***
Ким нерешительно остановился у каюты Третьего не зная, стучать или нет. А если он спит? Будить друга не хотелось, сон в его положении был жизненно необходим, но, вспомнив, какими жуткими порезами было покрыто тело фиксианца, Второй отбросил сомнения. Раны нужно обрабатывать каждый день и по режиму, иначе какой эффект от лечения может быть? Ким осторожно постучал, но ответа не последовало. Он постучал громче, но за дверью по-прежнему не было слышно ни звука. Начиная беспокоиться, капитан машинально отдал приказ об открытии двери. К его удивлению, она оказалась незапертой и плавно отъехала в сторону. Он решительно шагнул в полумрак каюты и остановился, позволяя глазам привыкнуть. Из всех обжитых модулей на «Чайке», этот был с самой аскетичной обстановкой, еще со времен их совместных приключений. Здесь не было забавных безделушек, которые любил набирать на разных планетах Первый, или кучи научного оборудования, как в каюте у Второго. Только серые стены, встроенные в стену шкафы, койка, стул и стол, на котором всегда громоздились книги и карты звездных маршрутов. Сейчас по потолку и стенам плясали блики, которые щедро рассыпала через иллюминатор звезда, мимо которой дрейфовала «Чайка». Ким осмотрелся. Третий лежал на койке, спиной к нему. Он подошел ближе. — Эй, ты спишь? Внятного ответа не последовало, только какой-то шепот. Второй прислушался. Фиксианец что-то повторял на своем родном языке, при этом было ясно, что он спит. Ким обошел койку так, чтобы видеть лицо друга и, присев перед ним на корточки, вслушался. Слова были знакомые, но суть уловить не получалось. Третий, как заведенный, повторял какую-то комбинацию, которую Второй явно уже где-то слышал. Он попытался не сосредотачиваться и позволить памяти самой отыскать ответ. И он нашелся почти сразу. Фиксианец без устали шептал формулу галактия. Ким заскрипел зубами от плохо сдерживаемой ярости. Ясно, что мозг, который четыре года был зажат в стальные тиски воли и не мог позволить себе даже лишней мысли, наконец получил свободу и теперь хоть во сне выплескивает то, что столько времени занимало все существо Третьего. Второму пришлось приложить титанические усилия, чтобы не грохнуть обо что-нибудь кулаком, вымещая то бешенство, что всякий раз накрывало его при мысли о перенесенных другом страданиях. С трудом совладав с собой, он осторожно потряс Третьего за плечо. Тот моментально открыл глаза, судорожно при этом дернувшись. Несколько секунд расфокусировано смотрел перед собой, пытаясь понять, где находится, а потом в больших глазах мелькнуло узнавание. — Пора обрабатывать раны? — тон Третьего был ровный и спокойный, как обычно, будто и не он только что испуганно дергался от чужого прикосновения. Второй молча кивнул. Сонно потирая глаза, фиксианец сел на постели и стянул футболку. — Свет, — приказал Ким, и каюту залило мягким, приятным освещением. Достав из аптечки необходимые растворы и мази, мужчина сел на постель позади фиксианца и осмотрел его спину. Основные повреждения были здесь, но, благодаря постоянному уходу, почти все они затянулись. Неизменными оставались только две глубокие рваные раны, которые тянулись от шеи вниз, вдоль позвоночника. Сколько раз их не пытались зашить, швы каждый раз расползались, и раны вновь выглядели так же, как и до этого. — Не понимаю, что за мистика, — пробурчал Второй, осторожно смазывая рваные края заживляющим гелем. — Сколько ни бьюсь над ними, все без толку… Третий ниже наклонил голову, словно в этих ранах была исключительно его вина. Второй этого не заметил, он занимался обработкой, размышляя, задавать ли тяжелый, мучающий его вопрос. Не хотелось лишний раз касаться черной запретной темы, но по-другому справиться с этими ранами, видимо, не получится. Нужно хотя бы знать, что их нанесло, поэтому, после ожесточенной внутренней борьбы, он все же решился. — От чего они, Третий? Может, от каких-то крючьев, и тебе занесли неизвестную заразу? Ты сможешь рассказать? Я должен знать, чтоб подобрать нужное лекарство… По телу фиксианца пробежала едва заметная дрожь. Ким замер, настороженно стиснув в пальцах флакон с лекарством и ожидая чего угодно: вспышки ярости, слез, требования убираться к черту на рога с такими вопросами… — Не крючья, — голос Третьего был тих и спокоен. — Это… этот. Вцеплялся клешнями, когда… ты понимаешь. Каждый раз. Может, действительно что-то занес. Второй замер. А затем раздался хруст, и на постель закапала кровь. Третий встревоженно обернулся и понял, что захрустел пластиковый флакон с лечебным гелем, от которого теперь остались лишь острые осколки. Часть из них беспощадно впилась Киму в ладонь. — Прости, — виновато взглянул он на друга. — Ляпнул, не подумав, что тебе тяжело это слышать. — Да что ты все извиняешься! — сорвался Второй, которого просто трясло от животного бешенства. — Вечно ты со своим благородством, оно-то тебя и довело! Это мы должны извиняться, что все так по-дурацки вышло! А ты даже не смей, понял? На мгновение губы и глаза Третьего тронула тень прежней улыбки, с которой когда-то