Сказания Земли Огня

"Голодная буря шутя разметала Все то, что душило нас пыльною ночью. Все то, что давило, играло, мерцало Осиновым ветром разорвано в клочья В последнюю осень..." ДДТ "В последнюю осень"

В жизни есть разные встречи, которые затем превращаются в странички нашей книги бытия. Есть встречи значимые. Они в корне меняют нас самих и, соответственно, нашу жизнь. Они, как правило, собирательный образ тех людей, с которыми мы идем по жизни. Тех, кого мы называем друзьями. Есть встречи радостные, о них мы часто вспоминаем с теплотой в душе, потому что после этих встреч мы словно наполняемся светом и хочется жить в полную силу, и улыбаться, и работать с удовольствием, и мы снова верим в самое лучшее. И на душе свободно. Есть встречи грустные, которые мы или вычеркиваем из нашей жизни, или пытаемся забыть. Но есть встречи особенные. О них мы помним всегда… Они не только меняют нашу жизнь, а еще и добавляют в нее новые чувства, ощущения, мысли, поступки и, пожалуй, именно после таких встреч, возникает ощущение того, что этот человек станет важным. Самым важным. Такие встречи называют вечностью. *** Акамару поскребся лапой в закрытую дверь и тревожно навострил уши, но дождался — дверь тихо приоткрылась, впуская пса в комнату. В доме Инудзука собаки считались равноправными членами семьи, поэтому они преспокойно бродили по всем помещениям. Белый пес шумно фыркнул, примащиваясь у ног Шино — именно к нему он попросился в этот вечер. Это была небольшая тайна Акамару — порой вместо Кибы он предпочитал потеснить Абураме, собаке нравился этот странный парень. К тому же, гость всегда был очень учтив и ласков, а значит, заслуживал немного его собачьего внимания.  — Шино? — на этот раз в дверь постучали, — Я могу войти?  — Стучишься ты, — печально отзываются изнутри, — Почему? Да потому что гложет печаль тебя. Проходи же, друг мой.  — Тоже не спится? — обычно Киба не столь деликатен, но сейчас он действительно выглядит не важно. Сам факт, что он просит разрешения, говорит о многом. Абураме пожимает плечами, мол, сам все видишь, так чего тут отвечать. Какое-то время они сидят молча, словно собираясь с мыслями, капли дождя стекают по оконному стеклу, оставляя причудливые дорожки. Они удивительно разные. Киба напоминает своего пса — такой же быстрый, ловкий и не желающий сидеть на месте. Кроме этого, само отношение к жизни у этого парня было особенным: он искал позитив в самых паршивых ситуациях; он забывал и прощал обиды, словно их никогда и не было; он готов вцепиться в горло тому, кто обидел его друзей — верность и преданность, вот он, девиз дома Инудзука. Шино полная его противоположность — он старается держаться в тени, предпочитает взвесить не раз всю ситуацию, прежде чем решать ее — они инь и янь, больше напоминающие братьев, нежели обычных друзей и сослуживцев. Абураме плохо помнил мать и отца. Порой в голове воспитанника приюта "Очаг Мататаби" мелькали смутные, размытые образы мужчины и женщины, но стоило попытаться хоть немного разглядеть их, видение таяло. Он не помнил их лиц, но бережно хранил те обрывки, что составляли прошлое парня. Когда Киба впервые привел его в свой дом, напарнику было весьма сложно привыкнуть к тому, что он небезразличен кому-то еще, кроме себя самого. В приюте, где он вырос, никто не бил и не унижал его, но все же большинство времени ребенок был предоставлен самому себе, что наложило свои отпечатки — некую нелюдимость и замкнутость. В доме Инудзука не были знакомы с понятием одиночество, они жили стаей, где брат отвечал за брата, постепенно приучая и Шино к подобному положению вещей. Маленькими, но уверенными, шагами Цуме смогла приблизиться к его душе: совместные обед и ужин, первая ночевка и собственная комната, долгие уговоры и переезд (хотя у Шино и была койка в общежитии ОНБ, в основном он ночевал в доме друга), а затем — еще и попытка усыновления. Шино был не просто поражен, скорее даже это было шоковое состояние. Хана долго беседовала с парнем, рассказав ему о том, что после смерти отца Цуме таки не полюбила другого мужчину, но в ее сердце осталось немало нерастраченной любви. Будь у нее ребенок поменьше, она смогла бы выплеснуть ее на него, но и Хана, и Киба уже были достаточно взрослыми. И судьба рассудила иначе, приведя в их дом Шино — он не был младенцем, но был сиротой, и Цуме отдала ему ту часть себя, что искала приюта. Отказать женщине он не мог, но подобный шаг для него был весьма сложен. Была и еще одна преграда.  — Сменить фамилию не могу я, — словно извиняясь, твердо тогда произнес он, — Это все, что осталось у меня от родителей. Ответ не только не расстроил, но в некой степени заставил уважать его выбор. Цуме поняла, что решая все сама, она не учла желания самого Шино. Он не мог предать тех, кто подарил ему жизнь, пусть они и ушли. И все же женщина не сдалась и через пару месяцев они нашли компромисс, которым остались довольны все. Внешне не изменилось ничего, ведь и без документов он уже был для Инудзука своим, но все же теперь в паспорте добавилась одна маленькая деталь. «Абураме Шино, семья Инудзука». Именно эта запись давала ему защиту семьи Инудзука и их права в обществе, но в тоже время, он не изменил прошлому, сохранив память — она всегда была неотделимой его частью. Он ожидал возможной ревности со стороны Кибы, ведь Цуме рьяно занялась устройством нового члена семьи, но вместо этого он обрел старшего брата, хотя и были они одного возраста. В последствии Киба не раз упоминал, что благодаря появлению Шино, он наконец осознал, что значит ответственность — теперь мать просила не только Хану смотреть за младшими. Осознание того, что он наследник и мужчина пришли сами собой, Киба повзрослел буквально за одну ночь, при этом он оставался собой. Как и Шино, он хранил память. Правду говорят старики. Родственниками не рождаться — ими становятся.  — Как мама?  — Уснула. Тяжелый день, — Киба зябко ежиться, - Ну, ты ведь знаешь. Он действительно знает. Страшно было только в первый раз: вернувшись в один вечер из Кадетского Училища чуть раньше своего названного брата, он удивленно отметил, что во всем доме погашены лампы и не слышно собачьего лая, хотя обычно псы встречали его, стоило только войти во двор. Дверь не заперта, странная, липкая тишина заполняет комнаты. Цуме сидела тогда у камина, прижимая к себе крупную голову Куромару, поглаживала его по загривку, приподнимая шерсть. Несколько пустых бутылок тускло отсвечивали в оранжевом пламени, еще одну женщина медленно потягивала из горла. Он робко окликнул ее, неуверенно вступив в единственную светлую полоску, отбрасываемую огнем. А когда она обернулась, то слова застряли у него в горле: глаза ее, абсолютно пустые, потянутые белесой дымкой, равнодушно скользнули по его фигуре, голова женщины снова склонилась над неподвижно лежащим псом. Он опомнился уже в своей комнате. Сердце колотилось как бешеное, непонимание звенело в голове — тогда Киба тоже пришел к нему, и друзья сидели, прислонившись спинами. Акамару тихо улегся рядом, пока его хозяин собирался с мыслями. А после Инудзука начал говорить, и Шино осознал, насколько стервозна женщина по имени жизнь.  — В тот день они оба были дома, — Киба говорил шепотом, словно боялся нарушить некую границу, — Хане было шесть, мне два, не больше. Я помню, как зазвенел телефон, до сих пор ненавижу это дребезжание… Они толком и не прощались, выскочили из дома, словно угорелые - там, где дорога у нас сворачивает, стояла служебная машина с отвратительно яркими маячками. Синий, красный… И мы ждали их весь вечер, помню Хана говорила, что все будет хорошо, а потом плакала. И я тоже плакал, хотя еще толком и не понимал, что произошло. Мы так и не смогли уснуть, хотя соседка, что обычно приглядывала за нами и пыталась нас уложить. А мы не могли, ведь я никогда не засыпал, пока мама не пожелает мне сладких снов. Когда услышал, что подъехала машина, просто вскочил и что есть силы бросился к двери, вот только подойти к той, что стояла на пороге, не смог. Мне было два, а такое чувство, что все произошло вчера… Лампы не горели, только отблески уличных фонарей и луна, так что видел я не четко, но мне и не нужно было. От нее отчетливо несло смертью. Знаешь, Шино, это запах въедается так глубоко, что ты просыпаешься по ночам в холодном поту с привкусом стали стоит во рту, и сколько не пытайся, почувствовав его раз, уже не забудешь и не перепутаешь. Мама стояла внизу, а после прошла в гостиную и только в тот момент я понял, что отец не идет за ней. В ее руках было что-то большое, сверток, но когда я рассмотрел, то понял — она держала на руках Куромару, прикрытого одеялом. Ее лицо было в крови и саже, а пес напоминал тряпичную куклу, и его морда тоже была вся в крови. Я ненавижу ноябрь. Ненавижу первый снег. Парни затихают. Еще немного, пока рассвет не разгоняет ленивые тучи, порывами ветра высушивая капли дождя — это само небо оплакивает павших. И Шино понимает, что его и Кибу объединяет куда больше, чем может показаться на первый взгляд. Его родители тоже были там, вот только вернуться им не посчастливилось. Уже в сознательном возрасте, перебирая архивы, Абураме читал историю своего рода по заметкам из газет. Один из центральных банков Конохи решила ограбить довольно крупная преступная группировка. Однако охранники были парнями не робкого десятка и попытались отбиться, что привело к тридцати четырем заложникам, среди которых и была чета Абураме. Бандиты требовали вертолет, затем, понимая, что им при любых условиях уже не уйти, решили прорваться, прикрываясь гражданскими. Опасаясь больших жертв, Шимура Данзо, тогда еще капитан, отдал приказ о штурме. Многих спасли, но видимо, удача не столь благосклонная дама, как о ней говорят.  — Она редко говорит о том, что произошло, — вдруг вновь оживает Киба, — Но даже из тех обрывков, что в такие дни она не может держать в себе, я понимаю одно! Там был ад, Шино. Среди уродов, что грабили банк, был один. Совсем отмороженный. Тварь увешала себя цепью ручных гранат, отец накрыл его собой в момент, когда скот потянул леску. Матери повезло чуть больше: один из ублюдков держал ее на прицеле, да спустить курок так и не смог — Куромару перекусил ему руку. Вцепился так сильно, что сломал кость. Тот раздробил ему челюсть, повредил глаза, но пес не отпустил его руки даже когда прибыла спасательная бригада. Матери сказали (горькая, ироническая усмешка скользнула по губам), что его проще добить, чем пытаться спасти. Невероятная храбрость заявить такое Цуме. Ты знал, что если приставить пистолет ко лбу, можно открыть в человеке скрытые способности? Напарник не отвечает. Еще несколько минут они продолжают смотреть на заплаканное дождем стекло, через которое пытается пробиться холодное солнце. Он скажет ему позже. Обязательно скажет о том, что тоже не любит ноябрь. ***  — Может, мы обидели его чем? — недоуменно вопрошает Асума. Вопрос больше риторический, но Юхи все же отзывается.  — Дело не в обиде. Он просто снова почувствовал себя лишним. Надо было мне повременить с новостями, в тот день и без того потрясений было предостаточно, — женщина качает головой, — Ты заходил к нему?  — Посидели с Шикаку, вспомнили былые времена, а этот засранец, — ворчит Асума, — Даже не появился. Молодежь!  — А что остальные?  — Подавлены, но там чувствуется рука Цуме, сама знаешь, насколько она привязана к Абураме. Не удивлюсь, если она еще раз усыновить его попытается! Мальчишки… Впрочем, Киба и до нее не уходил в депрессию. А вот Шино в этом плане больше похож на Шикамару. Решил, что раз произошло нечто подобное, то это и его вина.  — Тоже закрылся дома и никого не подпускает?  — Цуме не даст ему закрыться…  — А что начальство?  — И слышать ничего не хочет. Дело передали Ямато, так что он теперь за всех отдувается. Как-будто у него проблем мало было! Только погибшим от этого ни горячо ни холодно. И если Шино еще идет на контакт, то что делать с Нара, ума не приложу. Даже с отцом отношения напряженные, а ты ведь не по наслышке знаешь, насколько они близки.  — Знаю, — она хмурится, — Что собираешься делать?  — Сегодня рискну поговорить с полковником Шимура. Выбора то особо и нет, Юхи. Одно дело, когда отстраняют за провинность, но другое, если весь отряд ставят под наблюдение, — он смотрит на часы, — Это ты вовремя напомнила. Пожалуй, стоит отправиться, пока в офисе не так много народа. Ты была права, Юхи. Популярность сейчас обернулась против нас.  — Пошли слухи?  — И не малые. В отделе травля пока не началась, но многие косятся на отряд. Шикамару внешне не покажет, но наверняка у него душа не на месте. Не ожидал я, что однажды придется выслушивать грязные намеки в шпионаже. И от кого? Ладно Мизуки, у него на фоне стресса всяко могло быть. Но есть те… Не ожидал, в общем. И все же, я должен там быть.  — Я тоже пройдусь. Отнесу книги, в библиотеку. Не хочу быть должницей.  — Тебя подвезти? — Нет, пожалуй. Думаю, небольшая прогулка пойдет мне на пользу, — она целует его в щеку, — Значит, до вечера? Не думаю, что освободишься раньше. — До, — коротко отвечает он, на этот раз требуя большего. Прощание затягивается. Однако времени не так много, поэтому вскоре Сарутоби уже покидает родные пенаты, несколько раз махнув рукой вышедшей проводить его Куренай. Машина скрывается за поворотом, и только тогда Юхи набирает по телефону службу «Желтая молния».  — …такси до пригорода, — объясняет она диспетчеру. Вежливая девушка на другом конце провода быстро подбирает ей рейс, записывая адрес. Черноволосая собирается за считанные минуты, правда, мысли ее немного рассеяны. Отчего она не сказала Асуме? Делает тайну, или просто понимает, что это зацепит чувства второго? Настоящий сумбур, да и только. Такси появляется как раз вовремя, водитель ловко притормаживает у тротуара аккурат напротив подъезда, из которого выходит Юхи, прижимая рукой сумку с несколькими книгами. Быть должницей действительно не любила, поэтому в библиотеку все же придется заехать.  — Не против, если поедем не через центр? — обыденным тоном интересуется таксист, симпатичный голубоглазый блондин с обаятельной улыбкой, — Дороги перекрыты с самого утра, разгружают проспект. Ох, и гульнули же мы! Скорее бы следующий год, встретим не хуже! — Ну, разумеется, — хмыкает Юхи, рассматривая несколько фотографий, налепленных на скотч к панели и дверце бардачка. Увидев заинтересованный (как кажется таксисту) взгляд, он начинает пояснять, где и когда были сделаны снимки. К примеру этот, на котором запечатлена стройная красноволосая женщина с ребенком на руках, приехал из Югакуре. Или вот этот, с запечатленными на весь кадр могучим черным жеребцом и всадницей — это жена на работе. Клиентка на редкость сговорчивая — улыбается и кивает, при этом не дает даже повода усомниться в собственной внимательности, а между тем, женщина слушает в пол уха.  — Или вот еще, — заливаясь смехом, таксист резко заворачивает, — Помнится вот, пол года назад… Дежурим мы значит на Путь Биджу, а на площадь народу-то привалило! Ну, один из монахов и не выдержал, давай нас разгонять. А наши ребята в позы встали, клиентов кому охота терять? Тогда тот как рявкнет «Не примите во грех, великие Биджу!», да как треснет лампадой одному из наших, прямо в лоб!  — Прямо в лоб? — она все же теряет ниточку. Это же как надо было довести монаха, что он в такой праздник и решился рукоприкладствовать? Все же несущие в себе Волю Огня, как в народе называют монахов, слыли миролюбивейшими из людей во всей стране и за ее пределами. Путь Биджу традиционно начинался за восемь дней до самого длинного дня в году. Кульминация приходилась на девятый, самый длинный день в году и самую короткую ночь: время, когда нужно было отбросить все колебания, и принять решение. Одни загадывали желания, другие признавались в любви, третьи давали себе самое честное слово «все, с завтрашнего дня…». Мотивировали свои решения лишь одной фразой — ночь слишком коротка, а так много нужно успеть. Монахи пели хвалебные песни, а люди выходили на улицу, сливаясь в один пестрый поток, непринужденно шествующий по определенному Храмами маршруту.  — Хотя, если вы перегородили выезд, могло быть и хуже! — Ох, и не говорите даже! — машина замирает, несколько раз рыкнув напоследок, — Вам точно тут остановить? До ближайшего дома минут пятнадцать ходьбы, может ближе? — Нет, благодарю, — она бросает несколько купюр в стаканчик для чаевых, прикрепленный к бардачку, выходя из автомобиля. Таксист улыбается щедрой леди, — Я лучше пройдусь. Заодно соберусь с мыслями. Аллея наверняка очень красива весной. Да и летом тоже: деревья зеленеют, а под ними пестреет цветочная радуга. Юхи неуверенно шагает по широкой дорожке, вглядываясь в каждое здание, пока к ней не подходит дежурный. Вежливо интересуется, не нужна ли девушке помощь и не сопроводить ли ее? Она называет адрес, охранник оживляется, указывая вперед. И даже доводит гостью до кованных ворот, на решетках которых сошлись в танце два рогатых зверя. Боковая калитка не заперта, и женщина, поблагодарив своего проводника, заходит на территорию Нара. Пару секунд мнется у двери, а затем уже уверенно звонит. Из бастиона не доносится ни звука. Другая женщина, возможно, ушла бы. Но Юхи не лыком шита, она прекрасно знает, что Шикамару игнорирует нежданного гостя. И звонит снова, до тех пор, пока из-за двери не послышался звук шагов.  — Киба, я же сказал, что занят! — раздраженно шипят из дома, — Убирайся!  — Шикамару, — женщина зовет его по имени. Одно слово, но оно мгновенно закрывает рот не очень гостеприимному хозяину. Щелкает замок, дверь распахивается моментально. Нара осунулся, под глазами залегли темные круги, но взгляд горит. Он похож на фанатика, что увидел Схождение. — Юхи? — он несколько раз моргает. Порывистый, шквальный ветер окончательно приводит его в себя. Он отступает, жестом приглашая женщину войти. При этом он все же смущен, ведь что делать и говорить, понятия не имеет. Так и стоят оба посреди прихожей, растерянно рассматривая один одного.  — Холодно, — немного невнятно, жалуясь самой себе, но определенно вовремя, ведь пауза затягивается. Обычное замечание сгоняет оцепенение. Нара молчит, жестом приглашая женщину следовать за собой. На кухне она присаживается на удобный, обитый мягким войлоком, табурет. На столе стоит смешная чашка свежезаваренного кофе: ее бока изрисованы улыбающимися рожицами.Шикамару попросту отставляет ее в сторону. Юхи бегло осматривает помещение: функциональность и простота, ничего лишнего. Куренай немного завистливо вздохнула, останавливая взгляд на дверце холодильника — судя по количеству и разнообразию магнитиков, хозяева дома явно часто выбираются за пределы Страны Огня. Вот искусно вылепленная панорама Долины Пирамид и статуи Шукаку из Страны Ветра, рядом с ней вид на горячие источники, видимо из Югакуре, чуть ниже улыбающийся дельфин с надписью «Добро пожаловать в Страну Воды» и множество других на которых запечатлены виды на страны и города, где Юхи никогда не бывала. Но внимание женщины привлек неказистый клочок бумаги, вызывающему невольную улыбку. Надпись на нем выделена красным маркером. «Устав семьи Нара» § 1. Мама права. § 2. Несмотря ни на что, мама всё равно права. § 3. Мама не кричит — она обращает внимание на важные вещи. § 4. Мама не ругается — она советует. § 5. Мама не пилит — она акцентирует детали. § 6. Мама не спорит — она объясняет ситуацию. § 7. Мама не висит в Интернете — она идёт в ногу со временем. § 8. Мама не валяется на диване — она медитирует. § 9. Мама не бездельничает — она расслабляется! — Чай, кофе? — Шикамару отвлекает женщину от чтения. — Чай, — она чуть улыбается. Заготовленная было речь словно выветрилась из головы, стоило только ей увидеть состояние парня. С другой стороны, его внешний вид явно говорит о том, что идти он никуда не собирался, а, значит, у нее предостаточно времени чтобы собраться с духом, — Ты не заходишь, вот я и решила тебя навестить. Понимаю, что возможно сейчас и не до визитов, но мы вроде не чужие, чтобы избегать друг друга. Асуме тоже сложно, он ищет поддержки. Не думаю, что тебе она не нужна.  — Да все в порядке, — в своей обычной манере растягивает Шикамару, — Родители уехали на дачу, кому-то же нужно было присмотреть за домом. Да и вам надо от меня немного отдохнуть, а то я все в гостях или на работе. Мать ворчит, что скоро и вовсе дорогу домой забуду. Киба заходил, да у меня тут дела, времени особо нет потрепаться!  — Лжешь, — иронично, но немного печально, усмехается она.  — С чего это ты взяла? — наигранно и совсем неубедительно.  — Начнем с того, что дачи у вас нет. Но даже если бы и была, то, что на ней делать в конце осени? — она чуть придвигается, в ее голосе и манере нет ни капли смешного. Каждое ее слово взвешено, — Шикамару, так чем же ты был занят все это время?  — Идем, — он понимает, что его попытки выкрутится в данном случае выглядят смехотворно. Она забирает кружку с собой, сжимая ее двумя руками, идя следом. Его комната небольшая, а обстановка напоминает архив, по которому пронесся ураган. Осторожно переступая через разбросанные на полу книги, она чудом не задевает несколько стопок, взгромоздившихся в человеческий рост. Карта Конохи, распростертая на одной из стен, притягивает взор. Несколько чашек с остывшим кофе сиротливо жмутся друг к другу. Остатки пиццы зачерствели в коробке, пристроенной на принтере. В мусорке для нее нет места: корзина забита пачками из-под лапши и смятыми листами бумаги.  — Ты что, только этим и питался? — она тыкает пальцем в тесто, больше напоминающее историческую окаменелость, нежели пищу, — Желудок решил угробить?!  — Первое было тут, — он указывает на красную галочку на карте, совершенно не слыша возмущений, — Есть часовня, совсем рядом. Второе и третье места тоже совпадают. Каждый раз в полнолуние, теперь это точно не догадка. Я предположил, что Южный храм станет следующей целью. И они тут же начали действовать, хотя несомненно, изначально и не собирались в нем появляться. Они сделали это только потому, что мы не исключали такого варианта... сделали его явью. Каким образом им удалось обойти нас? Там ведь не было сектантов, лишь наркоманы, вопящие о Джашине. Но тех, кто нам нужен, там точно не было. Мы проверили каждого, кто имеет доступ к информации, но утечки не могло быть. Эту теорию знали лишь избранные, даже Киба и Шино не были до конца посвящены в план! Поэтому я лучше любого знаю, насколько несправедливы обвинения, что предъявлены нам! — То, что вы считаете его глупее вас, не делает преступника таковым. Они знают, что за ними идет охота, — Юхи подходит ближе к стене, рассматривая пометки. Ее глаза шустро скользят от метки к метке, вычерчивая тонкие линии и соединяя их в единую ленту. Отчего-то в голове раздается голос давешнего таксиста, вещающий о его грандиозной пьянке на праздновании Пути Биджу.  — Я не могу понять, что ими движет. Я прочертил курс храмов, этот подходил идеально! Но это не коим образом не уменьшает моей вины, — уже тише добавляет Нара.  — Ну, конечно... А что, если у него собственный курс? Если дело не в расположении Храмов, тогда что может объединить эти убийства? — проговаривая слова, Куренай щурится. А затем нерешительно берет в руки красный карандаш, начиная чертить поверх черных линий Шикамару одну полосу, алой змеей обвивающую Коноху. Парень удивленно приподнимает брови, ведь версия Юхи не совпадает с его — ее тропа уходит в центр города, тогда как его собственный вариант наоборот бежит к окраинам.  — Что это?  — Джашиты верят в то, что их Бог прислан для очищения мира от скверны, — начинает пояснять она, — Однако наша вера не столь фанатична, нет четкого ограничения и строгих правил. Сама основа веры в Биджу — это прежде всего взаимоуважение и любовь. Ведь все Храмы носят чисто символический характер. Если убийца хочет опорочить Хвостатых, то он должен нанести удар именно по той вещи, что действительно ценна в духовном плане. И это будут не стены из камня и дерева, а та вера, что заключена в сердцах. Что может оскорбить тех, кто несет в себе волю огня?  — И молвил Курама «сойди с пути моего», — шепчет Шикамару, цитируя одну из легенд. В Странах нет постулатов, но выстроенная на легендах, притчах и сказаниях, вера оказалась наиболее приемлемой: она не ограничивала свободы, но в то же время, учила жить в мире.  — Путь Биджу, — заключает Юхи, — Южный Храм не лежит на этом пути, он был построен всего несколько лет назад. Но то, что таинственный фанатик устроил в нем ловушку, говорит лишь о том, что он верно просчитывает наши шаги. Все эти символы, что они рисуют, статуи, которые они ломают, не более чем обычная провокация. Они заставили нас поверить в то, что наши теории верны!  — Тем тяжелее моя ноша. Я не сумел распознать ложь.  — Не ты один, — возражает она, — Шикамару, ты что, считаешь себя единственным аналитиком в ОНБ? Не слишком ли много ты на себя берешь?  — Это мой долг!  — Это эгоизм! — рявкает она, — Мальчишка, да что ты о себе возомнил? Кроме тебя, в ОНБ работают еще и те, чья прямая обязанность выводить теории! И опыта у них побольше! Так что, если уж ты в чем и виноват, то это только в том, что всецело полагаешься на себя одного!  — А на кого еще мне полагаться? Я знал, куда иду! — интонации нарастают, — Я прекрасно осознаю всю ответственность, и заметь, не отрицаю вины!  — Так тебе не на кого положиться? — ее голос дрожит от едва сдерживаемой ярости, — Асума, Киба и Шино… Ты считаешь, что они тебе не ровня? Может быть, ты и меня избегаешь по этой причине?  — Я не это имел в виду…  — Замолчи! — он осекается: такую Юхи он не знает. И малейшая ошибка с его стороны грозит обернуться катастрофой, — Почему ты ушел тогда, Шикамару Нара? Слишком большая пауза. Он тихо смеется, поднимая голову и всматриваясь в гостью воспаленными от бессонницы глазами.  — Потому, что я люблю тебя. — Что? — она разом теряет весь свой пыл. Недоуменно моргает, все еще рассчитывая на то, что ослышалась, — Что ты сказал?!  — Я сказал, что люблю тебя. Теперь тебе все понятно? — он смотрит на нее в упор. Мужчина и женщина в полутемной комнате пригородного дома. Одни.  — Сегодня, — она пятится, подхватывая сумку с книгами, — Твои шутки неуместны. Хлопает дверь. Шикамару стоит у окна, наблюдая за хрупкой фигуркой, быстрым шагом удаляющейся от дома. Начинает накрапывать дождь.  — А я и не шучу, — его слова тают в безмолвии. *** Кода-то давно отец нынешнего главы семейства Акимичи, вернувшись из поездки в Страну Овощей, привез рецепт удивительного блюда. На первый взгляд незамысловатый, он таил в себе множество возможностей. Вскоре в Конохе был открыт первый, и пока единственный в Стране Огня ресторан, предлагающий посетителям попробовать диковинное иностранное блюдо — пиццу. Поначалу жители города с подозрением отнеслись к новинке, но, спустя какое-то время, казалось бы неказистый тонкий блин из постного теста, сдобренный тщательно подобранными начинками из мяса, овощей, соусов и (обязательно!) сыра, тягучего, словно знойный летний день, завоевал небывалую популярность. Приток посетителей и непрекращающийся интерес к полюбившейся диковине позволили семье Акимичи спустя несколько лет открыть еще одну пиццерию «Акимичи-пицца», как ее с легкой руки окрестили поклонники. Так постепенно в городе стала образовываться целая сеть заведений, которая начала постепенно осваивать и близлежащие города. Когда семейное дело перешло к Чоузе Акимичи, отцу Чоуджи, тот еще больше расширил и укрепил позиции сети ресторанов. В этом значительно поспособствовала давняя дружба семей Акимичи и Нара (потомственных пивоваров)  — заключив контракт на весьма выгодных для обеих сторон условиях, Чоуза получил возможность закупать для своих заведений продукцию заводов «Черный олень» по очень приятным оптовым ценам, Шикаку же в свою очередь получил еще одного постоянного торгового партнера и прекрасную рекламу. Ко всему прочему глава семьи не боялся рисковать и благодаря его многочисленным смелым экспериментам с ингредиентами и технологией готовки ассортимент пиццерий регулярно обновлялся и пополнялся новыми рецептами на любой вкус. Так, например, одним из наиболее популярных и полюбившихся нововведений стала закрытая пицца «Никудан Сенша» или, как ее прозвали среди завсегдатаев, «Мясной танк». Обернутая в тонкий хрустящий слой