Том Марволо Риддл. Неудачник.

Лилия сидела на подоконнике в коридоре четвёртого этажа и глядела в окошко на вышедшую из школы толпу — другие ученики шли к каретам, чтобы на них доехать до Хогсмида, а там уже пересесть на Хогвартс-экспресс. Хагрид рассказывал, что в кареты запряжены фестралы — звери, которых может увидеть только тот, кто уже видел смерть. Для мальчика они были невидимы, и ей хотелось бы показать товарищу, как они выглядят. Её глазам фестралы должны были открыться, а создать иллюзию, повторяющую реальный объект, было проще простого. Вот только Лилии предстояло попасть домой иным способом. В Англию из Германии она добралась с большим трудом, заодно узнав, что за деньги можно купить не только игрушки, одежду и еду, но и свободу передвижений, любой транспорт, принципы и даже самих людей. Да и о Германии, которую она считала второй родиной, девочка узнала много нового, чего никогда бы не услышала в её пределах, находясь среди людей, делающих страну такой, какая она была. За этот год Лилия услышала о Третьем рейхе столько гадостей... Она поверить не могла, что столько людей разом заблуждаются! А она ещё не понимала, почему на них всегда сыпется столько бомб... А всё дело было в необъяснимой ненависти, которую к Германии, как оказалось, питала вся Европа. Не зря проводник предупреждал, что за пределами Третьего рейха не стоит распространяться о том, кто её благодетель. Впрочем, она и так из скромности старалась этим не хвастать. В толпе легко было разглядеть Хагрида — он горой возвышался над головами других студентов. А вот Тома найти оказалось не так просто... Мальчик, конечно, для своих шестнадцати лет был довольно высок, но среди ребят постарше каждый второй мог похвастаться таким ростом, а некоторые другие были и того выше. Лилия немного разочаровалась в себе. Она думала, что любящее сердце с лёгкостью выделит лик любимого из толпы, но с такой высоты все, кроме Хагрида, виделись однородной массой. Но не только внешность отличала Тома от остальных. Лилия несколько раз зажмурилась, чтобы сморгнуть реальность. Люди внизу сразу преобразились. Теперь каждого человечка сопровождала полупрозрачная пелена, напоминающая легчайший тюль. У большинства она была белой с чёрными вкраплениями. Открыв в себе необычные способности, Лилия не сразу обнаружила, что может не только показывать иллюзии, но и видеть недоступные другим вещи, которых, в отличие от мороков, не воображала. Она долго не могла понять, что же это такое, но её дедушка — самый умный и эрудированный человек в её семье! — сразу сказал, что это души, едва Лилия с ним поделилась наблюдениями. Поначалу было трудно сосредотачиваться на этих душах, но со временем девочка научилась видеть их так же явно, как видела самих людей, а вторая реальность стала вытеснять и предметную область настоящего мира, обрастая собственным пространством — земля затянулась сахарной ватой, солнце выросло до невероятных размеров, неустанно танцуя, повсюду раскинулись парки развлечений, перерабатывающие воображаемых человеческих существ в чистое розовое веселье, и отовсюду лилась натужная музыка радости и счастья — такую музыку пускали в цирках, на представлениях фокусников и в парках развлечений. Лилия думала, что только она может существовать в этом искусственном розовом мирке, но некоторое время назад у неё впервые побывал гость — мистер Силверстоун влез в её голову в попытке увидеть то, чего она рассказывать не хотела, но вместо этого застрял там, став маленьким мальчиком, потерянным и испуганным, не знающим, что же ему делать и куда идти. И Лилия тоже не знала, как ей быть. Чужое сознание, гуляющее в пространствах, существующих только в её воображении, невыносимо щекотало голову изнутри. Хотелось расцарапать себе кожу под волосами, вскрыть черепушку и вытащить оттуда инородное тело. Она столкнулась с подобным впервые, но желание избавиться от дискомфорта направляло её. Нужно было найти мистера Сильверстоуна и переселить его обратно в его голову, где ему было самое место. Лилия умела смотреть на этот мир глазами краснощёкого солнца, потому что оно видело высоко и далеко. Это было легко, ведь она суть была солнцем — единственной сущностью, делающей весь этот мир видимым. Глядя с небес на розовую землю, она сумела найти мальчика. СолнцеЛилия отрастила жёлтую длинную руку вместо одного из лучей и подняла маленького мистера Сильверстоуна над всем своим миром, и поцеловала в лоб, чтобы вернуть ему собственные мысли. Как оказалось, в реальности она тоже склонилась над человеком в серой мантии и коснулась губами его лба. В тот же миг он открыл глаза, самостоятельно поднялся и обхватил её руками. Так мужчина и просидел на полу с полчаса, блаженно улыбаясь и обнимая маленькую девочку. Он никак не реагировал на увещевания со стороны остальных присутствующих, а сама Лилия, чувствуя себя виноватой в случившемся, не пыталась вырваться и просто стояла, разглядывая интересную странность — голова мистера Сильверстоуна была обмотана спиралью из сахарной ваты, медленно истаивающей от краёв к центру. Мистер Сильверстоун долго не реагировал на остальных, но в конце концов, когда спиралька исчезла полностью, зашевелился, отстранил