***
Чужая энергия разлилась в воздухе, заставляя напрячься. Таким образом в сад заявлялись только собратья, но на сегодня ничей визит запланирован не был. Она напряглась, догадываясь, что будет далее. Кто. За короткой вспышкой последовал смешок, и в саду появилась надменно улыбающаяся женщина с переменчивым ликом. По крайней мере, сегодня это была женщина. Рыжие волосы горели на солнце и, казалось, пламя это вот-вот перекинется на растения. Красные глаза блестели рассыпанными под яркими лучами кровавыми рубинами. – Ха! Ты как всегда здесь. – От насмешки в голосе внутри закололо раздражение. – С чего бы мне тут не быть? – поинтересовалась она, напряжённо наблюдая за действиями гостьи. Та протянула руку и грубо обломила ветку сиреневого куста. Лоскут коры слез, подобно содранной коже, обнажая нежную зелёную плоть. Захотелось ударить по руке, но запястье оказалось перехвачено, стоило только поймать мысль. Гостья, посмеиваясь, провела по щеке душистой цветочной гроздью. Удивительно, как в мягком касании может ощущаться столько скрытой угрозы. – Только слабаки выбирают жить среди смертных. Знаешь ведь, что о тебе поговаривают? Как разочарованы в тебе сёстры? Самая позорная из всех смертей. Самая бездарная… – как дурманил сильный запах цветов, путая мысли, так и слова текли ядовитым мёдом, один глоток которого переплетёт правду и вымысел так, что не отличишь одно от другого. Слишком дешёвый трюк. Слишком знакомый. Едва начавший сгущаться дурман растаял как дым на ветру. Она высвободила руку и сделала шаг назад. Обычную мягкую меланхоличность во взгляде сменила колючая жёсткость. – Есть только в твоих фантазиях, – грубо ответила она. – Я прекрасно осведомлена, что с моим пребыванием здесь нет никаких проблем. Мне неинтересно жить среди собратьев, как и не хочется лишний раз сталкиваться с тобой. – Какой очаровательный способ попросить наведываться сюда чаще. Гостья не унималась, продолжая наступать и заставляя пятиться. Не удавалось понять, какое именно чувство выражал блеск в её глазах, но от него становилось неуютно. Неприятно. И как только другие, а особенно уязвимые смертные, умудрялись проникнуться доверием к этой женщине? – Попросила бы вообще не наведываться. Почему ты не отстанешь от меня? Гостья снова рассмеялась, увидев, как она, наткнувшись на скамейку, вынужденно села. Нависла, опираясь руками в спинку и, склонившись к уху, прошептала со змеиной интонацией: – Потому что меня безумно привлекает то, над чем я не имею власти. Поддайся. И тогда, быть может, я от тебя отстану. Гневно поджав губы, она прижала ладонь к чужому лицу и заставила отодвинуться. Посмотрела в глаза с вызовом, так не сочетающимся с образом хрупкого цветка. Поддаться означало попасть в паутину лжи. Добровольно замотаться в кокон, из которого не выберешься собой. Она давно упустила момент, когда всё бы закончилось короткой и почти безвредной игрой хищника с жертвой. Упустила ненамеренно. Просто по своей природе оказалась устойчива к лживым трелям. – Старайся лучше. Для тебя это сложно, понимаю, но разнообразия ради попытайся выбить победу честным путём. А ещё лучше – научись обуздывать свои больные желания. Иначе можешь плохо кончить. Сильный укус вынудил отдёрнуть руку. Гостья слизнула с губ кровь. Сквозь маску фальшивого облика проступили истинные черты, искажённые злостью. Да, пожалуй, с предложением прибегнуть к честности она перебрала… Это как предложить огню напиться воды. – Посмотрим, кто из нас плохо кончит. Не расплёскивай яд слишком смело – не всех он возьмёт. Гостья исчезла. Вздох, нервный из-за остатков раздражения. Она печально посмотрела на веточку сирени, брошенную на дорожку и грубо раздавленную. Было бы хорошо научиться скрывать ядовитую сторону. Со смертными-то разговоры долго не длились, удавалось сохранить нежный образ. А среди собратьев… Отчасти, потому и ушла она, что острым языком пускала яд и наживала неприятелей.***
