* * *
— Вот же ж собака, — с чувством выдохнул Гермес, когда сводная аидо-олимпийская делегация прибыла в покои, где, собственно, расположилась проблема. Проблема выглядела, как здоровенная, с телёнка тварь богатого кремово-золотистого окраса. На морде у твари значились идиотическое дружелюбие и вселенская любвеобильность. Хвост отчаянно молотил по дорогому олимпийскому мрамору. Хитроватые глазки смотрели чуть-чуть виновато. В пасти тварь сжимала царский скипетр. Интерьеры зала хранили следы буйной собачьей гулянки: ножки столиков были погрызены, всё мягкое — разобрано до потрохов, ковёр со стены сдёрнут и предложен для инсталляции в середине. Инсталляция была всё ещё теплой. — Не выгуливали? — справился Аид, стараясь не принюхиваться. Позади судорожно икнула Гера. Явственно вообразив картину «Зевс на поводочке, вечерний променад». — Фу, — тем временем налаживала контакты Персефона. — Фу, отдай каку. Отравишься. Пёс со священным ужасом во взоре выпустил обслюнявленный скипетр из пасти. — Умный, — умилилась подземная царица. — А если его так и… — На Олимпе не может править собака, — скорбно сказала Гера. — Это противоестественно. Пёс склонил улыбающуюся мордаху набок и басовито гавкнул. Чутким сердцем уловил в Аиде собачника и подошёл поскрести лапой хитон. — Рацион? — по-военному осведомился Аид. — Нектар, амброзия, — отчитался Гермес. — Три раза в день. Фрукты, вино, сыр, баранина… Пёс-Громовержец подпустил страдающую нотку воя. Вид у него стал слегка похмельный. Аид издал тяжёлый вздох и потрепал горемычного братца за уши. — Гулять. Немедленно. Пока Геката разбирается, что это может быть. Бывалый лавагет с лёгкостью увернулся от восхищённых облизываний и добавил веско: — И ещё нужна сахарная косточка.* * *
В общем-то, прогулку в пышном олимпийском саду (очищенном ради такого дела от посторонних нимф и божков) можно было посчитать очень даже семейной. Меж налитых золотых яблонь и роскошных цветов резвился Громовержец в собачьем обличье. Прямо на ходу овладевая умениями приносить палки. Палки мощной рукой посылал в разные стороны Арес — приглашённый на консультацию как ещё один собачник. Гера тихонько раскачивалась на скамейке неподалёку. Гермес и Персефона благодушно жмурились на солнышко. Геката отошла поближе к тенистому гроту и принялась за что-то однозначно колдовское. Афина — не собачница, зато мудрая — выполняла роль античного генератора вариантов. Аид уже одним молчаливым присутствием внушал ощущение серьёзности происходящего. И немножко — безнадёги (профессиональная деформация). — Главное — это чтобы не узнал Посейдон, — вещала Афина. — Дядя тут же постарается занять трон. Он скажет, что царь должен внушать ужас нашим врагам… Все дружно посмотрели на собачку, которая попыталась зализать Ареса до повышенной гладкости. Арес отплёвывался и бормотал что-то вроде «Не так я хотел познать отцовскую любовь». — Фу, — попробовала Персефона по старой схеме. — Фу, кака. А вообще, ладно. — Мы могли бы повесить на воротах перед Олимпом табличку «Осторожно, злая собака», — вдохновился Гермес. — И вообще, повсюду. И с молниями — так будет более устрашающе. И подпись — «Не влезай, убьёт». — Бога не убьёт, — прохрипел Арес из-под собаки-Зевсяки. — «Не влезай, задолбает»? — Такое и при обычном-то Зевсе можно было вешать, — буркнул Аид. — Хм. А может, убрать его пока… Общественность дружно вскинулась. Кое-кто вскинулся даже немножко радостно. — С глаз долой, — пояснил Владыка. — На время. Чтобы понаблюдать, да и… целее будет. К примеру, к Аресу… — Ко мне нельзя, — сказал Арес, на ногу которого собака зарилась с какими-то нехорошими целями. — Я опасаюсь за свою честь. — Какую? — дружно осведомились все. Бог войны с умным видом посчитал что-то на пальцах и отрезал: — Воинскую. — Ты же Арес Неистовый, — попыталась сыграть на тщеславии братца Афина. — Это же Зевс, — переиграл и уничтожил её Арес универсальным аргументом всея Ойкумены. — А как