ЧАСТЬ 1: ЗАРАЖЕНИЕ
01
В пыльном вагоне вздрагивает и погасает последняя лампа. Рядом с надколотым циферблатом часов вспыхивает надпись: «Третий сектор – станция Олд-кросс». Запах перегара, смешиваясь с резким запахом тления и сырости, влетает сквозь приоткрытые запотевшие окна внутрь. Когда железные двери разъезжаются в стороны, издавая протяжный вой, в вагон протискивается такой же обтрепанный, грязнолицый народ, что наполнял его прежде. Хьюго бесстрастно глядит на запрелые лица бродяг, которые в силу ума не пропили идентификационные карты. Нету карты – и ты никто. Прокаженный. Враг системы. Он украдкой касается внутреннего кармана формы, где под кипой неоплаченных счетов старой квартиры в Нью-Арке хранится заветный талон ко Второму уровню. Такие выдавали редко, только если выполнишь месячную норму за полторы недели. В том случае, если тебя не придавит пресс или не заразишься тифом от черномазых рабочих. Хьюго не заразился тифом, выполнил месячную норму, а на карту была зачислена трехзначная сумма, которую он прежде никогда не держал в руках. Он был рад, как был бы рад любой, кто вырвался с третьего уровня, хотя бы на сутки. Где-то над головой зашипел жутковатый, исполненный патриотичным призывом голос. – Аркадия – это Жнец, Жнец – это система, Система – это мы. Кто-то позади Хьюго громко ругнулся, и волна удовлетворительного смеха покатилась по вагону. Пустых иллюзий насчет системы здесь никто не строил. С дырявым кошельком и пустым желудком люди перестали верить в то, что говорили по телевидению. Парень поднял голову на циферблат часов, где надпись сменилась на «Уэбер – кросс» и, припав к поручню, постарался уснуть. Он не спал с того дня, как вернулся со смены. Прошло двое суток с момента бесконечно долгих блужданий по заброшенному Нью-Арку. То была большая свалка выброшенных и никому не нужных людей, вроде Хьюго. Серые, безликие дома обволакивались дымом с заводов, что гудели, замирали и снова гудели посреди ночи. В полпятого утра выла сирена, оповещающая о смене рабочих. Она повторялась трижды с размахом в шесть часов. Хьюго работал в ночь первое время. Потом отправил запрос на две смены. Пока была жива мать, он искал место заработка. Она продолжала корчиться в лихорадке, заходилась кашлем и умолкала, когда проваливалась в сбивчивый сон. В Нью-Арке были откровенно хреновые врачи: таблетки от тифа исполняли роль антибиотиков, противозачаточных и гипоаллергенных, выписывались в лошадиных дозах, что в процессе вызывало отравление препаратами. Беннет этого не знал. Не знал, пока у его матери не остановилось сердце. Общественный Дом выделил пятнадцать баксов на ее похороны. Пятнадцать баксов на то, чтобы ее кремировали в затхлом помещении здания на окраине города. Банку с прахом он не забрал. Из тех денег хватило только на кремацию, а мать наказывала быть экономным. Вместе с токсичными клубами дыма она растворилась в воздухе над Нью-Арком. Хьюго долго размышлял над тем, что будет после его смерти. Ему двадцать один, он механик на «Нью-Арк Автономикалс», где в день погибает дюжина таких же откровенно безработных, как он. Родственникам выделят пятнадцать долларов за то, чтобы его бездыханное тело выкинули в раскрывающуюся огненную пасть. Но, кроме матери, родственников у него не было. А значит, разлагаться ему в проулках Нью-Арка. Вагон резко дернулся. Хьюго беспокойно открыл глаза. Патриотический голос не затихал, повторяя заезженные лозунги, пассажиры больше не смеялись. Он огляделся. Людей поуменьшилась, а это значило, что они приближались к конечной станции. Первым делом он касается внутреннего кармана куртки. Нет, его не успели обокрасть. Талон по-прежнему покоился среди счетов. Из вагона Беннет выходит последним. Воздух здесь такой же, как и на всей территории Третьего уровня. Воздушные фильтры работали за стеной Второго, здесь, чтобы не задохнуться приходилось дышать часто и размеренно. Поезд отъезжает к тупику, унося за собой воздушные массы в глубину тоннеля. На конечной станции остаются только те, кому посчастливилось получить заветный талон. Он насчитывает около двенадцати человек у касс в