от себя Лилию, осмотрел её с головы до ног и обратно и... улыбнулся. В этот момент он показался ей совсем другим человеком. Раньше он производил неприятное впечатление, но теперь показался ей добрым и чутким. — Знаете, что это было, юная леди? — спросил он. Лилия покачала головой. Она не знала. Она вообще представления не имела, что это за надслойка реальности, и почему её видела только она. И почему туда внезапно затянуло кого-то ещё. — А я знаю, — ещё шире улыбнулся он. — Вот уж не думал, что именно мне доведётся с этим столкнуться... — Что это быть? — Лилия оживилась. Сама она так и не смогла найти ответа ни в религиозных текстах, ни в Хогвартской библиотеке. — Мистер Сильверстоун, если вы пришли в себя, то хотелось бы вернуться к выяснению обстоятельств смерти студентки... — напомнил один из приезжих. Мужчина в серой мантии замахал на него рукой, будто тот отвлёк его от чего-то важного — даже важнее смерти человека. — МИСТЕР СИЛЬВЕРСТОУН! — возмутился приезжий. Тот недовольно вздохнул. — Поговорим позже, малышка. Когда нас не будут отвлекать всякие. — Он злобно зыркнул на "всякого". — Но до тех пор никому не рассказывай об этом, хорошо? — Хорошо, — кивнула заинтригованная Лилия. — Вот и умничка, — Сильверстоун потрепал её по макушке и встал. После этого её вывели в коридор, пригласив внутрь Хагрида. Она осталась с Томом наедине. Трудно было понять, как себя вести. Мальчик, который, очевидно, был предназначен ей судьбой, подставил её лучшего друга... Понятно было, что он не хотел столкнуться с обвинениями в свой адрес, но кидать под поезд Хагрида... Лилия не знала, как к этому относиться, но и сама выдавать его не хотела. Он ведь и виноват не был, это просто была случайность. Да и, если говорить начистоту, виновата в случившемся с Миртл была она. Когтевранка не пришла на обсуждение прочтённой книжки, хотя не пропускала ни одной встречи, и Лилия пошла её разыскивать. Следуя за наводками других людей, она выяснила, куда пропала Миртл, и пошла успокаивать бедолагу, которую опять затравили эти мерзавцы — Лилия надеялась, что ссора с "Загадочным мистером" положит конец издевательствам, но компания пятикурсников просто стала следовать за другим мальчиком, за Эйвери. Они продолжили издеваться над такими, как Миртл — родившимися в семьях маглов, как волшебники называли обычных людей без магического дара. Теперь уже даже не скрываясь. Но Лилию они обходили стороной, а она, по возможности, скрывала от них маглорожденных, если те находились в поле действия её сил. Когда она вошла в уборную, ожидаемых всхлипываний слышно не было, но вместо этого из-за угла, загораживающего часть комнаты от глаз вошедшего, доносилось странное шипение на два голоса. Лилия резво выскочила на середину комнаты, надеясь напугать и развеселить Миртл или любого, кто там стоял, но вместо этого по-настоящему перепугалась сама. Расположившись у рукомойников, два существа, которых она никак не ожидала встретить в женском туалете, беседовали. Мальчик — и не абы какой, а сам Том Марволо Риддл, "прилежный" студент и староста — и самый что ни на есть настоящий василиск! Змея спокойно сидела напротив Тома, возвышая огромную голову над собственными же кольцами. Хагрид о них рассказывал — это были одни из самых опасных животных волшебного мира, они способны были убить одним лишь взглядом... Змея принялась без спешки поворачивать голову в сторону Лилии, привлечённая её тяжёлым испуганным дыханием. Том не мог видеть девочку — специально для него она настроила все свои мороки так, что стоило ему оказаться в поле действия её сил, как он терял способность видеть и её саму, и её следы, и было не важно, знает ли сама Лилия о его приближении или нет. Иллюзии не раз выручали её при общении с негативно настроенными людьми. Вот только на животных они никогда не действовали. Но это не мешало при желании подчинять их своей воле, как и людей. — Не смотри на меня! — крикнула она, совершенно забыв о необходимость контролировать расход души, и оттого расплескала её больше, чем обычно. Змея принялась дёргать головой в попытке повернуться, но ограничение, которое она даже не осознавала, мешало ей совершить столь привычное действие. В тот же миг из носа Лилии хлынула кровь: сосуды всегда лопались, стоило ей воспользоваться особой силой внушать другим свои желания. Лилия была очень слабой волшебницей, и чтобы наколдовать что-то кроме иллюзий ей приходилось вкладывать в магию материю собственной души, что неизменно сопровождалось кровотечением. Чаще из носа, а иногда ещё и изо рта, глаз и ушей. В этот раз её марионеткой стала огромная тварь, а сдерживать такую было трудно. Зажав нос ладонью — кровь всё равно обильно просачивалась сквозь пальцы — Лилия зажмурилась и, продолжая шептать "не смотри на меня, не смотри на меня", кинулась прочь, но подскользнулась, шлёпнулась на кафель, ушибив колени и локти, и совсем перепугалась, начав барахтаться по полу, как гусеница. Перебирая руками и ногами, она поползла вперёд, так и не открывая глаз. Кровь из носу оставляла за собой след на кафеле, и Лилия, двигаясь вперёд утирала её своим школьным свитером, ощущая влагу, пропитывающую одежду у груди. Вслепую нащупав