он уверенно встречал все трудности. Мелькнула, словно проблеск солнца осенью, и пропала. — Вы спасли мне жизнь, и вы же должны извиняться? Извини, но чушь. А твою ладонь нужно перевязать. С этими словами он развернулся лицом ко Второму и, достав из аптечки все, что было нужно, принялся за дело. Наблюдая, как быстро Третий справляется с перевязкой, Ким покачал головой и ляпнул первое, что пришло в голову. Лишь бы отвлечься от кровавой пелены, наползающей на глаза. — Сколько смотрю, столько завидую. Почему у меня тоже не шесть рук? Столько бы всего можно было успевать за раз. — Ага, — улыбнулся Третий. — Как будто у меня каждая пара рук автономна. — А что, не так? — глупо удивился Второй. Третий откровенно расхохотался. — Ким, ну ты сколько лет меня знаешь? Нет, конечно. Так же, как и у вас, разделяются на правые и левые. А не на верхние, средние и нижние. И делать всеми правыми руками, например, я могу только что-то одно. Ну, максимум, могу одной из пар что-то поддерживать. Вот как твою руку сейчас. Второй опустил глаза на тонкие пальцы, удерживающие его раскрытую ладонь в нужном положении и, внезапно, его обдало неприятным жаром — вспомнились собственные опрометчивые слова. — Третий, — тихо позвал он, чувствуя, как внутри все сжимается. — Ты же не принял мои слова всерьез? Ну, там, у клетки. То, что я ляпнул про второй курс… извини. Оно само вырвалось, от безысходности. Ответа не последовало. Преодолевая внутреннее сопротивление и сковавшую его неловкость, Второй поднял взгляд на друга. Тот внимательно смотрел на него своими огромными глазами, абсолютно нечитаемым взглядом. А потом дернул плечом и принялся укладывать лекарства обратно в аптечку. — Не пойми меня неправильно, но это был бы лучший вариант из всех возможных. Так что тебе не за что извиняться. — Ч-что? — только и сумел выдавить ошарашенный Второй. Фиксианец, все так же не глядя на него, встал и принялся рыться в шкафу на предмет сменного комплекта белья — тот, что был, теперь пестрел пятнами крови и ядовито-синего геля. — Зная про нашу особенность, и понимая, что судьба капитана — это постоянный риск, я не собирался обзаводиться парой. Никогда. Хотел прожить всю жизнь один, никого не подставляя под удар. Но совершенно не подумал, на какие ухищрения могут пойти пираты для достижения своих целей. А следовало бы. И лучшим вариантом для меня действительно был бы кто-то, кто точно так же мотается по космосу и не желает себе спокойной жизни. Но… не подумал. Согнав Кима с постели, Третий принялся перестилать ее. — Мы слишком уверились в собственной неуязвимости за эти годы. И перестали трезво оценивать возможности противника. И вот результат. Если бы сейчас это еще имело смысл, я бы с радостью согласился на твое… хм… предложение. Но какая теперь разница? Так что не забивай себе голову. И нет, я ни капли не обижаюсь, не злюсь и прочее. А теперь извини, но я снова лягу спать, хорошо? Честно скажу — чувствую себя слабее котенка. — Конечно, — Второй отошел к двери и беспомощно наблюдал, как Третий подгребает под голову подушку и закукливается в одеяло. Чем можно помочь после всего, что было? Они могут залечить раны, но кто залечит те, что остались в сознании, в душе? От бессилья хотелось просто выть. — Спокойной ночи, — вымученно улыбнулся Ким, когда фиксианец, наконец, затих. Тот молча улыбнулся в ответ. Большие фиалковые глаза уже слипались, и очень скоро Третий вновь мирно сопел в подушку. Второй погасил свет и тихо вышел из каюты. Его не прекращало преследовать чувство затянувшегося кошмара. Словно он по-прежнему в том подземелье, по-прежнему выдерживает осаду пиратов, и все это ему просто снится. И вряд ли бы он мог с уверенностью сказать, что хуже — быть уверенным, что твой друг мертв, или смотреть на оставшуюся от него истерзанную тень. Что-то мелькнуло в иллюминаторе, и Ким обратил все свое внимание туда. Должно быть, это пронеслось одно из тех редких и загадочных существ, что были способны жить в открытом космосе. У космонавтов были свои причуды, и многие считали, что, когда видишь кого-то из них, нужно загадывать желание. Второй всегда смеялся над этими суевериями, но сейчас ему хотелось верить хоть во что-нибудь. И желание его было вполне закономерным: «Пусть найдется хоть что-нибудь, что сможет помочь Третьему. Пожалуйста»Часть 1
25 февраля 2015 г. в 13:44
На капитанском мостике было тихо. Тишину нарушало лишь мерное гудение двигателей «Синей чайки», да едва слышимые шорохи и щелчки систем жизнеобеспечения. Изредка вклинивалось шуршание страниц бортового журнала, в котором Первый, с присущей ему педантичностью, делал записи о прошедшем дне. Второй сидел рядом, в кресле старшего помощника, опираясь на панель управления локтями и положив подбородок на переплетенные пальцы. Взгляд мужчины был расфокусирован и устремлен в никуда, между бровями залегла глубокая морщина. Перед ним стояла чашка с дымящимся чаем, на который он даже не смотрел. По всему было видно, что его мучают какие-то тяжелые мысли, из лабиринтов которых ему очень трудно выбраться.