теста начинка из ароматных прожаренных охотничьих колбасок, золотистого горячего сыра, свежих томатов и особой смеси специй могла с легкостью удовлетворить даже самый голодный и требовательный желудок. Наследник семейного дела, Акимичи Чоуджи, уже с раннего детства знал, чем будет заниматься когда вырастет — едва научившись ходить, он уже безвылазно сидел с родителями на кухне, лепя из остатков теста кулички. Когда сын подрос достаточно, по мнению отца, он стал учить его премудростям приготовления пиццы. На данный момент младшему Акимичи уже был вверен один ресторанчик, пускай и не в центре города, но абсолютно не страдающий от недостатка посетителей. Несмотря на то, что после окончания Академии Конохи дороги Шикамару, ребят и Чоуджи разошлись, свою былую дружбу они хранили до сих пор, и младший сержант любил захаживать к другу вместе с сослуживцами и начальником на кусок ароматной пиццы и бокал-другой пивка. Вот и сейчас, по старой привычке понурая троица собралась за одним из четырехместных столиков, стараясь не задерживать взгляд на четвертом, пустующем стуле.  — Что-то вы сегодня кислые, аки капуста из Страны Демонов, — широкая фигура повара загораживает проход, — Время не рабочее, так что стоит забыть о печали и насладиться изысканным вкусом пиццы! Определились с выбором, или вам как обычно? Советую новинку — острый «Катон», два вида перца, чесночная колбаска и острый сыр, пальчики не только оближите, но и откусите!  — А «Райкири» уже не в моде, а, Чоуджи? — немного оживляется Асума, — Я бы не отказался от старой школы.  — А нам с Акамару двойную порцию «Никудан Сенша»! Верно, дружище? — Акамару довольно фыркает, прижимаясь к ногам хозяина.  — Шино? Шино, хватит на телефоне висеть! Потом перезвонишь своим ребятам!  — Друзьям время уделять надобно... Закажу «Катон» поострее себе я. Почему? Да потому, что рискнуть решил я, — Шино был невероятно разговорчив.  — И всем по «Оленю», за мой счет! — послав все к Биджу, решает Сарутоби. Да, они отстранены и дискредитированы. Да, многие пали в тот день. Но жизнь продолжается, и никому не станет лучше, если начать хоронить себя раньше времени, ударяясь в депрессию и замыкаясь. Этот жест, обычный заказ, на первый взгляд, в пух и прах разбивает царившую за столом атмосферу подавленности. Все течет, все меняется — и пусть они проиграли партию, но игра-то еще не закончена!  — А что желает господин Нара? — хитро прищурившись, шеф-повар смотрит куда-то за спины собеседникам. Первым поворачивается Киба, изумленно приподнимая брови и рассматривая гостя — желанного, но все же появившегося неожиданно.  — Почтить присутствием свои решил он нас, — едва слышно комментирует Абураме, — Плебеев презренных ликом своим решил он осчастливить?  — Шикамару? — Асума даже привстал, чтобы убедиться в том, что это не мираж. Снимая на ходу куртку, Нара подходит ближе. Обстановка немного накаляется, особенно недоволен Шино: он не из тех, кто так просто простит игнорирование и посылы. Чоуджи бормочет под нос «Пожалуй, как обычно» и быстро удаляется, мгновенно просекая ситуацию. Четверка оставшихся молчит, буравя друг друга взглядом.  — Я был тем еще засранцем, вы это хотите сказать? — Шикамару не выдерживает первым. Тишина становится липкой, и хотя парень не подает виду, тонкая жилка на виске выдает его волнение. Они вполне могут послать куда-подальше и будут правы: Киба истоптал все клумбы под окнами, пытаясь достучаться до друга, в то время как Шино обрывал телефон. Про Асуму Шикамару вообще не хотел вспоминать, ибо совесть не только пинала, но даже и чечетку отплясывала. В общем — было стыдно. — Был?! — хором возопили товарищи, — А когда это ты перестал им быть?! Или мы что-то пропустили?  — Идиоты, — беззлобно, с явным облегчением, выдыхает Шикамару. Шино тянет его за рукав, усаживая рядом.  — Так гораздо лучше, — они заметно расслаблены после второго бокала. Единственное, что слегка держит Нара в напряжении, это неизвестность: знает ли Асума о визите Юхи? Но судя по тому, как Сарутоби спокоен и мягок, она разумеется ничего не сказала. Куренай никогда его не подводила, он обязательно извинится перед ней. Но позже, ведь сейчас ему предстоит куда более сложное дело.  — Что это значит? — Асума проводит пальцем по красной линии, — «Путь Биджу»?  — Именно, — Шикамару указывает на несколько часовен, — Дело было вовсе не в местах, а в направлении. Он готовит крупную акцию, собирая последователей. Южный Храм - отличная попытка сбить нас с толку. Заставить идти по ложному следу. Не удивлюсь, если апогеем станет крупный теракт на один из праздников, возможно «Путь Биджу», когда в храмах будет больше всего посетителей.  — Бойня, значит, — Киба хмыкает, трепля холку пса, — Хочет «очистить» от скверны одним ударом?  — Работают еще камеры мои пока, — внезапно заявляет Шино, — Почему? Да потому, что бдителен должен быть я.  — Ты не отключал их?! — Сарутоби поражен дальновидностью ученика, — Шино — ты гений! Наверняка и наши пасутся на эту удочку.  — Все называют так меня…  — Гением? — уточняет Инудзука.  — Шино, — пожимает плечами напарник.  — Не отвлекайтесь, — строго прерывает парней Асума, — Если проследить путь, тогда вот тут… Что это?  — Малая Часовня. Если на этот раз моя теория хоть немного верна, то на этот раз это точно то самое место, — Нара не сводит глаз с крестика.  — Мелькают в камерах они, но уловка это лишь, — соглашается Шино.  — Сбивают нас с толку. В кои-то веки решение полковника имеет свои плюсы, — Сарутоби хмыкает, — Но тогда возникает вопрос, отчего до сих пор никого не похитили?  — Фаза луны не та. Они не торопятся, время подгадывают. Полная луна взойдет только через полторы недели, — Шикамару многозначительно прищуривается, — Конечно, звучит не очень правдоподобно, но Джашиты не признают времени, установленного людьми, а считают луну чем-то вроде часов и ориентируются по ней.  — Разумеется, это только предположение?  — Насчет луны точно нет. Я читал об этом в одном блоге о путешествиях, Джирайи, кажется. Не самый достоверный, но, в нашем случае, единственный источник. Хотя для руководства это не аргумент, разумеется, — замечает Нара, — Да и говорить им мы не станем. Если в отделе есть крыса, то она ничего не должна знать. А вам троим я доверяю, как себе.  — В общем-то, мы отстранены от дела,  — запоздало спохватывается Сарутоби, однако его замечание тонет в хоре воодушевленных голосов.  — Сначала все разузнаем! — активничает Киба.  — Прослушать не помешает дело это нам! — подхватывает Шино, с надеждой оглядываясь на Асуму. Тут хмурится, но не может игнорировать запал своих подопечных. К тому же, их не остановит его протест: пойдут в одиночку, ввяжутся в неприятности. А он в ответе за тех, кого приручил.  — Это будет только проверка, мы не станем ввязываться в разного рода передряги без подкрепления, — предупреждает капитан. Его заверяют в полной лояльности, но Асуму волнует другое. За ребятами дело не встанет, все же не первый день в ОНБ. Тут самому бы не сорваться. *** Солнце медленно уползало за горизонт, едва только показавшись из-за свинцовых туч, серой поволокой окутывающих небо. Погода вновь раскапризничалась, несмотря на близость зимы, вместо ожидаемого снега начал лить мелкий, холодный дождь.  — Я не поддерживаю вас, так и знай! Это сумасшествие, — Куренай недовольно уперла руки в бока, — Вас отстранили, опозорили перед всем отделом, обвинив в сливе информации, а ты рвешься на разведку? Думаешь, спасибо скажут? — Юхи, дело ведь не в этом. Эти твари убивают невинных людей. Детей, понимаешь? Я должен попытаться выловить их до того, как этот кошмар повториться вновь!  — А кто подумает о нашем ребенке, Асума?! — обреченно спрашивает женщина, но ее ледяной тон уже дал трещину.  — Мы только посмотрим. Это еще одна теория, но пустить ее в разработку в нашем положении не реально. Да ты и сама это знаешь. Кто поверит в очередные предположения опальных следаков? Я не стану рисковать парнями…  — Так ты еще и их с собой тащишь?! — охает женщина, — Хотя… Курама Всемогущий! Это ведь была не твоя идея? Как я раньше не поняла… И кто? Шино или Шикамару? Впрочем, чего тут гадать!  — Если я не пойду с ними, они пойдут одни. Мы одна команда и для меня честью будет разделить с ними эту ношу. К тому же, я все еще их капитан, пусть и… такой…  — Какой же это? — она заметно смягчается, с одной стороны прекрасно понимая чувства Сарутоби. С другой — безумно ревнует, хотя отлично знает, что этот мужчина уже женат. На собственной работе, и ничем этого не изменить, — Обещай мне быть осторожным. У меня не самые радужные предчувствия.  — Обещаю, — что может быть проще, чем дать женщине то, чего она хочет. Юхи вздыхает, понимая: этот не отступит. Прощание длится еще минут десять, а может и больше, но вскоре мужчина покидает квартиру. Постояв на лестничной клетке, он убеждается в том, что щелкнули замки, и только тогда направляется к машине. Куренай выходит на балкон, смотрит ему вслед и неуверенно приподнимает руку, в знак удачи. Асума беспечно шлет ей воздушный поцелуй, скрываясь за углом. Женщина тяжело вздыхает, косясь на стопку книг и прикидывая, с которой из них скоротать ночь — уснуть все равно не получится. Между тем, неутомимый капитан всецело поглощен задачей номер один. Оружие у отряда изъяли, а соваться в предполагаемое пекло без огневой поддержки было бы несусветной глупостью. Собственно, в одном моменте им все же повезло: табельное не отправили на склад, а закрыли в сейфе, в их собственной дежурке. Проблематично, как говорит Нара, но решаемо, как часто перечит ему Абураме. После девяти на дежурство заступает ночная смена, среди них находится Инудзука Хана, так что вряд ли будет выглядеть странным, если Киба навестит сестру. Весь ОНБ в курсе, насколько члены этой семьи привязаны один к одному. Остальное будет делом техники. Обычно «пойти и проверить» всегда может обернуться довольно распространенным «стрелять и бежать». Со стороны наблюдать проще, но Асума часто оказывался в заварушках, вынеся одну простую истину — без пистолета и патронов особо права не покачаешь. Пока Киба заговаривал зубы Хане, собрав возле себя половину дежурки, Шино просматривал сообщения камер, расставленных по участку. Камеры не принадлежали Абураме, но обеспечение на них устанавливалось не без его участия, поэтому подключится к ним для парня не составило труда. Коридор чист, наступает время Шикамару — недаром его периодически сравнивали с тенью, настолько бесшумным он мог быть. Проскользнуть через черный ход не составило труда: отняв оружие, начальство конфисковало и ключи, но никак не их дубляжи, припрятанные запасливым Шино. Вот и пригодились, особенно небольшой, серебристого оттенка. Легкий щелчок, и в руку Нара ложится уже знакомый и даже немного родной, черный ствол — «Расенган +100500» самая ходовая и излюбленная модель среди анбушников всех стран и народов. В коридоре раздаются шаги: проверяющий обходит этаж, но когда мужчина заглядывает в помещение, обстановка в нем напоминает примерную жену, что ожидает мужа с работы. Вроде и нагулялась, а придраться не к чему.  — Все в порядке? — Киба ушел, и Хана также отправилась на обход.  — Мыши шалят. Может, кота заведем?  — Главное, Цуме не говори, — усмехается девушка, — Мама настолько же ненавидит котов, как любит собак. И Куромару с ней в этом полностью согласен.  — Ну так свою свору натаска-а-ай! — звонкая затрещина закрывает слишком болтливый рот. Все еще смеясь, обходчик успевает показать напарнице язык и ускользнуть. Хана бездумно смотрит на падающий на пол отблеск фонаря, беззлобно чертыхается и топает следом. На долю минуты ей кажется, что она тоже слышит шорох, девушка даже оборачивается. Но это лишь ветер треплет древесную крону, да скребется в окно. Нара спокоен. Он не сомневается в собственных умениях, по крайней мере, не в этом случае. Теперь, когда у них есть чем защитить себя, квартет во главе с капитаном может продолжить свою миссию. Ночь только начинается, но, несмотря на это, ребята все равно торопятся: Асума хочет быстрее покончить с этим; Шикамару — убедиться, что на этот раз не ошибается, эту же цель преследует и Шино. Некоторая беспечность присуща лишь одному из них — похоже, Киба все еще не растерял свою тягу к приключениям, и несмотря на опасности, все еще находит светлые стороны даже в самых темных закоулках. Часовня напоминает им фрегат, торжественно плывущий по зеленому морю. В свете луны колонны отливают серебром, тонкие язычки пламени танцуют в лампадках, нежно облизывая фитилек. Ветер крепчает, резким порывом пытается затушить огонь, но отступает в бессилии. Акамару вертит головой, принюхивается — что-то тревожит пса в этой идеальной, на первый взгляд, картине.  — Часовня старая, однако не является собственностью музейного сообщества, так что охраны тут нет. Однако, монах в ней есть, глубокий старик, но дело свое знает, — вещал Шикамару, — К тому же, она лежит на Пути, так что почитатели частенько бывают здесь.  — Не только почитатели, — немного несвязно дополнил Абураме, — Почему? Да потому что ненавидят джашиты проявление веры в форме любой, нет и жизни для них. Смерть только.  — Странно, — нахмурился Инудзука, — В сторожке не горит свет. Но если бы монах пошел на обход, то почему Акамару не может найти его след?  — Может, он спит?  — Сомневаюсь, — за разговором они подходят к небольшой постройке, одна из комнат которой отведена под сторожку. Дверь плотно закрыта, однако на стук никто не отзывается, да и собака начинает повизгивать, а затем замирает в характерной стойке.  — Ты уверен? — Киба не делает разницы между псом и человеком. Пес не изменяет позы: плотно прижатые уши и опущенный хвост. Именно так кинологи учат указывать на вид запаха, конкретно эта стойка символизирует пролитую кровь. Следующий шаг — поиск источника. На этот раз Акамару уверенно натягивает повод, уводя хозяина и его друзей в сторону, оставляя статую Курамы позади.  — Что там? — интересуется Шино.  — На карте обозначено несколько зданий, служебного назначения. Осторожнее! — Нара вовремя замечает кусок какой-то проволоки, останавливаясь, чтобы внимательней рассмотреть его, — Щипцами перекушена. Ею ворота закрывали, вот петля!  — А вот и ворота, — комментирует капитан, толкая одну из створок. Та жалобно скрипит, словно нехотя, впуская следователей во внутренний двор. Киба останавливается у железной двери, хорошо видно, что замок на ней сбит. Акамару вертится рядом, тыкаясь носом в холодный металл и шумно выдыхая.  — Открываем? — интересуется Нара, — Или это уже само по себе доказательство?  — Сбитый замок? — скептически уточняет командир, — Такое чувство, что тут уже нет никого. Хоть бы часовой на стреме был. Не слишком ли они беспечны, оставляют столько следов. Это даже намеком сложно назвать.  — Это не намек, — Шикамару осторожно тянет дверь на себя, открывая взору темную лестницу, уходящую вниз и полустертое пятно крови, у самого порога, — Это приглашение. Они определенно здесь, только на этот раз не хотят привлекать внимания.  — Засранцы, — бормочет Сарутоби, — Бездушные скоты!  — Капитан, — Абураме сохраняет хладнокровие, — Подмогу звать должны мы, не равны силы наши. Улики на лицо все есть, знать честь пора и нам.  — Ты прав, — спокойный тон немного остужает пыл начальника. Переглянувшись, парни в ожидании поднимают на него глаза. Сарутоби достает мобильный, несколько раз нажимает на кнопки, — Батарея села, что ли? У меня вызова нет.  — Молчит мой тоже…  — И наши умерли, — Киба и Шикамару держат в руках свои аппараты, — Да тут вообще связи нет!  — Не может быть. Я по картам смотрел, тут же вышек больше, чем деревьев!  — И все же, телефоны бесполезны. Более чем уверен, городская линия уже оборвана, — хмыкает Асума.  — Так и есть, — спокойно отзывается Нара, — Они подготовились. В парках вечно проблемы со связью, никто особо и не обратил внимание, а вот для них это бонус. Маленький и весьма приятный.  — Я пошлю Акамару, он будет у Ханы минут через двадцать, это максимум, — Инудзука уже строчит на листе, вырванном из блокнота, краткую информацию для ОНБ, — Еще минут десять нам придется ждать, пока помощь прибудет в парк. Вопрос в том, чем займемся мы в эти оставшиеся полчаса?  — Вы останетесь наверху, ждать помощи. Я спущусь и по возможности разведаю обстановку. Как только ОНБ прибудет, вы уйдете, — бесстрастно заключает капитан.  — И как вы объясните появление Акамару в отделе, да еще в такое время? Соскучились и решили погулять с моим псом? Может, кто и купиться на это, но явно не моя мать. Да и полковника вокруг пальца не обведешь.  — В отделе засветились мы, — Шино удается встрять в разговор, — Связать нити не будет сложно. А значит, вместе идти должны мы.  — Шино прав, — Нара поддерживает решение Абураме, — Мы вместе начали это, вместе и закончим. Капитан, вы ведь знаете, что одного мы вас не отпустим. Разве вы смогли бы? Лестница уходит не глубоко, вскоре упираясь в ровную, едва освещенную тусклой лампочкой, площадку. От нее начинает путь полутемный коридор, освещенный немногим лучше. В отличии от подножия лестницы, он не столь широк, идти приходится друг за другом. Достаточно долго, но вскоре становиться свободнее, впереди маячит еще одна дверь. Теперь не раздумывают, ведь прекрасно понимают, что обратно уже никто не повернет. За дверью становиться не столько светлее, сколько просторнее — яркое пятно настенного фонаря привлекает внимание. Постепенно в тени начинает проступать силуэт человека.  — Да у нас гости! — ребята инстинктивно группируются, плотнее прижимаясь плечами. Одинокий человек впереди вряд ли может представлять существенную угрозу для вооруженной четверки, однако это если речь идет об относительно нормальном человеке. Перед квартетом стоит фанатик: черная хламида с кровавым подбоем держится на поясе, оголенное тело выкрашено в черный, и лишь на лице белила выводили очертания маски, напоминающей некое подобие черепа, хотя и весьма отдаленное. Ритуальный наряд джашита, используемый их жрецами на церемониях, — Браво, браво! Во второй раз вас не удалось обвести вокруг пальца! Вы хотите увидеть как я воздам хвалу Великому Джашину? Мне жаль, но мы еще готовы к столь великому действию!  — Надо брать, — шепчет Шикамару, чуть подталкивая Асуму. Тот опускает руку, касаясь кобуры, но незнакомец цокает языком, заставляя капитана замереть. — Нет, нет! Ну зачем же портить столь приятную беседу видом оружия? — недовольно щурится Жрец, от следователей не ускользает, как моментально меняется выражение его глаз. Если изначально в них прыгали ёкаи, то теперь они еще и огонь развели, — Вы проделали большую работу! А я даже не поздравил вас! Он начинает хлопать в ладоши: в пустоте слишком громко, подхватываемые эхом, отзвуки переплетаются и гудят. А затем звучит хор, и это поистине не самое приятное, что слышал на своем веку Сарутоби — краем глаза он замечает, как из тьмы появляются все новые фигуры, алчно рассматривающие угодивших в ловушку.  — К сожалению, время не может ждать, — с фальшивой печалью произносит джашит, — Но не волнуйтесь! Мои верные адепты развлекут вас, они истинные мастера шуток и веселья! И если к моменту моего возвращения вы все еще будете живы, возможно, я расскажу вам о Великом Джашине! Четверка ощерилась дулами за секунды. Жрец уже уходит, но догнать его нет возможности — толпа сужает круг. Шино готовиться стрелять, как Киба взволнованно останавливает его, ошарашенно тыкая пальцем в ближайшего соперника.  — Да на нем ленты тратиловые! Мы же взлетим на воздух!  — Врукопашную должны уложить их мы, — констатирует Шино. Сарутоби пятится к стене, подтягивая за собой подопечных, однако джашиты не собираются ждать, пока те приготовятся. Их цель — разбить группу, свалив каждого по одиночке. Здесь нет красоты, это обычная свалка из тел.  — Прорываемся к двери, — хрипит Асума, — Не дадим уйти жрецу!  — Капитан, мы вас прикроем! — рявкает Киба, сшибая ближайшего к себе оппонента, тем самым освобождая дорогу — Сарутоби салютует парням, скрываясь в проходе. Трио разворачивается, готовое выстоять и дать своему командиру завершить начатое. Впрочем, стоят парни не долго, численное преимущество явно не на их стороне. Это в фильмах бравые герои в одиночку спасают мир, в реальности же их относительно (минуты четыре форы они все же дали своему капитану) завалили на пол. Сопротивление было сломлено практически на начальном этапе, Шино оттеснили в угол, Кибе досталось несколько ударов ножом, больше поверхностных, равно как и Шикамару. Абураме громко вскрикнул — его руку заломили назад, боль пронзила все тело — парень мысленно готовился к гипсу, как вдруг раздалось несколько четких и громких ударов, после которых закрытая дверь была попросту сорвана с петель. Серая тень мелькнула перед Шино, а после клыкастая пасть сомкнулась на запястье обидчика словно стальной капкан.  — Не сметь трогать моих сыновей! — Цуме влетела в подвал одна из первых. Куромару остервенело вгрызался в руку одного из нападавших, грозя перекусить ее, а оттаскивать своего пса женщина не торопилась.  — Не стреляйте, они тратилом увешаны! — Шино воспользовался замешательством сектантов, предупреждая подоспевшую как раз вовремя подмогу об опасности. Впрочем, стрелять не пришлось: собаки справились не хуже оружия. Серые спины братьев Хаймару мелькали в неровном свете фонарей. Джашиты отступили, и вскоре ребята из Отдела Национальной Безопасности сноровисто крутили им руки за спиной и защелкивали на них наручники, торопясь поскорее вывести наверх.  — Где Асума? — капитан Ямато озирался по сторонам. Он и не заметил, как Нара рванул вперед, в узкий коридор. Тоже касалось и остальных - в пылу разборок кому было следить за одиноким сержантом. У всех были дела поважнее - в частности, спасение собственной жизни. Коридор петлял недолго. Несколько раз Шикамару выскакивал на широкие площадки, затем снова бежал по узкому полутемному проходу. Наконец, впереди забрезжил свет, а в нос ударил запах лампад, похоже, проход вел под основной зал Часовни. Так оно и было — Нара чуть не проскочил поворот. После темноты свет был слишком ярок, на несколько секунд ослепив младшего сержанта. Он несколько раз моргнул, прикрывая глаза рукой… в следующую секунду подумав, что лучше бы действительно ослеп. Тогда бы ему не пришлось увидеть то, что врежется в его память навечно. Черно-белый плиточный пол был залит маслом. Видимо, несколько лампад, на удачу уже погасших, все же обернули в процессе боя. Прицелиться не удавалось, слишком близко друг к другу, но слишком далеко от него самого кружили в смертельном танце соперники. Сарутоби заметно прихрамывал - ловко орудующий ритуальным оружием, этакой смесью триммера с косой, Жрец все же достал капитана: багровые пятна расплывались по колену. Рана была не столько глубока, сколько болезненна. Зарычав от бессилия, Шикамару бросился вперед, на помощь своему начальнику. И словно наткнулся на невидимую стену, резко останавливаясь и замирая буквально в нескольких шагах от цели. Джашит стоял ровно, словно позировал для фотографа. Белые полосы на его теле делали его похожим на ангела смерти, что склонился над своей жертвой. Именно на нее и смотрел Шикамару, не в силах закричать, сам став подобием статуи. Металлические шипы вошли в тело мужчины под косым углом, зайдя под ребра. Легкие еще качали воздух, но с трудом, выталкивая его со сгустками крови. Асума медленно оседал на колени, расфокусировано смотря перед собой. В какой-то момент взгляды учителя и ученика встретились, в угасающих зрачках мелькнуло осознание происходящего. Словно загипнотизированный, Шикамару медленно подался вперед. И в этот момент Жрец потянул оружие на себя. Кровь хлынула фонтаном, маслянисто обволокла подбородок мужчины, что зашелся в хриплом кашле. - Джашин примет эту жертву. У моего Бога есть место даже для таких отступников, как этот. - Я тебя уничтожу, - Шикамару с ненавистью уставился на убийцу, наводя на него пистолет, - Слышишь, тварь? Я тебя уничтожу! - Ты жалок, - Жрец хрипло рассмеялся, - Вы все жалкие, мерзкие, несносные ублюдки! Ты меня уничтожишь? Ты, молокосос? Знаешь, скольких таких недоносков я уже отправил в царство Джашина? Ты не первый и не последний сосунок в этом списке! Вы еретики, предавшие истинную веру! - Ты много болтаешь, - фраза сорвалась с губ одновременно с тем, как прогремел выстрел. Завизжав от боли, сектант кулем свалился на пол, - Я бы мог убить тебя сейчас, подонок. Но на твое счастье я все еще сержант ОНБ. Не обращая внимания на ругань и проклятия, Шикамару склонился над своим наставником и другом. Теперь, когда в двери уже врывались заслышавшие выстрел анбушники, он знал, что фанатику точно не уйти. Но гораздо больше его волновало другое: капитан еще дышал, но каждых вздох давался ему с трудом, все реже и реже поднималась и опускалась грудь. - Все хорошо, ребята уже здесь. Сейчас ирьенины придут, наверняка Скорая помощь уже прибыла. Вы только подождите немного, - торопливо бормотал он, безуспешно пытаясь зажать раны руками. Слишком глубокие, слишком смертельные, они не оставляли ни малейшего шанса. Асума дернулся, сжатые губы приоткрылись, капитан явно пытался что-то сказать, но вместо слов выходило только приглушенное хрипение. Поток бессвязной успокаивающей речи парня прервала рука, которой мужчина цепко ухватил его за воротник, с неожиданной силой притягивая к себе и выдыхая в самое ухо последние слова. - Юхи. Шикамару до боли стиснул зубы, с трудом сдерживая злые, непрошеные слезы. Обрывочное "защити" он фактически прочитал по губам, нежели услышал. Хватка ослабла, рука соскользнула, словно мгновенно потеряла всю силу. Суровые черты лица незаметно разгладились, уступая место безмятежности и покою. Асума Сарутоби выполнил свой долг. На шахматной доске, среди залитых кровью и лампадным маслом клеток, стало на одну фигуру меньше. *** Женщина проснулась внезапно, словно что-то легкое и невесомое коснулось ее плеча. В горле пересохло, она протянула было руку и тут же ойкнула, отдергивая ее обратно — в полумраке не заметила и вот несколько рамочек с фотографиями слетели на пол, негромко звякнув, ударившись одна об одну. Включив настольную лампу, женщина наклонилась, поднимая беглянок. Стекло последней превратилось в крошево, неприятно мазнувшее по пальцам — капли крови сорвались с них прежде, чем она успела взять салфетки со стола. После было не до них — словно пораженная некой догадкой, она осторожно взяла фотографию. На ней были двое. Женщина, улыбаясь, держала за руку мужчину, лицо которого теперь закрывали багровые пятна. Юхи замерла, тоскливо и обреченно глядя на испорченную картинку. Дыхание перехватило, она с трудом поднялась с кресла, в котором задремала и опираясь на стену, вышла в гостиную. За окнами светало. Звук открывающейся двери отрезвил женщину, она несколько раз выдохнула, успокаиваясь и поспешила на встречу вошедшему. В полумраке коридора она не сразу разглядела, кто именно вошел. Силуэт держался в тени, не выходя на свет лампы, словно чего-то опасался. - А где Асума? - он сделал несколько шагов вперед, в то время, как она испуганно попятилась. Он никогда не позволял себе приходить вот так, без предупреждения. И хотя никакой опасности не было, Юхи поняла, что по всему ее телу расползается неприятная, липкая дрожь. Парень все еще не произнес ни слова, но его лицо и одежда сказали больше, чем он сам мог предположить. Потертая форма, покрытая бурыми пятнами, запах гари и крови, медленно заполняющие комнату. -Нет! - она схватилась рукой за косяк двери, чтобы удержаться на ногах. Он стоял неподвижно, еще сам не осознавая, какую страшную весть принес в дом, где еще несколько часов назад люди были счастливы. - Юхи, - его голос дрожал, но он упрямо выдавливал из себя слово за словом, - Он больше не придет. Она не плакала. Не кричала от боли, не заламывала рук, не пыталась обвинить его во лжи. Женщина медленно сползла вдоль стены, оседая на колени и беззвучно хватая ртом воздух. Она смотрела ему в глаза, и в них, как в открытой книге, читала обо всем, что произошло в эту роковую ночь. Судорожно выдохнув, она уже не слышала, как парень окликает ее. Перед взором стояла фотография, на которой лицо любимого человека укрывала алая россыпь. Асума Сарутоби выполнил свой долг. Ценой собственной жизни. (продолжение следует)