спасительный угол, она скрылась за стеной и только там перестала нашёптывать приказ, тут же почувствовав облегчение. Её всю колотило. Лилия утирала кровь рукавом, слыша за стеной шипение на два голоса. Не похоже, что змея собиралась на неё напасть, но... Что там делал Том? Что он забыл в женском туалете? Почему не каменел, глядя василиску прямо в глаза? Он выглядел таким собранным и спокойным... Будто... Будто зверюга не могла причинить ему никакого зла. И это шипение... В последнее время люди много говорили о некоем наследнике Слизерина, о котором вещали жуткие надписи, оставляемые на стенах неизвестным. Лилия плохо была знакома как с историей школы, так и с историей магии, но даже она, окунувшись в слухи, плодящиеся, словно грибы после дождя, знала, что Слизерин умел говорить со змеями. Боже, этот Том... Сколько у него лиц? Отличник и староста для всех, Лорд Волдеморт для некоторых и наследник Слизерина ни для кого... И никто не знал, что все эти люди — один и тот же мальчик. Про Лорда Волдеморта ходило много страшилок среди маглорожденных, но до того, как Том перешёл дорогу Лилии, никто не мог сказать, кто же стоит за этим пафосным прозвищем. Ну а потом все дружно решили, что это Эйвери, который в отличие от Тома не скрывал своих взглядов и, сменив лидера в своей маленькой компании аристократов, измывался над маглорожденными открыто. Но Лилия — то ли единственная столкнувшаяся с жестокостью Тома, то ли единственная о ней помнящая — точно знала, что этим Лордом был Том. Трудно было поверить, что один человек может быть таким разным. Хотя его магии хватило бы на семь магов, и каждый из них всё ещё был бы одним из сильнейших волшебником в мире. Может, потому Том и отличался разносторонностью? В образе одного человека ему было бы тесно... Лилия обдумывала ситуацию, чувствуя, что упустила что-то крайне важное. Но вспомнить самостоятельно она не успела. Что-то крайне важное показалось само. Миртл отворила дверь одной из кабинок и просунула в щель свою заплаканную, но в то же время сердитую мордашку. Когтевранка открыла было рот, явно чтобы возмутиться, но нашарила глазами змею, чьи движения больше не были ограничены приказом, и... упала замертво. Всё завершилось меньше, чем за секунду. Без криков, без крови, без агрессии. Одного взгляда василиска хватило, чтобы Миртл умерла. Отобрать жизнь было не труднее, чем развеять иллюзию. Когда тело Миртл распласталось по полу, воцарилась тишина. Мрачная и тревожная. И от возобновившегося шипения лучше не стало. Мальчик вновь говорил со змеёй, судя по тону — ругал. Потом раздался грохот, скрип, и Том подошёл к телу Миртл так, что теперь Лилия могла видеть его из-за угла. Он выглядел перепуганным: стал бледнее обычного, дрожал всем телом и тяжело дышал. Том рухнул на колени перед Миртл, принявшись рыться в школьной сумке. Можно было подумать, что это Том натравил змею на девочку. От него не убудет. Лилия не удивилась бы, ведь мальчик нападал на неё, потому что она была грязнокровкой, и Миртл тоже не обладала так называемой "чистотой крови", которую чтили в магическом обществе. Лилия плохо понимала, почему они считают чистой кровью не арийскую, но в Англии многое было не так, как в Германии... Со всеми странностями приходилось просто мириться. Дедушка учил не лезть в чужой монастырь со своими правилами. Просто вот так у них было заведено: одни маги назывались чистокровными, а другие — нет. И первые считали себя вправе нападать на вторых. Вот только в этот раз Том не нападал. Когда он с другими ребятами издевался над ней, Лилией, на всех их душах расцвели новые чёрные пятна. Но сейчас, после смерти Миртл, душа Тома ни капли не почернела. Должно быть... Должно быть, змея сама посмотрела на Миртл, без его на то желания... Если Том и был виноват в смерти девочки, то только опосредованно. Но то, что Том делал дальше... чем бы его действия ни были, это было самым ужасным деянием из всех, что Лилия видела. Хотя понять, почему именно, она не могла. Мальчик как одержимый копался в сумке, бормоча что-то под нос. То и дело он рассматривал попадавшиеся ему вещички — перо, чернильницу, собственную волшебную палочку — но его ничто не устраивало, пока в руки не попалась чёрная книжка в кожаном переплёте. Том раскрыл её и положил на грудь бездыханному телу. Лилия набралась храбрости и выглянула из-за угла. Змеи не было. Девочка подползла к Миртл. Теперь она сидела напротив Тома, по другую сторону от тела, и могла видеть его бледное сосредоточенное лицо. У него были красивые голубые глаза — два кристально чистых озера, в которых сейчас плескалась одержимость. Такую девочка часто замечала за собой. Такую порой демонстрировал её дед. Такую всегда можно было разглядеть в разноцветных глазах внешне спокойного Гриндевальда. Том уже давно становился таким, и Лилия невольно наблюдала за ним с самого ноября... Да и раньше тоже наблюдала. Он казался ей скучным задавакой, но Лилия всё равно испытывала к нему необъяснимое влечение. Лилия не боялась смотреть на Миртл. Девочке доводилось видеть трупы и пострашнее. Окровавленные, с вилами, торчащими из груди, или топором, врезавшимся в черепушку... После случившегося в деревне и долгих