Экстра №1. Вечер пьяных откровений
2 сентября 2012 г. в 22:27
На улице холодно и мокро, поэтому я решила поднять себе настроение, вспомнив жаркое лето, когда писался этот оридж. Ну, может, и еще кому поможет)
Погода премерзкая – пронизывающий до костей ветер и мелкий, не прекращающийся ни на секунду моросящий дождь. Я с грустью смотрел, как Вадим уходит.
Какой-то очередной деловой пафосный ужин, на котором нужно присутствовать непременно. Вместо того чтобы провести время со мной любимым, он должен улыбаться неизвестным мне, и оттого еще более неприятным людям. Вечер субботы слишком хорош для этого.
– Бурундучок, не обижайся, – уже у двери он притянул меня к себе и зарылся носом в мою макушку. – Может, со мной?
– Нечего мне там делать, – буркнул я. – И не обижаюсь я вовсе. Так, расстраиваюсь.
– Не расстраивайся. Я буду думать о тебе.
– И провалишь свой контракт? Лучше побыстрее заканчивай и возвращайся.
Вадим вдохнул – видимо, в скорое возвращение он не верил.
– Иди уже. Меня заждался телевизор.
На самом деле, на телевизор мне было начхать. От нечего делать я решил скоротать время с книжкой и бокальчиком вина. Соотношение духовной и алкогольной продукции оказалось в пользу последней, и, когда входная дверь открылась и явила хозяина жилища, я был достаточно весел. Не пьян в хлам, а просто эмоционален.
– Уже вернулся? Так быстро? – я лежал на полу в гостиной, на пушистом ковре, под аккомпанемент работающего зомбо-ящика.
– Можно сказать, повезло. Мои деловые партнеры очень торопились застать местную оперную премьеру, куда их так же внезапно пригласили, поэтому мы быстро достигли договоренности, а детали будем улаживать позднее. А я смотрю, ты не скучал, – Вадим посмотрел на содержимое бутылки, а точнее его отсутствие, – не замечал за тобой склонности к распитию в одиночестве.
– Мне было грустно, – я состроил вселенскую грусть. По крайней мере я так думал.
– Бедняжка, поэтому топил скорбь в вине?
– Ага. Топил-топил, топил-топил, а она в спасательном жилете.
– А ты не будешь возражать, если я составлю тебе компанию? – Вадим вернулся с еще одним бокалом, новой бутылкой и опустился рядом со мной на ковер.
– Я всегда рад твоей компании, а уж в подпитии...
– А чем в подпитии я лучше, чем в трезвости? – он лукаво улыбнулся.
– Э-э-э, ну, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Значит, можно тебя спросить обо всем, и ты расскажешь правду.
– Так я и на трезвую голову тебе не вру, – пожал плечами мой любимый шеф.
– Не врешь. Но я о многом и не спрашивал. А сейчас спрошу.
– И о чем же? – он приблизился ко мне вплотную и... И все.
– Как ты стал геем? Должно же быть что-то или кто-то, доведшее тебя до того, что ты спишь с парнем?
– И это та самая великая тайна, которая не дает тебе спокойно жить? – он рассмеялся. – Ладно, слушай эту захватывающую историю. Однажды, – он понизил голос до таинственного шепота, – теплым летним утром, я ехал в офис. Ничего не предвещало беды, как вдруг, – глоток вина и еще более интригующее продолжение, – я увидел на краю тротуара молодого человека. Нет, ангела, который принял облик скромного бухгалтера. И когда я посмотрел в его глаза (а этот ангел сел в мою машину – наверное, крылья пришли в негодность или постеснялся взять их на новую работу), я понял, что пропал.
– Тьфу ты, блин, а я-то уши развесил. Думал, ты и вправду расскажешь...
– А я и говорю правду – меня соблазнил ты. Видишь? – Вадим поставил бокал в сторону и обнял меня. – Вот пытаюсь от тебя оторваться, а не могу.
И смотрит серьезно-серьезно. Как будто только что посвятил меня во все секреты ФСБ.
– Не расскажешь, значит?
Он поцеловал меня в висок и ответил:
– Расскажу. Если хочешь. Мне было двенадцать, когда мой лучший друг потерял в автокатастрофе своих родителей.
– Макс? – напрягся я.
– Макс, – подтвердил Вадим. – Он всегда был очень жизнерадостным и открытым, а после этой трагедии замкнулся в себе. А я пытался ему помочь, сделать так, чтобы он снова улыбнулся – не вымученно или обреченно, а радостно и лучезарно, как прежде. Все варианты развлечений, какие могли быть интересны и доступны подросткам, любые секции, кружки, существующие в нашем городе, даже картинг был. У какого мальчишки бы не дрогнуло сердце? А Максим был равнодушен. Он только благодарил и скучал.
