Once upon a time...

Ландер Якобс задумчиво оглядывает своих клиентов, чету Госсенс. Адвокат Якобс готовится сухо изложить порядок действий, собрать подписи и договориться насчет дня посещения для оценки имущества. Окончится бракоразводный процесс только спустя два года раздельного проживания, когда станет очевидно, что брак не спасти. Сидящие напротив него демонстративно друг на друга не смотрят. Странно, что они вообще пришли к одному адвокату, а не каждый к своему, чтобы увидеться затем только в суде... Ну да ладно, пора приступить к делу. — Итак, вы приняли решение жить раздельно и разделить имущество, верно я понимаю? — Да, — коротко отвечает Винсент. — Раздел имущества и долгов, мне кажется, только затянет процесс. Я согласен на алименты, уступив все имущество, — Ив выпрямляется в кресле. — Брось... разделим имущество и разбежимся с концами, — отмахивается Винс. Ему не хочется отстегивать часть своих доходов всю жизнь, уж лучше разом лишиться половины и заделать брешь за пару лет. — Нет, — категорично произносит Ив. — Забирай машину, продадим квартиру, и ровно половину всех активов моей компании получишь ты. Обналичь, если не хочешь возиться, — Винсент не совсем трезв, и ему уже противно тут находиться и высчитывать каждый цент. — Я могу затребовать с тебя компенсацию морального ущерба, — угрожающе тянет Ив, все также не глядя на мужа, обращаясь к столу юриста по семейным делам. — С хера ли?! — тут же взъярился Винс. — Ты мне изменял, подонок! Не дважды и не трижды даже! Ты трахал непонятно кого и притаскивал ко мне всякую пакость!!! Тебе напомнить, от чего я лечился после твоих шалав?! Мда... Ландер удобнее устраивается в своем кресле. Эта пара ничем не отличается от других и совершила глупейшую ошибку, притащившись к одному адвокату, не обсудив все заранее. Винсент угрожающе медленно поворачивается к Иву. — Это было один раз... — А должно было десятки?! Я тебя по миру пущу, ублюдок! — вдруг полностью меняет курс Ив. — Мистер Якобс, я требую отсудить половину всего имущества, половину активов компании и добиться пожизненного содержания с единовременной выплатой морального ущерба в размере... пяти миллионов! — Пять миллионов?! Ха! Мне шлюхи дороже обходятся, — заводится в ответ Винсент. — Дешевка! Звук удара и перевернувшегося кресла заставляют мистера Якобса вмешаться. — Тише-тише, господа! Винсент сидит на полу и потирает онемевшую челюсть. Он даже не знал, что Ив может так бить! Они ни разу не дрались, никогда, ни при каких обстоятельствах не применяли по отношению друг к другу физического насилия. Но, кажется, лимит моральных пыток исчерпан. — Извините, — Ив одергивает пиджак и садится в кресло. Винсент поднимает кресло и тоже садится. — Давайте поступим так, — Ландер, конечно, боится, как бы не вышло трагедии, но разобраться им нужно. — Вы пойдете по домам, по местам вашего нынешнего жительства, скажем так, успокоитесь, затем встретитесь уже сами без меня и обсудите ситуацию. Вам нужно явиться ко мне, — адвокат сверяется с календарем, — через неделю, и мы разберемся с формой развода. Будет это раздельное проживание, раздельное проживание с разделом имущества или немедленный развод из-за факта доказанной измены. Всего доброго. Ив хлопает глазами. Что?! Через неделю?! Они не могут валандаться так долго! Хотя он прекрасно знал с самого начала, на что идет и что развод не дело двух минут. И все же... какое гадство! Винсент в эту минуту озабочен выбитой челюстью. Он придерживает ее и пытается справиться с кровавой слюной. Разбита губа, травмированы десны и щека, а челюсть, дай бог, не