Моя невинная игрушка

      Мы едем по узкой тропинке, совершенно непредназначенной для машины, а вокруг — золотистое поле, засеянное неизвестными мне колосками. Уже осень. Интересно, как давно я перестала осознавать, что потеряла счет во времени? Как давно это перестало иметь для меня значение? Уже не важно. Главное — выжить. Или мне уже проще умереть? — Я сейчас просто ненавижу эту тупую суку, — прошипел парень, сильнее вдавив пальцы в руль. — Если бы не она, я бы сейчас отдыхал дома, а не ехал сюда прятаться, как крыса, а еще избавляться от лишнего трупа. — Надо было лучше следить за ней, Саске. На твоем месте я бы вообще ее из подвала не выпускал, если бы захотел, как ты, оставить себе игрушку на длительный срок, — рядом со мной сидел Наруто. Его голос ужасно пугал, однако, не так сильно, как злость человека, которого мне приходится называть «хозяином».       Понимаю, что пока мы не приехали, мне бояться нечего, так как убивать они меня, вроде как, не намерены, а вот избить покалечить меня хочет только Саске, который сейчас занят дорогой. Мне страшно. Как обычно. Казалось бы, уже давно должна была привыкнуть ко всем издевательствам в моральном и физическом аспекте с его стороны, но ведь каждый раз меня поджидает что-то новое, что он не делал со мной раньше. Все хуже и хуже.       С момента, как пришла в себя, прошло больше трех часов. Поначалу ощущала шум в ушах и онемение в конечностях, но вскоре эти симптомы покинули меня. Я ничего не говорила и мне никто ничего не говорил, но все это время мне ужасно хотелось пить, а на переднем сидении как раз соблазнительно лежала бутылка воды. Набравшись смелости, неуверенно спросила, даже не рассчитывая на положительный ответ: — А… Можно немного воды?.. — у меня сильно пересохло в горле, к тому же, иногда ощущала привкус крови. — Что ты, блять, сказала? — машина резко затормозила.       Понимая, что Саске сейчас не в себе, невольно отползла в сторону Наруто, когда парень открыл дверь. Он резко дернул за руку, отодвинув меня от своего друга, сел возле и сильно несколько раз ударил в живот, отчего согнулась и жалобно положила голову ему на колени, выслушивая оскорбления и угрозы. Вкус крови во рту только усилился. — Успокойся, у нас еще будет время, чтобы с ней побаловаться, — спокойно сказал Узумаки, выходя из машины. — Теперь я поведу.       Я испуганно смотрела вслед уходящему парню, который, словно небольшая надежда на спасение, отдалялся от меня все больше. Аккуратно отодвинувшись от Саске, отползла к окну, как загнанный зверек, прижав руки к груди. Мне холодно и страшно: из одежды на мне только нижнее белье, а ведь на улице давно пожелтели, хоть и не все опали, листья. Человек, который сидит напротив меня, видит, что пытаюсь согреться, обнимая себя руками, но ему все равно. Он смотрит на меня то безразлично, то со злостью и желанием убить. Так почему не убьет? Возможно, я никогда об этом не узнаю.       Наруто ехал немного медленнее, чем Саске, но до пункта назначения мы добрались быстро. Я сразу же устремила взгляд на новое место своего заточения, понимая, что условия тут будут более непригодными для существования: старое двухэтажное деревянное здание со старыми и в некоторых местах разбитыми окнами напоминало заброшку. В воздухе слышно стаю воронов, а некоторые из них сидели на крыше дома и заборе, который состоял из дощечек.       Заметила, что мы приехали в подобие дачного участка или поселка, поэтому тут есть и другие дома, однако, они расположены далеко друг от друга. — Даже не вздумай что-то учудить, — прошипел Саске, настолько больно сжав мое запястье, что невольно заскулила.       Я кивнула, желая поскорее вызвать у него снисходительное отношение к себе, но даже не подозревала, как сильно его раздражаю.       