мы, собственно, объясним то, что отец куда-то исчез? — воззвала Персефона к конструктиву. — Ну-у-у, мы можем соврать, что он очень устал и решил удалиться в отпуск, — сходу породил Гермес. — Да. На край света. Чтобы подумать о тщете бытия. Три секунды молчания вышли насыщенными. Собака перестала полировать языком лицо Ареса и заорала по-собачьи что-то вроде «Ахахахахахаха». — Зевс — устал? — пробормотала Гера. — Зевс — на край света? — удивилась Персефона и попробовала пощупать Гермесу лобик. — Зевс — подумать? — под нос заключил Аид. Какое-то из тел Гекаты внушительно покашляло. Чаровница наконец отплыла от своего грота и теперь задумчиво созерцала увесистый бутылёк с чем-то рыжим. — В общем, — торжественно возвестила Трёхтелая, — это собака, однако с явными следами божественной сущности. И пока что у меня есть две гипотезы по поводу того, как могло произойти… излишне полное преображение. Первая — принимаемая форма вошла в идеальную гармонию с формой внутренней… -?! — дружно выдали все. — Внутри кобель — снаружи кобель, — пояснил Гермес, который явно проводил с Гекатой немало времени. — …что, теоретически, можно поправить при помощи зелья, — продолжала частить Геката, — возвращающего Зевсу форму… Зевса. — Оно заставляет кого угодно принимать истинную форму? — с энтузиазмом спросила Персефона. Геката посмотрела на зелье с сомнением. — Нет. Пока что она заставляет кого угодно принимать форму Зевса. Но я думаю его доработать. В последней фразе Гекаты зазвучала надежда на большие перспективы. Зелье испытали тут же. Арес держал «неправильный облик», Афина скрупулёзно отмеряла капли, Геката контролировала процесс. — Гав, — бодряком выдал пёс, проглатывая порцию варева. — Гав, гав… ыыыыыы… Тут он с негромким «пуф» преобразился в несомненного Зевса. — Хвала Ананке! — выдохнула Гера, бросаясь к блудному муженьку. Тот посмотрел на неё ласково и задумчиво, лизнул в нос и выдал категорическим тоном: — Абыр.* * *
— От Аи-и-и-ида до Олии-и-импа… — рассеянно напевала Геката. — В тихом сумраке ночей… — Абыр. Абыр. Абыр, — не соглашался с ней новопреобразованный Зевс. — Это… значит «рыба»? — робко осведомилась Персефона. — Голодненький, значит, папаня, — по-солдатски умилился Арес. — Абыр, — упорно повторял Зевс, подозрительно обнюхивая ладонь Геры. Потом царь богов сделал осмысленное лицо и уточнил: — Абы-ы-ыр-ы-ыатно п-ы-ы-ыревры-ы-а-а-ащайте! После чего покрутился вокруг себя и басовито гавкнул на далёкую белку. Облаянная величайшим богом Олимпа белка поспешила по беличьим делам — за время проживания в местном садике она навидалась очень разных чудес. — О, — сказала Геката, оттягивая Зевсу веко. — Значит, по второй гипотезе. Которая подразумевает подсознательное нежелание объекта исследования возвращаться в исходный облик. Все поискали взглядом переводчика-Гермеса. Гермес поперхнулся переводом. Гера выросла над собой, упирая руки в бока. — То есть, ему просто хочется быть собакой?! — Нравится быть собакой, — поправило правое тело чаровницы, сверившись с табличками. — Возможно, на уровне подсознания. Кстати, можно создать несколько интереснейших теорий… — Мда-а-а, хорошо быть кисою, хорошо собакою… — рассеянно начал Гермес. — Не думала, что произнесу это, — изрекла Афина неодобрительно, — но такого я от отца не ожидала. — Да что мне с вот этим вот делать?! — возопила Гера голосом, от которого многоопытная белка испуганно полезла подальше в дупло. — Абыр, — хмуро отозвался Зевс, который раньше Маяковского хотел сделаться собакой. — Абыр-р-р-р… абы-ра-зо-вы-вать. — Очеловечивать, — уточнил Гермес, почёсывая затылок. — Обожествлять, — доуточнила Геката. Аид пожал плечами и поднялся с видом «Проблема решена, по крайней мере, процесс запущен». — Разговаривать. Песенки петь. Навыки возвращать, — распорядился Владыка, делая жест Персефоне и Гекате — мол, давайте к колеснице. — В общем, напоминайте ему о его сущности. Под пристальным взглядом Владыки Зевс сделал нервную попытку поскрести ногой за ушком. — Бить будете, папаша? Аид подавил вздох. — И не забывайте ему говорить, что он хороший мальчик.* * *