стеганной форме факторий. Пробить билет, отправится на Второй уровень, как следует напиться. Он четко сформировал план действий, не задумываясь над тем, что его ждет завтра. Желудок в предвкушении завыл. Есть хотелось так же сильно, как и забыться. Круглолицый контролер с овальным брюхом презрительно оглядывает парня впереди Хьюго. Тот щурится, семенит к кассам, но прежде, чем успевает протянуть талон, полицаи уже заламывают его руки. Перекупленный талон. Сейчас его отправят в Общественный Дом, где беднягу усадят на электрический стул. – Шевели задом, – хрипит контроллер, когда Хьюго замирает, глядя на раскрытые от ужаса глаза «контрабандиста». Идентификационную карту Беннета кидают в расщелину аппарата. Компьютер выдает толстозадому всю подноготную Хьюго. От возраста и веса до смерти матери и игре в бейсбол в младшей школе. Он нервно передергивает плечами, глядя на то, с каким отвращением круглолицый отмечает его местоположение на карте Второго уровня. На лицевую сторону наносится голограф, который будет отслеживать любое его передвижение. На тот случай, если ему вздумается устроить террористический акт. Эта мысль заставляет его улыбнуться. – Добро пожаловать во Второй сектор, мистер Беннет, – слащаво улыбается толстозадый контроллер.***
Как ребенок, который впервые увидел мир, Хьюго замирает на выходе из метрополитена. Его толкают в сторону, он едва не слетает со ступеней, но продолжает упрямо стоять на ногах, вдыхая чистый воздух до самых бронх. Дюжина его соратников, которые успели сойти с поезда, уже ринулись в вечереющую гладь города. Лишь один из них остановился рядом с Хьюго, невнятно ругнулся, проклиная жизнь, и двинулся в сторону паба. Второй сектор разительно отличался от всех городов Третьего. Пьюджет-таун вместо того, чтобы готовится отойти ко сну перед комендантским часом, разгорался фальшиво-яркими огнями. Люди оглядывались на него, когда Беннет двигался буквально на ощупь, касаясь гладких поверхностей зданий. Почерневшее небо над Аркадией разглаживалось, становясь белым. Смог здесь был едва уловимым, а густые темные тучи, что кружили над Нью-Арком здесь стали сетчатыми, словно сотейник. Чувство восторга заменяло чувство зависти – он никогда не жил в этой роскоши, да и вряд ли когда-нибудь будет. Фактории заводов поощряли лучших работников, отправляя в круиз Второго сектора. Помогали воображению представить иную, лучшую жизнь, а затем нещадно возвращали в будничную реальность, где дышать нужно было часто и размеренно. Беннет замирает у широкополого экрана буквально втиснутым в глянцевую поверхность здания. Девушка в подчеркнуто строгом белом костюме на экране улыбается широкой белозубой улыбкой. – Жнец избавил вас от страданий, система должна избавить нас от Прокаженных. Ее грудь вздымается под складками пиджака. Губы движутся в заезженной речи, руки замирают в глуповатой, наигранно эмоциональной манере. Вся силиконовая, будто модифицированная, как и все в центре Аркадии. Хьюго беспристрастно глядит на экран, предвкушая очередную праведную речь. – За голову одного Прокаженного вы и ваша семья получите награду в тысячу долларов. Сообщите в Общественный Дом, назовите местонахождение Прокаженного. Не будем же безразличны к системе – не будем безразличны к самим себе, – экран гаснет, уступая место рекламе очередного новомодного продукта. На этот раз Беннет проходит мимо. И бредет уже, не поднимая головы. Как у любого другого жителя Аркадии, Хьюго часто задавался вопросом, кто такой Жнец. Вопрос, стандартно не имеющий своего ответа. Откуда он появился, как строилась Аркадия, как зародилась новая жизнь – Система находила ответ в религии. Жнец – посланник, вернувший надежду одичалым племенам людей. Но у Беннета мнение отличалось разительно. Разительно провокационно. Он не знал всей истории Прошлых Времен, хотя бы потому, что об этом говорили мало, а если и говорили, набивали речь религиозной мантрой, которую чтили, которой продолжали верить. Но Хьюго не верил. Не верил, потому что втайне от себя самого ненавидел Систему. Он замирает. Не держи он язык за зубами, и отправился бы вслед за «контрабандистом» с платформы. Стряхивая наваждение, он разглядывает глянец зданий, которые кишат рекламными светящимися билбордами. Раз в несколько минут мелькает ужасающее, одутловатое лицо мальчишки, который тянется к зрителям рукой. «Не дай Прокаженным забрать и его». Беннет прыскает со смеху. Прокаженные – выжившие за пределами Аркадии люди. Никто не знал, откуда они пришли, никто не знал, как им удалось спастись от вируса. Одни считали их мечеными дьяволом, другие – более разумные – объясняли это иммунитетом, сформировавшимся с течением долгого времени. Так или иначе, они изредка появлялись в окраинных городах Аркадии. Несколько раз они приносили в слабо населенные пункты эту заразу. Тогда гибли люди, тогда же включалась заезженная пленка о вознаграждении. К Нью-Арку они доходили только раз, тогда полицаи оцепили полгорода и пустили в районы смертоносный газ. Сколько тогда погибло, никто не говорил. Люди продолжали повторять мантру. Хьюго, втайне от себя самого, продолжал ненавидеть Прокаженных. Он уходит достаточно далеко от центра города. Здесь пабы дешевле, здесь-то он и заночует. Открывая залапанную стеклянную дверь, в нос забивается привычный никотиновый запах. Идиоты портили свежий воздух Второго уровня. Кто-то оборачивается на него, бросает раздраженные взгляды и ненавистно скалится на выходца из сектора три. Хьюго усаживается в дальний угол помещения, вытаскивает из металлического зарядного устройства стеклянное меню, которое тут же загорается перед ним обширным количеством блюд. В Третьем забегаловки полны такого модифицированного бесполезного дерьма, здесь же эта вещь казалась кстати. Лучше мобильное меню, чем воздушные фильтры, думается Хьюго. Он заказывает первую стопку бурбона. Когда на дне четвертой остается только желтоватая каемка жидкости, к нему подсаживается темноволосый мужчина из чертовой, сбежавшей из Третьего сектора, дюжины. Обычно люди сторонились друг друга в Нью-Арке, но сегодня они покинули его пределы, и сам Хьюго новому постояльцу ничуть не удивляется. – В первый раз, да? Беннет бестолково кивает пьяной головой. Голодный желудок трепыхнулся где-то внутри его туловища. Он так ничего и не съел. – Помню, пару лет назад тоже так пялился на всю эту трескотню. Со временем понимаешь, что в Третьем попроще с деньгами, с секретами, да и с жизнью в целом, – он заказывает еще бурбона, протягивая одну из стопок новоиспеченному знакомому. – Здесь таким как мы, нужно держаться вместе, малец. – Хьюго. – Хьюго, – кивает тот. – Кажется, что все так классно в этой помойке, но на деле – это все та же помойка. Откуда ты? – Нью-Арк. – Чтоб мне провалиться, ваши фактории - зверюги. Как ты жив еще, малец? – но вопрос не нуждается в ответе, и тогда мужчина продолжает: – Здесь повсюду контроль. Контроль и система. Видал полицаев с той стороны улицы? Вытащат свои пушки без разбору, застрелят прямо на улице, а в новостях скажут, что тот пошел против Жнеца. Ну и фанатики же. Он снова осушает стопку. А сознание Хьюго мутнеет от бестолковых разговоров. – Я тебе так скажу, не бывает дыма без огня, парень. Видал, что по экранам крутят? Прокаженные везде. Сволоты приходят за провиантом, грабят систему, а приносят этот сраный вирус. Говорят, таких поселений, как Аркадия, больше нет. За океаном есть подобные, мало защищенные, но те рушатся, как карточные домики. Стоим пока только мы, – цинично заявляет собеседник. – Блевать охота от этой системы, но она хоть держится, а, как считаешь, малец? Хьюго уже никак не считал. Последняя стопка была лишней, и об этом свидетельствовала подкатывающая к горлу тошнота. – Говорят, они ставят на них опыты. Вылавливают еще живыми и давай ломать кости, тестировать яды, вводить психотропные препараты. Мужик на фактории говорил, что он как-то изловил Прокаженного. Врет, небось, сукин сын. Но только на следующий день уволился с работы и пропал с концами, – он закуривает, пуская в темную мглу помещения серые колечки дыма. – А вообще, знаешь, вся эта ловля «дохлых» – русская рулетка. Не все они переносят заразу, только те, что не обзавелись иммунитетом. Но кто дает гарантию, что «дохлый» не заразит тебя? Да и черт его знает, может, это уловка все? Чтобы подчистить нас? Подвести к «золотому миллиарду», а, малец? Хьюго беспокойно оглядывается по сторонам. Голова становится свинцовой. Он устал. Настолько сильно, что водружает голову на поверхность пропаленного стола. Беннет быстро отключается. Слишком беспечно. Он просыпается от того, что кто-то с усилием волочет его. Кто-то из охраны. Он оказывается на ледяном асфальте прежде, чем понимает, где находится. Вывеска бара нещадно слепит глаза. Над ним нависает широкоплечий мужлан, ударяет несколько раз по лицу, отчего головная боль становится отвратительно резкой. Когда он, наконец, отпускает Беннета, тот уже готов отключиться. За охранником хлопает стеклянная дверь, а свет вывески, наконец, гаснет. Хьюго переворачивается на спину. Смог исчез окончательно. Над городом вопросительно застыла полукруглая луна. Холод асфальта приводит парня в некоторое состояние трезвости и беспокойства. Он на улице в комендантский час. Полицаи отправят его в Общественный Дом. Двое суток он проведет за решеткой. А когда выйдет, его отволокут на стул, ведь на территории Второго Уровня он провел более двадцати четырех часов. В ужасе, шатаясь, он становится на четвереньки. Затылок нещадно саднит, а к губам скатываются капли горячей крови. Рукавом затасканной формы он утирает лицо и тянется к карману куртки. В истерическом припадке он шарит по карманам, которые оказываются напрочь пустыми. Хьюго чувствует, как к горлу подкатывает тошнота. Только дело не в похмелье, а в страхе. Несколько раз перепроверяет внутренние карманы и бестолково отклоняется назад, утыкаясь взглядом в небывало чистое небо. Если полицаи найдут его и запросят идентификационную карту, которой у него не окажется – мечта об электрическом стуле отдалится на второй план. Его примут за Прокаженного. Тот парень из Третьего просто стащил ее вместе с талоном. Талоном, на котором оставалась крупная сумма. Чертов ублюдок перепродаст карту, когда голограф перестанет действовать. Хьюго медленно поднимается с колен, пытаясь сглотнуть привкус горечи. Шатаясь, подходит к вывеске бара и молотит руками по стеклу. Талон мог выпасть вместе с картой, пока охранник волок его на улицу. Он не плакал на похоронах собственный матери. А теперь буквально воет у порога закрытого паба. Слезы смешиваются с запекшейся кровью. Он продолжает осматриваться по сторонам. Полицаи могут прийти в любую минуту. Когда становится ясно, что никто ему не откроет, Беннет шагает в сторону темного проулка. Там, где обычно колются новой штуковиной, которую варят в Третьем. Оглядываясь, он облокачивается о каменную стену паба, закрывая руками лицо. Он был таким осторожным. Все эти годы таскал чертову карту с собой. А теперь, спустя несколько дней после смерти матери, поддался отчаянью, позволил себе оступиться. Но особенно расчувствоваться он не успевает. В темном проулке едва слышно раздается шорох. Хьюго напрягается, привставая с места. Может, ему стоит объясниться? Запоздало одергивает себя: Система не терпит ошибок. Идентификационная карта – это он сам. Нет карты – нет его самого. – Черт, я все вам объясню! Подонок из бара стащил ее. Проверьте меня на детекторе, я не лгу, – заходится пьяным воем Хьюго. Он поднимает руки над головой, готовясь к удару дубинками. Прокаженный. Он прокаженный. Эта мысль с такой интенсивностью поражала его мозг, что он на мгновение усомнился в том, что это ложь. Он ждет удара, покорно уставившись в пол. Бормочет одно и то же. Про парня из бара, про чертову карту, про детектор. И по кругу. Блеянье переходит в молитву, но Хьюго бесконечно рад тому, что шаги полицаев все ближе. Кончина все ближе. Он почему-то вспоминает мать. – Помоги мне, – хриплый голос прерывает его моление. Беннет поднимает красные от слез глаза и замирает в недоумении. Белые одеяния Первого сектора, измазанные темной грязью улиц Пьюджет-тауна, скрывает форма Нью-Аркской фактории. Тень от измазанной в грязи кепки доставщика еды падает на бледно-серое лицо девушки. – Что за… Темное небо Пьюджет-тауна плывет перед глазами Хьюго Беннета.