как он, весь пунцовый от злости, сидит в своем кабинете и бьет маленькими кулачками по старинному дубовому столу, в приступе бешенства крича: «Где этот чертов О Сехун?». Это, должно быть, со стороны выглядит крайне комично, и я даже не смог сдержать смех, едва представив эту картину. Что ж, я ни капли не расстроюсь, когда меня уволят с ненавистной работы. У меня были совершенно другие планы, и кричащий с пеной у рта начальник в них не входил. Сейчас меня волновало другое: уже третий день я не вижу во сне Фиалку. Неизменно я попадаю в темный коридор, в конце которого меня ждала маленькая комната с серыми стенами. Но клетка, что стоит там посередине, теперь пуста. Фиалки там больше нет... Я, словно обезумевший, ищу ее и зову, но ответом мне служит лишь звенящая тишина. Я утешал себя лишь одной мыслью: из-за постоянного стресса мой сон стал... поверхностным, слишком чутким, и малейший шорох мог разбудить меня, а чтобы увидеть Фиалку, я должен уснуть очень крепко, и таблетки здорово мне в этом помогали. Но теперь и их нет. Я не находил себе места, сердце ныло. Отчаяние охватывало меня, душа в своих объятиях, и именно в этот роковой момент одна безумная идея посетила мой воспаленный разум... — Совсем немного... Это же меня не убьет, — бубнил я себе под нос, стоя в ванной и держа руку под струей теплой воды. — Только чтобы уснуть... — я, словно завороженный, наблюдал за тем, как алая кровь спешно покидает мое тело через довольно глубокий порез на запястье. Рану щипало, и я невольно морщился от неприятного ощущения. Вода не позволяла моей крови свернуться, но примерно минут двадцать я не замечал никаких изменений в своем состоянии. Потом же неожиданно пришло чувство невесомости, словно земля ушла из-под моих ног. — Еще немного... — шептал я, опираясь ладонью на раковину и чувствуя, что начинаю терять равновесие. Через десять минут у меня закружилась голова, и я резко отдернул руку, быстро прикладывая к ране махровое полотенце. Приличная потеря крови поспособствует моему глубокому сну, по крайней мере, я очень надеялся на это, шаткой походкой направляясь в спальню и крепко зажимая собственноручно нанесенный порез.~*~
Я дернул за ручку двери и оказался в просторной комнате. Все в ней было черным: матовые стены и пол едва мерцали в слабом свете изящных старинных подсвечников; справа от меня находился небольшой туалетный столик, на котором стояла одна лишь ваза из черного стекла, а в ней — такого же цвета три розы; прямо над столиком висело огромное зеркало в кованой черной раме, которому уже наверняка больше сотни лет... И только белоснежная софа явно не вписывалась в этот мрачный интерьер. На ней, закинув ногу на ногу, восседала Фиалка... Обтягивающее шелковое платье угольно-черного цвета сидело на ней идеально, но закрывало все, кроме ее лица и ладоней. В красиво уложенные волосы девушки были вплетены цветы темно-синей орхидеи. Ее совершенное, будто фарфоровое, лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, и лишь в аметистовых глазах плескалась обида вперемешку со злостью. Я замер на месте, не решаясь подойти к ней. — Я долго ждала тебя, О Сехун, — нарушив тишину, медленно произнесла она, понизив голос на моем имени. — А я не люблю ждать. — Прости меня, — прошептал я, не сводя глаз с Фиалки. Она сидела совершенно неподвижно и, казалось, даже не дышала, а лишь прожигала меня взглядом, заставляя все внутри меня сжиматься. — Где ты был? Чем ты занимался? — низким голосом спросила она, выказывая тем самым мне свое недовольство. — Ты забыл про меня? — Нет, нет! Я пытался! Пытался тебя найти! Но не смог... Везде я натыкался на пустые комнаты... — с отчаянием выкрикнул я, отчего Фиалка изумленно уставилась на меня. В один миг она с грацией кошки поднялась с софы и приблизилась ко мне вплотную. Сладкий