проникновенных бесед с дедушкой к смерти она стала относиться спокойно. Дедушка говорил, что смерть, как и жизнь, — всего лишь иллюзия, и такой необыкновенной девочке, как владеющая мороками Лилия, не о чем переживать: ни о чужих смертях, ни о своей. И если с первым она кое-как справилась, проникаясь книжками, которые читал ей дед и повстречав на своём пути необыкновенных людей, делающих то же, что и она, только в гораздо — гораздо! — больших масштабах, то со вторым были проблемы. За свою собственную жизнь она переживала, не понимая, как сможет управлять иллюзиями, если тело её пожрут черви, а душа разлетится на кусочки, соединяясь с душами людей, в чьей памяти остался её светлый лик. Но девочке не хотелось подводить дедушку, и потому она старалась взглянуть смерти в лицо, чтобы преодолеть страх перед неизвестным, но каждый раз поворачивала обратно, поддаваясь крепнущей с каждой секундой тревоге. И лишь один раз ей хватило храбрости не отвернуть, выполнить по-настоящему самоубийственный трюк. Она уже готовилась ввязаться со смертью в драку, показав ей, кто тут мастер иллюзий, но ей помешали. Прервав её падение, Том приманил её к себе своей палочкой, ещё и отругал. И наказать хотел. Подлючина. Помешал ей проверить дедушкины слова. Но она и без этого не должна была испытывать в них сомнений, ведь деда всегда был прав. И если он говорил, что смерть — это иллюзия, то так оно и было. Но всё таки кошки продолжали скрестись на душе девочки. Том выглядел безумнее обычного. Его лицо напоминало сейчас мраморную маску, на которой не самый умелый скульптор изобразил улыбку, лишь отдалённо напоминающую человеческую. Такая могла принадлежать дьяволу, вершившему свои злые дела. Том начал произносить что-то странное. Лилия владела многими языками в той или иной степени, но этих слов не узнавала, потому решила пока заглянуть в книжку, узнать, что в ней такого особенного. Том писал мелким убористым почерком, острым и изысканным. На открытых страницах было несколько записей за ноябрь — листы были разлинованы на два ряда квадратов, всего четырнадцать штук. Запись за тот день, когда они встретились в Хогсмиде, гласила: Пергамент: 800 шт. Перья: 20 шт. Чернила: 30 б. Силы Б. имеют территориальные ограничения. Считает меня самым сильным (почему?) Х. завёл некоего А. "Сильнодействующие зелья" к. 436-459 Кое-где в уголках красовались крошечные изображения черепов и змеек. Дневник! И Лилия была в нём упомянута! Этот факт почему-то порадовал девочку. Тем временем Том закончил произносить длинную мелодичную речь и замолк, уставившись на книжку. Видно было, что он ожидал чего-то и оттого волновался, даже начал кусать ногти, чего за ним никогда не наблюдалось. Но ничего не происходило. В реальности. В иллюзорном же мире творилось нечто невероятное. Душа Тома, до этого не отличавшаяся от других душ, начала стремительно покрываться пятнами, будто на неё разлили чернила. Пятна заполняли собой всё больше и больше белого пространства, пока того не осталось вовсе — душа Тома полностью почернела. Перед Лилией сидел сгусток тьмы — прекрасный и манящий, как ночное небо... или как спокойный сон без сновидений. Души чернели от злых дел... Пусть душа Тома не изменилась от того, что его василиск прикончил взглядом человека, что бы он ни сделал сейчас, это было самым большим злом, какое только можно представить. Но Лилия нисколечко не испугалась. Наоборот, она обомлела и почувствовала щекотку внутри живота и в голове одновременно. Захотелось смеяться от радости и хлопать в ладоши, а ещё обниматься и целоваться, празднуя случившееся. Подумать только! В этом мире появился человек, похожий на неё... пусть и абсолютно противоположный. Душа Лилии была белее лепестков ромашек. Никогда не менялась, и не было важно, насколько плохие поступки она совершала — чернота не трогала её. Одноцветная душа, не похожая ни на одну другую... до этого момента. Теперь душа Тома стала такой же одноцветной, как у Лилии, только угольно-чёрной. Однажды судьба уже давала девочке знак, и вот опять вышла с ней на связь, чтобы сообщить — в этом мире нашлась вторая половинка и для неё. Мама вечно говорила, что её такую никто не полюбит. Зато дедушка убеждал, что противоположности притягиваются. Лилия, конечно, ему верила больше. А что могло быть противоположней друг другу, чем чёрное и белое? Вот-вот. На этом изменения не закончились. Душа Миртл, выйдя из тела, заострилась, превратившись в длинный тонкий кинжал. Одним резким взмахом сияющее лезвие рассекло душу Тома, а после сразу свернулось в крохотный шарик, который поспешил юркнуть в кабинку, прямо в унитаз. Лилия аж скривилась от отвращения, вспоминая, что это ведь на самом деле Миртл. На месте рассечения, ровно посерединке, душа Тома разделилась надвое, и вторая половина, всё ещё связанная с первой тягучими нитями, переместилась к дневнику и... привязалась к нему, будто это было её родное тело. А первая половина так и осталась у Тома. Мальчик схватил дневник, заинтересовавшись тем, что происходило на его страницах — чернила стали стремительно исчезать, впитываясь в бумагу, как вода в губку. На посеревшем лице Тома появился радостный оскал. Он захлопнул дневник, нервно запихал его в сумку и пошёл прочь. Лилия осталась одна на месте преступления. Можно было стать невидимой для всех и уйти, но тут... тут повсюду были пятна её крови. Если у волшебников был способ определить принадлежность крови, то все подумают на неё... Потому она не придумала ничего лучше, как выйти, зайти снова и закричать так, чтобы кто-нибудь из преподавателей её услышал... Она собиралась притвориться, что застала Миртл уже в таком состоянии.