Вадим сделал большой глоток, продолжая обнимать меня одной рукой, и продолжил рассказывать.
– Однажды я застал такую картинку. На Макса наехали местные хулиганы, а он, вместо того чтобы поскорее удрать, изощрялся в остроумии. Пацанчики не понимали, что он говорил, но понимали, что издевается. И от этого сатанели еще больше. Из него бы точно сделали отбивную. Ну и, естественно, я вмешался.
Новый вздох и дальше.
– Досталось нам обоим. Мне – потому что я принял основной удар на себя, а Макс – он просто слабее. У него была сломана рука, у меня ребра. Ну там, синяки, шишки, царапины, – Вадим усмехнулся, снова отпил и продолжил: – Мы лежали в одной палате. Сперва Макс молчал и отворачивался, когда я пытался с ним заговорить. А потом, вечером, когда уже стемнело и я думал, что он спит, он сел рядом со мной, взял за руку и спросил:
– Почему ты это делаешь?
– Ты мой друг. Я должен тебе помогать.
Максим покачал головой.
– Все ради друга?
– Ради лучшего друга, – я улыбнулся.
А он улыбнулся в ответ. Я увидел эту улыбку. Такую искреннюю. Счастливую.
Он был так близко. И я... я поцеловал его. Просто коснулся губами его губ.
Он не отпрянул, не оттолкнул, не возмутился. Мне стало стыдно и неудобно.
Макс изменился. С тех пор он старательно искал неприятности на свой тощий зад, совершенствуя острословие, а я оттачивал умение махать кулаками, чтобы защищать его с меньшими потерями для здоровья.
В конце концов, связываться со мной стало себе дороже – сломанной челюстью можно было и не отделаться, Макс чувствовал себя в полной безопасности и борзел. И дружить с ним становилось все сложнее.
– И это все? Ты понял, что ты гей, с одного детского поцелуя?
– Нет, – еще глоток, – с выпускного. До этого я встречался с девчонками.
– Отбоя не было?
– Не было, – подтвердил Вадим. – Ну и как водится на любом выпускном вечере, кто напился, кто попрятался по укромным уголкам. Веселье, в общем. Мою даму тоже потянуло на интим. Она пошла пудрить носик, а я – искать подходящее местечко. Одно такое нашел, только оно оказалось занято: Макс целовался с парнем, нашим одноклассником. Да не просто целовался, оба были раздеты по пояс и со спущенными брюками...
– И что? Тебя так впечатлила картинка?
– Даже не представляешь насколько. Боеготовность на счет раз. Моя подруга была счастлива до опупения, а я нет. Несколько недель я пытался избавиться от наваждения, но не получалось. Стоило закрыть глаза – так и видел этих двоих... А потом решился и переспал с парнем.
– Где ты его нашел? Погоди-ка, это ведь не... Макс?
– Успокойся, нет. С ним мы спали разве что в одной палате. Больничной. А парень... это не так сложно, было бы желание. А у меня оно было. Огромное. Ну а дальше... Дальше я уже встречался только с парнями.
– А Макс, когда узнал, что ты предпочитаешь мальчиков, не подкатывал к тебе?
– Ревнуешь, бурундучок?
Я отвел глаза.
– Подкатывал. Но я был тверд.
– Это почему же?
– Потому что знал, что однажды встречу одного очень любопытного и ревнивого Юрку, и он мне этого не простит! – Вадим смотрел на меня большими честными глазами.
– Да ну тебя! Эй, а что, и в этой бутылке больше ничего не осталось?
– Не-а, поэтому предлагаю идти в кровать, – промурлыкал он мне в ухо, сразу целуя в шею. Знает ведь, что против такого я не устою.
– А я не хочу спать, – попробовал покапризничать я.
– Я тоже. Просто я думал, что на кровати удобнее, но если ты настаиваешь – ковер очень даже ничего...
***
«И все-таки Макс всегда будет той первопричиной, к которой он может захотеть вернуться», – думал я, устраивая голову на плече любимого.
– Не бойся, если бы я хотел переспать с ним, то давно бы это сделал, – произнес Вадим.
– Ты мысли умеешь читать? – вздрогнул я.
– А о чем ты еще можешь так долго думать после моих откровений? Я прав?
– Прав, – нехотя признал я.
– Знаешь, я хочу закончить этот вечер еще одним откровением.
– Каким? – я приподнялся так, чтобы видеть лицо Вадима.
– Эти слова я говорил только тебе и никому больше.
– Какие же?
– Я... тебя... люблю! Нравится?
– Очень.
Пожалуй, это откровение перевешивает все остальные.