— Словарный запас, в общем, увеличивается с каждым днём, — бодро докладывался Гермес в Аиде через десять дней. — С увлечением ест оливки. Нектар тоже. Гоняется за нимфами… — Признак выздоровления, — понадеялась Персефона. — На советах, как научили, хранит грозное молчание — правда, иногда рычит, если кто-то резкие жесты делает… — Вы разрешили ему присутствовать на божественных советах? — с недоумением осведомился Аид. — Гера надеялась, что это вернёт прежнего отца, — Гермес на пальцах изобразил свою ничтожность перед царицей цариц. — Оно, в общем, неплохо так проходит. Можно сказать — при полном согласии! — Может, у нас так настанет новый Золотой Век, — понадеялась Персефона. Аид хмыкнул. Звук говорил о полном согласии с женой. В конце-то концов, на Олимпе никогда ещё не было такого мудрого руководителя… — …закапывать косточки во дворе, вроде как, отучаем… Так что всё хорошо. Да! Только Гера жалуется. Говорит — всю ночь в дверь скребётся. — А спит-то он, извиняюсь, где? — недоумевал Аид по-прежнему. Гермес с видом «что я мог поделать» развёл руками. — Да так… в прихожей. На коврике.* * *
— Дядя, — воззвал Гермес, за неимением поблизости Хьюстона. — У нас проблемы. Аид сделал бровью своё коронное «Да я, как бы, уже понял и немного даже с утра предполагал». — Олимп в осаде, — с уверенностью плакальщика на похоронах вещал Психопомп. — Рати повсюду. Плач и скрежет зубов. Глады, моры, огонь с неба… то есть, это пока нет, но уже почти. В общем, они как-то поняли, что Зевс — он… ну-у-у… За последним звуком открылась такая бездна тайных смыслов, что Аид двинул бровью уважительно. — Кто? — Посейдон, — выдавил Гермес. — Потом ещё Аполлон, Артемида, Дионис, Фемида, титаны некоторые. Подавайте, говорят, Зевса! Вы с ним, говорят, что-то нехорошее сотворили! И вообще, вы все тут заговорщики, трон хотите забрать, а во главе заговора… кхм… ну, Сами-Знаете-Кто. — Могли б и по имени, — мрачно отозвался слегка польщённый Владыка. На штурм ещё не пошли? Нет? Тогда на месте разберёмся. Он поднялся, рассеянно поискал глазами хтоний и проворчал под нос: — И как же, интересно, они поняли, что с их царём что-то не так? Гермес попытался сесть в позу «мыслителя», но без опоры седалища достиг лишь позы «очень задумчивого гопника». — Ну-у-у… — наконец протянул Душеводитель. — Тут к нам на пир заходил Тантал — не знаешь его? Царь Сипил, папин любимчик. Может, это он разболтал насчёт блох… да и облизываний. Или, может, дело в том, что отец самую малость метит… Почесал за ухом и добавил отчаянно: — И ещё он воет на луну.* * *
Олимпийский дворец в осаде являл собой вполне мирное и даже лиричное зрелище. Грозные рати бунтовщиков вполне пристойно шумели под стенами. Казалось, что намечается какая-то грандиозная гулянка. Над общим, почти что морским шумом время от времени взмывал могучий глас Посейдона: — Говорят, Зевс-то — ненастоящий! Дружный античный хор (в коем виднелась светлая организационная десница Аполлона) подпевал о любви к Владыке Зевсу и о коварных супостатах. Коварные супостаты заседали в Зале Дюжины и на ходу вырабатывали стратегию. — Может, мы всё-таки скажем, что он устал, решил удалиться на край света и подумать о тщете бытия? — безнадежно вопрошала Гера. Афина с высоты своей мудрости фыркала что-то вроде «Это же Зевс». Персефона со вкусом вдевала нитку в иголку. Арес драл на груди третий хитон с воинственным: «Да я их задержу!» — Что, всех сразу? — ласково осведомилась Персефона у братика. Братик почесал в затылке и пробормотал, что, возможно, и не всех… и не сразу… — В очередь, сукины дети! В очередь! — порадовал Зевс, хватаясь за колчан. Аид косился на брата и молчал стратегическим лавагетским молчанием. Наставала пора для великой мудрости. — Значит так, — выдала мудрость в лице Афины. — Они хотят видеть