***

Лилия и раньше много думала о Томе. Ещё с того момента, как он отругал её после распределения. Хотя потом оказалось, что их знакомство началось немного раньше. Второе зрение позволяло с первого взгляда отличать магов от обычных людей. Душу каждого мага окружал золотистый полупрозрачный пузырь. Он сдувался, когда волшебники колдовали, а потом, со временем, вновь наполнялся до прежнего объёма. В тот первый день Лилии не удалось рассмотреть силу Тома. Она даже начала думать, что мальчик слабее неё самой. Её душу окружала лишь тончайшая оболочка, из которой кое-где торчали длинные-длинные иглы. В таком виде она напоминала плешивого ёжика. Раньше, до встречи с Дамблдором, Лилия полагала, что это нормальный вид человека со способностями, но профессорский пузырь был гораздо крупнее, чем у неё. Поэтому девочка решила, что иглы накачаются силой с возрастом, но и тут её ждало жесточайшее разочарование. Ещё на станции, где собрались такие же дети, как она сама, Лилия увидела, что у сверстников в наличии уже вполне приличные пузыри. За год у первокурсников они действительно немного увеличивались вместе с освоением новых заклинаний, но совсем незначительно. А у Лилии мало того, что магии было кот наплакал, так ещё и ничего не росло. За весь год у неё получилось только одно заклинание, и то на это пришлось растратить душу. Преподаватель перепугался, когда у неё пошла носом кровь, и тут же отправил её в медпункт, где вокруг неё хлопотал обеспокоенный колдомедик. Он влил в Лилию горькое зелье и попытался заставить закусить его конфеткой. Осознав последствия применения доступной другим магии, девочка больше так не рисковала. Чтобы не получать плохих оценок, она создавала иллюзию, будто у неё всё выходит, будто с её палочки раз за разом действительно слетают заклинания, но на самом деле её волшебная палочка была лишь мёртвым грузом. Простой бесполезной деревяшкой. Не видь Лилия, насколько отличаются её силы от сил других ребят, то решила бы, будто Грегорович её обманул, продав некачественную подделку. Но... ничего со своим бессилием Лилия поделать не могла. Только прикрываться своими особыми способностями. Её иглы длиной составляли метров двести, определяя расстояние, на котором действовали иллюзии и только иллюзии. Но иногда, в сложных ситуациях, если она напрягалась особым образом, прикладывала сильное-сильное желание, материя души испарялась, проникая сквозь толщу стенок её ущербного магического пузыря, что давало ей силы на нечто более внушительное и реальное, чем иллюзии. Тогда у Лилии получалось не только показывать окружающим красивые картинки, не только создавать вокруг атмосферу радости и счастья, но и заставлять людей делать всё, чего бы ей ни захотелось, или испытывать кое-что, чего они никак не могли бы испытать сами по себе. Тем же способом она и сотворила то единственное заклинание, мгновенно начав истекать кровью и переполошив всех вокруг. В общем, магом она была плоховатым, а за желание прыгнуть выше головы приходилось расплачиваться материей души. Потому Лилия боялась расходовать свои особые силы на что-то большее, чем иллюзии. Экономила душу. Стоило девочке напрячься и переработать её в магию, как она всем естеством ощущала, что потеряла минуты, дни, а то и целые недели жизни. Пусть дедушка вечно говорил ей, что смерть — это иллюзия, она всё равно боялась. Обратив на мальчика внимание во время приветственного ужина, Лилия не сумела разглядеть вокруг его души плёнку магического пузыря. У него было лишь три шипа: один торчал изо рта, а другие два — из глаз. Как потом оказалось, шипы определяли особые способности и имелись далеко не у всех магов. У мистера Сильверстоуна шипы тоже торчали из глаз, и он мог читать мысли. Среди магов это называлось легилеменцией, так что, видимо, Том тоже умел заглядывать в чужие головы. Но из-за отсутствия вокруг Тома плёнки Лилия подумала, что у мальчика даже меньше магии, чем у неё, но тот с лёгкостью сотворил какое-то заклинание, чтобы остановить её фальшивые ножи, и у него не потекла кровь носом, как это случалось с Лилией каждый раз. Она бы спросила его, как колдовать без использования души, но мальчик невзлюбил её с первого взгляда, потому ждать от него помощи не приходилось. Впрочем, как оказалось, и спрашивать было нечего. У Тома не было проблем с магией. В самый первый день первокурсники пересекали озеро на лодочках. Школу они увидели, когда проплыли под скальным навесом. Хогвартс поражал своим видом сам по себе — такого огромного замка девочка никогда не видела! Но в иллюзорном виде он выглядел ещё внушительнее. Замок был окружён золотистым пузырём магической силы. Гигантским пузырём! Его края уходили далеко за горизонт. Тогда Лилия решила, что