сломана! — Держи, — когда они покидают кабинет адвоката, перед ним возникает носовой платок. Винс произносит что-то между «Спасибо» и «Катись к дьяволу». — Ты сам виноват, — вздыхает Ив. — Вызвать скорую? Винсент отмахивается и идет к машине. Блин, придется ехать к врачу! А он так надеялся сразу завалиться домой и напиться до поросячьего визга. Ив смотрит вслед уходящему мужу и чувствует себя виноватым. Вот что самое мерзкое! Винс совершенно точно схлопотал по делу и даже легко отделался, но у Ива на сердце кошки скребут, и противное чувство вины вцепилось намертво. Анестезия начала отходить, а Винс заливает ее виски, нарушая все предписания врача. Вода в ванне совсем остыла, а она была почти нестерпимо горячей, когда он в нее забирался. Говорят, так можно схлопотать инфаркт. Да, инфаркт был бы очень к месту... Винсу даже внезапно захотелось прямо сейчас умереть, чтобы Ив винился и плакал. Винсент начинает воображать сцены своих похорон, в красках рисует себе картины слезного вымаливания прощения, когда он бездыханный лежит в саване, а все окружающие осуждающе смотрят на Ива, а тот рыдает у гроба на коленях. Винс крепко прикладывается к бутылке. Какая муть в голову лезет, однако, после анестезии! Затем мысли о своих воображаемых похоронах постепенно перетекают в воспоминания о смерти матери. После смерти мамы единственным родным человеком у него остался Ив. Теперь, кажется, не стало и его... Почему он начал изменять? Винс сам не знает. В первый раз случайно вышло! Вот, правда, клятвенная правда, случайно! Он не помнит ни имени того парня, ни адреса, откуда утром спешно ретировался. Потом ему стукнуло тридцать. И у него появилась Бо. Для привыкшего получать все от жизни и не загоняться условностями Винсента брак с Ивом, секс исключительно с парнем в какой-то момент перевел женское тело в категорию восхитительного «запретного плода». А у Бо было прекрасное тело! Боже, совершенное, изумительное, умопомрачительное! Вот у него ум и помрачился... если бы она не начала глупить и требовать развода, все было бы у них шикарно. Но девушке через пару месяцев осточертело положение тайной пассии, и пошли угрозы разоблачения, требования... Почему он не развелся с Ивом тогда? Трудно сказать... Ив — его родная душа, человек, который был рядом, когда казалось, весь мир рухнул и сгорел. И уходить от него он никогда не помышлял. Да, изменял, да, врал, но бросить — нет. Так что он вычеркнул из своей жизни Бо. Чтобы через еще пару лет роли примерного мужа столкнуться с Ноа, который отравил все его существо. За все время общения с этим невозможным парнем, который едва ли не в сыновья Винсу годился, Госсенс вновь почувствовал себя молодым и полным сил. Словно не было этих лет тяжкого труда во имя компании, погребенных мечтаний о путешествиях, потери матери... Словно ему снова двадцать и перед ним все возможности открыты! Весь мир у его ног и скандирует: «Виват король Винсент! Виват!» Ив красивый. На самом деле красивый. И вызывает желание, возбуждение, секс с ним неизменно приятен, но то, что дает Ноа, — это просто феерия! В один из таких заходов, во время дичайшей оргии Винс и подцепил пакость, которую потом по тупости притащил своему благоверному. Это был прокол всей жизни! Но они пережили его... По крайней мере, Винс так думал. Оказывается, нет. Самообман. Тогда или раньше их брак дал трещину, и все пошло под откос, а сейчас его и Ива погребает под завалами. С Ноа он порвал после лечения. Но спустя месяц они возобновили встречи, и это уже был не тупо секс... Сложно приезжать, трахаться и уезжать от человека, который