ххх
– Луи, ты можешь подождать хотя бы пять секунд? Луи оборачивается, чтобы посмотреть, как Найл отчаянно пытается догнать его. Он расплывается в улыбке от этого зрелища, а его голубые глаза зажигаются любопытством. – В чем дело? – спрашивает он, поправляя шапку, из-за чего его длинная челка упала прямо на глаза, заставив его непроизвольно зажмуриться. – Ни в чем. Просто подумал, что мы уже давно не разговаривали, – усмехается Найл, на что Луи закатывает глаза, но потом ласково улыбается. – Мы разговаривали утром, придурок, – Луи опускает глаза вниз, отмечая, что они с Найлом идут в разном темпе, однако оба все же пытаются успеть в свой класс. Луи часто смотрит под ноги во время ходьбы, это помогает ему убить время, пока он идет куда-то один. Друзья уже почти подошли к нужному классу, так что Луи не беспокоится, что они опоздают. Когда он заворачивает за угол, Найл отстает от него всего на несколько шагов, но быстро догоняет, обвивая своей рукой его талию и притягивая ближе к себе: – Я просто соскучился по своему лучшему другу, окей? Я так одинок, – говорит Найл, театрально всхлипывая, но сразу же смеется, прижимая Луи еще ближе, а тот одаривает его улыбкой, хоть и не слишком широкой. Луи издает короткий смешок, потому что знает, что одинокий Найл – это что-то из разряда фантастики. – Да, конечно, мистер Популярность, – отвечает Луи, но без капли злости в голосе, скорее даже с нежностью. Найл еще раз слегка прижимает Луи к себе, после чего освобождает его из своих объятий. – Эй, ты все еще мой лучший друг, – кивая, говорит Найл. Улыбка Луи становится еще шире. – А ты мой. После этих слов наступает молчание, но оно не доставляет дискомфорта. Это то уютное молчание, которого достигаешь после долгих лет крепкой дружбы с человеком. Как у этих двух. Как только Луи заворачивает за угол, он чувствует, как чье-то плечо врезается в его собственное, да с такой силой, что Луи невольно отбрасывает на несколько шагов назад, а его очки падают на землю вместе с учебниками. – Черт, прости. Я такой неловкий. Ты в порядке? – незнакомец просто засыпает его вопросами. Его низкий голос неожиданно громко звучит в ушах Луи, отчего он вздрагивает. – В порядке, – бормочет Луи, продолжая смотреть под ноги и сделав шаг назад от парня, с которым усиленно старался не встречаться взглядами. – Ты уверен? Я ужасно неуклюж. И я не хотел… ты в порядке, да? – задает он очередной вопрос, и его голос звучит обеспокоенно. Луи просто кивает в ответ и опускается на землю, чтобы поднять свои вещи. В воздухе зависло напряжение, и со стороны это выглядит так, будто незнакомец хочет сказать что-то еще. Но, тем не менее, он только вздохнул. – Ну, раз ты так уверен. Прости еще раз. Он идет дальше, а его шаги эхом разносятся по пустому коридору. Луи, надев очки, поднимается и, аккуратно сложив учебники, прижимает их к груди. Найл уставился на него, широко раскрыв глаза, на что Луи лишь пожимает плечами и, схватив друга за руку, тащит в класс.1
24 февраля 2015 г. в 01:33
Гарри немного ненормальный.
Дело в том, что когда вы смотрите на Гарри Стайлса, вы видите только то, что он сам позволяет вам увидеть. Вы можете увидеть его острую линию скул, его розоватые пухлые губы, неопрятные кудри, которые он то и дело поправляет.
Что вы определенно не сможете разглядеть в нем, так это сломленного юношу, скрывающего свою боль за красивой улыбкой. Вы не увидите человека, который ждет кого-то, кто сможет доказать ему, что он чего-то стоит, что он может быть любимым.
Не то чтобы в жизни Гарри вообще не было людей, которые бы любили его, они есть, правда есть. Они любят его безоговорочно, и он любит их, просто иногда этого недостаточно. Хотя он очень хотел бы, чтобы этой любви ему хватало.
И нет особых причин для того, чтобы Гарри был таким, какой он есть. Нет оснований чувствовать, будто тело наполнено множеством острых осколков, будто он сам абсолютно разбит. На все это нет никаких причин, что делает его положение только хуже. Гарри понимает, что ведет себя как неблагодарный придурок. Ведь в мире существует достаточно много людей, которым намного хуже, чем ему, например, сироты или те, кто лишился крыши над головой. Но он-то не один из них, у него прекрасная жизнь, и это заставляет Гарри думать о себе еще хуже.
По сути, он не должен чувствовать себя так, но он чувствует. Он ничего не может поделать с депрессией, что порой накатывает на него, и тогда проснуться и встать с кровати для него уже подвиг. Это часть его, причем та, от которой Гарри, как он думает, не сможет избавиться.
Никто не знает такого Гарри, потому что он сам не позволяет видеть его таким. Никто не знает, что Гарри чувствует, и что внутри он жаждет счастья и любви. Он чертовски романтичен, но боится признаться в этом.
Все потому, что у Гарри есть роль, которую он должен играть. Он знает, какие преимущества дает ему звание капитана футбольной команды, он не глуп. Он знает, что не имеет права перестать делать то, что должен, только потому, что не может найти того единственного в мире человека, который бы любил его, будто их жизни зависят от этого.
Он знает, как сильно он ее хочет: любовь, заставившую бы его сердце биться в бешеном ритме, заставившую бы его мило улыбаться, даже когда все будет очень дерьмово (хотя последний пункт ему приходится выполнять и сейчас). Ту любовь, за которую стоит бороться, которая стоит того, чтобы рисковать всем, что имеешь, и, черт, Гарри необходима такая любовь. Гарри чувствует боль, пульсирующую глубоко внутри, и знает, что когда он найдет того самого человека, все изменится. Гарри ищет, но не может найти этого человека. Пока не может.
Но все изменится в понедельник утром.