аромат, исходивший от нее, обволок меня и лишил остатков воли. — Нет, малыш, — прошептала она мне прямо в губы, — ты просто плохо искал. Мы с тобой теперь одно целое, и я не собираюсь тебя ни с кем делить. — Прости... Я правда старался... — обессиленно выдохнул я. — Ладно. Сегодня я тебе поверю, — взгляд Фиалки вмиг стал лукавым. — Я очень сильно скучала и безумно рада нашей встрече, так что приготовила для тебя подарок. Пойдем, — она взяла меня за руку и потянула к белой софе. — Какой подарок? - я, словно зачарованный, следовал за ней. — Очень приятный подарок. Садись, — тихо отозвалась она, почти невесомо проведя пальцами по моей спине от лопаток до поясницы. Я охотно подчинился и поудобнее устроился на мягкой софе. Фиалка же села передо мной на колени, скользя ладонями по моим бедрам... Она смотрела мне в глаза пристально, хитро, и до меня, наконец, дошло, какой подарок меня ждет. — Я все сделаю сама, и ты не должен мне мешать, так что... — Фиалка ухмыльнулась, и неизвестно откуда в ее руках оказались наручники, — я надену их на тебя. Я был совершенно не против, ведь эта маленькая деталь придаст процессу особую остроту ощущений. Мое удовольствие будет целиком и полностью зависеть от Фиалки. Я доверился ей, отдался в ее нежные руки, ничуть не сомневаясь в том, что она сможет доставить мне неописуемое наслаждение, точнее, только она. Других девушек для меня попросту не существовало, ведь ни одна из них не сравнится с Фиалкой. Когда мои руки были заведены за спину и раздался характерный щелчок наручников, я с трепетом стал наблюдать за действиями девушки. Она неспешно провела ладонями по моей груди и начала расстегивать пуговицы рубашки, делая все крайне медленно, заставляя меня ерзать на месте от нетерпения. Заметив это, Фиалка лукаво улыбнулась и, привстав, подарила мне легкий поцелуй в губы. Этого было достаточно, чтобы успокоить меня. Пока что было достаточно. Расправившись, наконец, с пуговицами, она распахнула рубашку и припала губами к моим ключицам, и я задышал глубже. Фиалка играла со мной, не целуя полноценно, а лишь слегка касаясь моей кожи. Но это заводило меня даже больше. — Кто бы сомневался, что ты уже давно готов, — произнесла девушка, касаясь пальцами моего паха и с вожделением смотря на мое выступающее возбуждение. Я лишь нетерпеливо кивнул и немного подался тазом вперед, ведь в штанах у меня было уже давно и нестерпимо тесно. Фиалка поняла мой намек и, не мешкая, ловко расправилась с ремнем и ширинкой. Она еще раз взглянула на меня, хитро улыбнувшись, а затем медленно провела языком от основания моего члена до головки. Я шумно выдыхал, глядя на то, как соблазнительные, пухлые губы нежно касаются моего органа. Как же я хотел в тот момент, чтобы руки мои были свободны... Тем временем девушка начала посасывать головку, обводя ее при этом языком. Это было невероятно приятно, и я запрокинул голову, тихо постанывая. Мне хотелось закрыть глаза и полностью отдаться будоражащим ощущениям, но в то же время я хотел неотрывно смотреть, как мой член исчезает во рту моей любовницы. Но если буду смотреть, то не смогу побороть желание высвободить руки... Я почувствовал прикосновение ладоней на своей талии и легкий нажим, и в этот момент Фиалка вобрала мой член в рот почти по основание. Я закусил губу, издавая при этом гортанный стон. В глазах все поплыло от нахлынувшего удовольствия. Я не выдержал и наклонился вперед, смотря, как Фиалка самозабвенно вбирает в себя мою возбужденную плоть. Это завело меня еще больше, и я начал сам толкаться ей в рот. Шатенка же стала еще энергичнее сосать, иногда останавливаясь, чтобы взять мой член в теплую ладонь и надрачивать мне, играя при этом языком с головкой. Мне безумно нравилось то, что она делала. Непередаваемое чувство единения охватывало меня, наполняя бешено колотящееся сердце трепетом. Оргазм накрыл меня внезапно, словно на меня резко вылили ведро ледяной воды. Фиалка же продлила мое удовольствие, специально замедлив темп в самом конце и заставив меня метаться от будоражащей эйфории. После она быстро расстегнула наручники, сковывавшие мои запястья, и я, не раздумывая, наклонился к возлюбленной и впился в ее губы, тем самым искренне благодаря девушку за столь ошеломляющий подарок.~*~
