мелочи жизни

Педикам трудно. Это каждый знает. Чего стоят одни перестрелки с гомофобами-экстремистами и «Молитвы за Бобби». Вообще я уверенно могу сказать, что солидарен с гомофобами, гомосексуалами, режиссерами современных социальных драм, евреями, китайцами, иранцами и даже теми, кто носит розовое с красным. Но жить становится в последнее время откровенно опасно. Вы спросите, что, собственно, навело меня на такие мысли? Наверное, то, что я сейчас лежу на обочине дороги сопелкой уткнувшись в сугроб, изо всех сил сдерживая рвотные позывы и слабо соображая нетрезвым умом, что кто-то очень гадкий бросил меня тут, не отважившись направить до места прописки. К слову о том, как я достиг такой кондиции, могу лишь сказать, что во всем вина моего глупого, порой наивного, воображения и окрашенной в оттенок неба ориентации. Я солидарен с гомофобами, потому что склонность сосать чужие (прошу прощения за мой французский) хуи не раз подкладывало мне свинью и заставляло меня этой самой свиньей чувствовать. Короче, на работе у нас новый начальник. Выглаженные по стрелке перпендикулярной полу брюки, белый воротничок, волосы, уложенные гелем, дорогие запонки и тонкая серебряная цепочка с кулоном, которую можно увидеть под тканью рубашки если прищуриться. Ну вот я и прищуривался... Пучил глаза, закатывал, косил и что только с ними на вытворял каждый раз, когда шеф вышагивал передо мной, аки святой отец перед грешником. Хотелось в ад каждый раз, когда мой персональный сын божий снисходил до разговоров со мной о погоде, о курсе доллара и о «принеси кофе, булочек у секретарши захвати, и почему отчет по продажам оформлен не по заверенному шрифту?». Бесспорно, я не ждал никакой взаимности (у меня довольно реалистичный взгляд на жизнь, чего не скажешь о воображении) и делился своими переживаниями исключительно с пластмассовым будильником-пандой на своем рабочем столе, пока шеф блистал ярче солнца, когда его маленькая, пятилетняя дочь бегала между работниками офиса, заглядывая к каждому на рабочее место. Все жутко умилялись и подсовывали ей конфет в кармашки. А я же пытался не свихнуть челюсть, пока изображал отцовскую улыбку, наблюдая за тем, как малолетний, краснощекий из-за дерматита личинус забирался на мой стол с ногами и своими липкими отростками щупал моего панду, беззубо улыбаясь мне, как будто ожидая от меня какой-то похвалы. Хвалить пришлось, потому что из-за перегородки выглядывали тетки из бухгалтерии и шеф из своего кабинета. Помимо дочери, у шефа была жена (живая, к сожалению), которой он изменял с квартальными отчетами, дорогая машина и квартира в Каннаме, Нанкине, Пекине и Атланте. Шансов на красивого, богатого и высокого у меня было ноль даже без сотых и тысячных, но только до того момента, когда так вышло, что в офисе кроме нас никого не осталось. Ши Янг, а так зовут моего начальника (давайте не будем обращать внимание на то, что он китаец), в тот вечер был по-особенному добр, и после того, как чертежи для тендера были сложены в тубусы, а мы от кофе перешли к напиткам более крепким - начался, прости Господи, пиздец. - Знаешь, Сынри, - говорил Ши Янг, подливая себе в стакан виски, - никогда бы не подумал, что буду открывать филиалы по всей Азии. “Нууу, твоя жена – дочь нефтяного магната, конечно, я бы тоже не мог о таком подумать” – мысленно отметил я, отодвигая свой стакан подальше от бутылки, чтобы шеф не продолжил его наполнять. - Я вообще не думал, что могу квартиру себе когда-нибудь купить. А знаешь в чем успех? – Ши Янг еле разлеплял глаза и локтями опирался о колени чтобы не повалится набок, пока я болтал льдинки в стакане, слушая пьяный лепет и стараясь не пялится так откровенно на чужие длинные ноги и кое-что между ними. – Успех в хорошо продуманных действиях. И тут я осознал, что на меня смотрят. Причём, не моргая и нахмурив брови. Конечно, после этого все целуются. Отказываться от секса с начальником смысла не было. Я, как не-натурал, всегда был обделен партнерами в силу природной скромности и не самой эксцентричной внешности. Поэтому до того, как мой начальник начал (простите за грубость) иметь меня во всех смыслах, моя половая жизнь уже лет пять как ограничивалась просмотром фильмов узкой направленности и редкими вылазками