вскрывал из-за тебя вены, рыдал у тебя под дверями. Для Винса оказалось невозможно. Это был второй прокол: проморгать тот момент, когда нахальный, дерзкий, раскрепощенный до невозможности парень влюбился в респектабельного женатого мужчину средних лет. Может, к Ноа поехать? Развеять это ужасное, муторное чувство в груди? Ив разматывает шарф и пустыми глазами смотрит в стену, когда Рут обнимает его со спины. — Как все прошло? — Ужасно. Лучше не спрашивай. — Я приготовила твои любимые оладушки. И даже полила их сметаной, — Рут вприпрыжку уходит на кухню. Такая же егоза и непоседа, что в пять, что в пятнадцать, что в тридцать. Ив улыбается. Оладушки со сметаной — привет из далекого беззаботного детства. Так делала им мама, когда еще Ив не сделал выбор в пользу Винсента... Они едят оладушки и молчат. — Я не знаю, что делать, — вдруг произносит Ив. — Я вообще не представляю... Я уже больше десяти лет нигде не работал! Все лицензии просрочены, диплом потерян при переезде... И у меня всегда был Винс. Сейчас... сейчас такое чувство, что меня выкинули из гнезда, а летать я не умею. И что делать? — Пеки пироги, — на недоумевающий взгляд брата Рут отвечает: — Ты готовишь просто восхитительно! Давай откроем свое дело? Ты и я! Марк нам поможет. Экономист он или нет? У нас есть небольшие сбережения... Их можно пустить в дело. — Не стоит. Вы ведь хотели ребеночка, не нужно трогать сбережения, — но Ив безумно тронут предложением сестры. — Спасибо, родная. Что бы я без тебя делал? — Помер, скорее всего. Ты всегда бы таким... изнеженным, что ли. Не обижайся! Ив отмахивается. Он устал злиться и обижаться за сегодня. — Ты был чертовски послушным паинькой! Просто до оскомины скучным! Это меня стегали ремнем за выходки, а ты бы хоть раз в углу постоял! Ив посмеивается, вспоминая, как все удивлялись, что старший сын такой тихий и приятный молодой человек, а сестра его младшая— ходячее бедствие! Драки, приводы в полицию, задержание в нетрезвом состоянии, ее из универа выгнали сразу же! Едва не вышибли из школы. И все это Рут — девочка из глубоко верующей семьи Петтерс! И вот она встретила Марка, и все как рукой сняло. Как ему это удалось?! Как самый обычный парень из провинции Марк Дэ Смет смог утихомирить совершенно неуправляемую Рут Петтерс? Загадка. — Как ты подцепил, черт возьми, Винсента? — Я не знаю. Спроси у него, — Ив облизывает пальцы. — Спрашивала. Он тоже не знает. По крайней мере, когда мы виделись год назад, он не знал. Они снова молчат. — Знаешь, ты справишься. Если бы тебя бросила какая-то благообразная Алиса, которую бы сосватали наши предки, я бы сказала, что ты тряпка и нытик и сдохнешь. Но я помню тот день, когда мы пришли с воскресной службы, сели за стол, а ты возьми и ляпни, что хочешь познакомить нас со своим любимым человеком. И что этот человек — парень, — Рут смеется заливисто и задорно. — Я тогда только присвистнуть и смогла! Мне было пятнадцать, и мой вечно забитый двадцатилетний старший брат в тот момент стал моим героем, черт возьми! И я сейчас, вспоминая это, говорю тебе: ты справишься, с любым дерьмом справишься. Смог тогда, значит, сможешь и сейчас. Его тогда долго поучали, мать плакала и причитала, отец орал. Потом был форменный скандал со швырянием посуды и криками «Ты мне не сын!» В итоге он сделал свой выбор. Он выбрал Винсента. И ушел, чтобы больше никогда не встречаться с родителями, не вернуться в дом, где вырос. — Я тогда выбрал Винсента... Сегодня сидя у адвоката, я все никак не мог понять, нахрена? Нахрена я тогда ушел из дома в одной куртке и еще несколько месяцев