магические места тоже обладают своим запасом силы, но правда раскрылась в день, когда старшекурсникам разрешили сходить в Хогсмид. Лилия уже разок была в той деревне. Дамблдор отвёл её туда в первый день учёбы, чтобы купить форму. Профессор был очень милым, расспрашивал её о том, нормально ли она добралась из Германии в Великобританию. Лилия честно рассказывала о том, в какие приключения они с провожающим умудрились ввязаться во время этого удивительного путешествия. С каждым новым предложением его лицо вытягивалось, а сам он становился всё задумчивее и задумчивее. К сожалению, ему нужно было поскорее вернуться в школу, потому они побывали только в ателье, и, пусть другие магазинчики так и манили Лилию зайти внутрь, им пришлось вернуться в Хогвартс, минуя другие заведения. Потому девочка завидовала старшекурсникам, которым в тот день позволялось прогуляться до деревни и накупить чего-нибудь. Она смотрела им вслед из своей башни и грустила, воображая, какие в Хогсмиде можно было купить чудеса. Но потом Лилия заметила, что магическая сила Хогвартса взяла и... ушла. Отделившись от замка, огромный золотистый пузырь двинулся в сторону деревни. Любопытство мгновенно возросло до небес. Страшно захотелось узнать, в чём же причина — никогда раньше она не видела, чтобы сила отделялась от носителя. Любопытство победило желание быть хорошей девочкой. Став невидимой, Лилия побежала вслед за силой. Заодно и кошелёк с собой прихватила — раз нарушать правила, так с удовольствием! В деревне Лилия растерялась. Она вновь находилась внутри пузыря, и трудно было разобрать, где же находится центр силы. К тому же, источник постоянно двигался. Находясь в школе, она этого движения не замечала — крыша мешала. Теперь же, глядя в небо, заволоченное серыми облаками, она прекрасно различала самую верхушку пузыря... нет, самого настоящего купола. Прогуливаясь по улочкам Хогсмида, пытавшегося отвлечь её от поисков носителя своими яркими витринами, девочка и наткнулась на Хагрида. Мальчик стоял напротив магазина сладостей и подсчитывал монетки, позвякивающие в его огромной ладони. Результат его явно разочаровал — Хагрид повесил голову и отвернулся от яркой рождественской витрины, чтобы пойти прочь. Наверное, Хагрида можно было бы назвать её лучшим другом. Лилия ладила почти со всеми детьми, но с этим мальчиком ей было особенно уютно. Хагрид был совершенно бесхитростным, прямолинейным и правдивым. Не всегда это шло ему в прок, не раз Лилия замечала, как над ним посмеиваются из-за его простодушия, но он просто не обращал внимания и занимался своими делами, искренне восхищаясь интересными ему вещами. Лилия стала для него видимой. Спросила, что случилось. — Да вот хотел лакричную палочку купить, но не судьба, — ответил Хагрид. — А ты-то что тут делаешь, ты же мелкая ещё? — Здесь быть интересный. Я бегать Хогвартс сюда. Это быть "Сладкий королевство"? Идти туда! Носителя купола силы не было видно, а Хагрид выглядел таким обречённым, что захотелось утешить его. Сказав, что собирается угостить всех, кто не смог сегодня сходить в Хогсмид, Лилия взяла мальчика за руку и потащила его внутрь, покупать конфеты. У неё самой со сладостями были забавные отношения. Девочке нравился их вид, запах и то, сколько радости они дарили окружающим. А вот их приторный вкус... был невыносим. Лилия любила горечь, остроту, солёность, кислятину, но никак не конфетную сладость. На десерт она предпочитала фрукты, а в охотку могла и фруктовый лёд погрызть, на этом всё. Ничто не могло сравниться с крепчайшим чёрным кофе, который она втайне отхлёбывала из дедовой кружки. Денег хватило на то, чтобы нагрузить Хагрида сразу несколькими большими пакетами, под завязку забитыми сладким. Мальчик повеселел и теперь травил шутки, но, когда они выходили, надменный голос его перебил. У витрины стоял Том. За этим мальчиком она давно наблюдала. Поначалу он ей необъяснимо нравился. Слишком правильный, слишком занудный, слишком чопорный. Выводить его из себя было одно удовольствие. Он вечно делал такое лицо, будто видел в ней не просто маленькую хулиганку, а причину всех человеческих бед. Сводил густые чёрные брови домиком, и лишь складка на переносице мешала им соединиться окончательно. Обычно Том держал голову ровно, но в такие моменты он слегка наклонял её вперёд, отчего несколько волнистых прядей красиво спадали на лоб, и устало вздыхал... Лилии почему-то очень хотелось почаще видеть его в такие моменты, когда на секунду-другую мальчик отступал от своего идеального образа и становился... ммм... милым. Но потом он перешёл черту. Разозлил её, по-настоящему разозлил. Она даже не пожалела немного души, чтобы преподать ему урок. Всю ночь после случившегося она проворочалась, вспоминая чувство беспомощности, которое ей пришлось из-за него вновь испытать. Лилия предпочитала сбегать от проблем, чтобы люди больше ни в коем случае не пострадали от её глупости и несдержанности, но Том поставил стену, которая не давала ей уйти. Давно ей не было так страшно. Нужно было не допустить повтора. Лилия думала, что Том, потеряв уважение своих друзей, не сможет больше науськивать их на издевательства. Она приказала им усомниться в авторитете