в сексшоп на окраине города. Конечно, служебный роман не был решением всей моей неудавшейся личной жизни, и становиться чьей-то любовницей я не собирался, но не повестись на эти ноги было невозможно. - Ты должен понимать, что на большее ты рассчитывать не можешь, - однако такие слова не сказать, чтобы ранили, но изрядно давили на мою итак заниженную самооценку. Кроме этого, все остальное меня более чем устраивало: качественный трах без обязательств и быстрый взлет по карьерной лестнице с рядового инженера контроля качества до начальника отдела производственных систем. Можете назвать меня содержанцем, альфонсом или еще каким-нибудь плохим словом и будете правы (как и мой старший брат); но я – был бы не я, если бы не воспользовался тем, что удача в кои-то веки повернулась ко мне нужным местом, а не филейной ее частью. В общем, мне нравилось, что красивый и высокий господин Ши Янг подвозил меня до дома, откармливал мороженным по выходным и всячески уделял внимание. Я – взрослый мальчик, прекрасно знаю, что к чужим дядям в машину садиться нельзя, но на вычурные, киношные ухаживания ведусь не хуже девочки с бантиками и в желтом платьице. Да и Ши Янг хоть и явно был близок к определению мерзавца, но такие отношения были лучше, чем ничего. Одни из моих лучших качеств – умеренный реализм, критическое мышление и умение находить во всем частичку позитива. - Я, конечно, не осуждаю. Жизнь – вещь непонятная, как ни глянь, но рано или поздно это тебе аукнется. В ответ на мой немой вопрос Сынхен – а в народе просто Таби – несколько раз причмокнул губами, перекатывая во рту леденец и кивнул. – Не только я, но и весь отдел знает. Хорошо, вы можете вычесть из моих лучших качеств то, что я там наговорил про позитив. Таби – намного старше, работает на шестом этаже, но кофе приходит попить ко мне на седьмой, носит очки с желтыми стеклами, ковбойскую шляпу, а в столе у него всегда найдутся лимонные леденцы и ореховый грильяж. Тот еще тип, но по каким-то неизвестным причинам мы зовем друг друга друзьями и ходим выпивать по пятницам. Я ему ничего не рассказывал о своих похождениях, но он такой человек, который понимает все без слов и умеет гадать на кофейной гуще. Я предполагал, что рано или поздно о наших отношениях станет известно, но надеялся, что случится это все-таки поздно или вообще никогда, поэтому не ожидал такого приветствия в утро понедельника, когда пришел на работу. - И тебе не здравствия. Потом я долго и бездумно просидел до обеда, тыкая по экрану графического планшета и периодически замечая на себе оценивающие взгляды коллег (то бишь исключительно женский коллектив), пока секретарь не попросила меня пройти в кабинет директора. - Ли Сынри, поторопитесь, пожалуйста. - Уже иду. Я, прикрывшись какими-то ненужными совершенно бумагами, плелся за ней, чувствуя себя просто ужасно от того, что все замолчали и провожали меня любопытными взглядами до самых дверей начальства. И несмотря на то, что никто не издал и звука, я все равно отчетливо слышал, как каждая женщина мысленно умудрилась бросить мне в спину “грязный педераст” или что-то в этом роде. Но, по сравнению с тем, во что меня ткнули лицом, скрытая зависть коллег мне показалась цветочками. - Мы должны немедленно прекратить эту порочную связь! - надо же словце-то какое подобрал. “Порочная связь” длилась всего-то ничего – не дольше двух недель, но мои недо-отношения, которые меня устраивали уже шли под откос – такой же откос, как и у бровей Ши Янга. Тот, не вставая из-за стола, хмурился, кусал губы и сверлил меня взглядом, периодически отхлёбывая воды из своего стакана. Что-то в тот день всем было охота на меня поглазеть. Не лучший предмет для отношений я выбрал, но мне на тот момент никто не нравился больше, а снова быть никому ненужным и жалким мне не хотелось, поэтому откуда ни возьмись во мне родилось, позабытое с детства желание получать то, что мне хочется, даже если это мне не принадлежит. - Если ты об… - Моя жена все узнала, и она едет сюда. Аа, ну вот это другое дело, если жена едет! - Может мне еще уволиться? – это был сарказм, если вы не поняли. - А ты не против? – но не понял только мой начальник, видимо. Здесь я почти подавился воздухом и начал ненавидеть не только китайскую