Зевса? Геката, это зелье ещё у тебя? Его примет дядюшка — он лучше других сможет изобразить брата… — На богах не опробовано, — хладнокровно предупредила Геката. — Есть теоретический шанс длительного застревания в одном облике… Гера и Персефона переглянулись и лицами выразили решительное несогласие с планом. Персефона ещё и прибавила: — И что будет, если они захотят увидеть ещё и Аида? — А точно кто-то захочет? — удивился Гермес. — Ну, вот я могу побыть дядюшкой. А если они захотят увидеть меня — у нас есть Арес. Если нужен будет Арес — у нас есть Афина, нужна Афина — есть Гера, нужна Гера — Персефона, нужна Персефона… — А у меня зелье кончилось, — мирно сказала оставшаяся Геката, с брызгами роняя бутылочку на землю. — А такой был шанс. — Предлагаю не делать ничего, — внезапно выдал Аид, повергнув всех во внутренний первозданный Хаос. Зевс протянул недоуменное «Абыр-абыр-абырадовал». Лавагет Титаномахии небрежно потрепал братца за уши и пояснил почти что ласково. — Покушение на трон. Бунт во дворце. Посейдон, — получилось почти завлекательно. — Если это не вернёт ему желание быть прежним, то… Афина, несколько разочарованная тем, что плановой ротации в рядах богов не предвидится, тряхнула головой: — Но дядя! Если ты думаешь, что здесь, словно по велению Ананки, мгновенно объявится прежний Громовержец… — О, хайре! Именно с таким приветствием и именно в этот момент посреди зала объявился Громовержец. Прежний. Разве что без жезла или колчана, с цветущим видом и в отличном настроении. — А я вот, — заговорил Зевс, потягиваясь с удовольствием, — устал что-то. Решил на край света удалиться, подумать о тщете бытия… А… кто это у вас там? На меня похож… В ответ прозвучало сразу несколько звуков. Одинокий и глухой кряк Геры, уже в процессе изящного нырка в обморок. Истошный треск дверей, сломанных могучим ударом трезубца. И одновременным сиплым «Ы-ы-ы-ы-ы» заговорщиков, которые плотной толпою застряли в дверях в отчаянном желании добыть Громовержца. А добыли внезапно сразу двух. Наступившее молчание было похоже сразу на два извечных русских вопроса. Кто-то от двери робко вплёл в молчание что-то про Зевсомелинойю... Творение Гекаты, которое как раз поднялось с трона, общий настрой ухватило чётко и гаркнуло с воистину эпическим размахом: — Неприличными словами не выражаться!* * *
— И это тоже вычеркни, — посоветовала Персефона, заглядывая в свиток. — Ну, не могут аэды петь о том, как заговорщики бежали с воплем: «Он размножается!» И о толпах Зевсов, которые топчут всё на своём пути — это тоже лишнее. Гермес закряхтел, затирая стилосом строчки. — Правда ведь слухи ходят! Владыка с привычного места пожал плечами, как бы говоря — мало ли что там ходит. — Отец-то как, не узнал пока? — сочувственно осведомилась Персефона. — Узнал, — отмахнулся Гермес. — Долго смеялся. Молниями бросаться не стал — он же подумал о тщете бытия. Зато с собакой этой не расстаётся — псина-то, кстати, бессмертная теперь. Зря мы её кормили нектаром и амброзией. Почесал стилосом за ухом и добавил: — Гекату насчёт зелья этого спрашивал. Но она говорит — в общем, никак. Образец разбит, рецептура неповторимая. Персефона поёжилась, помножив возможности зелья на фантазию Зевса. Аид откинулся на троне и сделал разрешающий жест. — Про собаку пиши. Гермес поморгал вопросительно. — Нужно же объяснить, откуда эта тварь на Олимпе. Раз он всюду её с собой таскает. Ну хоть придумай, что она его в детстве охраняла. Кстати, надо туда и Тантала как-нибудь впутать — чтобы его сплетням поменьше верили… Гермес, чёркая стилосом в табличках, засопел носом. Весь его вид так и говорил: «Ясно, задача сложная». — Ха! Персефона единым жестом отмела любые сложности и принялась декларировать, лукаво поглядывая на мужа:У ЗевсА была собака — он её любил. Она съела пеплос Геры — он её…
— Хвалил, — дорифмовал Гермес, записывая. —Украл её Тантал… Аэдам рассказал…
— Точно! — кивнула Персефона. — А теперь всё сначала.