Первым из машины вышел Наруто, который, как поняла, был тут не впервые. Он окинул взглядом будоражащую местность, странно улыбнувшись.       От этого сильнее чувствуется что-то неладное. Вмиг подул холодный осенний ветер, принизывающий кожу до костей, словно миллионы иголок. Я зажмурилась.       Увидев дрожь и нежелание идти, Саске схватил меня за волосы и потащил прочь от машины. Старалась поспевать за ним, чтобы он меня не ударил, но мне было настолько холодно, что я перестала чувствовать конечности.       Чем ближе мы приближались к дому, тем сильнее хотелось от него отдалиться, убежать куда подальше, но рядом со мной шли два «небольших» препятствия, которые не дали бы мне отстраниться от них ни на метр. Все это время во мне до сих пор лелеет надежда о побеге — не могу перестать об этом думать.       Глядя на Саске, мне постоянно хотелось спрятаться за постоянно улыбающимся Наруто, хотя прекрасно понимала, что он такой же отвратительный человек, и улыбка его на самом деле не несёт дружелюбного посыла, — наоборот.       Как только мы перешли порог дома, Саске с ненавистью швырнул меня на старый деревянный пол, да так, что сильно ударилась коленями, слегка повредив верхний слой кожи. — И даже не думай подниматься. Ты вообще никогда больше не встанешь.       Я замерла и подняла на него ошарашенные глаза, не совсем понимая, что он собрался делать с моими ногами. Где-то в груди начало покалывать, когда представила, как валяюсь в крови с отрубленными конечностями.       Он повернулся ко мне спиной и открыл дверь кладовой, извлекая оттуда бейсбольную биту. Наруто издал смешок и прошел мимо. — Никогда не любил играть в бейсбол. Подумывал даже выкинуть эту вещицу, но не ожидал, что она мне пригодится, — с этими словами он начал медленно приближаться ко мне, смотря прямо в перекошенное от страха лицо. — Что ты… с-собираешься д… д… д, — непроизвольно поджала к себе колени, обнимая их руками, и вжалась в стенку, не в силах даже связать предложение. — Ноги ко мне. Быстро, — пока говорит спокойно, но вот-вот может закричать на меня.       Не могу вдохнуть. Не могу пошевелиться. Лёгкие покалывают от нехватки кислорода, щеки постепенно краснеют. — Н… Не… м-м, — отрицательно киваю, опустив голову, пытаясь хоть один раз набрать в рот воздуха.       По комнате раздается гневный выдох. — Я больше не буду убегать! — прячу лицо в колени и рыдаю, как будто мне это поможет. — Не зли меня.       Я молчу. В соседней комнате закипел чайник. — Если ты сейчас же не выставишь ноги, я оболью тебя кипятком. И мне плевать, что ты можешь сдохнуть.       На секунду представив боль от ожогов третьей, а то и четвертой степени, положила ноги на пол, оперевшись спиной к стене и прижав руки к лицу, но так, чтобы глаза были открыты. Пока ещё не понимаю, насколько это больно и с какой силой он в принципе будет бить.       Он победно улыбается. Заносит руку вверх для удара и произносит: — Это будет кровавое месиво.       Удар. Протяжный крик срывается с моих уст и я сильнее вжимаюсь в стену. — Думаю, на сегодня пятнадцати раз хватит.       Второй удар не заставил себя ждать, и на этот раз я непроизвольно упала на пол, поджав ноги к животу. От истерики приходится часто дышать, при этом поскуливая, чего не делала раньше. — На место, — голос звучит как сталь; он не терпит возражений.       Через силу возвращаюсь в исходное положение и наблюдаю, как странно дёргается нога, которую он ещё не ударил. А вот вторая наоборот находится в напряжении, на коже уже видно покраснение от разорвавшихся капилляров. Не понимаю, повредил ли он кость или нет. Теперь он ударил и по второй.       