Почему мы не ласточки

POV Виона Спэнс       Мы были с Ней на расстоянии вытянутых рук. Мы смотрели друг на друга. Мы говорили о чем-то, и Она замечала меня, Она удостоила меня своим вниманием. Я сжимала в своей ладони то, что принадлежало Ей, что было Ей дорого. Еще никогда мы не были так близки. Никогда.       Я стояла в полутьме коридора. До сна оставался еще час, и в комнату можно было пока не возвращаться. Меньше всего хотелось видеть аккуратно застеленные кровати, заплаканную рожу Лилли и участливые голубые глаза этой Роз. Эдит не вела себя надменно, даже раздраженной не выглядела никогда, но я могла представить, как она относится к табуну чужих людей, внезапно ввалившемуся на ее территорию и заявившем о своих правах. Не хочу туда входить. Не хочу видеть никого и ничего в этой спальне. Слишком реально, слишком тошнотворно, обыденно – никакого пространства иллюзиям. Мечтам о Ней. Свежим и сладким мыслям, что теперь все изменится. Что мы перестанем быть чужими и сможем снова заговорить. Снова… Ни за что не уступлю эту грезу душной комнате, яркому свету и глупым обоям в цветочек. Буду стоять здесь до отбоя. Пока сестра-хозяйка не щелкнет выключателем на щитке. Пока прохлада не расползется тонкой струйкой по коридорам. Пока моя постель не обрастет защитным куполом из темноты и тишины.       Стою, оперевшись о стену и слабо покачиваясь. Вдалеке слышаться голоса. Потом все ближе, ближе. Анна и Роз. Предсказуемо. В последние дни жить друг без друга не могут. А ведь Анна из сострадания начала с ней общаться. Неужели жалость так сближает людей? Киваю им, когда проходят мимо. Роз кивает мне тоже, Анна только поднимает глаза. Обе останавливаются и прощаются. Кёртис заходит в нашу комнату. Жду, что Анна скроется в соседней, но она остается. – Почему ты к ужину не пришла? И никому ничего не сказала. Смотрительница Мурс была просто в бешенстве. – Я хотела придти, просто задержалась… по делам… – Не скажешь, что за дела? – Нет. – Ясно.       Анна облокачивается о стену рядом со мной. Теперь мы отбрасываем одну длинную тень на двоих. – У тебя все в порядке? – «В порядке. Только уйди, дай помечтать», – так и хочется мне ответить. – Да, все хорошо. – Просто знаешь, мне показалось, как будто ты на меня за что-то злишься. – Тебе показалось. – И тогда возле фонтана, когда ты сказала, что тебя от меня тошнит, тоже? – Кажется, я тогда сказала, что меня от всех в этой школе тошнит. – И то верно, – она улыбнулась. Как мне показалось, с облегчением. – И все же. Теперь что-то не так, как всегда. Не могу объяснить. – А я могу. У нас поменялся круг общения, Анна. Круг интересов. У тебя новые друзья, у меня… – Ты о Роз? – она перебивает, не дав мне закончить. – Ты ревнуешь меня к ней? – Ну, конечно же, нет! С чего ревновать? Мы ведь не парень и девушка, – она пропускает это мимо ушей, точно я подтвердила ее предположение. – Ви, да это просто… с ней никто не общался. Я хотела ее поддержать, только и всего. Ты же понимаешь, как опасно одиночество в этом месте.       Я молчу. А что мне ответить? Сказать, что от слов Анны мне стало легче? Или мне все равно? Я и сама-то толком не знаю, что хотела услышать. Жду. – Ви, если хочешь, я перестану проводить вместе с ней время. Только скажи. – Только если ты сама этого хочешь. – Я хочу, чтоб у нас с тобой все было, как раньше. Понимаешь? – И принести себя в жертву? Чтоб потом бросать ей виноватые взгляды и намекать мне, как ей грустно без друга? – Ви, ну что мне тебе на это сказать? – она замолкает. Глаза как пустые кофейные чашки. – По-моему, проблема в другом, – стараюсь на нее не смотреть, а она так и сверлит меня взглядом. – За лето всё изменилось. Мы видимся теперь реже, потому что когда это происходит, не можем найти, о чем поговорить. И вини в этом Роз, себя, меня – кого угодно, но все дело в том, что нам просто нечего друг другу уже сказать.       Кажется, Анна хочет что-то возразить, но звуки теряются у нее где-то в горле. Она наклоняет голову, и волосы закрывают ее лицо, но я слишком хорошо ее знаю, чтоб не понять очевидного: в глазах у нее стоят слезы. Анна резко влетает в свою комнату и захлопывает за собой дверь, только от послевкусия разговора таким образом не избавится. Стою и кажусь себе мерзкой.       Мне не нужна дружба Анны. Никогда не была нужна. Мы подружились, когда я узнала, что она живет в одной комнате с Ней. Не лучшее ли алиби – подруга, – чтоб заходить, когда пожелаешь, и втайне глядеть на Нее? Но после той бури я уже здесь живу. Теперь все, что нас разделяет, – тонкая кирпичная стенка. Теперь мне не нужна Анна как оправдание, чтоб здесь бывать. Не нужен и сомнительный довесок в виде ее компании все время и во всех местах. Только вот как ей это объяснить, не задев ее чувства?       Свет потушили. Я вернулась к себе на кровать, пытаясь думать о Ней. О ее прелестных длинных ресницах. О мягкой коже. О пышных локонах, блестящих в свете луны. Но в голову лезло совсем не то, что хотелось. И воображение раз за разом рисовало только Анну и ее глаза, полные слез, которые она так старательно прятала за волосами.