стерву ростом в неполные два метра, но и этого никчемного потомка Чан Кайши. Умение мыслить критически меня подвело. Я чувствовал, как уши краснеют и загораются от переполняющей меня обиды. Я не ожидал прекрасного будущего со своим шефом, где мы сыграем свадьбу и нарожаем кучу детишек, хотя бы потому что мы оба светили отсутствием матки между ног (как бы грубо это не прозвучало), но так быстро лишиться того, что у меня почти никогда не было (длинные ноги Ши Янга и его кредитная карта) я был не намерен. Откуда во мне столько стервозности я не знал, но моего запала хватило на то, чтобы выплеснуть воду из стакана в лицо Ши Янгу, явно не ожидающему такой свиньи, и громко хлопнуть дверью, толкнуть секретаршу, болтающуюся у двери и у самого выхода столкнуться с запыхавшейся рожей двухметровой китаянки, что уставилась на меня, шипя и облизываясь в предчувствии скорой бойни (тут сыграло мое развитое воображение). Я, повторив себе несколько раз, что все эти коммунисты недостойны моего внимания (люблю Китай), вздернул подбородок, ощущая себя на пару сантиметров выше и прошел мимо, задев жену начальника плечом. Захватил свой портфель, услужливо протянутый Таби, что, видимо, с остальными коллегами дожидался меня в офисе, и по всем правилам британской комедии, ушел не прощаясь, оставляя после себя разгром и тишину. Ну это я так все круто напредставлял. Как было на самом деле, я помню смутно, потому что сердце стучало так, что я готов был выйти на улицу в окно, а не в дверь, и слава богам, что они у нас автоматические, а то я бы совершенно точно, зная себя, врезался в полупрозрачную их поверхность. Из-за остаточной злости (и частичного шока от своих же несвойственных мне поступков) все еще позванивало в ушах, когда уличный ветер вдарил мне в лицо запахом шаурмы. Но пройдя метров шесть, я уже не так уж и зол, на автобусной остановке – просто грущу и крою весь свет грязными словами, а у входа в свой подъезд готов спрятаться под кустом, покрываясь трупными пятнами, потому что... О, Господи, какой стыд! Так всегда бывает, когда решаешься на что-то, на что в реальной жизни никогда бы не решился – через некоторое время начинаешь думать, что может быть не стоило так себя вести, может быть вообще не стоило и на работу приходить, может быть это вообще какая-то ошибка и двенадцатого декабря родился не ты. Но ох и ах, еще только одиннадцать часов утра, а ты – живой, уже безработный, брошенный и почему-то еще трезвый. - Ну, а если вкратце, то я пропил все деньги с твоей карточки в пабе на Хондэ, потом меня кто-то облапал, но, как видишь, доставил домой… почти… Джиен тянет многозначительное “ммм…”, сидя передо мной на корточках с лицом человека, полностью разочарованного во мне, в нынешней молодежи, в современном состоянии экономики, и в этом бренном мире, где на свет, к его несчастью, появился я. До этого момента я избегал возможности представлять своего старшего брата кому-либо. Это не суть как важно, конечно, но все же расскажу немного: Джиен старше на два с половиной года, жутко самодостаточный, немного депрессивный и занудный, любитель перегибать палки и вставлять их в колеса. Фамилии у нас разные, как и мировоззрение, отношение к жизни и предпочтения в выборе партнеров. Отсюда и вытекает главный конфликт, решить который никто из нас не решается, да и нет большой нужды. А последний год нас объединяет только общая жилплощадь и желание ночью придушить подушкой. На самом деле, ненавидим мы друг друга чисто символически, почти с нежностью, все-таки больше братьев у нас нет. Однако желание укокошить Джиена раньше, чем он, наконец, покинет мою (!) обитель от этого меньше не становится. Джиен несколько раз трясет меня за плечо, а я замечаю, что умудрился довольно крепко уснуть, пропав в своих мыслях. Попу уже не морозит снегом, зато я вижу, как мои ноги волочатся по скользкому тротуару, а впереди спасительным лучом горит свет из окон моей квартиры. Джиен, поправляя мою руку, перекинутую через его плечи, обреченно вздыхает – почему я понять не могу, ибо сильно пьян, но мне кажется, он действительно расчувствовался и проникся моей сердечной трагедией. Либо он вздыхает от того, что его любимые брюки испачканы некогда содержимым моего желудка. Вот так и живем.