Сознание вернулось в тело… Хотелось бы сказать, но тела не наблюдалось. Сквозь то, что, вероятно, уместнее назвать душой или призраком, просвечивал пыльный потрескавшийся пол некоего заброшенного дома. Не слишком информативно, учитывая состояние Мира. – Пиздец, – тихо выдохнула Азалия. Весь словарный запас писателя оказался бессилен перед лицом открывшихся знаний. Воспоминаний. Не получалось и не хотелось описывать ситуацию цензурным словом. Остались только мат и желание взвыть. Что же, не такая уж она и непричастная: сама подписалась разгребать проблемы, да и в трагедии виновата не меньше остальных, ведь тоже сторонилась Последнего. Неважно, по какой причине. Причины были у всех, однако главное – итог. Да и собственный конец не лучше. Сама себе мать, создавшая в утробе инструмент для спасения мира, и едва пережившая его рождение: теперь ясно, что на грани смерти Альбина тогда оказалась из-за разделения души. В настоящий момент эта разделённая и склеенная душа висела бездна знает где и не имела ни малейшего представления о дальнейших действиях. Упавшая прядь казалась немного белее обычного, как и руки. Темнее, чем у духа, светлее, чем у человека. Одежда отчего-то превратилась в летучее многослойное белое платье, сильно напоминающее наряд одного духа. – Всё равно не вмешаетесь? – слишком спокойно для сложившейся ситуации спросила Азалия пустоту, но в ответ получила тишину. – Похоже, возможность общаться с Порядком в любой точке Мира осталась где-то в теле, – подытожила и недовольно скривила губы. К слову о теле. Хотелось бы знать, что с ним сейчас. Будь Азалия полноценным духом, уже бы отправилась на новый круг, а каковы для человека последствия падения именно в это озеро – никто не знал. «Есть шанс, что физически я всё-таки мертва», – подумала с поразительной лёгкостью. Кажется, с возвращением воспоминаний сразу за несколько жизней что-то в самом деле изменилось в Азалии. Или эмоции глушил шок, вызванный слишком большим объёмом информации, которую и по кусочкам переварить сложно. Картина мира столько раз крутанулась во всех возможных и невозможных направлениях, что новое восприятие ещё не успело сформироваться. Порядок в голове когда-нибудь настанет, а пока стоило попытаться понять чуть больше о нынешнем состоянии. Азалия обернулась. Сзади обнаружилась дверь. Судя по всему, выход. При попытке схватится за ручку пальцы прошли насквозь, а вот в дверь упёрлись. Без какого-либо ощущения давления. Просто не получалось двинуться дальше. Значит, возможности покинуть дом не имелось. На ум сразу пришло одно конкретное место. То, где самое то оказаться без пяти минут мертвецу. Могила настоящего мертвеца, путь к которой всеми забыт. Чтобы убедиться в догадке, стоило подняться на второй этаж. Кажущийся знакомым путь довёл до не менее знакомой спальни, где на кровати неподвижно лежал Ирис. Отличная возможность попытаться его вылечить, да вот незадача – призвать кристалл не получилось. Похоже, и здесь без тела никак. Азалия сделала вид, что села на кровать – всё же привычнее принимать знакомые положения в пространстве, а не застревать в предметах – и присмотрелась к посеревшему от тонкого слоя пыли лицу. Просыпался ли он хоть раз после того, как передал записку с подсказкой? Тишина и сумрак давили, усиливая ощущение нахождения в просторной, но всё-таки могиле. Ещё и день смерти Амала ярко вспыхивал в памяти. Она ведь тоже всё видела, хоть и не могла разделить силу чужого горя, но тоже ощущала леденящую пустоту из-за его ухода. Всё же Амал был дороже жизни для Розы. И верил в Редрона. С его уходом на сцену Мира вступила трагедия. Взгляд переместился с лица Ириса ниже. Из-под слегка сдвинутого шарфа показалось пятно на шее. Азалия неосознанно потянулась к нему. Темнота болезни переползла на полупрозрачный пальцы, оставляя на месте себя чистую светло-фиолетовую кожу. Веки дрогнули. Азалия тут же отдёрнула руку. Ирис проснулся. Запоздало охватили стыд и неуверенность. Как теперь смотреть в глаза? Пока Ирис искал единомышленников, не прекращал безрезультатные споры, она трусливо стояла в стороне, хотя и разделяла мнение. Трусость хуже глупости. Осознанное предательство. Хотелось исчезнуть, но сама ведь пожелала научиться не сбегать. И уже поздно