Тома. Нужно было изменить мнение сразу пяти людей относительно человека, которого они безропотно слушались, потому Лилия ожидала большого расхода души, но, во-первых, её ушло не так уж и много, а во-вторых... Во-вторых, они не только перестали слушаться Тома, но и вообще бросили его, оскорбив на прощание. Маленького импульса оказалось достаточно, чтобы полностью поменять их к нему отношение на негативное. Из их последних злых слов стало ясно, что у Тома нет родителей... А теперь он лишился и друзей. Лилия даже пожалела бы его, не злись она так сильно. Но разрыв их отношений не прекратил издевательств. Теперь компанией этих чертей заправлял Эйвери, не жалеющий эпитетов в отношении всех, кто ему хоть сколь-нибудь не нравился. Ну а Том остался один-одинёшенек и с каждым днём выглядел всё хуже. Мальчик больше не мог её видеть — Лилия тщательно скрывалась за иллюзией — зато она стала замечать его ещё чаще, чем раньше. Каждый раз на переменах она видела его с книгами или ворохом бумаг, а после уроков он допоздна засиживался в библиотеке. Со временем его и без того бледная кожа полностью лишилась цвета, зато веки почернели от усталости и недосыпа. Могло показаться, что стремление к знаниям высасывало из него жизнь, но Лилия прекрасно знала, что силы способны перетекать из одной формы в другую. Исхудавший, похожий на Кощея Том превращал свои физические силы в моральные. Это легко было увидеть по его глазам — в их кристально чистой водной глади плескалась одержимость. Ею лучились добрые глаза дедушки. А в разноцветных глазах Гриндевальда она обосновалась навечно. Да чего уж там, Лилию и саму частенько захватывало маниакальное состояние. И теперь от Тома было не оторвать взгляда. Этот зазнайка и так был привлекательным, а теперь и вовсе стал похож на всех её любимых людей разом! Каждый раз в Большом зале Лилии приходилось одёргивать себя, чтобы не пялиться на мальчика, как какая-то чудила. Из-за роста Лилии всегда приходилось задирать голову, чтобы видеть лица большинства людей вокруг, и этот раз не стал исключением — Тому она едва доставала макушкой до рёбер. Мальчик её не видел, для него была припасена особая иллюзия, которая работала, даже если Лилия не знала, что он поблизости. Морок запускался сам собой, стоило Тому оказаться там, куда доставали её шипы. Он не видел ни её саму, ни следов её присутствия. Том обвинял Хагрида в воровстве, но тот даже не понимал этого. Лилии надоело терпеть надменность слизеринца, и она пояснила Хагриду смысл его слов, закатив глаза... Тогда и обнаружилось, что верхушка купола той огромадной силы находится прямо над ними. Вот в чём было дело: Лилия не видела вокруг Тома силы, потому что невозможно было увидеть её края, находясь в стенах Хогвартса! И только здесь, под открытым небом, можно было разглядеть, кому же принадлежит весь этот гигантский купол. Лилия попросила Хагрида предложить Тому сходить в кафе. Тот немного помедлил с ответом, видно было, что он сомневается, что ему очень хочется пойти, но какие-то связанные с этим решением неудобства мешали ему сделать выбор... В конце концов желание попить сливочного пива победило. Том двинулся следом за нагруженным конфетами Хагридом, и вершина купола двинулась вместе с ним. Том точно был источником этой огромной силы! Он был её обладателем! Но... Это было больше, чем у всех учеников и учителей Хогвартса вместе взятых, а ведь среди них был и Дамблдор, едва ли уступавший в силе самому Гриндевальду, которого все в школе почему-то боялись... Осознав, что у одного человека может быть столько магии, Лилия как-то даже обиделась. Вселенная взяла с неё одно огромное обещание, а взамен дала совсем мало сил, которых не хватало на реализацию этого обещания. Будь её шипы накачаны такими же огромными объёмами магии, как у Тома, она бы сделала всех счастливыми просто по щелчку пальцев. Но когда душа Тома изменила цвет, замысел Вселенной стал кристально понятным. Мальчик воплощал собой полную противоположность Лилии. Её душа была белой, его — чёрной. У неё было мало сил, зато у него — много. Они были созданы, чтобы в конце концов дополнить друг друга. Дедушка всегда говорил, что противоположности притягиваются. Он с любовью рассказывал о бабушке, которая почила ещё до рождения Лилии. Дедушка был спокойным, она — дерзкой, дедушка получил лучшее из возможных в те времена образование, она же научилась только читать по слогам и предпочла учёбе работу в хозяйстве, потому что это было полезно. Она всегда принимала решения в пользу сиюминутной выгоды, в то время как дедушка строил долгоидущие планы, которые в итоге приносили гораздо больше дивидентов. Это его задумкой было отправиться искать достойного расположения его дорогой внучки монарха в Германию, ведь именно из Германии пришёл род Романовых, коим дед был верен до самой их смерти от рук новоустановленного коммунизма и безбожия. Дедушка в самых расстроенных чувствах рассказывал об этом: они покусились не только на государство и его правителей, они на Бога покусились. Лилия безраздельно доверяла и дедушке, и своим чувствам. Том несомненно был её судьбой. Они были противоположны, но одновременно с этим и похожи... И стали ещё более похожи, когда