Неслужебный роман

________________________________ Боль. Боль. Больно, почему так больно?! Я попытался открыть глаза, но свет резанул так, что я застонал. Стало еще больнее. Мерный писк раздражал, тело мне не принадлежало, в голове сумбур. – Добрый день! Пожалуйста, не волнуйтесь, сейчас подойдет ваш лечащий врач, – молодая женщина, улыбаясь мне, изучала мониторы. Глаза постепенно привыкали к дневному свету, но головой вертеть было себе дороже – дернулся было сдуру – но глаза фокусировать уже получалось. – А... – своего голоса я не услышал, но медсестра меня поняла. – Нет, говорить не стоит. Вы попали в ДТП, но вам просто невероятно повезло. Обычно люди в таких авариях страдают куда сильнее: оторванные руки-ноги, снятый скальп, не говоря уже о коме и параличе, а вы отделались переломами да вывихами. Так что все будет хорошо – пара месяцев, и будете как новенький. Я прикрыл глаза и услышал быстрые шаги в тишине коридора. Видимо, обещанный визит врача. Я не ошибся, почти. Рядом с мужчиной средних лет в стандартно-врачебном одеянии был Вадим. Даже от моего мутного взора не укрылось, что он осунулся и выглядел усталым. Пока врач уточнял что-то у медсестры, изучал снимки, совершал осмотр моего везучего, но оттого не менее болящего тела, Вадим стоял и смотрел на меня. Судя по всему, я родился не просто в рубашке, а как минимум в костюме-тройке с галстуком-бабочкой в придачу. Кости, как уверил врач, срастутся, черепно-мозговая – средней тяжести (при таком-то ударе!), вывихи вправили, раны заштопали, синяки спадут, а неприятные ощущения сейчас блокируют обезболивающим – жизнь прекрасна, если не считать гипса. Вадим и эскулап обменялись взглядами, после чего медики покинули «мои апартаменты». – Юра, ты молчи, просто слушай. Я не знаю, что и зачем ты себе напридумывал. И тем более не понимаю, почему нельзя было сначала поговорить со мной, а не кидаться сразу в пропасть. Неужели я настолько плох, что мои слова не стоит воспринимать всерьез? Или каждый, кто говорил тебе, что любит, обязательно предавал? Юрка, как же тебе объяснить, что нет у меня никого дороже семьи и тебя? А ты уже часть семьи, да нет, ты – ее главная составляющая, той семьи, которая состоит из двух человек – тебя и меня. Как доказать тебе, что ты мне нужен, не просто нужен, необходим? Как воздух или вода... Я люблю тебя, просто поверь и все. Глаза Вадима подозрительно блестели, но за свои ощущения поручиться не могу – голова кружилась, так что могло и показаться. Да нет, конечно, показалось – такие железные парни не плачут. И неважно это, важно то, что я ему верил. Верил, потому что хотел верить. А еще хотел, чтобы он был со мной, хотел, чтобы его дыхание щекотало шею, хотел, чтобы его легкие поцелуи будили меня по утрам, хотел, чтобы он дарил мне свою улыбку, внимание и нежность... – Я тебя люблю, – я не произнес этого вслух, но Вадим меня услышал. Услышал, потому что очень этого хотел. *** Два месяца спустя Все-таки врачи обманули – новеньким меня не сделали, но отреставрировали на славу. Несколько шрамов останутся до конца жизни, да и отдельные части тела можно сдавать в аренду метеорологам, но, по большому счету – это мелочи. Я не стал инвалидом, хотя и мог. После выписки Вадим даже не стал спрашивать, просто перевез меня вместе с вещами к себе. Он порывался еще во время моего пребывания в больнице взять отпуск, чтобы неотлучно находиться при умирающем мне, но я его отговорил, когда наконец-то смог общаться с окружающими, убедив, что после моего выздоровления его отсутствие на рабочем месте можно использовать с куда большей пользой. От нечего делать я увлекся флэш-анимацией и сначала развлекался исключительно за спасибо, но уже через некоторое время появились заинтересованные в моих работах люди. Причем их интерес был весьма осязаем моим банковским счетом. Вадим предоставил мне полную свободу действий, не настаивая на возвращении в стройные бухгалтерские ряды, но и не запрещая этого делать. Разговор о том злосчастном переводе у нас все-таки состоялся. – Юрка, ты дебил, я дебил, и дети у нас будут дебилами! – он в изнеможении опустил голову на руки. – Я до сих пор не могу понять, как тебе вообще могло прийти в голову, что я хочу тебя бросить? Ну ты же сам сказал, что работать вместе и жить вместе – это перебор. А так как жить вместе – это обязательно, то я и решил перевести тебя на другое рабочее место. Ну найди здесь хоть одно слово, – он ткнул в меня листком приказа, – о том, что я тебя бросаю! Несмотря на драматичность момента, я хихикнул, представив себе официальный документ с припиской «Основание: я его бросаю!» – Ну, теперь-то все понятно? А, бурундучок? – Ага, только скажи, откуда у нас дети и когда ты прекратишь меня звать бурундучком? – Звать не перестану никогда – даже когда ты состаришься и от твоей милой бурундучьей мордочки пойдут складочки и морщинки. Тогда ты подрастешь, наберешься житейской мудрости и перейдешь в следующую фазу – бурундучок-шарпей. А что касается детей, то мы их с тобой обязательно усыновим. Или удочерим. Главное, чтобы они не заразились глупостью. – Чьей? – Общей, Юрка, общей. У нас теперь общее все, включая глупость, – он окончил наш спор так, как это делал всегда – долгим поцелуем. *** Еще немного времени спустя – Ну почему? Почему мы не поедем в Париж? – привычно ныл я. – Тебя никто за язык не тянул. – Да не я это, а Эренбург. Он сказал: «Увидеть Париж и умереть!» – Ну вот видишь, он увидел и умер, а ты мне нужен живым. Поэтому мы здесь. Или в любом другом месте, но французская столица теперь для тебя недосягаема. И вообще, сними очки, а то будешь напоминать негатив панды. – Это еще почему? – Потому что у панды темные круги вокруг глаз, а у тебя будет наоборот, – засмеялся Вадим, отбирая у меня темные очки. Мы наслаждались солнцем на берегу Средиземного моря – в качестве заменителя Парижа Вадим предложил мне роскошное безделье на Лазурном берегу. – Эй, а больше ты с меня снять ничего не хочешь? – Еще как хочу, бурундучок, но я, так и быть, сделаю усилие над собой и подожду, пока мы не доберемся до номера. – Да? – я повернулся к нему спиной. – Юрка, не нарывайся. – Ой, чувствую, что моей пятой точке не поздоровится. – Что, совсем никак Париж не по дороге? – Совсем. – Ну... тогда я сегодня буду облучаться ультрафиолетом до получения ожогов второй степени, а потом меня надо будет лечить пару-тройку недель. А лучше месяц... Или, – я повернулся к Вадиму и приблизился к нему вплотную, – мы прямо сейчас возвращаемся в номер, собираем вещи и ночью едем в Париж. – А что мы будем делать до ночного поезда? – спросил меня мой герой-любовник внезапно охрипшим голосом. – Я думаю, мы найдем чем заняться. Ведь наш неслужебный роман в разгаре? – Да. И даже не надейся, что он когда-нибудь закончится...