куда-то деваться. Скрипнула кровать. Ирис медленно сел, ещё не до конца сбросив оковы сна. Растерянно потянулся к шее, ощупал, будто потерял что-то. И в недоумении посмотрел на призрачную гостью. – Азалия? – тихий вопрос сам сорвался с губ, и Ирис замер, поражённый ещё не окрепшим, но уже вернувшимся голосом. А ещё глядел так, будто десятки лет не видел. Что же, отчасти её и правда давно тут не было. Азалия-дух ушла раньше Амариллис. Раньше, чем Последний только пригрозил Ирису, что следующий визит ничем хорошим для него не окончится. Просто этого никто не заметил. И не должен был. – Не знаю, к кому именно вы сейчас думали обратиться, но вы в любом случае правы. Имя у нас одно. – Азалия повела плечом и отвернулась, чтобы не смущать вниманием и без того выбитого из колеи Ириса. Он определённо не надеялся однажды вернуть голос. Азалия тоже сомневалась, что получится. Предполагала возможность вытянуть яд при помощи очищения, но и только. И уж тем более не думала, будто способна на что-то в нынешней форме. – Если получится вернуть тело, то постараюсь вылечить вас полностью, – пообещала она, водя взглядом по обшарпанной стене. – Это меньшее, что я могу для вас сделать. – Вы не обязаны к тому же… – судя по напряжённости в голосе, Ирис тоже заметил потемневшие пальцы. – Это может оказаться опасно для вас. – Мне предстоит пропустить через себя весь яд Мира. Если при этом меня не хватит, чтобы очистить вас и Реда, какой в этом смысл? – Понимаю ваше желание помочь Реду, однако же нас ничего не связывает. Азалия вздохнула. Да, не связывает. А должно было. Даже если бы это не помогло предотвратить трагедию, ей следовало занять конкретную сторону. – Мне следует хоть так извиниться перед вами. Потому что я… Она… – Азалия запнулась. Считать ли духа частью себя или это другая сущность? Тем более отчасти речь шла о другой жизни. – Дух тоже не считала, что Ред заслужил такое отношение. Не верила, что он обязан принести в Мир беду. Однако вы узнали об этом только сейчас, потому что дух слишком боялась идти против большинства. Что для неё особенно непростительно. Потому что… – Ещё одна запинка. Азалия не понимала, почему решила выложить всю правду Ирису, но сделать это оказалось ожидаемо сложно. – Потому что из-за неё он здесь. – Из-за неё? Что вы имеете в виду? Прикусив изнутри губу, Азалия уставилась в пол. Сцепила пальцы. Слова встали в горле острой костью. Что если осудят? Обругают? Страшно. Ирис – один из немногих, кто держался с ней дружелюбно. Да, ничего их не связывало, кроме желания спасти Реда, но всё равно станет больно, если и он отвернётся. Краем глаза Азалия заметила руку, словно бы лёгшую на плечо. Конечно, Ирис не смог полноценно до неё дотронуться. – Если не хотите говорить, не заставляйте себя. – Нет. Об этом должен узнать хоть кто-то. И лучше, если этим кем-то будете вы. Азалия вкратце поведала, что именно натворила в прошлых жизнях. О первом и последующем нарушениях, о договоре с Порядком ради похорон Родона. О том, как после смерти всё забыла и лишь в обществе Белладонны осмеливалась осуждать чужую глупость, но в остальном не осмеливалась даже заговорить с Редом наедине. И о том, как слишком поздно вспомнила и была вынуждена уйти, чтобы вернуться в более удобном для Порядка виде. Не забыла упомянуть и о случившемся с Розой. Ирис слушал внимательно, ни разу не перебив, хотя эмоции на его лице время от времени предельно ясно выражали желание что-то сказать. Он выглядел то удивлённым, то сочувствующим, то раздражённым. Удивительным образом Азалия понимала: последнее относилось не к ней. Стоило закончить, как Ирис слегка свёл брови, посмотрел в сторону, задумчиво шкрябая ногтем по тонкому одеялу, на котором сидел. Ткань казалась сотканной из пыли, и у Азалии зачесался нос. Неважно, что сейчас она не дышала. – Так это были вы. Находясь здесь, я вспомнил, как одежды почувствовал, будто бы через врата прошёл кто-то ещё. – Страж же должен уметь это скрывать… – Неловко вышло. А казалось же, что все предосторожности тогда соблюла. – Похоже, в тот момент дух слишком увлеклась. – Дело