он начал сходить с ума из-за убийства, которое приписывал себе. Вот только у него никого не было: ни семьи, ни друзей, ни просто кого-то, кому можно было доверить свои душевные метания. Если бы не поддержка дедушки, Лилии в своё время пришлось бы не сладко... Они с дедулей подробно разбирали теории Раскольникова о необычных людях и почему в отличие от него Лилии не стоит заниматься самоедством из-за своей вынужденной "ошибки". Но девочка всё равно долго не могла управиться с разрывающим её чувством вины, тем более все остальные члены семьи не стеснялись называть её чудовищем прямо в лицо. Но угрызения совести заглохли, когда они обосновались в Германии. Там нашлись крайне убедительные аргументы, успокоившие её. Дедушка читал ей Ницше на ночь — сказки про сверхчеловека, которым была и она — и у неё прямо перед глазами был такой человек, который легко воспринимал чужую смерть. Кошмары перестали посещать её во снах. Но если бы не дедушка, Лилия ни за что бы не дотянула до этого момента. Она хотела быть таким человеком для Тома, стать ему поддержкой и опорой в этот нелёгкий момент, но мальчик только и делал, что отталкивал её. А теперь они расставались на целые каникулы и всё, что ей оставалось — высматривать его фигурку в толпе уходящих, сидя на подоконнике в ожидании Дамблдора. Черноту его души легко было разглядеть на фоне других, едва Том вышел из школы. Сморгнув розовый мирок и вновь воспринимая реальность такой, какая она есть, Лилия рассматривала его медленно удаляющуюся от Хогвартса спину. Том всегда держался как король — прямая спина, расправленные плечи, горделивая походка. Для своего возраста он был очень высок, и со временем должен был вырасти ещё больше. Лилия представила, как хорошо на нём смотрелся бы парадный чёрный китель. А фуражка с черепом и орлом будто была создана специально для того, чтобы венчать его прекрасные волнистые волосы цвета воронова крыла... С его ростом, белой чистой кожей и чёткими, словно высеченными в мраморе, чертами лица, из Тома вышел бы прекрасный офицер СС. Интересно, может ли англичанин занять эту должность? Лилия решила попросить своего благодетеля о такой услуге, когда вырастет. Монарх, которому решил преклонить колено дедушка, много позволял своей маленькой Высшей Неизвестной,[1] изыскивая её благосклонности и считая, что её довольство определяет его успех. Только жалко, что Том не переносил её общества. Мальчика раздражала её манера говорить. А что поделать? Она ещё не освоилась с английским достаточно, чтобы болтать, как на своём, и потому каждое слово вырывалось из её глотки, накачавшись желанием быть понятой. Потому говорила она громко, как с глухими. Со всеми языками так поначалу было, но с практикой приходила уверенность, и лишь обретя её Лилия начинала говорить с нормальной громкостью. Том был идеальным студентом с отличными отметками. Он с любой магией был способен справиться с той же лёгкостью, с какой Лилия обращалась с мороками. Конечно, ему не могла понравиться девочка, путающая вспомогательные глаголы и не имеющая в школе какого-либо статуса. И навряд ли ему понравится, если она расскажет о "титуле" Высшей Неизвестной. Он так ненавидел людей Третьего рейха... Да и к тому же у неё были проблемы с тем, чтобы следить за собой... Без помощи близких никак не удавалось нормально промыть волосы, от чего они висели безжизненными патлами, а уж о том, чтобы подстричь нормально ногти, и речи не шло. Жизнь неполноценного человека тяжела. Лилия скрывала не прополощенный толком волос и обкусанные ногти иллюзией, но сама-то она о них знала... Разве может такая неряха быть рядом с человеком, который был идеален почти во всём? Поступая в школу, Лилия надеялась, что с помощью магии научится обслуживать сама себя, не прибегая к помощи других, но вместо этого хлебнула ещё больше разочарования — бытовые заклинания тоже не были ей подвластны. Да и если отвлечься от неухоженности, красотой и привлекательностью она в отличие от Тома не блистала. Мама всегда говорила, что её такую никто не полюбит и замуж не возьмёт, и что детей никто с ней завести никогда не захочет, но Том не был похож на человека, который ценил других за внешность. Многие красивые девочки хотели с ним встречаться, но всех их он сторонился, значит, ставку на красоту можно было и не делать. Нужно было показать ему, что она чего-то стоит как личность. Вот на этом надо было сосредоточиться. Лилия решила плотно заняться английским этим летом, а в следующем году начать делать что-то для школы. Может, вступить в команду по квиддичу? Летать на метле ей нравилось, но мог ли неполноценный человек заниматься спортом, не подводя других? Раньше она наслаждалась подвижными играми с деревенской ребятнёй, когда они ещё были друзьями. Может, несмотря на трудности, у неё сложится и с магическим спортом? Дедушка говорил, что если очень сильно стараться, то можно горы свернуть. Если её команда будет выигрывать, то... то... Она сможет посвящать свои победы Тому. Ему это обязательно польстит. Мечтая о том, как Том будет поздравлять её поцелуями, Лилия обмякла на подоконнике, глядя на макушку своего новообретённого возлюбленного. За этим её и застал Дамблдор.