На исходе недели уже все мои руки были в глубоких порезах, но остановиться я уже не мог. Мои сны благодаря этому стали длиться гораздо дольше и были ярче, чем обычно. Эта иллюзия затянула меня окончательно, сковав по рукам и ногам. Но в один день все изменилось... Я сидел на полу в ванной, а рядом лежало махровое полотенце, полностью пропитанное моей собственной кровью. В гробовой тишине был слышен лишь медленный и глухой стук моего измученного сердца. Я уже практически не ощущал боли, слабость и апатия стали моим обычным состоянием, в котором все чувства притуплялись из-за постоянной потери крови. Перед глазами все плыло, и я попытался сильнее зажать очередной порез, но кровотечение никак не останавливалось. Осознание того, что на этот раз я перестарался и резанул глубже обычного, пришло ко мне слишком поздно... Я умирал, а сделать ничего не мог: силы покидали меня вместе с кровью, с ней же уходило и сознание. Вся жизнь не проносилась перед моими глазами, все просто окрасилось в сиреневые тона, такие же, как цвет глаз моей Фиалки... Даже умирая, я думал лишь о ней... Настолько эта девушка завладела мной, настолько сильна была моя любовь к ней. Я уже смирился с тем, что умру и смерть моя будет глупой и нелепой до невозможности. Но вдруг, словно из бездны, до меня донеслись отчаянные крики матери. Сил открыть глаза у меня уже не было, но я чувствовал прикосновения к лицу и рукам. — Сынок! Зачем? Боже, зачем? Почему?! — истошно вопила мать где-то сбоку. — Я просто хотел уснуть, мам... — еле ворочая языком, прошептал я, проваливаясь в темную пучину забытья, где нет места снам.~*~
3 недели спустя
— Мы покажем тебя врачу, он тебе поможет, я уверена. В больнице меня заверили, что он — лучший специалист в стране, — не унимаясь, тараторила мама, а я лишь отвернулся и уставился в окно машины. Унылое зрелище предстало моим глазам: абсолютно голые деревья, навевающие своим видом тоску, вечно сырая из-за непрекращающегося дождя земля, покрытая гнилыми листьями, редкие, покосившиеся от старости дома с угрюмыми, темными окнами — мы ехали уже больше трех часов, а пейзаж словно стоял на месте и не менялся. Как и вся моя жизнь... Три недели назад мне посчастливилось остаться в живых благодаря тому, что обеспокоенная звонком моего начальника мать подорвалась и бросилась меня проведать. Она все еще корит себя за то, что материнское чутье ее подвело и она не заметила тех разрушительных изменений, которые произошли с ее сыном. Я искренне потешался над показным самобичеванием матери, потому что с самого детства был предоставлен сам себе. Я прекрасно знал, что у этой женщины нет ни малейшего намека на материнский инстинкт. Мать пыталась сделать меня «удобным» для себя самой, чтобы я доставлял как можно меньше проблем и был самостоятельным. Но, как бы там ни было, я не держу на нее зла и благодарен за спасение. Вот только моя гордость не позволяла сказать матери простое: «Спасибо». — Потерянный холм? — вдруг изумленно воскликнула мама, сворачивая на узкую грунтовую дорогу. — И кто придумал такое идиотское название для больницы? Я встрепенулся от ее громкого голоса, и мой взгляд зацепился за промелькнувшую с краю дороги табличку. Сердце сжалось, и мне почему-то показалось, что я уже вряд ли когда-нибудь вернусь домой. На той деревянной табличке слегка выцветшими буквами была выведена надпись: «Лост Хилл».