не только в ней. Во время исполнения обязанностей проводника наша чувствительность к перемещениям – чужим тоже – возрастает. А что случилось с вами, что вы… Сейчас выглядите так? – Я должна была вернуть часть воспоминаний, выпив воды из озера. Чертополох столкнул меня туда, и я утонула. Ирис сильно вздрогнул. Такое и для человека звучало страшно, что уж говорить о духе, которому тонуть необязательно – достаточно не так уж долго пробыть в воде? – Всё не так страшно. Наверное, – поспешила заверить Азалия, не в силах вынести концентрацию печали и сочувствия в чужом взгляде. – Раз я оказалась в таком виде, а не исчезла, наверное, не всё потеряно. Хотя ощущения от пережитого приятнее из-за этого не становились. Похоже, Ирис подумал о том же, но тему развивать не стал. Вместо этого решил продолжить другую: – Вам не нужно извиняться. Явно заняв нашу сторону, вы бы только навлекли на себя гнев общественности. Учитывая случившееся с Розой, трагедия была неизбежна, измениться могло только её начало. Даже если бы Ред не оступился, его бы всё равно могли посчитать виновным. Да что там, – горький смешок, – точно посчитали бы. Хорошего итога не предвиделось, попытки что-то изменить тщетны, пока не получишь достаточно сил. К тому же, – пускай только видимо, Ирис накрыл руки Азалии своими, – вы держались в стороне не без причины. На самом деле вы сделали и делаете для Реда больше, чем все мы, но пройдённый путь оставил вам слишком много ран. За это нельзя осуждать. Нельзя осуждать за то, что никто не всесилен и не бесстрашен. И вот опять всё свелось к тому, что Азалия напросилась на слова поддержки. Будто просила хоть чьего-то одобрения для каждого шага. Позорно. Жалко. Трусливо. Как научиться жить без чувства вины? Как научиться не оглядываться на других? Она же умела. Жизни назад. Но чем дальше заходила, тем сильнее теряла навык. Навык. Точно. Азалия вспомнила: в прошлый раз Ирис говорил, что духи и сами не знают всей правды о Мире, о его назначении. Теперь казалось, он имел в виду не только сущность садовников. Потому что и ей открылось то, что Ликорис явно не собиралась раскрывать. – Вы ведь тоже вспомнили, кто такие духи? – Да. Мы тоже мёртвые божества. «Ещё один эксперимент. Но если садовники пришли из миров с единобожием, то духи – из многобожных. Их цветы и личности связаны с сущностью до смерти». – В том мире, откуда родом дух, несколько богов могли с разных сторон характеризовать одно и то же явление. На местном языке её имя означало «ядовитый цветок». Из всех местных богов смерти она была самой безобидной и олицетворяла мирную смерть во сне, в одиночестве. Когда рядом уже не осталось никого: ни опасности, ни того, кто сможет закрыть глаза, оплакать. Кажется, такое имя ей дали, потому что она в самом деле напоминала ядовитый цветок: безобидна и беззащитна на вид, но способная убить, если поверить облику и подобраться слишком близко. Сквозь поднятую руку виднелся потолок, а из-за бедности кожи казалось, будто его локально затянуло туманом. Являлась ли та белёсая дымка, с которой Азалии довелось столкнуться в разных жизнях, плохо раскрывшейся частью способностей духа? Или так давала о себе знать прошлая сущность? – Я вспомнил только о наших изначальных сущностях, но не кем был сам. Честно говоря, узнавать больше и не хочется, – признался Ирис. – Могу понять. Тоже без этих знаний обошлась бы. – Азалия хмыкнула и опустила руку. – Так ещё на других посмотреть пришлось… Смерть нельзя обмануть. Поэтому у ядовитого цветка были не лучшие отношения с божеством лжи. И вот кое-что от жизни к жизни не меняется. – Вы смогли определить упомянутое божество? – Да. Сама не представляю, как. Просто уверена, что это именно Настурция. Наши отношения никогда не складывались, а уж если бы всегда помнили старые конфликты… Да, пожалуй, массовое забвение имеет смысл. Кажется, Ирис хотел ответить, но неожиданно коснулся красного пера на шнурке и, скомкано извинившись, побежал вниз. Хлопнула входная дверь. Понимая, что для неё-то выход закрыт, но надеясь прояснить хоть что-то, Азалия выглянула в окно.