Первый закончил, наконец, делать записи, и с удовольствием потянулся, разминая затекшую спину. Затем повернулся к другу, внимательно посмотрел на него, оценил состояние, и молча утянул из-под его длинного носа чашку. Все равно только зря остывает.
— Он для тебя слишком крепкий, — отстранено заметил Второй, все так же глядя перед собой.
— Сойдет, — Первый хоть и поморщился, попробовав чай, но чашку не отставил. — Извини, но вид у тебя кошмарный. Может, пойдешь отдохнешь? А я к Третьему схожу. Все равно сейчас моя смена.
— Нет, — встрепенувшись, Второй вынырнул из своих мыслей. — Медицинская помощь — это моя обязанность.
— Угу. А еще у тебя такой вид, словно тебя сейчас на плаху отправляют, а не за больным другом ухаживать. Ким, давай начистоту. Если тебя это напрягает, то мы вполне можем поменяться местами.
— Не говори глупостей! — Второй сердито взглянул на друга. — Ничего не напрягает. Просто…
— Просто? — подбодрил его Первый, осторожно цедя термоядерный чай.
— Неважно, — покачал головой Второй, вновь утыкаясь взглядом в пространство.
— Просто стыдно, да? — Первый шумно вздохнул и отставил чашку. Поймал взгляд друга и болезненно улыбнулся. — Не тебе одному, поверь. Думаешь, мне легко осознавать, что именно я стал началом всей этой цепочки событий? Не останься я тогда на Земле, наивно полагая, что семейная жизнь будет требовать моего постоянного присутствия, и Третий не рванул бы в другую Галактику. По крайней мере, один. Ты вспомни, у меня ведь была семья, у тебя — твоя личная лаборатория, которую ты любил как собственного ребенка. И родственники на Марсе. А у него — никого. Только звезды и космос. И мы были ему как семья. Честно говоря…
— Думаешь, он сделал это от обиды? — усмехнувшись, закончил его мысль Ким.
— Вроде того, — кивнул Всеволод. — Или, если учесть его характер, скорее, от безысходности. Просто, чтоб не оказаться на обочине жизни. И теперь мне хочется локти кусать от того, что все так вышло. Ну зачем, зачем я тогда решился оставить космос?! Это было самое идиотское решение в моей жизни!
— Но у тебя ведь и вправду семья, — попытался успокоить друга Ким. — Как бы ты их бросил?
— Семья, — горько усмехнулся Всеволод. — Я тебя умоляю. У меня были слишком старомодные взгляды на то, какой должна быть семейная жизнь. Я думал, что буду нужен им постоянно, а в итоге оказалось, что дети гораздо больше времени проводят в детском саду, им там интереснее. Да, они гордятся тем, что их папа — знаменитый космический капитан, но им больше по душе игры с другими детьми или поездки к бабушке. Элла так вообще не покидает мостик своего корабля. И, при этом, они всем довольны. Им не нужны семейные ужины, выходные, проведенные вместе, выезды куда-нибудь на пикники или походы в театр. Достаточно знать, что мы есть друг у друга, и все. И знаешь, что самое обидное?
Второй молча вопросительно взглянул на друга.