Снова боль. Стараюсь держать ноги прямо, вжимая пальцы в деревянные доски. Это четвертый удар из пятнадцати. Очень тяжело находиться в таком положении, постоянно хочется лечь и спрятать повреждённые участки кожи.       После пятого «прикосновения» отползаю к углу, чтобы прижать к стене правое предплечье и не упасть. Не перестаю кричать и плакать, просить его остановиться, но он только делает удар сильнее.       Отсчитав десятку, я всё-таки отлипаю от стены, не в силах терпеть боль, и пользу на руках в другую комнату — мои ноги не двигаются.       Мне очень страшно и понимаю, что отползла от него всего на полметра, но я не могу находиться там и разрешать ему так наказывать меня. Не потому, что решила дерзить ему, а потому, что больше не могу.       Вся эта ситуация ему кажется комичной и он издаёт жуткий победный смех. — И сколько ты ещё так проползешь? — он делает по пол шага ко мне, чтобы мы находились в одинаковой скорости.       Не смотрю на него, потому что не могу открыть глаза от истерики. Мне страшно, что он сейчас снова ударит, но никак не могу поднять свои веки, совсем никак. Продолжаю отползать. — Только что ты говорила, что не будешь убегать, — это предложение он сказал спокойно. — Тогда какого хера ты сейчас от меня отползаешь, хотя я тебе сказал оставаться на месте и терпеть?! Хочешь не пятнадцать ударов, а двадцать?!       От внезапного крика я замерла. «Двадцать ударов» стукнуло в голову. — Боже, — услышав об ужесточении наказания, почувствовала пик отчаяния. — Не надо!       Мне кажется, что я готова сделать абсолютно все, что он захочет, только бы он не бил меня.       Парень приблизился так, чтобы снова ударить меня, но я кинулась к нему в ноги, схватившись за ткань джинсов. — Пожалуйста… Умоляю! Умоляю! — много раз повторила. — Прости меня, пожалуйста, я больше никогда-никогда не буду тебя ослушиваться. Я буду делать все, что ты скажешь. Прости меня! Я буду послушной.       Плечи подрагивали от напряжения. Очень боюсь, что он оттолкнет меня и продолжит свое наказание.       Он берет меня за волосы и отдирает лицо от своей ноги, после чего садится возле меня на одно колено.       Неепроизвольно ойкнула и прижала ладони к губам, уставившись ему в глаза. — Ты слишком часто меня не слушала, тварь. И ты права, что теперь все изменится. Тебя нужно наказать, чтобы ты смогла очиститься и понять, что ты — моя вещь и не имеешь права на то, чтобы мне перечить, а уж тем более сопротивляться, — его голос непоколебим и я вижу, что ему совсем меня не жалко. — Десять ударов. Ещё.       Он оттащил меня к батарее, к которой я благополучно прилипла и завершил начатое дело до конца прямо при своём лучшем друге.       Перестала считать, но поняла, что все закончилось по последнему удару — он оказался наиболее сильным.       Оттолкнувшись, я обессиленно сползла на холодный кафель, при этом слыша, как на него падают слезы. Прикрыла лицо руками, чтобы не видеть их и свои окровавленные ноги. Батарея была холодной, от окна веяло холодом.       Они были в пальто, в то время как я лежала только в нижнем белье. Все как обычно: холодно, страшно, больно… обидно. Больше я не буду предпринимать попыток убежать, даже думать об этом не могу, ведь теперь побег до конца моих дней будет ассоциироваться с этой невыносимой болью на ногах. Даже не знаю, смогу ли я после этого ходить. Я не врач и мне никогда не ломали большие кости, кроме пальцев, поэтому не знаю, настолько все серьезно, и не могу даже посмотреть, — только чувствовать.       Не хочу, чтобы они меня трогали, не хочу находиться здесь и чувствовать все то, что мне приходится чувствовать. Но теперь поняла, это мой дом, а это — люди, которым я обязана подчиняться и делать все, что они скажут… терпеть.