Узел Хима и Узы Кессиль

      Утро превратило Минас Тирит из мрачного, пустого города в осиное гнездо, кишащее людьми. Все носились туда-сюда, не смотря по сторонам и толкаясь. Лакеи как можно быстрее выполняли свои поручения, а придворные дамы вместо мерных прогулок и бесед весело щебетали на лету, уносясь в неизвестном направлении. Сколько людей проживало здесь? Где они все вчера прятались?       Я вышла из душного замка на солнечную площадь с тем самым белым деревом королей. Стражи все так же стояли на посту, не замечая оживления. Эовин должна быть в больничном крыле. Будет очень неправильно, если я подойду к охране спросить дорогу? Я мялась на месте, пока не увидела вчерашнюю служанку с посудой. Она будто бы не расставалась со стопкой фарфоровых тарелок. Я подбежала к ней и попросила указать мне место, где могут находиться раненые. Служанка махнула рукой в сторону белого сооружения, больше похожего на рыночный склад, и поспешила прочь. Он находился на ярус ниже замка, и я быстро сбежала по каменным ступеням вниз. Вход в лазарет обрамляли ворота с переплетенными змеями, зажимающими цветы ацеласа в пастях.       Внутри на меня пахнуло свинцовым ароматом крови и еще чего-то кислого и мерзкого. Вдоль стен располагались шкафы с травами, а все остальное пространство занимали наскоро сколоченные стеллажи, на которых лежали и стонали воины. Между ними носились тонкие фигурки в светлых фартуках. Это было жуткое зрелище. Вот оно, лицо войны. Ко мне пришли видения прошлого. Мой первый приступ. Я подорвалась на мокрой кровати, обливаясь потом и не имея возможности сделать хотя бы один полноценный вдох. У меня похолодели конечности от страха, и я начала стучать руками то по одеялу, то по груди. Абсолютно бессвязные движения чуть-чуть успокаивали. Мне казалось, я борюсь, сражаюсь за воздух. Поняв, что это бесполезно, и приступ не уходит, я буквально скатилась с кровати и ползком начала выбираться из комнаты. Я схватила ночник и швырнула со всей силы в стену. Думала, привлеку внимание родителей, но из их комнаты все так же доносился мерный отцовский храп. Я хлопала ладошками по полу и косяку двери. Я не могла кричать — не хватало дыхания. Только добравшись до родительской комнаты, я начала что есть силы колошматить в дверь, чем разбудила маму и папу. Мама открыла дверь и, сначала не поняв ситуации, спросила, что я делаю. Я схватилась за горло и старалась, перекрестив руки в воздухе, сказать, что я задыхаюсь. Слишком много сил я потратила на этот путь и сознание стало проваливаться в темноту от недостатка кислорода. Последнее, что я запомнила — это папины руки, схватившие меня, и истошные крики о вызове скорой помощи. Очнулась я уже в больнице с дыхательным мешком на лице. Палат свободных, видимо, не оказалось, и поэтому я лежала прямо в коридоре, накрытая белой простыней. Когда я повернула голову, моему взору предстал молодой парень, скрючившийся на каталке в позе эмбриона. Вся его одежда была покрыта грязью и запекшейся кровью. Судя по кожаным наколенникам — мотоциклист. Он держался за голову и тихо постанывал. Под каталкой уже образовалась лужа из рвоты и мочи. Я отвернулась.       И точно так же, скрючившись от жутких мук, на деревянных настилах лежали десятки людей, но их судьба была куда более удручающей. В моем мире были обезболивающие и наркоз, здесь же выживал сильнейший.       Ко мне подошла невысокая брюнетка в марлевом халате, и я попросила показать мне, где лежит Эовин, племянница короля Теодена. Девушка повела меня меж раненых к небольшим палатам. Она открыла деревянную дверь, и я увидела воительницу Рохана. Светлые волосы рассыпались по подушке, а рука была обмотана по самую шею. Около койки стоял высокий мужчина с волосами цвета меди.       — Она спит? — сказала это шепотом, но мужчина повернулся и утвердительно кивнул. Выглядел он измотанным.       — Вы Эленвен?       — Да.       Человек двинулся ко мне.       — Я Фарамир, брат Боромира, — и точно! Как я могла не заметить сходства?!       — Я наслышана.       — И я, — он улыбнулся.       — Я могу ее разбудить?       — Конечно. Я вас оставлю, — мужчина бросил на меня непонятный взгляд и ушел, закрыв за собой дверь.       Я подошла и присела на кровать рядом с девушкой. Такая красивая. Лучи солнца из маленького окна путались в ее пшеничных волосах, а лицо выглядело юным и безмятежным.       — Эовин, — девушка нахмурила во сне брови, и я повторила попытку. — Эовин!       Она распахнула серые глаза и с секунду не понимала происходящего, но потом сосредоточилась на мне и ухмыльнулась.       — У тебя скверное чувство юмора.       — В смысле?       Девушка вздохнула и поднялась, принимая сидячее положение.       — Ты знала.       