обретался по друзьям? Чтобы через тринадцать лет выслушивать от Винса, что я дешевка? — Потому что любил. Да и сейчас любишь, — вдруг произносит Рут. — Не люблю. Наверное, это самое ужасное... Я его не люблю. И даже не помню, когда перестал! Вот вроде только вчера дышать без него не мог, а сегодня меня бесит, как он ест, как ходит, как говорит! Все в нем бесит! А ты говоришь: справишься... Я справлялся, потому что у меня был Винсент. А теперь что? Вся пакость от него и пошла... — У тебя и сейчас есть Винсент, — задумчиво тянет Рут, глядя на брата. — Он меня к черту послал. Унизил так, что не отмыться во век. Рут, ты не представляешь, что с нами творилось все эти годы! Это было... подобно аду. Отвратительные вещи происходили за нашими милыми занавесочками. Звонок в дверь заставляет их прекратить разговор. Рут идет открывать, вытирая руки о передник. — Какого черта?! — охает она, увидев за дверью пьяного и шатающегося, воняющего перегаром Винсента. — Где Ив? — Хуй тебе, а не Ива! Проваливай! — Рут пытается вытолкать рвущегося внутрь мужчину. — Ив!!! — орет тот. — О господи, — удивленно выдыхает подоспевший на помощь сестре Ив. — Ты как добрался сюда? — Ив... — Винс словно все другие слова забыл. — Да ты едва на ногах стоишь! — Ив выходит на лестничную клетку, закрывает за собой дверь, несмотря на протесты Рут. — Что случилось? — У меня рак, — вдруг выпаливает Винс. Ив замирает, неверяще глядя на пока еще мужа. — Как ты узнал? — Ходил к врачу. — Ты поехал в травматологию вправить челюсть. Где ты там, черт возьми, узнал, что у тебя рак?! — с недоверием смотрит на него Ив. Винс опирается о стену, затем, не удержавшись на ногах, сползает вниз и садится на пыльный пол. — Слушай, ты безбожно пьян. Я вызову такси, поедешь домой, отоспишься, потом поговорим, — принимает решение Ив, но Винс цепляется за его ноги, и его тошнит прямо на пол. — Дьявол! Винс, черт бы тебя подрал! Иву и противно, и жалко, и лучше уж Винс будет у него перед глазами, чем отправить его в пустой дом в таком состоянии. И про рак опять же... Может быть, это бред, а ведь может, что и правда. — Бесишь меня! — ворчит сквозь зубы Ив, поднимая мужа и помогая ему войти в дом. — Рут! У нас катастрофа. Я не знаю, что с ним делать... Я бы его отвез, но он в таком состоянии... — Конечно, оставайтесь! Только не трахайтесь у меня, — тут же реагирует Рут, убегая за полотенцами в комнату. — Да кто тут трахаться будет! Не прибить бы, — Ив затаскивает безвольную тушку Винса в ванную. — Боже... Тебя что, всю дорогу рвало? Винса еще некоторое время выворачивает в унитаз, затем он без сил садится на пол, уткнувшись лбом в рядом стоящую стиральную машину. — Рут, — сестра заглядывает, чтобы отдать полотенца, — я спущусь, проверю, на чем он приехал и что там вообще с машиной... — Не уходи, — оживает Винс, принимаясь цепляться за ноги Ива. — Я на пять минут. Отвали, придурок! — Ив отпихивает от себя мужа и покидает ванную. — Рут, следи, чтобы он никуда не выходил, окей? Даже если разнесет тут все, не выпускай никуда, поняла? — Да-да, я поняла, — Рут выглядит напуганной. До нее только начинает доходить, что вместо мелодраматичного воссоединения двух влюбленных в ее квартире происходит что-то болезненное и мучительное. — Блядь! Мне еще за ним в парадной убирать! Ублюдок, — злится Ив, а Рут впервые слышит из уст старшего брата столько бранных слов разом. Винсу хватило ума не ехать на собственной машине. Удивительно, как он в таком состоянии вызвал такси и верно назвал адрес! Ив, сжав зубы, убирает рвотные массы с лестничной клетки, открывает окно, чтобы