— Самое обидное, что и мне этого достаточно. Ты не представляешь, как меня тяготила жизнь на планете. За «Венеру» я ухватился, как за спасательный круг. А потом там было столько дел, что времени не осталось ни на какие сожаления. Только работа, работа, работа. Я только когда к вам на помощь вылетел, почувствовал, что вновь оживаю. А до того жил на каком-то автопилоте. И когда в подземелье услышал от Весельчака, что Третий умер, меня самого чуть удар не хватил. Все время в висках стучало «это я виноват, это я виноват». Потом нашли, спасли — гора с плеч. И тут вдруг такой «сюрприз». Я тебе клянусь, если бы не эта их связь, которая сделает плохо и Третьему, Крыс бы у меня на дыбе корчился в их же подземелье. Я б эту сволочь на куски резал еще четыре года, чтоб отомстить за каждый день, который Третьему пришлось там провести. И Весельчака бы туда же отправил. Четыре года, Ким! Четыре! И ладно, ты в это время сам в плену был. Но я-то мог помочь. Почему я не почувствовал, что мои друзья в беде, почему не помог? Что я после этого за друг?!
Первый в бессилии ударил кулаком по свободному пространству на панели. Обычно веселое и в чем-то мальчишеское его лицо сейчас было перекошено бешенством. Второй несколько секунд удивленно смотрел на эту гримасу, а потом покачал головой и заговорил, тщательно подбирая слова.
— Ты забываешь, что у нас был уговор про срок в четыре года. Да, не буду скрывать, втайне я надеялся, что ты найдешь меня раньше, но, в то же время, был готов и к тому, что придется ждать эти несколько лет. Ты все сделал как надо, Сева, и тебе не нужно себя изводить. А вот мне себя — нужно. Как я мог оставить Третьего без помощи? Поставил какую-то формулу выше здоровья и жизни друга. Почему даже не предположил, что его могут кинуть в какой-нибудь застенок? Хотя, если бы ты видел его в том состоянии, в каком я его нашел… Оно не слишком отличалось от того, каким он был после плена. Разве что следов пыток не было. Я почти не сомневался, что долго он не протянет, и когда услышал, что его корабль распилили, понял, что Третий — не жилец. Оплакал, конечно, но… Сомнений почти не было.
Второй невидящим взглядом уставился в пространство, кусая тонкие губы. Потом перевел взгляд на Первого.
— Вот кем меня можно назвать после этого? Почему я позволил себе забыть про живучесть фиксианцев? Почему, в конце концов, не узнал про эту их моногамию принудительную? Все как-то мимо ушей, вечно свои интересы на первом месте. И вот результат.
Он вновь кинул взгляд на панель управления и кивнул на мигающий индикатор связи.
— У нас вызов. Наверное, это Элла. Ответь.
Первый включил канал связи и на экране действительно возникло уставшее, но от того не менее красивое лицо его жены. Она приветливо кивнула Второму и перевела взгляд на мужа.
— Не буду вам мешать, — Ким поднялся с кресла, прихватил загодя подготовленную аптечку и направился к двери.
Когда он покинул мостик, женщина тихо спросила:
— Зачем ему аптечка? С Третьим до сих пор все плохо?
— Не плохо, но некоторые раны еще не затянулись, — вздохнул Всеволод, растирая лицо ладонями. — И приходится каждый день обрабатывать их. Ты на меня не сердишься?
— За что? — искренне удивилась Элла.
— За то, что сорвался с места без предупреждения.
Женщина немного криво улыбнулась и пожала плечами.
— Скажем так, я немного разочарована, что мои планы не сбылись. Но я тебя понимаю. С Третьим там что-то случилось за эти четыре года, да? Что-то нехорошее?
Первый вскинулся и внимательно посмотрел в голубые глаза жены. Нет, она не знала и даже вряд ли предполагала — подобные страшные вещи в их мире давно казались изжитыми. Но, видимо, женским чутьем почувствовала, что они не все ей рассказали.
— Я так и поняла, — кивнула Элла, увидев его смущение. — Мне даже представить трудно, что должен был пережить человек, просидевший в заточении четыре года. И, честно говоря, я не хочу знать, что именно ты недоговорил. В одном я уверена точно — вы найдете решение. Вы же всегда справлялись.
И она ободряюще улыбнулась.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Первый. — Ты уже на Луне?
— Уже на Земле. На Луне не стала задерживаться. Распрощалась с нашими новыми друзьями и полетела домой.
— Как они? Они не обиделись на наш поспешный отлет?
— Ни капельки. Все поверили, что вы пустились в погоню за сбежавшим пиратом.
— А формула? Ты нашла мою записку?
— И нашла, и передала, куда следует. Видели бы вы, какой фурор она произвела среди ученых. Думаю, по возвращению вас ожидает еще десяток наград. — Элла легко рассмеялась, и на душе у Первого стало чуть светлее.
— Ты уже видела детей? Как они?
— О! Сейчас я буду тебе пересказывать все в деталях, так что приготовься долго—долго меня слушать, Лешка сегодня такое отчебучил…