Я поняла, что она имеет ввиду. Я сказала ей, что среди младших детей Эру есть особенные создания, против которых бессильны самые мрачные чудовища Саурона.       — Прости. Если бы не ты, то никто бы не справился.       — Ты же могла предупредить, что назгулы виртуозно владеют булавой из моргульской стали.       Мне стало стыдно, но у меня же не бездонная память! Иногда кажется, что она больше похожа на сито, через которое утекает что-то очень важное, причем постоянно.       — Я не знала таких подробностей.       — Толку от тебя как от козла молока, — я удивленно вскинула веки, а девушка добродушно засмеялась и обняла меня здоровой рукой.       — К тебе приходил Фарамир, — я игриво подергала бровями.       — Он все время приходит, а я делаю вид, что сплю.       Ах, вот как.       — Может тебе следу…       — Как там твой эльф? М? Вы уже успели вкусить все прелести дел сердечных? — я залилась пунцовой краской от таких вопросов, а девушка, немного подождав, сказала, — Вот и не приставай!       Это она так тему перевела, значит. Краска сошла с лица, и я пустила тихий смешок.       — Как ты себя чувствуешь?       Эовин выглядела свежо, и я не заметила у нее других повреждений, кроме перебинтованной руки.       — Уже хочу отсюда сбежать. Тут вчера ночью невозможно было сомкнуть глаз.       После этого мы еще долго разговаривали о многих вещах. Я выразила свои соболезнования по поводу смерти ее дяди, и Эовин, глубоко вздохнув, подавила горечь. Она рассказала мне, что не помнит ни боя, ни победы. Все прошло будто в тумане, на каких-то особенных эмоциях и подъеме духа. Я вдруг поняла, что она необыкновенно стойкая. Настоящая принцесса. И Леголас такой, и Арагорн. Они рождены побеждать и быть примером своему народу. А я что? Я полюбила наследника, и если он любит меня в ответ, значит ли это, что он сделает меня своей принцессой? Я не подхожу на эту роль. Я слабая и несообразительная. Во мне нет ни королевской стати, ни силы духа. Арвен — вот кто настоящая принцесса. У нее есть необычное свойство: каждый раз, когда находишься рядом с ней, хочется выпрямить спину, подобраться и держать язык за зубами. Само ее присутствие сулит дисциплину. А я купаюсь в городском фонтане и хожу в подвернутых мужских брюках. Я проигрываю ей на всех фронтах.       На меня снова напали противные размышления. Аранен, возможно, просто увлекся и, увидев ситуацию реальными глазами, не раздумывая, покинет меня. Его отец… ох, нет… его отец ни за что не позволит мне ступить даже на порог его дворца. Я вспомнила величественный и надменный облик короля Лихолесья и ужаснулась. Ариетт была права. Я оборванка рядом с Его Величеством и Его Высочеством. Сердце тяжело кольнуло от этой мысли, и мне показалось, что земля ушла из-под ног. Леголас не может полюбить безродное существо. Никак. Никогда.       Я распрощалась с девой, пообещав заглянуть позже, и направилась в свои покои.       Как же я раньше не смогла до этого додуматься? Раньше я думала, что просто заполучить его внимание — это что-то из ряда вон выходящее, а теперь, когда я заполучила его, мне кажется все ужасной ошибкой. Я буквально нарвалась на поцелуй в Лориэне. И сама предстала перед ним обнаженной, чем вызвала волну желания. Это просто физиология. Простое влечение. Я как походная жена! Так? Я слышала этот термин где-то. Не помню где. Может, от рохирримов. Что же я творю? Сомнения поселились у меня в голове, сгрызая остатки здравого смысла. А что, если я опять себя накручиваю? Вдруг все-таки есть хоть малейшая возможность ответного чувства.       Я точно знала, что чувствую. Мне он был необходим, как воздух, которого я лишилась в другой жизни. Я чувствовала, что задыхаюсь без него.       Я зашла в свои покои и подошла к букету в кувшине. Служанки немного прибрались в комнате. Забавно, еще совсем недавно и я была служанкой. Принц и нищенка — вот она, моя сказка.       Я опустилась ближе к букету и вдохнула очаровывающий аромат цветов. Как мне понять, что делать, и как себя вести? За Леголаса непременно стоит бороться. Я вспомнила его нежность и легкие поцелуи, его ласку и силу, его глаза и фигуру… О Эру! За него можно даже умереть!       Тут на мою шею опустился невесомый поцелуй, а потом перешел выше, за ухо, и я распрямилась, повернув голову.       — Ты прощаешь меня? — я уже и забыла про белладонну.       — Почему я? — это вырвалось случайно, импульсивно, необдуманно и, возможно, не вовремя, но я хотела знать. Лучше спросить, чем додумывать.       Леголас посмурнел и, заложив руки за спину, отошел, встав ко мне спиной и смотря в окно за горизонт. Солнце уже садилось. Я боролась с желанием взять свой вопрос назад, но застыла, ожидая ответа. Аранен будто принимал решение, будто собирал всю смелость для того, чтобы произнести хоть слово.       — Когда-то давно, когда мой отец только отошел от потери своей королевы и скинул с себя траурные одежды, он обратился к Галадриэль за разрешением посмотреть в ее волшебное зеркало. Он пытался найти причину не жить и оставить свое королевство, но зеркало показало ему не судьбу народа Лихолесья, а мою судьбу. Воды Нимродель предсказали, что хоть раз увидев море и услышав крики чаек, я стану скитальцем до конца своих дней и сбегу из дома. Я потеряю покой и не найду его нигде, куда бы ни пошел. Предсказание Галадриэль лишило отца надежды на то, что я взойду на трон Северного Лихолесья и продолжу род синдар.       Эльф повернулся и странно-осознанно взглянул на меня.       — Я видел море, Эленвен. Во сне, — он закрыл глаза и будто представил себе этот сон. — На берегу сидело человеческое дитя. Девочка. У нее были необыкновенные глаза.       Принц отогнал видение и, мягко ступая, прошелся вдоль комнаты, складывая руки на груди. Я не знала, что мне подумать. Такой же сон видела Арвен… и я… недавно. Я вспомнила песчаный берег и белый брусчатый дом с синей верандой.       — Иногда девочка смеялась над сильным морским ветром, что раздувал ее сарафан, или бродила по отмели, собирая ракушки, а иногда будто видела меня, но каждый раз, заметив, убегала. Я стал искать ее. Мне казалось, это провидение сердца, и она где-то ждет моего прихода. Я вдоль и поперек обошел все людские земли, и на меня напало отчаяние. Во сне ребенок был человеком. Смертной. Она росла, и это значило, что времени оставалось все меньше и меньше. Я обратился к магам севера. Темные колдуны, что взамен за правду просят немыслимое. Они отняли одну правду взамен на другую. Единственное существо в мире, что любило меня всем сердцем, стало сходить с ума и терять связь с реальностью. Ариетт — она не всегда была такой, — Леголас потер виски. — Правда, которую мне открыли, была еще хуже цены за нее. Они сказали, что тебя не существует. Что я вижу будущее, до которого мне не дожить, и в котором все мы обернемся детскими сказками.       Я не верила своим ушам. Я глазам своим не верила. Он и правда это говорит. Его губы шевелятся — значит, мне не кажется.       — И я до сих пор не верю в то, что ты стоишь передо мной. До сих пор думаю, что стоит закрыть глаза, и я снова проснусь в пустом глухом мире, в котором нет надежды и твоего голоса в моей голове. Когда я его впервые услышал… — юноша закрыл глаза и грустно выдохнул. — Ты не представляешь, что это значит для эльфа… Ты еще так юна и своенравна.       Вдруг я будто окунулась в его эмоции. Сколько же выпало на его долю? Он винил себя в произошедшем с Ариетт и сожалел, что не оправдывает надежд отца, отказываясь от правления и гоняясь за глупой девчонкой по всему свету. Он с трудом объяснял мне на пальцах, что тысячу лет ждал меня, а я вечно прыгаю грудью на амбразуру, рискуя лишить себя жизни, а его — единственного шанса на счастье. Я так слепа. Так глуха к происходящему. Этот мир намного тоньше и волшебней, чем написано в книжках. Это все так необычно звучит, и трудно представить, что все это правда. Что мне делать? Меня пригвоздило к полу.       — Скажи мне, Эленвен. Я напугал тебя?       — Нет, — я помотала головой, но все еще находилась в шоке от услышанного.       — Ты веришь мне?       — Да, — я утвердительно кивнула.       Он подошел ко мне и протянул руку, пальцами проходясь по моему плечу к ключице, закладывая ладонь за волосы и обнимая шею. Он выдохнул горячий воздух мне в губы, но поцеловал в кончик носа. На его лице заиграла мальчишеская улыбка.       — Ты пошутил?       — Нет.       — А почему улыбаешься?       — Мысли в твоей голове. Ты начинаешь понимать свою цену, —принц лучезарно улыбался. Цену?       Мои размышления. Еще недавно я думала, что я для него развлечение, а сейчас даже не знаю, кто я. Сон? Неужели все это правда? Неужели он прожил столько лет в поисках меня? Он — одинокое сердце, что звало меня за горизонт во сне Арвен?       — Арвен? — Леголас вопросительно всмотрелся в мои глаза.       — Ей снился твой сон. Она сказала, что одинокое сердце звало меня, и я как будто слышала…       Принц нахмурился и задумался о чем-то своем.       Вдруг тьма навалилась на окружающее пространство, и я почувствовала такую боль и отчаяние, каких не испытывала никогда. Гнетущее чувство, сжимающее в тиски все твое естество и заставляющее прогибаться перед мраком. Это Око. Оно смотрело прямо на меня. Рука аранена соскользнула с мой шеи, и я увидела, что он рухнул на колени, борясь с чем-то ужасным в своей голове. В моих ушах забарабанил властный голос. Тяжелый. Тягучий, как патока…       Я пыталась как могла сопротивляться, но сказанное тьмой шокировало.       Голос просил людей выдать меня в обмен на мир.       В эту ночь Саурона слышали все люди Гондора. До единого.