проветрить, и возвращается в квартиру. — Мне кажется, ему очень плохо... Я боюсь туда заходить, — шепотом произносит Рут. — Там слишком тихо, может... может, он сотворил непоправимое? Ив только фыркает в ответ. Винс не покончит с собой и не сдохнет так просто: это было бы слишком хорошо для Ива. А значит, Винс изо всех сил будет тянуть со смертью, чтобы отравить Иву побольше крови. Винс сидит на полу в той же позе и, кажется, уснул. — Эй, — Ив трясет его за плечо. — Надо в душ. Эй? Винс, не открывая глаз, что-то мычит. — Очень в твоем стиле: напиться и припереться на разборки, — Ив так устал за сегодня, что даже злость схлынула, оставив тупое равнодушие. Хотя нет. Будь ему все равно, он бы не возился с пьяной тушкой Винса, пытаясь раздеть и затолкать в душевую кабинку. Иву удается стянуть одежду и обувь с мужа, но заставить стоять под душем его просто невозможно. — Вот ведь... свалился на мою голову, — Иву приходится раздеться самому и тоже влезть в кабинку. — Стой, кому говорю! Винс что-то бормочет, вроде открыл глаза, но явно ничего не видит и не соображает. Ив с опаской проверяет зрачки мужа. А то были прецеденты... Вроде не под кайфом сейчас. Просто сильно пьян. Отвратительно пьян! Винс висит на нем мешком, вцепившись, как клещами. Иву приходится выдавать чудеса акробатики и смекалки, чтобы удерживать мужа вертикально и одновременно мыть. Полноценного злорадства не получается, когда Ив в конце включает ледяную воду под самым сильным напором. Ему тоже приходится несладко: сомнительное удовольствие стоять под таким душем. Но Винс начинает подавать признаки разумной жизни. — Ив? — он копошится в объятиях супруга. — Мать Тереза, блядь! Богом клянусь, я убью тебя. Настанет тот день, когда чаша моего терпения переполнится, тогда пеняй на себя, — ругается Ив, растирая мужа полотенцем. Почти сразу вразрез своим словам, обеспокоенно спрашивая: — Ты в порядке? Винс кивает, выходит из душевой кабинки и садится на унитаз: ноги его не держат. Ив быстро натягивает белье и футболку на себя, кутает мужа в большое махровое полотенце и тащит в гостиную. — Ложись. И ради бога, проспись! — в голосе Ива уже даже сквозит мольба. — Останься со мной, — и непонятно: остаться прямо сейчас или вообще. Ив, решив, что лучше он уложит Винса спать, чем будет препираться и они разнесут гостиную, укладывается рядом. — Спи. — А ты не уйдешь? — Винсент стаскивает с себя полотенце, кутается в заранее принесенное Рут одеяло и смотрит на мужа щенячьим взглядом. — Мы в квартире моей сестры. Куда я денусь? А ты спи. Потом поговорим, — Ив чувствует, как предательски застревает ком в горле, когда Винс трется носом о его нос и наконец-то засыпает. Узкий диван не дает отодвинуться, оградиться, остается только лежать и прислушиваться к дыханию рядом. Возможно, Винс — редкостный подонок, но четырнадцать лет он был подонком Ива. Глупо это отрицать. В конце концов, этот засранец трахал непонятно кого, пропадал, возвращался то пьяным, то еще что похуже, но всегда возвращался. И вот так вот прижимал к себе, точь-в-точь как сейчас. Словно ничего дороже Ива у него нет. Ив со стоном вздыхает. Это невыносимо! Отвратительно и просто-напросто нечестно так себя вести! Ну разлюбил, ну нашел другую или другого, перестала устраивать такая жизнь, захотелось иного, так возьми и уйди! Разбито? Надо выкинуть и жить дальше. Это бы он пережил, справился бы. Но то, что происходило и происходит сейчас, больше похоже на извращенную пытку. Он, как собака, привязан и навсегда заклеймен Винсентом. Ему не дают уйти, но остаться по своей воле он не может. Или может?